скачать книгу бесплатно
Почти весь женский состав педколлектива был очарован директором. А если учесть, что он был вдовцом… Здесь карты сами легли в руки, и причем правильно. Особенно была заметна симпатия в сторону директора сорокалетней шатенки – завуча Елены Дмитриевны. Петр Иванович был высоким мужчиной, всегда аккуратно и элегантно одетым. Я бы сказала, что у него даже был своеобразный стиль. Но, кроме работы, его мало что волновало. И Елена Дмитриевна тоже интересовала только в качестве хорошего педагога и компанейской коллеги, с которой приходилось решать общие проблемы школьного характера. Она к нему и так, и эдак, а он – о собраниях, заседаниях, педсоветах, нагрузках, семинарах и конкурсах.
На конкурсах директор был просто помешан. Он сам принимал участие и детей завлекал, как мог. Дети мне потом как-то рассказали, что директор принимал участие в какой-то передаче. Приезжал в студию не сам, а с учениками. А еще демонстрировал на всю страну экспонаты из школьного музея.
Петр Иванович прекрасно понимал, что район, в котором находилась вверенная ему школа, далеко не самый благополучный. И не всем детям, проживающим в данном районе, суждено стать великими математиками или писателями. Гениев – единицы, все другие – просто дети, с которыми тоже как-то нужно работать. И их нельзя отдавать улице с ее наркотиками, подростковой преступностью и другими гадкими болячками общества. Он, как никто, понимал, что детей нужно занять, чем – то задействовать. В конце концов, ученику – хулигану необходимо дать понять, что он талантлив в чем – то, может привлекать к себе внимание не только количеством выкуренных сигарет в день под ступенями или числом сорванных уроков, но и талантливыми выступлениями на сцене, местами на олимпиадах и конкурсах. Поэтому каждую неделю в актовом зале или вообще на территории школы что-нибудь проводилось: концерт, конкурс, соревнования, интеллектуальная викторина, КВН.
И надо сказать, что проводилось все это не просто так, для галочки, а содержательно! Весь учебный год был похож на большой конкурс. В сентябре все ученики разделялись на команды (один класс – одна команда) и весь год соревновались, участвуя в различных конкурсах и выступлениях. За качество и количество выступлений и выигранных конкурсов начислялись призовые баллы. Каждый год команды назывались то в честь разных стран, то в честь племен, которые жили на территории этих стран. В прошлом году мой, тогда еще 9-Б, представлял команду из Италии, в этом году они уже магнолии, название красивого цветка. Я даже заценила такое экзотическое название. Это намного лучше, чем 7-А «Крапива» или 6-В «Лопушок».
Концертов и конкурсов было очень много. Обычно, они были приурочены к какому-нибудь празднику. Обязательно праздновались начало и конец учебного года – первый и последний звонок. Причем, первого сентября все стояли на линейке с хмурыми лицами и большими букетами цветов, на последнем звонке – у всех улыбка расползалась до ушей, а букетики были и редкими, и маленькими. День рождения школы и день учителя проходили в виде небольшого концертика часика так на два. На День рождения школы (18 сентября) кроме концерта, обязательно проводилась так называемая «Сладкая ярмарка». Ее устраивали в школьной столовой. В этом году погода позволяла, поэтому столы накрыли на школьном дворе, под открытым небом.
Суть этой ярмарки состояла в том, что ученики (точнее будет сказать, их мамы и бабушки) пекли (чаще покупали, чтобы сильно не париться) сладости, а потом продавали их другим ученикам и учителям во время перемен. Когда я увидела, сколько различной вкуснятины понавыставляли классы на своих столиках, то подумала, что столько не купят, потому что не съедят. Здесь вышел прокол. Не учла я степени голодности детей после третьего урока. Размели все до последнего чупа—чупса и жвачки.
Под Новый год устраивались утренники для младшей школы и дискотека для старшеклассников. Если не случалась драка и никто ничего не разбил – удача неимоверная!
Особенно пользовались успехом конкурсы снеговиков (снег был всегда, а вот оттепель – не всегда). Только младшие классы лепили действительно снеговиков. Старшие классы ваяли зайцев, драконов, червячков и больших змей.
23 февраля поздравляли мужчин и мальчиков, 8 марта – девочек и учительниц. На день Защитника Родины на сцене были только девочки, а в зале сами будущие защитники и учителя. На 8 марта, соответственно, только мальчики и снова учителя.
В День учителя старшеклассники сами проводили уроки, заменяя преподавателей. Ко мне заранее подошла Катя, которая захотела заменить меня в 7 классе. Я предоставила ей материал, рассказала об этапах урока и была очень приятно удивлена, когда и девушка осталась довольна проведенным уроком, и семиклассники еще долго вспоминали ее пересказ произведения.
К каждому празднику готовились рулоны ярких стенгазет с фотографиями. Эти рулоны развешивались по всей школе, как обои, то есть, вся стена от потолка до пола была покрыта слоем этих газет. Особенно популярными были газеты, при создании которых использовались удивительные неожиданные формы. Например, большие отпечатки ладоней или стоп. Подготовка газет, обычно, всех напрягала, но были и такие ученики, которые с удовольствием брались за это дело, причем каждый раз это часто были одни и те же личности. Разрисовывать ватман приходилось после уроков, в свое личное время, именно это и отталкивало большинство желающих проявить свой художественный талант.
Еще один цирк – это рассматривание готовых газет. Смех и активное обсуждение всегда имели место на протяжении того дня, когда стенгазеты вывешивались педагогом —организатором. Смеялись до слез и боли в щеках. Что дети там находили смешного, я не понимала. Часто наблюдала, как восьмиклассницы и девятиклассницы отыскивали на стенгазетах фотки старшеклассников, которые им нравились, и засматривали их (фотографии) чуть не до дыр. Были даже случаи, когда фотографии вырезались, отрывались, отколупывались… на память, я так понимаю.
После школьных мероприятий часто устраивалась дискотека. Ее отменяли или досрочно сворачивали в том случае, когда кто-то из парней напивался, устраивал драку или имел место акт вандализма. Самый громкий случай – разбитый унитаз в мужском туалете.
Не принимать участие в концертах и конкурсах было дурным тоном. Хотя хватало субъектов, откровенно уклоняющихся от самодеятельности. Но это были такие субъекты, которые уклонялись от всего: и от концертов, и от учебы. А так даже оторванные неформалы принимали участие. К примеру, известный всей школе панк Глеб продавал на Сладкой ярмарке пирожки…, которые пек сам. Когда мне рассказали, что он еще и вышивает, я начала больше уважать Глеба.
Очень необычным был конкурс «Слабо!». Каждый год классы выдвигали своих кандидатов с определенными «дурковатыми» возможностями. Согласно условию конкурса, повторять на следующий год нельзя было один и тот же номер, поэтому мозг серьезно плавился, творческий ступор наставал раньше, чем находился очередной умелец повытворять прилюдно.
Во время классного часа сидели с 10-Б и обсуждали, кого и с каким талантом можно выдвинуть на конкурс.
– А что было в прошлом году? – несмело спросила у активистов, которые почти рвали на себе волосы, ища интересные возможности какого—нибудь ученика класса. Все внимательно посмотрели на меня, давая понять, что в этом вопросе я ничем не помогу. И все же Костя взялся меня просветить:
– Танька жрала лимоны. Пять штук слопала. Без сахара.
– А в восьмом Жид две минуты в ведре с водой голову продержал, – добавил Славик.
– А может, вы чего такого умеете делать? – поинтересовался Гена и лукаво прищурился.
– Только скороговорки очень быстро, – это первое, что пришло в голову.
– Ану, что за ля? – это так Гена попросил рассказать о скороговорках.
– В четверг четвёртого числа, в четыре с четвертью часа, лигурийский регулировщик регулировал в Лигурии, но тридцать три корабля лавировали, лавировали, да так и не вылавировали, и потом протокол про протокол протоколом запротоколировал, как интервьюером интервьюируемый лигурийский регулировщик речисто, да не чисто рапортовал, да так зарапортовался про размокропогодившуюся погоду, что дабы инцидент не стал претендентом на судебный прецедент, лигурийский регулировщик акклиматизировался в неконституционном Константинополе, где хохлатые хохотушки хохотом хохотали и кричали турке, который начерно обкурен трубкой:
Не кури, турка, трубку, купи лучше кипу пик, лучше пик кипу купи,
а то придёт бомбардир из Брандебурга – бомбами забомбардирует за то, что некто чернорылый у него полдвора рылом изрыл, вырыл и подрыл! – почти на одном дыхании выпалила я. Класс застыл в немом оцепенении минут на пять, по глазам прочла – впечатлены.
– Кто-то может выучить. Я научу, это не сложно, – попыталась предложить.
– Шутите? Выучить? Да тут как бы выговорить, а не то, чтобы выучить, – первым отошел от онемения Славик.
Я бы и сама проговорила на конкурсе скороговорку, но по условиям участниками могли быть лишь ученики. Ничего, еще минут двадцать и решено было, что отличница Яковенко Маша продемонстрирует свое умение быстро чистить картошку.
Директор всеми этими конкурсами хотел сделать жизнь школьников ярче и насыщеннее, но количество не переросло в качество. Вся школьная жизнь серьезно походила на большой КВН. Конкурсы серьезно мешали учебе, поскольку не успевали провести один, как необходимо было начинать готовиться к другому. Это детям (а учителям как!) надоело, и многие не хотели ни концертов, ни стенгазет, ни бесконечной летописи школьной жизни, ни тортов «Пиренеи» во время Сладких ярмарок.
Глава 4 Отличники
Говорят, что бедные отличники
Лишены эмпатии совсем:
Двоечникам, впрямь до неприличия,
Не дают списать ни то, ни сё.
(Лариса Луканева «Миф об отличниках…»)
Гордостью школы во все времена были и будут отличники. В коридоре школы была вывешена доска почета, на которой красовались лица всех отличников, которые на данный момент учились в школе. Ровно двадцать. Не густо. И трое из них в моем «звездном» классе: Ковальчук Артур по прозвищу Дока, Яковенко Мария, которую вся школа знала как Мальвину, и Лабутко Алина. Последнюю все дразнили «ботаничкой» и «заучкой».
Стопроцентным отличником я бы назвала Артура. Он постоянно выполнял домашние задания, часто поднимал руку на уроках, выкрикивал даже, если не спрашивали. Было такое качество у Артура, как «хочу высказаться и выскажусь, а что вы думаете по этому поводу, мне глубоко фиолетово». Это раздражало некоторых учителей, особенно тех, которые привыкли вести урок «для себя». Как это? Приходит такой учитель на урок и рассказывает, рассказывает, звенит звонок – задает домашнее задание. Зачем были на уроке нужны ученики – не понятно. Артур, вклинившись в поток мыслей такого учителя, ломал все его планы на удачную (по мнению педагога) лекцию. Отсюда рождалась неприязнь. С другой стороны, если Артуру дать высказаться, как хочет он (а мальчик был начитан по самые ушки), то учитель может целый урок тихонько просидеть на стульчике и послушать интересные факты и альтернативные умозаключения продвинутого паренька.
В классе Артура уважали. Знаете, почему? Он мог написать десяток, а то и больше (сколько попросят) сочинений на одну и ту же тему в разных вариациях для всего класса. Шикарный рерайт или копирайт, как получится. Ему не важно было, какую оценку он получит (хотя, преимущественно были пятерки), главное – докопаться до истины, найти правильное решение, а для этого парень не поленится «достать» учителя до печенки на протяжении урока, а то и переменку захватит. А если (упаси Боже!) Артур заметит, что учитель что-то не так сказал, перепутал даты или ошибся в формуле – как выражаются дети, «полный амбец». Начитается книг различных авторов по истории и доводит молодого учителя истории вопросами типа « а вы знаете, Крипякевич считает, что путь «из варяг в греки» проходил не там, где рисует его на схеме Субтельный?» Учитель нервничает, злится на Артура, а тому и невдомек, почему это атмосфера в классе накалилась? Артур – то хочет разобраться. Класс был только «за» такие копания уважаемого отличника, поскольку тогда никого не успевали спросить, а то и самостоятельная работа не вписывалась во временные рамки урока.
Когда в сентябре возник вопрос, кого из 10-Б выдвинуть в кандидаты на пост главы школьного самоуправления, весь класс единогласно указал на Артура. Школьное управление претендовало на демократию. Был и парламент, представители которого определялись с помощью общешкольных выборов, проводившихся обычно в конце сентября. Самой «жирной» считалась должность главы школьного парламента. А лидеров в школе всегда хватало.
В этот год выборы обещали быть горячими, поскольку на эту должность претендовали три сильных кандидата. С 11-А стремилась стать главой Савчук Анна, с 11-Б – Снаткина Екатерина. Обе девки амбициозные и редкие карьеристки – это я поняла, только взглянув на них. И угораздило ж к этой компании примкнуть Артуру. Хотя ему и помогал весь класс, и у Артура была самая лучшая программа, все равно во второй тур вышли девки. Обе были лучшими подругами, до выборов. Как только началась вся эта политика в миниатюре, переругались, переплевались, и в сторону одна другой не смотрели. Мой класс стал на сторону Снаткиной. И не потому, что Катя была чем—то лучше Ани, просто Аня как-то позволила себе в компании высказаться в адрес 10-Б класса: «стадо дегенератов и отбросов общества». Вот теперь это аукалось. Катя стала «любимицей», Аню интеллигентно ненавидели.
Чего только мои «выборцы» не вытворяли, и все их силы шли преимущественно на то, чтобы больше гадости сделать Ане, а не афишировать преимущества Кати. Люди устроены таким образом, что больше сочувствуют обиженным. Поэтому, видимо, и выиграла Анна. Причем, Аня обошла Катю не намного, и от этого было еще обиднее.
Неделю школу лихорадило от такого катаклизма, как выборы. Агитационные листки развешивались на стенах в коридорах, в столовой вместо меню, в туалете на кабинках. Одним словом, – везде, где глаз рядового ученика нашей школы мог увидеть потенциального руководителя школьного самоуправления. Дети были заняты выборами, директор с администрацией наблюдали за всем этим и лояльно не мешали, учителя делали свою обычную каждодневную работу – лепили двойки и награждали пятерками. Только уборщицы ругались с утра до вечера, сгребая большое количество бумаги по школе.
– Что ж вы их учите, учите, а они такие тупые? – задала мне риторический вопрос уборщица тетя Рая. Очень колоритная личность. Смотреть на ее общение с проказниками спокойно невозможно было. Я просто опишу несколько эпизодов, и читатель, надеюсь, поймет сам.
Тетя Рая мыла боковые ступени, ведущие с первого на второй этаж. Видимо, в ее планах было все же успеть домыть до звонка на перемену. Не успела. Из класса вылетело два самых шустрых, и кубарем покатились по ступеням к столовой. А куда ж еще можно торопиться? Все, два урока прошло, проголодались. Такой преграды, как уборщица, наклонившаяся для мытья ступеней, они на пути не ожидали. А тетя Рая имела габариты настоящей женщины – не объедешь, не обойдешь, по всей ширине ступеней. Но реакцию парни имели отличную: оттолкнулись от спины уборщицы, как при перепрыгивании физкультурного снаряда козла и дальше побежали. Только убежать далеко не получилось – тетя Рая разогнулась и запустила в того, что последним бежал, грязной мокрой тряпкой.
– Да когда ж вы, ироды, культурно ходить научитесь, племя обезьянье? – прокомментировала вдогонку. Парень выругался, сбросил тряпку с себя и быстро убежал.
Тетя Рая считалась в школе негласным борцом с курильщиками. Захожу как-то к завучу, чтобы планирование поурочное подписали, и становлюсь свидетелем разборок мамы семиклассника с тетей Раей.
– Вы зачем моему Ромке скормили две сигареты? – обиженно на повышенных тонах мама.
– Бычки твой Ромка по школе разбросал. Насвинячил, одним словом, – парирует тетя Рая.
– И за это калечить ребенка? – недоумевает мама.
– Я не поняла, ты меня слышишь, аль нет, твой ребенок в 7 классе, а уже курит. Ты понимаешь, курит! – нависнув всем своим массивным телом, пыталась достучаться до сознания сильно любящей свое курящее чадо мамы, тетя Рая.
– Ну и что, что курит? Зачем ему в рот заталкивать сигареты? Это фашизм!
– А разбирайтесь с этой чокнутой сами. Я, между прочим, так своих троих сыновей отучила от сигарет. И не жалею. А ты трави своего, дура баба, – и, хлопнув дверью, демонстративно удалилась.
– Не, ну вы видели? Как она может здесь работать? Я пишу заявление на имя директора, пусть ее увольняют, – разошлась мама. Завуч немного охладила ее пыл:
– А полы в школе кто будет мыть, может быть, вы? Я согласна, метод у Раисы Сильвестровны не ахти, но проблему с курением вашего сына в стенах школы придется решать, иначе мальчик будет исключен из школы, – умело перевела разговор в нужную плоскость Елена Дмитриевна. И пяти минут не прошло, как мама ретировалась, пообещав провести с Романом работу по устранению никотиновой зависимости. Когда мама ученика ушла, я напомнила о цели своего визита.
– Я не просто так оставила Вас, София Константиновна, посмотреть эту сцену. В вверенном Вам классе тоже много курильщиков. На следующей неделе мне нужно будет предоставить сценарий мероприятия, которое вы проведете в рамках недели борьбы с курением. Это может быть лекция, может быть рассказ какого-нибудь заядлого курильщика, раскаявшегося в бесцельно прожитых годах, викторина, просмотр иллюстраций. Все, что хотите, главное, чтобы дети услышали о том, что курить – это вредно.
Я, естественно, написала план воспитательного часа и провела его во вторник после уроков. Начинался он так, как начинается обыкновенный классный час для галочки. Я завалила «деток» выше меня ростом неутешительной статистикой и назвала причины, почему не стоит курить. Не забыла рассказать, что пассивное курение еще хуже, чем, если бы сами курили. Класс, уставший от уроков, не сильно язвил, но и не слушал.
– София Константиновна, а вы курили в школе? – таки раздался этот вопрос.
– Нет. И, если честно, не хотелось пробовать, чтобы не привыкнуть. Жалко тратить столько денег на яд, который будет убивать. Лучше мороженое съесть или шоколадку.
– Значит, были пай-девочкой. И, небось, отличницей? – я почувствовала сарказм в этом вопросе.
– А что плохого в том, чтобы слушать родителей и быть отличницей? – беседа набирала личностного оттенка, но без этого, видимо, никуда.
– Стопудово и папа с мамой у вас некурящие? – это уже Славик подключился. Спортсмен, а дымом сигаретным весь просто пропитан.
– Папа в молодости пробовал курить, но дед отучил, – пытаюсь говорить правду.
– Опаньки. А как, не расскажете? – интересуются. Это хорошо. Я была готова к этому. Поэтому рассказываю, как дед делал поначалу отцу «полезные» сигареты, изготавливая их из сухих шалфея, подорожника, зверобоя, чабреца, листьев земляники и грецкого ореха. Слушают, некоторые что-то записывают. – И давайте так договоримся, в школе не курить, а если уж накурились, зажевывайте жвачками, а то воняет, как от бомжей.
В ближайшую неделю полкласса активно начали жевать жвачки. Неужели столько курильщиков? Зачем это им в столь юном возрасте?
Директор и профилактику курения проводил в форме соревнования. Имея окно (отсутствие урока между другими занятиями), я села в учительской проверять тетради, но услышала звуки торжественной речи в распахнутое окошко. Выглянула – двор школы, как на ладошке. И что же предстало моему взору? Во дворе проводят спартакиаду. Директор сам управляет, кричит в микрофон, а усилители и динамики завершают свое дело. Дети активно бегают в мешках, прыгают в высоту, перетягивают канат и выполняют другие интересные упражнения. Заинтересовалась, поскольку и своих увидела несколько человек в команде старшеклассников. И тут понимаю, что сейчас будут происходить соревнования восьмиклассников с 10—11 классами по бегу. Даже отметила про себя, что это как-то несправедливо, неравные возрастные категории. Но звучит старт и – проиграли старшеклассники. Директор, как можно громче, орет:
– Вот! А виновато ваше курение! Малышня вас за пояс заткнула!
Да, возрастные категории неравные. Видать, восьмиклассники еще не начали так активно курить.
Возвращаясь к теме «отличников», однозначно могу сказать, что книжным червем и очень печальной ученицей представлялась Лабутко Алина. Она считалась «лучшей» в классе и пыталась изо всех сил соответствовать этому статусу. Ее дневник еще в 3 классе был красивой картинкой, а не озером, в котором плавают птички—лебеди. Родители Али показывали дневник дочери родителям других детей, а тем детям, в свою очередь, попадало от своих родителей, которым навязчиво демонстрировали как пример хорошую девочку Алю. Естественно, что любви к Але ее одноклассники не чувствовали, и на девочку начались гонения. Кроме этой неприязни, Аля всегда имела кучу других проблем. В мирное время, когда нет самостоятельных и контрольных работ, с ней мало кто общался, но, зато на контрольных, резко вспоминали и требовали помощи. Как только контрольная проходила, – Аля опять становилась не нужным человеком. Ощущение того, что тебя грубо использовали и выбросили, Алю все же ранило. От такого отношения у девочки формировалась обида, Аля ссорилась с одноклассниками и говорила в порыве гнева много гадких слов, после чего уходила на первую парту, чтобы никого не видеть, кроме доски и учителя. Чтобы чем—то себя занять (друзей не было), Алина еще больше углублялась в учебу, ее рука не опускалась на уроках, но списывать она уже не позволяла, чем вызывала еще большую неприязнь одноклассников. Создавалось впечатление, что ей все сине—фиолетово. Возможно, все так и было, поскольку она уже выросла и поставила себе цель, путь к которой – наука. Таким образом, вроде бы и училась в классе, но в то же время – сама по себе, вся в себе.
Яковенко Маша – это «золотая средина» между Артуром и Алиной. Отличницей Маша была не с первого класса. Тяга к «хорошим оценкам» у девочки появилась в классе седьмом. Она быстро приложила максимум усилий и выбралась в «передовики», хотя большую часть симпатии учителей Маша достигала не знаниями, а подхалимством. Таким путем Мария привернула к себе почти всех учителей, которые даже если девочка не доучила чего-нибудь – все равно завышали ей оценки. Самым большим событием в карьере Маши считалась роль Мальвины в школьном спектакле. Так и прилипло сказочное прозвище, хотя Маша довольна была этим, ведь оно напоминало ей ее звездный триумф, который открыл в девочке драматический талант. Мама Маше отыскала где-то костюм Мальвины и ясно—голубой парик, поэтому такой красивой Мальвины Маша и сама от себя не ожидала. Память у девочки была хорошая, поэтому большой текст она выучила быстро, но на сцене во время премьеры забыла от волнения слова. Режиссер – постановщик (она же педагог-организатор Людочка) чуть шторы не начала грызть, когда увидела удивленно-испуганную Мальвину, готовую расплакаться прямо на сцене. И вдруг Маша собралась и выдала приблизительную к основному тексту реплику. Так для Маши открылся интересный школьный закон: если чего—нибудь не знаешь – говори приблизительно, главное – что-нибудь да говорить. Все, Маша перестала зубрить: когда что-то забывала – импровизировала. Импровизацию оценили, а зрители даже не заметили заминки, зато как аплодировали. Больше звездных ролей у Маши не было (а и не нужно!), поскольку все прекрасно до сих пор помнили ее непревзойденную роль Мальвины и постоянно вспоминали ее при каждом удобном случае.
Сидела Маша за первой партой от окна, но, в отличие от Артура и Алины, никогда ничего не выкрикивала и не тянула руку. Просто стандартно покачивала головой в такт словам учителя и держала весь урок преданный взгляд услужливой болонки. Но если Машу спросить – ответит. Поразительно, но, даже не зная ответа, она все равно что—то будет пытаться говорить, общими фразами, корявенько, но двойку не поставят, а до хорошей оценки далеко. Под честное слово разрешат выучить и пересдать. И Маша пересдаст.
Глава 5 Денис Агеев
Он боксом нет, не увлекался,
Он с кулаками в драку лез.
Он забиякою считался,
Кричали все: «Головорез!»
Сразу необходимо сказать, что с этим юношей я познакомилась раньше, чем стала руководителем в классе, где он учился, и учителем в школе.
В тот день я пришла устраиваться в школу на работу. Памятуя, что встречают все же по одежке, я откопала в своем гардеробе вещи, которые, как мне казалось, соответствуют статусу и образу учительницы. Желтая блузка под горло, совершенно непрозрачная, и серые широкие брюки. Волосы собрала в конский хвост, а на ноги обула свои любимые ботиночки на небольшом каблучке. Завязывались эти ботиночки сзади толстыми шнурками, на кончиках которых имелась железная тяжелая капелька. На ноге эти ботиночки смотрелись очень элегантно.
Принесла директору свои документы и поговорила с завучем, кабинет которой располагался на втором этаже. По рекомендации Елены Дмитриевны получила учебники и необходимую литературу в библиотеке. А вот библиотека почему —то была расположена аж на третьем этаже.
Ступени мне не понравились с самого первого взгляда на них. Как для школы, какие-то они были очень стремительные и узковатые. «Как здесь дети бегают на переменах?» – подумалось мне, когда спускалась с третьего этажа. И только подумала, как тут же зацепилась правым ботинком за шнурок левого и… учебники в одну сторону, а я… Я бы не досчиталась, наверное, пары ребер, если бы покатилась с этих ступенек, но Бог миловал и позволил мягко приземлиться прямо в руки какому-то большому и сильному старшекласснику. Это тогда я его видела впервые. Потом узнала, что это Денис Агеев. Но Денисом его почти никто не называл. Больше – Боксер. Вы думаете это потому, что он занимался боксом? Нет. Просто в вопросе затеять драку или поспособствовать появлению у пары – тройки учеников школы синеньких ярких фингалов – Денис дока. Парень жить не мог без битья физиономий.
Но тогда он меня удачно и ловко поймал. Я просто благодарила Бога, что Он послал на помощь такого сильного и расторопного паренька, который не только поймал, но и удержал меня (62 кг на всякий случай!). Возможно, это обстоятельство никогда не позволяло мне забывать, что в этом мальчике есть что-то хорошее. Я чувствовала необходимость и со своей стороны сделать что-то доброе. Тогда же, на ступенях, он подумал, что я новая ученица, и вел себя со мной немного фривольно. Сначала поставил на ноги, потом помог пособирать учебники, а дальше улыбнулся и выдал:
– Как тебя звать, раззява? – это были первые «приветливые» слова из уст юноши.
– Соня… – еле вымолвила, ощупывая свое запястье, которое сначала заныло от сильной хватки спасителя.
– Точно Соня. Родители правильно назвали. Смотри под ноги, когда идешь, – он перевел при этих словах свой взгляд на мои ноги и присвистнул, – А не хилые у тебя ножки. Не теряйся, я потом тебя найду, – сказал и резко исчез. Как он мог разглядеть под широкими штанами мои ножки – осталось тайной.
Я чувствовала себя полной идиоткой. Стыд залил мне щеки густым румянцем: ни слова сказать, ни прокомментировать. С ботиночек шнурки я убрала и, спустя некоторое время, по этим крутым ступеням научилась ходить. Но больше времени мне пришлось потратить, чтобы отучить Агеева от драк.
А еще смешно сложилось, когда директор завел меня в класс и не успел представить, как Денис радостно выкрикнул:
– О-о-о-о, какие люди, Соня —а-а! – он стоял возле парты счастливый от того, что видел меня. Я же прятала от стыда глаза.
– Не Соня, а София Константиновна, ваш педагог, – грозно рявкнул директор, и улыбка с лица Агеева исчезла. Как оказалось, исчезла навсегда. Он понял дистанцию между учителем и учеником, как никто лучше. А были такие, что не поняли.
За первые три недели произошло десять драк. И во всех принимал участие Денис. Я не могла проводить спокойно уроки. Все время прислушивалась, не идет ли кто-то из администрации, чтобы сообщить мне, что Агеев опять кому-то разрисовал лицо. Однажды я сама чуть с ним не подралась.
Проверив после уроков стопку тетрадей (тогда я еще не таскала их домой), уже собиралась уходить, когда глядь – возле гаражей на противоположной от школы стороне улицы мой Агеев ругается с каким—то мужиком. Пока я добежала, мужик уже валялся в луже, а Денис бил его ногами. На мои уговоры парень не реагировал. Пришлось легко стукнуть его по спине. Я помню басню Крылова «Слон и Моська», но все же. Тогда Денис перевел свой дикий взгляд на меня и уже занес свою руку, чтобы ударить, но вовремя остановился и почти прорычал:
– Не лезьте, потому что и вам могу заехать, хоть и учительница. Злой!
– Денис, это человек. Что он плохого тебе сделал, что ты его так бьешь?
– Меня этот человек сделал. Это мой батя, черт его схватил бы, – и со всей дури отправил свою ногу в район ребер стоящего на четвереньках мужчины. Я заградила собой потерпевшего:
– Остановись! Это преступление! Как можно бить отца?
– Такого? Можно и нужно. Дай я его раз убью, и больше он не будет здесь вонять, – глаза юноши пылали такой ненавистью, какой я еще никогда не видела у него. Вообще ни у кого не видела. Спасибо, рядом проходили двое мужчин, они схватили Дениса и оттянули к скамейке. По всему было видно, что они знают парня. Парень немного посидел на скамейке, остыл. Я забрала Дениса в класс, а мужчины вызвали скорую для отца Дениса. Ничего не спрашивала, просто дождалась, когда Денис сам захочет рассказать мне о том, что случилось. И он рассказал:
– Он мамку бьет. Очень бьет. Напьется и на ней зло сгоняет. Она из-за него инвалидность получила, – тихо начал рассказ Денис.
– А почему зло на ней? В чем ее вина? – спросила я.
– Когда-то она отказалась поехать с ним за границу. Я должен был родиться, и врачи не разрешали мамке лететь самолетом. А батя – профессор у нас… был. Тут его опыты никому не нужны. Вот и виноваты мы оказались с мамкой. Теперь у него шиза, на старости вообще переклинило. Я его убью, Соня Константиновна, – Денис так сморщился, что я поняла – так и будет.
– Почему же он не уехал сам? – нашла я вариант решения проблемы.
– Да куда он хроник такой теперь поедет? Кому он нужен? Кроме мамки, которая ему рабыней всю жизнь была. Пусть там по лужам и лазит.
– Но ведь тебя посадят, если что натворишь. Зачем жизнь губить?
