скачать книгу бесплатно
Точно зная, что именно сейчас увидит…
Тамлин вскочил на постели, сгреб простынь в кулаки.
Со спальней творилось неладное – все в ней шевелилось и пульсировало; стены содрогались, предметы двоились, исчезали со своих мест и беспорядочно проявлялись то тут, то там. Лицо Иффэн в раме над зеркалом подергивалось, как будто сквозь один ее портрет проступал другой, с небольшими и оттого сводящими с ума отличиями; сквозь другой – третий, сквозь третий – четвертый, и так до бесконечности.
В веренице ликов Иффиндеи вот-вот мог потеряться изначальный.
Тамлин скривился, выхватил из-под подушки кинжал и со всего маху всадил его в шелковую наволочку.
Долгая судорога прошла по его телу. Под веками поплыли разноцветные пятна, вспыхивали и гасли болезненно яркие звезды. Рот наполнился слюной с привкусом крови; тело онемело, сознание отслоилось от него, готовое воспарить к потолку сквозь кисею балдахина.
Король уткнулся лбом в подушку. За триста лет тренировок он успел хорошо познакомиться с незваной гостьей, приходящей вслед за кошмарами. И научился подавлять ее проявления. Хотя уже давно не понимал, зачем это делает.
– Пятьсот сорок пять, – выдавил он сквозь зубы. – Пятьсот. Сорок. Пять. Хаос.
Нечто тяжелое и неотвратимое накатило, вцепилось в него и потащило на дно холодной бездны. Пронзило иглами каждый нерв, тщетно ища в нем брешь. Разъярившись, бросило в пучину беспамятства, пугающего своей кратковременностью. И медленно отхлынуло куда-то за пределы реальности, обещая однажды вернуться.
Мышцы постепенно расслабились, пульс замедлился, дыхание восстановилось. Тамлин лежал без движения, пока мир вокруг не перестал дрожать, затем выдернул кинжал из подушки и отшвырнул ее прочь.
Стайка перьев вспорхнула из рваной раны на шелке и осела на полу, трепеща от дыхания сквозняка.
В животе заурчало. Вчера король ничего не ел, занятый диадемой, ночное приключение отбило у него охоту ужинать, а завтрак он проспал.
Тамлин опустил ступни на пол. Пол был теплым. Свет, что лился из окон спальни – розоватым; судя по углу его падения, король проспал около трех часов. Иффиндея улыбалась ему с портрета. Шелк простыней электризовался под пальцами. Ярусом ниже кто-то играл на скрипке. Органы чувств прощупывали реальность и собирали информацию, но полученные данные оставались без оценки. Свет просто светил, пол под ногами просто был, скрипка просто звучала, организм просто требовал еды.
Заказывать обед в королевские покои и есть его в одиночестве не хотелось. Тамлин поднялся, пошатнулся и схватился за прикроватный столб. Вспомнил, как не единожды калибровал ветхие ювелирные весы в ученических – весы эти могли разладиться от того, что кто-то рядом чихнул или хлопнул дверью двумя этажами выше. Скривился от сравнения и принялся разминаться, обретая все больше власти над телом. После чего переоделся и спустился на второй ярус в поисках еды.
Выбранная кухня оказалась занята детьми. Они полдничали – то есть ерзали на лавках, роняли приборы, лезли за ними под стол, размазывали кашу по тарелке, надеясь таким образом уменьшить ее количество, и кидались друг в друга шариками из хлебного мякиша. Тамлин услыхал их голоса сквозь приоткрытую дверь и собрался было пойти в другой сектор, чтобы не волновать их понапрасну, но из-за двери донесся знакомый голос.
– …ему до сих пор снятся кошмары, – сказала Шаниэ под звон ложек о тарелки. – Назначенные седативные или не работают, или он только делает вид, что принимает их. Ума не приложу, что с этим делать.
– Мда, понимаю, – Тамлин узнал голос Майенаэт, мастерицы гончарного дела рода Илуфер и танцовщицы светлой линии ’наэт. – И восхищаюсь твоим терпением, характер-то у него не сахар.
– Ему просто одиноко, – спокойно возразила Шан. – Не каждый может в таком признаться, Майя. Нас с детства учат ни к чему не привязываться, но это удается не всем.
Король шевельнул ухом. И остался у дверей недвижим.
– Повезло ему с тобой, – ответила Майя. – Хотя бы раз наберись храбрости и откажи ему. Чтоб он понял ценность твоего внимания.
– Дело в другом, – Шаниэ понизила голос и зашуршала бумагой – видимо, вытирала салфеткой стол. – Мне кажется, он что-то скрывает. Что-то посерьезней тоски, и я могла бы с этим ему помочь. Но диалога у нас не получается, не знаю, почему. Ассея говорит, что это не моего ума дело и велит потакать любым его капризам. Его одаренность, видите ли, бесценное наследие Аэд элле. А мне его жаль.
Тамлин скривился и шагнул в сторону кухни, намереваясь прекратить разговор, но замер, услышав ответ Майенаэт.
– Сочувствую. Ты ведь с ним была этой ночью?
– Пришлось оторваться от работы, так он был настойчив! Я не закончила сортировать семена, привезенные из Наэтлиэ, теперь вот не знаю, как Минне в глаза смотреть.
Послышался двойной вздох – суровость и требовательность кроткой с виду Миннаэты Аоэт давно стала нарицательной.
Девушки заговорили о работе, а Тамлин прошел мимо кухни в сторону балкона. Балкон располагался под королевскими гостевыми, куда поселили Деаэлру, и выходил в сад, где за облетевшими сливами просматривалась тренировочная площадка для воинов.
Король не посещал площадку три дня, не желая повредить поджившее запястье, и сегодня занятия с молодежью проводил Виэттар. Вышколенный воин и отличный учитель, Виэт мог чрезмерно увлечься делом, если видел неподдельный интерес к нему со стороны хотя бы одного ученика. Воины знали об этой его слабости. И сейчас большая их часть сидела, поджав ноги, на песке и играла в кости. Некоторые и вовсе дремали, облокотившись о стойку, пока Виэт на другом конце площадки с упоением обучал горстку волонтеров тонкостям работы с ловчей сетью. И не обращал внимания ни на что другое.
Тамлин вцепился в балконный бортик с такой силой, что тот скрипнул. За несколько мгновений, проведенных у кухонной двери, гнев и досада трижды сменили в нем вектор. И с каждым разом только набирали силы. Ему нестерпимо захотелось есть. Голод, ревность и злость захлестывали разум, в то время как мир вокруг обретал назойливую, разноцветную глубину.
Воины на площадке вдруг стали просвечивать насквозь, как прошедшие предогранку самоцветы в капле масла.
Внутри тел бились элементарные частицы их естества – как дикие животные, будучи пойманными, бьются о барьеры клетки, не в состоянии уразуметь принципа ограниченности пространства. Чувства, мысли, страхи, одержимости, самые светлые мечты и темные желания… Во вспышке телепатической синестезии Тамлин видел каждого до дна, легко угадывал их таланты и слабости, но не оценивал. Как теплый пол, розоватый свет, наэлектризованный шелк и звуки скрипки, эти элле просто – были.
Имели право быть какими угодно.
Злость из-за проигрыша пульсировала в них пятнами цвета темной крови, радость из-за выигрыша искрилась перламутровым золотом, как летний рассвет. Элле, увлеченный азартом и уповающий на милость хаоса, был похож на траченный охрой осенний лист, который вот-вот унесет ветер. Сидящий напротив жулик доверял только ловкости своих рук и мерцал металлическим серебром, как капля ртути.
О том, чтобы вернуться к тренировке, не думал никто из них.
Тамлин зло прищурился и обернулся.
У окон гостевых покоев на древке копья трепетал флаг Мирисгаэ: алое сердце, сквозь которое проросло дерево с могучими корнями и густой кроной.
Таэм подпрыгнул, ухватился за подоконник, подтянулся и сел. Мимоходом заглянул в окно. Эльне-горничная замерла, увидав его. И как ни в чем не бывало продолжила уборку, подчиняясь принятому в Мирисгаэ правилу не обращать внимания на короля, если тот скачет по стенам как безумный. Или занимается другими вещами, которые нормальному элле в голову не придут. Ну и что, пошалит немного и успокоится, у каждого свои странности. Однако господину Эмре весточку отправить не помешает.
Тамлин встал на подоконнике в полный рост, схватил оружие за древко и выдернул из крепления. Благородное дерево завибрировало и приятной тяжестью легло в ладонь.
Спрыгнув на балкон, элле в два шага разогнался, размахнулся и что есть силы метнул копье в сторону тренировочной площадки.
Копье полетело по идеальной параболе, на подлете к цели набрало мощи, прошило воздух над головой одного из игроков, задев кончиком флага его ухо, и с треском врезалось в стойку для подвешивания боксерских груш.
Стойка раскололась на две части. Воины с руганью вскочили на ноги, быстро разобрались, что к чему, и отследили исходную точку броска. После чего бросились к Виэттару и выстроились образцовыми шеренгами позади учителя.
Некоторое время Тамлин следил за ними, переполненными страхом до краев. Наблюдал, как ужас сменяется интересом к занятию, храбрыми попытками узнать предел возможностей своего тела. И чистым, ни с чем не сравнимым счастьем, когда с помощью упражнений удавалось этот предел преодолеть.
В эти моменты Тамлину казалось: он понимает, для чего им дана жизнь. Затем он вспоминал тень своего отражения в глазах Деаэлру – и осознавал, почему их настолько пугает смерть.
Вспышка синепатии иссякла после полудня, когда король, заложив приличный крюк через репарационные и лаборатории, вышел к кухне юго-восточного сектора, но обедать там не стал, а свернул к кладовой. Он толкнул дверь сильнее, чем это было нужно, снял с крючка копченые ребра, отрезал сыра, прихватил бутыль с вином и вышел в сад.
День выдался теплым для поры перед Йолле. Осеннее солнце разогнало туман и растопило снег, на лесных тропках образовалась непроходимая грязь. Внутри Сферы было уютнее, чем снаружи; сквозь ажурную крышу беседки проникали солнечные лучи и расписывали узорами теней гладкий мрамор стола.
Аппетит снова пропал. Вино казалось кислым, сыр – сухим. Тамлин покачивал бутыль за горлышко и наблюдал, как свет преломляется на поверхности жидкости. За этим занятием его застал Эмриат.
– Чем занято его величество? Кроме порчи своего же имущества, – ремесленник подошел к воину, заглянул через плечо.
– Ем, – буркнул тот. – Не видно, бездна?
– С чего вдруг столько желчи? – Эмриат взошел по ступеням, отбросив полы мантии присел и закинул ногу на ногу.
Тамлин не ответил.
– Опять кошмары? – предположил управляющий.
Тамлин поднял взгляд. Зеленые глаза Эмриата были полны беспокойства.
– Да, – ответил король.
– Советовать тебе обратиться к Ассее за успокоительными бесполезно?
– Почему же. Уважаю лекарства, особенно новые.
– Тогда обратись поскорее и скажи, во имя бездны, что еще в королевстве успело пострадать? Кроме тренировочного инвентаря и самолюбия разведывательного отряда.
– Подушка.
Эмриат вздохнул с облегчением.
– Потерю подушки можно пережить, пошлю уборщика в твои покои. В прошлые багровые сумерки, помнится, ты запустил яшмовым столиком в шикарное серебряное зеркало, что я привез тебе из Наэтлиэ.
– Мне не понравилось, что по нему показывали.
– Я почему-то не удивлен. Муза синепатии, думаю, тоже тебя посещала?
– Из-за этой мерзопакости, бездна, у меня уже никогда не будет интригующих знакомств, – Тамлин поднес бутыль к губам и сделал большой глоток.
Зеленоглазый элле усмехнулся.
– Смею напомнить его величеству, что мерзопакость – глубоко внутреннее состояние, не имеющее отношения к нейтральным инструментам познания. Таким, как зрение, слух, обоняние и даже телепатическая синестезия. Мир одинаков для всех, и если он вдруг видится мерзким, стоит покопаться в себе, чтобы найти причину.
– Большое спасибо, – буркнул Тамлин, не отрываясь от бутылки. – Мне прям полегчало.
– Дети тоже стали тревожно спать, – вздохнул ремесленник. – Многие юные одаренности мучаются приступами дурного характера на пороге Йолле. Творческая личность Лара рисует таких страшных драконов, что даже я потом спать боюсь. Сказочник Тэдди перестал отличать явь от вымысла и оговаривает детей перед воспитателями. Озорница Тиа чуть не сорвалась со шпиля библиотечной башни – потому что кто-то из детей-пророков намеренно назвал ее трусихой. И это я только за сегодня случаи рассказал. Мягкие седативные не работают, а давать неокрепшим организмам более сильные средства Ассея опасается. Пришлось всю ночь дежурить у их кроватей вместе с Шан, которую, насколько я знаю, выдернули прямо с рабочего места.
Тамлин поперхнулся, закашлялся под проницательным взглядом друга.
– Даэн сейчас особенно плох, – продолжил тот. – Мальчик показывает задатки психокинета, но после смерти родителей стал замкнут и угрюм. Сторонится других, чуть что – кидается камнями. У него, правда, остался сводный брат со стороны матери, но тот увлечен биологическими опытами, и ему нет дела до ребенка. Неделю назад в виварии его укусил щенок черного пса, с тех пор мальчик замкнулся в себе и не идет на контакт. Страдает кошмарами, прямо как ты. И очень привязался к твоей подруге, только ей удается его успокоить. Надеюсь, утренняя прогулка по замку не привела тебя ни к каким ложным выводам?
– Тебе уже известно и об этом? – король вытер губы и воззрился на Эмриата.
Тот хохотнул.
– Если бы я знал не все, что происходит во дворце, плохой был бы из меня управляющий. Да и учитель не важный.
– Пожалуй, – проговорил Тамлин, – я знаю кое-что такое, о чем тебе еще не известно.
– Если ты о новой стене у кладовой и винтовой лестнице в западной галерее – то я уже обсудил это с Минной. Она понятия не имеет, откуда все это взялось, очень встревожена и хочет поговорить с королем. На поиски оного я и отправился незамедлительно. И обнаружил его сидящим в беседке в пресквернейшем настроении, поедающим сыр не первой свежести, да и вино пьющим незрелое. Потому что сиятельному элле, занятому швырянием копий в своих же воинов, было лень поглубже залезть рукой на полку и выбрать для себя еду получше.
Тамлин посмотрел на сыр и вино. Перевел взгляд на Эмриата. Тот как ни в чем не бывало расправлял складки мантии.
– Иногда мне кажется, – сказал Тамлин, не в силах скрыть улыбки, – что ты, бездна, лично подстраиваешь половину событий во дворце. Чтобы поддержать имидж всеведающего управляющего.
– Всего лишь иногда? – Эмре лукаво сощурился.
– В остальное время я в этом даже не сомневаюсь. Ты уже обедал? Я прикажу подать две порции. А после пойдем к Минне и разберемся со стенами и лестницами.
Из-за туч выглянуло солнце. Его лучи скользнули по стенам, проникли в проемы галерей, заполнили промежутки между колоннами, коснулись игольчатых маковок маргариток в балконных кадках. Из окошек флигеля послышался чей-то смех, а затем и пение.
Прелестная эльне принесла в беседку большое блюдо с обедом на две персоны и принялась расставлять посуду. Приоткрытые горшочки источали дивные ароматы приправ и кореньев.
Вторая ночь назначенного срока подходила к концу.
Сухожилие восстановилось, шрамы на запястье исчезли. Завтра на закате можно отправляться в путь.
Король лежал на постели, раскинув руки. Рядом лежала Шаниэ. Ее волосы рассыпались по простыням, приятно щекотали кожу. Она пошевелилась, пытаясь устроиться поудобнее. Тамлин притянул ее к себе и поцеловал в висок.
– Ты не спишь, – шепнула Шан. – О чем ты думаешь?
– Ни о чем, – ответил король.
Это было почти правдой.
Завтра вечером вместо балдахина над головой раскинется звездное небо. И отдыхать придется на пожухлой траве, а не на шелковых простынях. Всего-то и нужно, что выследить животное, поймать его и вернуться с трофеем во дворец. После чего за работой в мастерской можно будет провести остаток ночи.
И остаток жизни.
– Есть еще что-то, – Шан приподнялась на локте, заглянула Тамлину в глаза. – Расскажи.
– Мне нечего рассказывать. Спи.
Он погладил ее волосы и еще раз поцеловал – на этот раз в лоб. Шаниэ со вздохом прижалась к нему.
– Дети тоже с трудом засыпают. Чувствуют, что багровые сумерки близко. Днем пугают друг друга выдумками про черную кобылицу, которая приносит на хвосте дурные сны и с особой злостью терзает одаренных – вселяет в них вместо любознательности страх. А потом полночи не могут уснуть. Все вспоминают, как часто их хвалили на занятиях.
– Скажи им, – Тамлин сглотнул, – что от черной кобылы можно спастись, завернувшись в оленью шкуру.
– Что?
– Ты знаешь легенду о белой лани? Шерсть у нее как молоко, копытца серебряные как звезды. Ее невозможно поймать…
– Можно только увидеть в чаще леса ее силуэт, – перебила Шаниэ; от удивления она привстала. – Раэн любит петь эту балладу, но какое отношение…
– Эта лань, – король прикрыл глаза, – содержит в себе проявления всего необычайного, что только в мире есть. И если поймать ее и убить, она превратится в свою противоположность. А шкура ее из белой и волшебной превратится в обычную, рыжую. Так вот. Если завернуться в эту шкуру, можно стать обыкновенным элле. Без талантов и особенностей. Нормальным. Понимаешь? Ночной кобыле такой элле будет не интересен.
– Никогда о таком не слыхала. Кто тебе рассказал?
– Не важно. Не перебивай. Завтра спустишься к кожевникам и попросишь пару оленьих шкур. Скажешь, я разрешил. Отнесешь их в детские. Мелочь, конечно, но детям порой достаточно мелочей, чтобы спать спокойно.
Некоторое время Шан молча смотрела на него, потом положила голову ему на плечо и затихла.
– Знаешь, – шепнула она через время, когда король почти провалился в сон, – рядом с тобой мне и светло, и тревожно. Не знаю, как объяснить. Это как видеть в небе звезду и знать, что ее уже нет, что она давным-давно взорвалась, и все, что от нее осталось – это свет, который она излучала, пока была жива. Этот свет идет и идет сквозь время, и не стоило бы к нему привыкать, но я привыкла. И теперь не знаю, что буду делать, когда иссякнет последний луч.
Тамлин ответил сквозь дрему.
