Расследование

– Отличные выводы, – кивает мне товарищ Феоктистов. – В таком случае, группа Петрова работает со звездолетами, группа Хуань – с котятами. Подумайте, как обосновать мнемографирование старших и взрослых разумных. Группа Си… – я делаю незаметный жест, в ответ получая понимающую улыбку. – Группа Хань – работает самостоятельно. Вопросы?

Вопросов у меня, конечно, тысяча, но сначала я хочу ознакомиться с тем, что есть уже, а потом уже и спрашивать. Обернувшись на Ульяну, вижу ее глубокую задумчивость. Что же, это даже хорошо, потому что, за что с ходу хвататься, я себе и не представляю. Очень нужно ознакомиться со всеми материалами, и только потом уже делать выводы. Как вообще можно так активировать маршевый?

Дело «Сон»: День первый

Ульяна Хань

Илья лезет вперед, демонстрировать чудеса своего интеллекта. Я все еще раздражена оттого, что он ко мне без спроса прикоснулся, но, конечно, слушаю. Вот он переводит экран на медленное воспроизведение, а я все не понимаю, зачем он хочет мне показать опять тот же ужас. Нравится ему, когда я плачу, что ли?

Что? Лейтенант? Эта новость меня удивляет так, что я даже не сразу понимаю, о чем спрашивает Илья. А вот затем мне становится совсем нехорошо, потому что хотели убить детей еще и кошачьего народа. Соотношение показывает, что людей умерло бы два десятка, а вот котят больше тысячи. Это не просто ужас, это катастрофа! Но напарничек мой не останавливается, увеличивая на экране двигательный блок звездолета, и тут до меня доходит: разум звездолета сопротивлялся, пытался спасти корабль и детей!

Значит, что-то воздействовало на двигатель, минуя разум, напрямую. Что это могло быть? Кто-то на борту? Самоубийцу выявить довольно просто, мы умеем, и дети проходят обследование довольно регулярно. Поэтому вряд ли. Квазиживой тоже может включиться в цепи напрямую. Нет, не верю… Что же тогда? Что?

– Отличные выводы, – кивает товарищ Феоктистов, начиная раздавать распоряжения. – В таком случае группа Петрова работает со звездолетами, группа Хуань – с котятами. Подумайте, как обосновать мнемографирование старших и взрослых разумных. Группа Си… – он запинается, удивляя меня, потому что логично в таком случае поставить старшим Илью, хоть и обидно, ведь я же его склонила… – Группа Хань – действует самостоятельно. Вопросы?

Как так? Я сильно удивлена, потому что товарищ Феоктистов переменил решение на лету, старшей сделав меня. Это совершенно невозможно, потому что ему-то какая разница? А Илья еле заметно улыбается, я его хорошо уже изучила. Не дай звезды, узнаю, что он подстроил! Хотя нет, как он мог это подстроить? Кто мы, а кто глава «Щита»… Значит, дело в чем-то другом.

– Нам материалы нужны, – кляня себя за робкий тон, произношу я, на что коммуникатор сразу же отзывается вибрацией.

Эти два события точно связаны, в чем я и убеждаюсь, взглянув на браслет. Опустившись туда, где сидела до сих пор, я изучаю пришедшее на браслет, совсем не заметив, каким образом передо мной оказывается наладонник. Краем глаза замечаю, что Илья занимается тем же самым, а полукруглая комната совещаний погружается в полумрак. Свет есть только над нами, впрочем, я на это внимания пока не обращаю, знакомясь с материалами.

Развернутая мнемограмма содержит больше информации, чем нам показали на экране, тут, правда, понятно, почему: девочка эта, Ксия, из того же народа, а еще она симпатизирует мальчику, что вызывает у меня грустную улыбку. Обо мне бы кто-нибудь так заботился… Но в любом случае почему именно она, теперь объяснимо. Хорошо, что еще можно вытянуть из сна?

– История ее известна? – механически спрашиваю я Илью, забыв, что сержусь на него. Привыкли мы так при разборе древних «детективов».

– Четвертая запись, – коротко отвечает он. – Она в школу творцов еще в детстве пробилась, при этом увидев что-то… Нехорошее.

– Значит, с ней пока все, – понимаю я. – Творец – история сложная. Стоп! А сколько среди котят творцов мы знаем?

– Все, – лаконичный ответ меня заставляет замереть. – Да, историю я тоже помню.

Совсем недавно мы с ним сдавали Историю Человечества, где о Враге много чего сказано. Но вот как раз мотив того, что «чужие» яростно бросались именно на нас, я вспоминаю мгновенно. И если нацелились на котят… А только ли на котят?

– Информаторий, – командую я коммуникатору голосом. – Раскладку по дарам у детей, что должны были находиться на экскурсионном бэ-эм тридцать два и на планете в указанный период времени.

– Подтверждаю доступ, – также голосом отвечает мне мой браслет.

– Считаешь, большинство творцы, – понимает меня напарник. – Имеет смысл, но тогда это Враг и у нас три нуля.

Мне становится холодно от одной мысли об этом, но тут выдается информация, из которой следует, что я хоть и не полностью права, но очень близка к истине. Что делать в таком случае, я знаю – инструкция есть. Поэтому я вызываю товарища Феоктистова напрямую по коду три нуля. Во-первых, имею право, а во-вторых, если я права, то ситуация совсем невеселая.

– Слушаю, – отзывается коммуникатор голосом старшего начальника.

– У нас выходит информация три нуля, Игорь Валерьевич, – признаюсь я, отправляя массив информации.

Пауза затягивается, но я думаю о другом: если это Враг, то нужно сначала осмотреть все корабли, а затем найти абсолютно всех, кто к ним имеет доступ, и под мнемограф, ибо не шутки уже. Илья подсовывает мне протокол осмотра именно того звездолета, выведенный на наладонник. Раньше, до этих древних книг, я бы не поняла, что он имеет в виду, а вот теперь мне ясно: мина, активирующаяся по времени. То есть врага на самом экскурсионнике не предполагается.

– Код три единицы, – делает вывод товарищ Феоктистов, объясняя мне: – Непосредственной опасности нет, но ситуация грозная. Даю вам синий знак, работайте.

Я ошарашенно замираю. «Синий знак» это неограниченные полномочия, я даже оглядываюсь на свой шеврон, чтобы убедиться. Он действительно глубокого синего цвета, значит, не шутка. Хотя шуток со стороны товарища Феоктистова я раньше не видела, так что надо работать.

– Нужно получить список всех, кто доступ имел к кораблям на этом уровне, – замечает будто совсем не удивившийся Илья. Вот же толстокожий! Я тут чуть ли не в панике, а он…

– Сейчас запрошу, – киваю я. – Но еще должен быть опыт подобных действий, да и понять, отчего именно котята.

Я накидываю запрос прямо на наладоннике, сразу отправив его. На запросе уже синяя метка стоит, поэтому лишних вопросов не будет. Нам нужно ответить на следующие вопросы: почему котята, почему именно сейчас, кто это мог проделать? Не понимая, почему котята, мы не узнаем, по какой причине именно сейчас. Ну мне, по крайней мере, так кажется, надо мнение Ильи спросить, а то обидится. Мальчики вообще жуть какие обидчивые, а мне не нужна война с напарником, хоть и переношу я его с трудом.

В этой истории мне странным кажется совершенно все, еще и потому, что я не могу понять: как подобное вообще возможным стало? Илья о чем-то напряженно думает и, насколько я его знаю, он что-то понял. Теперь информацию надо из него вытрясти, если сам не признается. А еще поесть очень стоит…

Илья Синицын

Пока рассматриваю материалы, выстраиваю логическую цепочку. Итак, что нам известно? Ксия Винокурова увидела сон, после которого были запрещены экскурсии. Так, а кем? Наставником, ожидаемо. Кто был этим фактом недоволен? Не указано, значит, записываю в вопросы. Нужно еще раз внимательно пересмотреть мнемограмму, что-то меня в ней цепляет.

Перебрасываясь фразами с Улей, я напряженно думаю. Что-то же зацепило… Вот только что? Стоп, вот приложение более ранних воспоминаний, может быть, ответ там, а не в блоке непосредственных событий? Напарница идет немного другим путем, что правильно, так в книгах написано было. Запрашиваю блок и внимательно отмечаю ключевые слова. Получается, фанатики? Странно… Но чем им могли помешать дети?

– Информаторий, – запрашивает Уля, – раскладку по дарам у детей, что должны были находиться на экскурсионном бэ-эм тридцать два и на планете в указанный период времени.

И вот тут до меня доходит.

– Считаешь, большинство творцы? – озвучиваю я свою догадку, после которой картина складывается полностью. – Имеет смысл, но тогда это Враг и у нас три нуля.

Три нуля – опасность для Разумных, куда входит не только Человечество. Если это действительно Враг, то нужно мнемографирование вообще всех, кто мог приближаться к звездолетам, да и рядом стоять просто, ибо у Врага, насколько я помню, были возможности напрямую вторгаться в работу мозга. Нужно докладывать, вариантов нет.

По-моему, у защитника что-то прослеживалось. Я запрашиваю исторический архив, сразу же наткнувшись на нужную мне информацию. Хотя дар у меня формально слабый, но он выводит меня на необходимый блок: химия в крови, мнемоблок в памяти. От сложившейся картины мне становится совсем нехорошо, да и товарищ Феоктистов…

Что?! В древности выданные нам полномочия назывались «белой картой», и значит это, что, по мнению отца-командира, мы не ошибаемся. Новость из категории сильно так себе. Значит, нужно запрашивать, о чем я напарнице и рассказываю. Надо ее покормить, да и меня тоже. Все-таки, как древние говорили: «Война – войной, а обед по расписанию».

Сейчас запрос пройдет, и предложу ей поесть, потому как она-то точно голодная, прямо с пляжа сюда прискакала. Мне падает сообщение на коммуникатор, немного меняя планы. Я внимательно вчитываюсь в него, вначале даже не понимая, что означает полученное мной.

– Смотри, – показываю я данные Ульяне, а потом вывожу на наладонник. – Судя по звездолетам, получается вот этот период времени в третьем доке, видишь? Но вот какой смысл минировать автоматы?

– Внешняя программа! – восклицает напарница. Она у меня умная, поэтому и догадывается. Теперь главное не показать, что я ее вывел на догадку, потому что обидится. Но мне очень важна почему-то ее вера в себя. – Если робот, или…

– Враг умел манипулировать сознанием, – не выдерживаю я. – То есть кто-то мог сделать это, не отдавая себе отчета, понимаешь?

– Ой… – негромко произносит Ульяна, когда до нее доходит суть сказанного мной.

Это действительно «ой», но круг поисков сужается. Что делают остальные группы, я даже не знаю, скорее всего, работают квадратно-гнездовым методом – кстати, тоже термин из древних книг. Дело вовсе не в том, что они знают меньше нас, просто у современного Человечества нет подобного опыта, вот и все. Прочитанное в древних книгах для нас с Улей стало откровением.

– Давай поедим? – предлагаю я напарнице как можно более спокойным голосом, чтобы она не подумала о нарушении личных границ.

– Хорошая мысль, – отвечает мне Уля. – Часов пять уже сидим.

Да, действительно, я и не заметил пролетевшего времени. Зато теперь мы почти точно знаем и временной интервал, и с чем имеем дело, и какой может быть разгадка. Интересно, ночевать будем тут или по домам полетим?

Хорошо, что я догадался заранее изучить, что где находится на Базе по голограммам, так что вполне уверенно веду Улю в сторону столовой нашего уровня. Далеко нам идти не надо – на каждом уровне своя столовая есть. Поэтому мы спокойно топаем в ту, что… Ага, вот и она.

– Тебе что хочется? – интересуюсь я у напарницы, направляясь к синтезатору.

– Борща… – выдыхает она, но я не улыбаюсь, хотя выглядит Уля сейчас донельзя милой. Нельзя улыбаться, разозлиться может мгновенно и непонятно отчего.

Я подхожу к синтезатору, одним движением вызывая меню. Стоп, это что такое? «Борщ по-винокуровски», «салат по-винокуровски» и тому подобное соседствует в меню с обычными блюдами. Любопытно становится, просто жуть как, поэтому, переглянувшись с напарницей, выбираю «винокуровские» блюда. Интересно все же, чем они отличаются. Вот того, что самая известная семья Галактики еще и кулинары, я не знал. Синтезатор выплевывает из своего нутра поднос с выбранными нами блюдами, который я подхватываю, не позволяя взять его Уле.

Ну что сказать… действительно, вкус отличается. Обычный борщ – это еда, а «винокуровский» – просто торжество вкуса. Наслаждение, можно сказать… Такое только руками приготовить можно. Винокуровы действительно великие люди, умудрившиеся запрограммировать синтезатор на такой шедевр.

– Но Враг не мог достучаться до кого-то из… – начинает Ульяна, проглотив последнюю ложку великолепнейшего борща.

– Ты поняла, – киваю я.

На мгновение на ее лице мелькает злость, но затем напарница задумывается. На самом деле выбор у нас небольшой – это мог быть только кто-то из Ка-энин. Других вариантов просто нет. Но коммуникаторы есть у всех, я это совершенно точно знаю. Значит, нужно запросить протоколы передвижения тех, кто имел право находиться в двигательных отсеках звездолетов. То есть совершеннолетние, имеющие допуск к кораблям. Сколько у нас таких?

Ульяне эта мысль тоже приходит в голову, потому что напарница сразу же хватается за коммуникатор, посылая запрос другой группе. Но что-то мне подсказывает, что не более десятка таких разумных у нас. А это означает, что мы практически нашли. Интересно, старшие товарищи сообразят, что нужно не только установить, но и глубокое мнемографирование провести?

Спустя полчаса мы двигаемся в направлении зала совещаний, когда нам обоим приходит сообщение о раскрытии дела. Однако кажется мне, что старшие налажали, поторопившись. Вопрос теперь только в том, дадут ли нам возможность открыть рот или заткнут?

Заходим мы в зал совещаний под тихий звон коммуникаторов, оповещающих о начале нового дня. Намекают нам умные приборы о необходимости отдыхать, но пока никак.

Дело «Сон»: День второй

Ульяна Хань

Неужели вся наша работа Ка-энин под хвост? Сидели, пыжились, а на деле нас все равно обскакали в одном шаге от разгадки! Мне становится очень грустно, даже заплакать хочется, но Илья только головой покачивает, чему-то едва заметно улыбаясь. Первую свою реакцию – накричать на него, я подавляю, потому как хорошо напарника знаю: он понимает нечто, мне пока недоступное. Вот в таком настроении я и вхожу в зал совещаний.

– Присаживайтесь, товарищи, – приглашает нас Игорь Валерьевич, показывая на место недалеко от себя. – Старшие товарищи считают, что дело раскрыто.

Вот тут я настораживаюсь – товарищ Феоктистов не зря рассказывает о происходящем именно в такой форме, значит, он, как и Илья, что-то тайное знает, мне пока неясное. Но я разберусь. Видимо, рано вешать нос. Что же, послушаем.

– Прошу вас, товарищ Петров, – с почти незаметной улыбкой приглашает он главу группы расследований к большому экрану. – Расскажите о ходе расследования кратко, а затем и о его результате.

– Нами установлено, – начинает говорить товарищ Петров, начисто игнорируя нас с Ильей, – что двигатели были изменены одним и тем же разумным вот в этот период времени, – он показывает на экране.

Я с трудом сдерживаюсь – ведь мы запрашивали именно его с просьбой проверить звездолеты, а старший товарищ рассказывает так, как будто мы вообще ничего не делали и совершенно ни при чем. Мне опять хочется плакать, но тут Илья кладет свою руку поверх моей, и это… Почему-то не вызывает обычной резкой реакции, только на душе чуть легче становится.

– А почему именно этот промежуток? – интересуется поглядывающий на нас товарищ Феоктистов.

– Другого быть не может! – уверенно заявляет товарищ Петров.

– Не обосновала группа Хань, посылая вам запрос, – кивает Игорь Валерьевич, с улыбкой глядя на подчиненного. – Алексей, у нас ситуация три единицы, у ребят синяя карта. Все их запросы фиксируются, понимаешь?

– Виноват, – традиционным словом отвечает начальник группы расследований, кинув на нас удивленный взгляд. – Разрешите продолжать?

– Продолжайте, – вздыхает товарищ Феоктистов.

– Удалось установить, что в это время в данном месте находился только один разумный – Винокуров, – послушно продолжает глава группы расследования. – Значит, он и виноват!

– Очень интересно, – кивает глава «Щита». – А что нам расскажет группа Хань?

– Илья? – я понимаю, что в моем голосе мольба, но я просто до ужаса боюсь выходить в перекрестье взглядов старших товарищей, а напарник точно ответить может.

И действительно, он поднимается со своего места, спокойно подойдя к экрану. Внимательно посмотрев в глаза главе отдела расследований, Илья вздыхает, будто не зная, с чего начать, но я осознаю: он ищет такие слова, чтобы его не прервали, во-первых, и не возненавидели, во-вторых. Сейчас я понимаю: он о нас обоих заботится… значит, и обо мне? Почему мне тепло от этой мысли? Почему?

– В древности, – начинает он, – было такое изречение: «После этого, значит, поэтому», и в ряде учебников оно постулировалось как пример грубой логической ошибки.

– Что вы себе позволяете! – выкрикивает моментально озлившийся товарищ Петров, но тут встает со своего места Игорь Валерьевич.

– Отставить, – коротко командует он, и наступает полная тишина. – Продолжай, Илья.

– Есть, – традиционно отвечает мой напарник, а я чуть расслабляюсь, потому что мне страшно отчего-то становится. Этот Петров еще как отомстить может. – Итак, по условиям задачи, у нас имеется манипулирование цепями контроля маршевого двигателя. Кроме того, установлено, что были таким же образом изменены двигатели еще четырех кораблей, включая почтовый автомат. Эта информация нам понадобится.

Илья как-то очень просто собирает в единую цепочку все наши размышления, указывая на то, какие и сколько было бы жертв, какова причина этого и каков мотив уничтожения. Я вижу, как краснеет товарищ Петров, не задавшийся этими вопросами. Ему что же, стыдно? Или он от ярости? Страшно на самом деле очень.

– Таким образом, установить, кто это сделал, недостаточно, – продолжает мой напарник. – Как мы смогли выяснить, в деле замешан Враг, а он, согласно протоколу Защитника, часть четвертая, мог манипулировать сознанием. На это указывает минирование почтового автомата, объективно бессмысленное.

Его, конечно, спрашивают о том, что такое «минирование», но вот с тем, что манипулировать почтовым автоматом бессмысленно, согласны все. Товарищ Феоктистов уже улыбается открыто, кивая на каждое слово Ильи. Это что-то значит, но вот что именно, я потом разберусь. А сейчас я уже понимаю, что и как он предлагать будет, потому что действительно все просто получается.

– Уважаемый товарищ Петров, – ровно произносит Илья, никак не провоцируя, по-моему, совершенно красного указанного товарища, – точно выявил подозреваемого. Теперь я предлагаю углубленное мнемографирование с целью установить суть программы, как и время, когда она была установлена.

– Отличное расследование! – хвалит нас товарищ Феоктистов. – А товарищу Петрову стоило бы вспомнить еще одну деталь. Старшая дочь Наставника – Мария Винокурова, глава группы Контакта – чем известна?

– Телепат… – поникнув, отвечает глава группы расследований.

И тут до меня доходит: Мария Сергеевна врага бы учуяла моментально, значит, в мыслях кота совершенно точно не было зла. И именно этот факт как нельзя более точно подтверждает нашу версию. Мне бы вспомнить это самой… Но выходит, товарищ Феоктистов тоже проводит свое расследование. Значит, хотя бы здесь мы не налажали. От этой мысли грустное настроение уходит, позволяя мне выпрямиться.

– Группа Хань – за мной, – приказывает глава «Щита». – Остальные отдыхать!

Все ясно. Нам с Ильей покой только снится, как в древности говорили. Но товарищ Феоктистов прав: нужно поскорее установить истину, потому что ситуация может быть очень неожиданной, да и как бы не пришлось проверять вообще всех, а это задача класса глобальных. Для начала мы все-таки посмотрим сына Наставника, которого сейчас, как нам сообщает товарищ Феоктистов, доставляют на «Панакею». То есть на корабль – космический госпиталь.

– Если у него память блокирована была, то он вспомнить может и понять, что натворил, – замечаю я, лишь затем поняв, что сказала.

Как отреагирует парень, узнав, что чуть не убил множество детей, включая свою сестру?

Илья Синицын

Есть еще деталь, которую понимаю я и почему-то совершенно не осознает товарищ Петров: двигатели звездолетов Ка-энин устроены иначе. Для того чтобы быстро разобраться, а согласно протоколу сын наставника находился внутри каждого корабля не более десяти минут, нужно быть гением. Значит, был кто-то, кто знает, как устроены наши корабли. Кто же это мог быть?

– Товарищ Феоктистов, а кто еще из технического персонала был в доке в это время? – интересуюсь я, чувствуя уже усталость.

– Молодец, – отвечает он мне. – Догадался.

– И все же? – спрашиваю я, чувствуя удивление Ульяны. Интересно, раньше на уровне ощущений я ее не воспринимал. Что же изменилось?

– И все же – достаточно подать команду ремонтному комплексу, – объясняет мне глава службы «Щита». – А вот почему, выпуская его из дока, начальник дежурной смены не поинтересовался протоколом, разберется группа Петрова, как раз для них задача.

Как-то грустно это прозвучало. Грустно и едко одновременно, но суть мне понятна: кто-то или что-то объяснил подозреваемому, что конкретно нужно сделать, после чего тот механически повторил эти действия на всех доступных ему звездолетах, что и говорит о заданности действий. То есть он не осознавал, что делает. Пожалуй, именно это и есть самое главное.

– Подозреваемый не понимал, что делает, – минуту спустя доходит и до Ули.

– Почему вы называете его подозреваемым? – спрашивает ее товарищ Феоктистов.

– Потому что в отношении него есть подозрение, но оно не доказано, – объясняет ему напарница моя, как нечто само собой разумеющееся. Ну да, у нас же подозреваемых не бывает – мнемограф очень быстро ставит точку.

Интересно, Уля повторила то же, что говорила совсем недавно, просто другими словами, а Игорь Валерьевич отреагировал только сейчас. Впрочем, это неважно, ибо сейчас мы как раз проходим галерею, чтобы попасть на «Панакею». Наш госпиталь обеспечен очень хорошо, а подозреваемого группа Петрова уже доставила, поэтому можно начинать процесс мнемографирования. И обязательно фиксировать результаты.

Едва мы только входим в палату со светло-зелеными, как везде на этом звездолете, стенами, к товарищу Феоктистову буквально бросается офицер с отметками группы расследований на шевронах. Видимо, у него есть какая-то информация, с которой нас сейчас ознакомят. Я же, взглянув на Улю, понимаю: ей бы отдохнуть. Планетарное время разное, а на кораблях мы живем по всеобщему. Организм, конечно, перестраивается, но она больше шестнадцати часов на ногах, напарнице сложно уже. Да и мне не сильно весело, на самом деле.

Пока нашего начальника знакомят с информацией, я делаю шаг назад – к автоматическому распределителю медикаментов. Быстро набрав хорошо известный мне код бодрителя, получаю два стаканчика с ярко-красной жидкостью. Трогаю Улю за рукав, указываю обернувшейся напарнице на автомат, увидев в ответ благодарный кивок, и беру одновременно с ней стаканчик. Жутко кислая жидкость устремляется в желудок, даря нам два часа максимальной бодрости. В голове мгновенно проясняется.

– О начальнике позаботьтесь, – просит нас товарищ Феоктистов, а затем отвечает офицеру: – Ребят ознакомь.

– Есть, понял, – традиционно отвечает тот, поворачиваясь к нам. Тут только он обращает внимание на шевроны, отчего лицо его делается очень удивленным. Но выучен он хорошо, потому продолжает: – Обследование котят установило у определенной части, прошедшей через орбитальную платформу, закрытые области сознания, в которых содержится приказ на самоуничтожение.

– То есть опять Враг, – делаю вывод я, нечто подобное ожидавший, а вот Уля моя просто округляет в ужасе глаза. – Давайте работать, времени мало.

Товарищ Феоктистов, получив стаканчик от автомата распределения медикаментов, которые есть на каждом корабле и в любом помещении, кивает. Он, как и я, вполне понимает, что мы найдем. Переглянувшись с Улей, делаю шаг к большому шару мнемографа, чтобы понаблюдать и, если надо, поправить. Я чувствую – надо будет, ведь врачи не знают всего того, что известно нам.

Уля явно чувствует себя получше, она делает шаг ко мне и оказывается рядом. Ее движения становятся привычно-уверенными, при этом напарница не отрываясь смотрит на наладонник, где у нее подсказка по процедуре. Процесс начинается, я же отслеживаю зоны памяти. Спасибо офицеру группы расследований, мы уже знаем, что конкретно искать, поэтому я останавливаю врача.

– Вот этот период времени с учетом двойного-тройного блока, – прошу я специалиста.

Спустя полчаса мы видим то, что я подсознательно ожидал найти. Я останавливаю врача еще раз, а затем, подняв голову, внимательно смотрю в глаза своему начальнику. Я вижу, товарищ Феоктистов отлично понимает, с чем мы имеем дело, да и что происходит, тоже.