Чёрная вуаль

– Лет восемь назад.

– Ха! Сходите в клуб и узнаете, какая музыка меня заставляет танцевать.

– Я уже не в том возрасте, чтобы по клубам шляться.

– Каком возрасте? Сорок пять лет – это не повод отказывать себе в тусовках, – сделав глоток, я улыбнулась.

– Я передал первенство своему сыну. Как раз в этом году исполнилось восемнадцать.

– Ого.

– Отмечал в ресторане, потом в клубе. Пришёл только утром, уже протрезвевший.

– Надолго запомнит такую вечеринку, – сказала я с толикой зависти.

– Вероятно, да. Сколько ни просил, не показывает фотографии. Говорит, лет через десять похвалюсь, а пока стыдно показывать.

– Ещё один знак, что отметил день рождения на ура. Если стыдно, значит, круто.

– Возможно, ты права.

Слава посмеялся и осушил бокал. Некоторое время мы молчали, смотрели на танцующую толпу.

– Никогда не замечал шрам у тебя на подбородке. От чего он?

Я повернулась в сторону Славы, пальцами он указывал на область подбородка на своём лице.

– Как ты его заметил?

– Вот сбоку только увидел бороздку.

– На самом деле даже не помню.

Ложь. Мама ударила меня головой о край кровати, когда я не желала вставать в школу. На уроки в тот день я всё-таки не ходила. Зато поехала в травмпункт зашивать подбородок и врать о том, что прыгала на кровати и, запнувшись об подушку, слетела с неё.

– И губы у тебя интересной формы. Уголки очень подняты вверх. Улыбаешься много.

– Стараюсь, – сказала я, всматриваясь в бокал.

Повернувшись обратно в сторону Славы, наткнулась на его изучающий взгляд. Слишком тщательно он меня осматривает. Неловко улыбнувшись, он поднялся на ноги.

– Пойду ещё вина налью. Тебе добавить?

– Нет. Спасибо.

Слава пошёл к столу, а я опустила взгляд на его обувь. Слишком знакомые ботинки. Уникальные. Налив вина, он скрылся среди толпы, а я продолжила наслаждаться одиночеством под деревом.

Когда комары изрядно насосались моей крови, я решила зайти в дом. Проходя мимо стола, поставила на него пустой бокал и взяла кусочек мяса. Опустив глаза вниз, отправилась в дом. Двигаясь мимо танцующей толпы, видела только ноги, которые были облачены в самую разнообразную обувь. Туфли с низким каблуком, босоножки, кеды, открытые ботинки и те самые коричневые ботинки с рисунком. И буквально за секунду я вспомнила, где их видела. В тот день я убила мать маленького мальчика и, выйдя из леса, не поднимая глаз, двинулась домой. Среди немногочисленных ног, которые мне попадались, я встретила вот эти самые ботинки. Коричневые, начищенные кремом, с уникальным рисунком.

Я подняла глаза в растерянности и встретила взгляд Славы. Он с немым вопросом уставился на меня и ничего не говорил. Я, замерев на пару секунд, пыталась сообразить, где вообще нахожусь. Неужели он понял, что это была я? Спрашивал про шрам и губы. Только их он мог видеть из-под капюшона. Почему не спросил напрямую? Зачем эта таинственность? Придя в себя, я натянула улыбку, кивнула ему и двинулась в дом.

Убрав часть продуктов в холодильник и загрузив посудомойку, я, облокотившись о кухонный стол, уставилась в одну точку. В голове мелькали события того дня, когда я убила мать мальчика. Меня никто не может опознать, никто не видел, по улице я шла просто так. Гуляла.

Шумела посудомойка, с улицы доносились визги и музыка, погрузившись в воспоминания, я не заметила, как передо мной возник Слава.

– Сбежала ото всех, – спокойным голосом произнёс он, наклонившись, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ах, да! С посудой маме решила помочь. – Он застал меня врасплох, но улыбнуться я не забыла.

– Я тоже часто сбегаю, даже со своих праздников.

В ответ я только улыбнулась, не сказав ничего. Слава прошёлся по кухне, убрав руки в карманы джинсов, остановился прямо напротив меня и спустя несколько секунд заговорил:

– Ты на днях не гуляла в районе лесопарка? Днём.

Слава неотрывно смотрел в мои глаза.

Что ему ответить? Соврать? Нет, не ходила, и всё. Сидела дома, мучилась от головной боли. Почему он задаёт мне этот вопрос? У него явно что-то ещё есть. Но откуда? Какое ему дело?

– Нет, не ходила, – ответила я ему.

– А месяца полтора или два назад не ходила в районе новостроек? Довольно далеко отсюда.

Твою мать! Какого чёрта? Его там точно не было. Я уверена на сто процентов. Он живёт и работает в другой части города, как он мог там оказаться? Может, проезжал мимо и увидел меня с той девушкой? А может, я себя накручиваю? Спросить у него напрямую?

– Нет, – улыбнувшись ответила я. – Что за странные вопросы?

– Очень интересная брошь, которую ты маме подарила. Видел её на фото у одной девушки.

– Какой? – паника подступала, я терялась и не знала, куда вести разговор.

– Она уже мертва.

– Ох.

Слава не отводил взгляда от меня. Видно было, как он кусает губы изнутри. Он что-то подозревает, но исходя из той информации, которой он обладает, ничего не доказать. Почему же мне так неспокойно? Я всеми силами скрывала свою панику, только улыбалась. Но в какой-то момент поняла, что улыбка на моём лице совсем не приветливая, а презрительная и высокомерная. Продолжу гнуть свою линию. Буду всё отрицать.

– Ты странный, – сказала я, спустя некоторое время молчания.

– Возможно, – Слава огляделся вокруг и вернул взгляд на меня. – Слышал, у твоей подруги парня зарезали.

– Да. Так и есть. В этот момент мы были с ней вместе, у неё дома, – в голосе моём звучала издёвка.

Ничего не могу с этим поделать, из-за паники я защищаюсь нападением.

– Откуда ты знаешь, в какое время его убили?

– Полицейский сказал.

На лице Славы промелькнуло удивление. Он явно не ожидал это услышать.

– Ты общалась с полицией? И как?

Он перестал кусать губы. Затаив дыхание, ждал моего ответа.

– Да. Приходил ко мне домой, спросил, где была, и всё.

– Никаких ДНК не взяли, ничего?

– Я же не подозреваемая! – вскрикнула я.

– Прости, не хотел обидеть, – голос Славы звучал тише.

– Не обидел. Но вопросы у тебя странные. Непонятные.

– У меня иногда бывает, переклинивает, и начинаю людей расспрашивать о всяком.

Слава улыбнулся, вытащил руки из карманов и облокотился о кухонный гарнитур.

Я улыбнулась ему в ответ, паника утихла, но сомнения в голове моей поселились. Он меня подозревает. Доказать, конечно, ничего не может, но я под пристальным наблюдением. Нужно быть осторожней, осмотрительней. Убивать я его, конечно, не буду, но и наблюдать не перестану.

На кухню зашёл отец, окинул нас взглядом и, вскинув брови, развёл руки в стороны.

– Что здесь происходит? Болтаете наедине? – наигранно высоким голосом спросил он.

– Пап, он ко мне пристаёт, – воскликнула я тонким детским голоском, указав пальцем на Славу.

Папа кинул взгляд на него, улыбнулся и повернулся обратно ко мне.

– Дочь, у папы на работе намечается повышение, поэтому терпи.

Слава рассмеялся. Папа взял чистый бокал с полки и вместе со Славой они ушли во двор. Что же это было? Как можно начать подозревать человека по настолько незначительным совпадениям? Что за бред?!

Спустя час гости начали собираться домой. Я вместе с родителями стояла в прихожей и провожала всех. Когда дом опустел, остался только Слава. Спустя полчаса и он засобирался домой. Всё это время я старалась не пересекаться с ним, но наблюдала со стороны. В поведении ничего странного не было замечено. Стоя напротив него, я ждала очереди, чтобы сказать: «Спасибо, до свидания».

– Всё было прекрасно. Почаще надо собираться вот так, – сказал Слава маме, когда она выпустила его из хватки.

– В следующий раз соберёмся у тебя. Не забывай.

– Хорошо, – Слава улыбнулся маме и повернулся ко мне.

Мы встретились с ним взглядами, кивнули друг другу, и он наклонился обнять меня, когда его руки сомкнулись на моей спине, я услышала шёпот над ухом:

– Тебе идут чёрные волосы.

Тело прошибло током. Сердце остановилось на секунду. Я замерла. Он отпрянул от меня и улыбнулся, я ответила тем же. Пока дверь за Славой не закрылась, я не дышала и не двигалась. Почему же я вызвала у него такой интерес? Чувство справедливости? Или он с кем-то из моих жертв был знаком? Что же с ним делать? Главное, не говорить о нём Жене. Я на сто процентов уверена, что он его убьёт, избавится от ненужного свидетеля. Возьму заботу о Славе на себя, буду следить и наблюдать.

***

Утреннее солнце светило ярко. Небо было чистым и ясным, однако дул холодный ветер. Надев чёрное платье, очки и ботинки и взяв сумку, я двинулась в церковь. Сегодня день похорон Мари. Рита даже в честь этого закрыла кафе на весь день, освободив всех от работы. Спасибо ей. Думаю, после погребения Мари я буду в ужасном состоянии, выжата как лимон. Смогу ли я посмотреть на неё?

Доехав до церкви на такси, я около минуты сидела в машине, не решаясь выйти. Водитель спокойно ждал и пытался приободрить, но это не помогло. Поднимаясь по лестнице, я то и дело натыкалась на сотрудников кафе, кто-то уже попрощался с Мари, а кто-то, как и я, только приехали и не решались зайти. Я, набрав полную грудь воздуха, прошла внутрь.

Не люблю церкви. В них всегда максимально гнетущая атмосфера, всё давит и заставляет чувствовать себя ничтожным существом, виноватым во всём. Тишина внутри нарушалась шёпотом и всхлипываниями, которые исходили от гроба, стоявшего среди множества траурных венков. На стульях сидели, как я поняла, родители Мари, её парень и ещё пара родственников, которых я не знаю. Пока я приближалась к гробу, сердце колотилось всё сильнее, воздух становился более тяжёлым и влажным. Смотрела на гроб неотрывно, не обращая внимания на людей вокруг. Внезапно передо мной возникла Рита, отчего я вздрогнула.

– Привет, Алана, – сказала она.

Лицо её было изрядно опухшим и покрасневшим. В руке сжимала носовой платок, который насквозь был пропитан слезами. А вот я о нём не подумала.

– Здравствуйте, – тихо поприветствовала я Риту.

– Сопроводить тебя?

– Нет, спасибо. Давно вы здесь?

– Полчаса назад приехала.

Я кивнула Рите и прошла мимо неё. Приближаясь ближе к Мари, я чувствовала себя всё хуже. Куда пропал весь воздух? Может, уйти? Не покажется ли это странным, что я слишком близко к сердцу принимаю её смерть, ведь мы с ней не особо знали друг друга. Сделав глубокий вдох, я всё же подошла к гробу, несколько секунд смотрела в пол, потом подняла глаза.

Кожа Мари была бледная, как будто восковая. Синяки и ссадины на лице чуть виднелись, сквозь макияж. Она будто спит. Руки, сложенные на животе, держали букет цветов, ногти были все на месте, но, приглядевшись внимательней, можно заметить, что они накладные. Её светлое платье выглядело так нежно в обрамлении цветов и гладкой ткани внутренней отделки.

Проведя ладонью по краю гроба, ощутила холод лакированного дерева и синтетической ткани. В голове всплыло воспоминание о живой Мари, которая сидела напротив меня и просила убить её, избавить от мучений. И вот она здесь. Не мучится, ничего не чувствует, не существует. Я всё-таки никогда не смирюсь с её убийством, не приму его как необходимую жертву моего становления. Оно мне на хрен не сдалось! Нужно что-то с этим делать. Избавить людей от Жени – вот что я должна сделать, а не пытаться избавиться от человеческих эмоций.

Проведя пальцами по щеке Мари, я почувствовала уже знакомый холод. Кожа не была мягкой и нежной, она превратилась в лёд. В последний раз я трогала её, когда она пылала жаром адреналина и страха.

– Прости, – прошептала я максимально тихо.

Слёзы не подступали к глазам, мне не было грустно или тоскливо. Я чувствовала стыд и злость на саму себя. В её смерти виновата я, никто другой.

Дышать становилось тяжелее, руки внезапно затряслись, глубокие медленные вдохи не помогали мне успокоиться. Тишина вокруг вдруг превратилась в шум, начала давить и обносить голову. Соберись, чёрт тебя дери!

– Совсем как куколка моя дочурка! – сквозь слёзы произнесла мама Мари, сидящая недалеко от гроба.

Всё! Больше не могу. Я развернулась и двинулась прочь от гроба, из церкви, подальше от этой звенящей тишины и рыданий. Если бы не я, этого не произошло бы. Мари могла жить долго и счастливо. Родители не хоронили бы своего ребёнка. Солнечный день не омрачался бы чёрной одеждой.

Выскочив на улицу, ушла максимально далеко от церкви, чтобы никто ко мне не подходил и не разговаривал. Найдя лавочку, довольно старую и потрёпанную, я села, изредка кидая взгляд на толпу у церкви. Холодный воздух быстро привёл меня в порядок, сердце успокоилось, голову перестало обносить. Когда я в очередной раз осматривала толпу, заметила людей в строгих костюмах, они стояли вразброс, осматривали всё вокруг. Один из них поправлял воротник, и под поднявшимся пиджаком я заметила пистолет в кобуре. Что?! Полиция? Внимательней осмотрев остальных людей в костюмах, приметила выступающие области под пиджаками и куртками, там явно оружие.

Почему здесь столько полицейских? Из-за того, что Мари, возможно, жертва Скорбящего убийцы? Пытаются найти подозрительных личностей, которые решили посетить похороны? Ведь бывает, что убийцы приходят на похороны своих жертв, чтобы посмотреть. Я из их числа, но не намеренно. Если б мы не были приглашены, то я тут не оказалась бы. Приходить на похороны своих жертв мне совсем не хочется.

Спустя час толпа у церкви засуетилась. Подойдя ближе, увидела, как выносят закрытый гроб Мари, родственников, которые толпой шли позади, и машину, подъезжающую к лестнице, с распахнутыми дверцами.

Сев в микроавтобус, мы двинулись к кладбищу, Рита, как всегда, оказалась рядом со мной. Но она молчала. Изредка были слышны перешёптывания и шуршания. Когда мы почти доехали до места назначения, Рита заговорила:

– Впервые на таких молчаливых похоронах. Все очень подавлены и напуганы, – вполголоса сказала она.

– Что? Почему? – так же тихо спросила я.

– Из-за её убийцы. Все боятся.

– Ах, да. Точно. Заметила полицейских? – окинув салон взглядом, я наклонилась к Рите.

– Да. Родственники Мари предупредили. Но мне кажется, не придёт он на похороны. Откуда ему знать, когда и где проходит процессия?

– Ты права.

Доехав до кладбища, мы не спеша вышли из микроавтобуса и двинулись к свежевырытой яме. Полицейские уже стояли по периметру и осматривались. Сколько их здесь? Человек десять или пятнадцать? Кого-то заприметили? Внесли в список подозреваемых? Может, моё поведение им тоже показалось странным и подозрительным?

Когда гроб принесли и уложили рядом с ямой, в толпе опять послышались рыдания. Родители Мари произнесли речь, молитву и отошли в сторону, дав работникам кладбища спустить гроб вниз. В этот момент у меня завибрировал телефон. Номер был мне не знаком, я отошла в сторону и ответила.

– Алло, – тихо сказала я, проходя мимо полицейского.

– Здравствуй, Алана, – послышался уже до боли знакомый спокойный голос.

Я замерла, чем вызвала интерес у блюстителя закона, который стоял метрах в десяти от меня.

– Какого чёрта? – прорычала я, ускорив шаг, уходя прочь от толпы и полицейских.

– Тебе не идёт скорбящее лицо. Теряется твоя уникальная нотка безумия, – язвительным голосом сказал Женя.

Я окинула взглядом всё вокруг, но Жени не увидела. Где же он прячется? Где-нибудь за деревьями? В зарослях кустарников? Или в одной из машин? Внимательно вглядываясь в лобовые стёкла автомобилей, я его не заметила, всё было пусто.

– Потеряла меня?

– Где ты? У меня есть повод для разговора с тобой, – сказала я, снедаемая злобой.

– Не сомневаюсь. Для этого я сюда и приехал. Тебе нужно сейчас повернуть направо и идти к противоположному выходу с кладбища. Там район очень богатых мертвецов, поймёшь по вычурным памятникам. После них поверни налево, мимо каменной беседки иди аккуратно, там сидит пёс, очень злой. В следующий раз надо будет его убрать. И пройдя мимо живой изгороди, поверни опять направо, в глубь леса, там будет тропинка, пройдя по ней, выйдешь ко мне. Смотри, чтоб за тобой не было полицейских. Они любят сопровождать гуляющих людей.

Он отключился, а я осталась стоять как вкопанная. Несколько секунд впитывая и перерабатывая полученную информацию, двинулась по полученному маршруту. Предварительно оглядевшись и убедившись, что никто из полицейских за мной не идёт, я ускорила шаг. Периодически окидывая взглядом всё вокруг, я пыталась разглядеть Женю, но кладбище было пустым. Подойдя к живой изгороди, в последний раз оглянулась, убедилась в отсутствии преследования, свернула на тропинку в лес.

Достав нож из сумки, замедлила шаг. Он где-то здесь, совсем рядом. Под черепом опять начало зудеть. Кинув взгляд назад, увидела только пустую тропинку и качающиеся кустарники. Странно, обычно так моё тело реагирует, когда он стоит сзади. Повернувшись обратно, я наткнулась на него. Опять стоит в паре шагов от меня со своей жуткой улыбкой и распростёртыми руками. Злоба охватила меня, и я бросилась на него. Одной рукой попыталась ударить в висок, но он перехватил, второй рукой я раскрыла нож и упёрла его в живот Жене. Этого он не ожидал.

– Ай, ой. Алана. Зачем же так? – Второй рукой он схватился за моё запястье, останавливая нож, который прорезал его кожу.

– Ну, ты и мудила! Обещал, что позаботишься о теле. И что в итоге? Она голая, у мотеля, а я торчу на её похоронах. И ты смеешь мне писать такие письма? Сплю ли я? Слышу её голос? Да! Да, слышу. И каждый раз виню себя, что не хватило смелости зарезать тебя!

Внезапно я разрыдалась. Опустив бессильно руки дала волю слезам. И вот опять. Мне не хватает смелости, чтобы избавить себя от него. А я могу. Но не делаю этого. Нужен ли он мне? Возможно, да. Кто-то, кто понимает меня, может выслушать и помочь, наконец появился в моей жизни, пусть даже и такой психопат. Он мне необходим.

Женя обнял меня, как в прошлый раз, погладил по спине и через некоторое время повёл дальше по тропинке. Минут через пять среди деревьев появилась машина. Усадив меня в неё, Женя выехал прочь из леса, оглядываясь по сторонам. Проехав по пустой дороге, он свернул снова в лес, на ещё более пустую и безжизненную дорогу. Когда позади остались лишь деревья, машина остановилась, и он повернулся ко мне.

– Что? Ещё кого-нибудь из моих знакомых убьёшь? Тебе мало? – голос мой прозвучал жёстко.

– Нет. Думаю, с тобой это не сработает. Надо поменять тактику.

Женя рассматривал меня с ног до головы, чесал подбородок и хмурил брови.

– Какого чёрта? Ты сказал, что позаботишься о её теле!

– Я позаботился. Она чиста, как хирургический инструмент. Ни ДНК, ни отпечатков. Отмыл, уложил волосы и, между прочим, не просто выкинул из машины, а придал ей умиротворённую позу, – Женя рассказывал с огромным трепетом, водил по воздуху пальцами, как будто снова касался её тела.

Я успокаивала дыхание. Его объяснение всей ситуации выдернуло из меня панику.

– Можешь оставить меня в покое? Почему мы просто не можем изредка видеться, убивать очередного отброса общества и расходиться по домам?

– Не могу. Из-за твоей излишней человечности мы рискуем попасться. Но и расстаться мы уже не сможем, никогда.

– Почему?

– Это судьба, – сказал Женя улыбнувшись.

– Хах! Не неси эту чушь про судьбу. Просто не ровно дышишь, – сказала я максимально надменно.

– И это тоже. Не отрицаю. А ты? – произнёс Женя, смотря мне в глаза не отрываясь.

– Не думаю, – поспешно ответила я.

Женя молчал, не сводил с меня глаз и ждал моего настоящего, правдивого ответа. Я замялась, от неловкости начала кусать язык. Рана на нём зажила не полностью, от боли у меня дёрнулся глаз.

– Ты нужен мне как компаньон. Друг, если можно к нашим отношениям применить это слово, – вполголоса произнесла я.

Женя улыбнулся шире.

– И мы будем ими, если ты перестанешь пытаться зарезать меня при любом удобном случае.

– К тебе это тоже относится.

– Хорошо. Я буду себя контролировать. И как мы уже ранее условились, если возникнет желание сделать что-либо физическое в твой адрес, я предупрежу заранее.

Мы смотрели друг на друга не отрываясь, изучали. Что ни говори, но мы не знаем друг друга. Отношения наши точно не нормальны. И начались они совсем не с того места, с которого надо. Попытки навредить друг другу и подчинить не залог крепких отношений, а прямой путь к саморазрушению. Не могу ничего с собой поделать, я всё равно хочу рискнуть. В конечном счёте, когда всё полетит к чертям, я буду готова.

– Как ты убил в первый раз? Что сделал? – нарушила я молчание.

– Пытаешься найти в интернете? Зачем? Узнать мой возраст? Это так важно? – Женя повеселел, повернулся ко мне, упёршись рукой в спинку моего сиденья.

– Мне больше интересно, с чего началось твоё становление. Как оно повлияло на тебя и выражается ли оно сейчас в твоих манерах и привычках, – меня переполнял интерес, чувствовала себя ребёнком, расспрашивающим родителей.

– Мне тридцать три года, – сказал Женя мягко, словно назвал любимое имя. – Остальное ищи сама. Если угадаешь, какое убийство моё, то я тебя вознагражу.

– Чем? – воскликнула я.

– Секрет, – Женя подмигнул и откинулся на спинку своего сиденья.

Повернув голову в мою сторону, он продолжал разглядывать меня. Я делала то же самое. Вот мой шанс узнать его лучше.

– Как ты к этому пришёл? К удушению. Как понял, что оно тебя возбуждает?

– Практика.

– Просто взял и начал душить людей? – я развела руки в стороны и вздёрнула бровь вверх.

– Нет. Сначала смотрел порно с удушением, потом попробовал сделать подобное со своей девушкой. Мне понравилось, а вот ей нет.

– Ты убил её?

– Нет. Расстались. Почему сразу убил? Обидно, знаешь ли, – с наигранной досадой произнёс Женя.

– Моей вины в этом нет, – с издёвкой произнесла я. – Ты насилуешь своих жертв? Я заметила, в списке почти все имена женские.

– Не всех.

Женя сморщил нос в отвращении.

– Ты ведь женат. Не гложет совесть за измену?

– Нет. Ты забыла? – Женя наклонился ко мне, опять упёршись в спинку моего сиденья. – Я ничего не чувствую, – шёпотом произнёс он, цокнул языком и вернулся на своё сиденье.

– Интересно, – произнесла я, просияв улыбкой.

– Хочешь попробовать? Могу показать, как это делать.

– Нет, спасибо. Ты мне уже несколько раз показал, какая у тебя хватка, – сказала я, отодвигаясь.

– Не на тебе, а на мне. Садись сверху, – Женя рукой указал на себя.

Я опешила. Как? Он предлагает мне придушить его? Он не перестаёт меня удивлять. Как он на такое способен? Некоторое мгновение я не шевелилась, пытаясь осознать всю ситуацию. На моём лице появилась широкая улыбка.

– Может, на заднем сиденье? Там удобней.

– Нет. Здесь меньше шансов заняться с тобой сексом. Садись давай, – Женя откинул голову назад.

Несколько секунд я прикидывала, как взберусь на него, куда ставить ноги, вмещусь ли я вообще между ним и рулём. И мне удалось. Полминуты мне потребовалось, чтобы расположиться более-менее удобно, никуда не упираясь конечностями. Смотря на него сверху вниз, я в полной мере ощутила власть, могу делать всё, что мне вздумается, но не стану. Вскинув бровь вверх, я ждала действий с его стороны.

Женя медленно залез в карман своих джинсов, достал оттуда что-то чёрное и блестящее, поднял к моим глазам и развернул. Это оказалась лента.

– Бери, – спокойным голосом сказал он.

Я послушалась. Взяла ленту в руки и принялась осматривать её.

– Она не оставляет следов? – воодушевлённо произнесла я.

– Верно. Приложи к горлу, перекрути сзади и тяни в стороны. Медленно, чтобы прочувствовать момент.

Женя откинул голову назад и ждал моих действий.

Приступила к исполнению полученной инструкции, и сердце моё забилось чаще. Я не знала, чего ожидать. Понравится ли мне? Наврежу ли я ему? Не примет ли он мои действия как предлог для нападения?

По мере натяжения ленты лицо Жени наливалось кровью, но взгляда он не отводил. Костяшки мои белели, мышцы в руках напрягались и гудели. Вглядываясь в его черты лица, я не находила ничего возбуждающего или интригующего. Оно становилось красным, глаза выделялись своей белизной, кожа вокруг ленты стягивалась. В животе не пробуждались бабочки, желудок не сводило от предвкушения кульминации. Ничего нет. Только интерес, как жизнь покидает тело, настолько тихо и безмолвно.

Руки Жени поднялись, обхватив ладонями мои руки он свёл их вместе, призывая остановиться. Я подчинилась. Сделав несколько глубоких вдохов, Женя улыбнулся и прочистил горло.

– Ну, как? – шёпотом произнёс он.

– Никак, – с горечью ответила я.

– Жаль, – Женя взял ленту из моих рук, свернул и убрал в карман. – Я думал, в этом мы будем чуточку схожи.

– Зря надеялся, – язвительным тоном сказала я и начала привставать, чтобы переместиться на своё место, но Женя рывком вернул меня назад.