Чёрная вуаль

– Зачем применяешь удушение? Чувство власти? Наслаждаешься, как жизнь в твоих руках покидает тело? Тебе нравится доминировать и чувствовать себя богом? Властитель чужой жизни.

Женя улыбнулся, провёл пальцами по моей шее и ответил:

– Ты ответила на свой вопрос. Виновен по всем пунктам.

– Если ещё раз попытаешься придушить меня, я перережу тебе глотку, – с огромной злобой в голосе произнесла я.

– Прости. Больше не буду, – сказал Женя всё таким же весёлым голосом, ещё раз провёл пальцами по шее и опустил руку.

Я взяла свои вещи, надела маску на глаза, потому что Женя попросил, и мы двинулись к машине. Опять преодолев весь путь по неровным лесным дорогам, выехали на трассу, где Женя снял с меня маску. Вечер заволакивал улицы, зажигались фонари и вывески.

– Я была права. Ты совершаешь убийства на сексуальной почве, – нарушила я молчание.

– Возьми на полке пирожок, – язвительным голосом ответил Женя.

– Только не понятно, как ты занимаешься сексом с женой?

Женя нервно вдохнул и кинул на меня взгляд, полный растерянности.

– С чего ты взяла, что я женат?

– Еле заметный след, и ты иногда большим пальцем проводишь по безымянному, как будто там чего-то не хватает.

– Дедукция! Мать её!

Он защищается. Я права!

– И как? Твоя жена одобряет удушение?

– Думаешь, без него я не могу?

– Знаю. Тебе нужен страх. Он тебя заводит. Так же, как и власть. Возможно, ты даже работаешь каким-нибудь начальником. Тебе это нужно.

Женя молчал, натянуто улыбался.

– Можешь даже не отвечать. Видно, что я права.

Настроение у меня улучшилось, мне удалось его задеть и хоть что-то узнать.

– А ты? Какие чувства у тебя вызывает убийство?

Я задумалась. Одним словом не описать моё состояние во время убийств.

– Щекочущее чувство в животе. Его слишком сложно описать. Например: когда ты готовишься прыгнуть с высоты, ждёшь очереди на жутком аттракционе или перед первым сексуальным опытом, желудок как будто поднимается к лёгким, и в животе появляются бабочки.

– А половые органы? Пульсация появляется?

Женя звучал жутко заинтересованным, как какой-нибудь странный мужик в парке спрашивает у ребёнка, не хочет ли он конфетку.

– Да.

– Мастурбировала во время убийства?

Глаза всё больше наливались безумием.

– Не то, чтобы… сексом занялась с мужиком, прежде чем воткнула нож ему в грудь.

– Что? Как ты заставила его трахнуть тебя?

– Связала и напичкала виагрой, – с огромной гордостью произнесла я.

Женя рассмеялся так искренне и громко, что я даже не поверила, что смеётся он.

– Погоди. С тем мужиком в квартире, где ты послание мне оставила?

– Ага.

– Вау. Ты умница. И как? Понравилось?

– Да. Было круто.

В голове у меня промелькнули воспоминания того дня. Всё такие же яркие и захватывающие.

Мы уже подъехали к моему дому, Женя остановился, с широкой улыбкой повернулся ко мне и заговорил:

– Что ж. Увидимся с тобой совсем скоро. Я дам знать о себе.

– Хорошо. Может, хоть электронной почтой обменяемся? Раз ни в социальных сетях тебя нет, ни номер телефона не даёшь.

– Я придумаю что-нибудь. При следующей встрече обсудим.

Я вышла из машины, пока поднималась до квартиры, меня начало догонять чувство тоски и боли из-за Мари. С того времени, как я покинула подвал, я о ней не вспоминала. А сейчас, когда вокруг меня тишина, её лицо опять возникает в моей голове.

Зайдя в квартиру, бросила пакет с одеждой в стиральную машину, проверила сообщения на телефоне и упала на кровать. Как только голова коснулась подушки, я отключилась.

Глава 9. Хотела как лучше, а получилось…

С каждым днём мне становилось хуже. Не покидало чувство беспокойства из-за того, что Женя не выходил со мной на связь, я не знала, что именно он сделал с телом Мари. Прошло уже пять дней. И у меня на руках никакой информации. Я чувствовала личную ответственность за труп Мари, ведь она мне не была чужим человеком.

Сегодня всю ночь я плохо спала, постоянно просыпалась, тело окатывало потом, к утру разболелась голова. Есть мне не хотелось, поэтому я решила не пить таблетку. Около трёх часов я потратила на вычитывание статей и постов, посвящённых мне, какой-то блогер снял видео-разбор моих преступлений и составил психологический портрет.

«В итоге мы можем утверждать, что преступник – мужчина, от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Атлетичен, хладнокровен, не поддающийся панике. Не имеющий судимостей, располагает неприметной, возможно, даже приятной внешностью. Невысокого роста. В детстве подвергшийся физическому насилию со стороны родственников либо сверстников. В обычной жизни не занимается ничем экстремальным, всегда осторожен, умеет принимать решения при срыве планов. Возможно, имеется автомобиль. Занят на физической работе с минимальным общением с окружающими людьми. В друзьях имеет кого-то приближенного к полиции, или даже полицейского, с кем не прочь пропустить стаканчик пива, обсудить собственные преступления, не раскрывая себя. Учитывая частоту преступлений, не занимается нанесением себе увечий, что довольно распространено при психических отклонениях.»

А парень умеет фантазировать! Его итог заставил меня рассмеяться. С таким серьёзным видом утверждать столько «фактов», которые он взял из статей криминалистов десятилетней давности! Возможно, я недооцениваю парня, ведь предоставь ему полную информацию о моих преступлениях, все детали и подробности, он бы что-то поменял или добавил. Нужно учитывать то, что он пользовался только общедоступной информацией и слухами, поэтому и составил такой корявый портрет. Может быть, а может и нет. Кидаться общими фразами горазды все, с чем согласны люди в комментариях под видео.

«Вы не думаете, что своими видео разозлите его?»

«Люди сходят с ума! Чуть ли не поклоняетесь этому психу. Думаете, вы не станете следующим?»

«Закомплексованный утырок расхаживает по улицам и пыряет людей! Полиция? Ау! Или он один из вас, и вы прикрываете свои жопы?»

«Вместо обвинений изучили бы людей, которых он порешал. Алкаши да фрики! Спасибо скажите, что на улицах стало спокойней!»

«Очнитесь! Он не герой!»

Я была удивлена найти комментарии, поддерживающие меня. Их немного, но они есть! Прочитав несколько страниц комментариев, продолжила смотреть статьи, когда они начали повторять друг друга, я захлопнула ноутбук и откинулась на спинку стула. Голова продолжала гудеть. Растирание висков и лба не помогало. Встав на ноги, я прошла по квартире несколько раз, считала шаги, переставляла вещи с одного места на другое, потом ушла на кухню. Налила себе крепкого чая и выпила его, закусывая плиткой шоколада. Возможно, я пожалею об этом.

Нужно выйти! Стены давят на меня. Закинув кружку в раковину, ринулась к шкафу, достала оттуда парик, нож, перчатки, растворитель, деструктор органики, шифон и фотоаппарат. Сложила всё в сумку с цепью на ремешке, оделась в чёрный спортивный костюм, нацепила парик и вышла прочь из квартиры. По пути в лесопарковую зону выключила телефон. Шла я около получаса, по тихим улицам без камер видеонаблюдения. Вступив на вытоптанную тропу, сделала глубокий вдох чистого прохладного воздуха. Тишина. Нет криков, шума машин и гула. Только шелест листьев, травы и скрип деревьев. Где-то далеко поют птицы, перелетая с одной ветки на другую.

Головная боль отступает. Пройдя в глубь леса, я сошла с большой тропы на более мелкую, заросшую кустарниками и вьюнами. В тени было холодно, но мне это нравится. Тело ощущается совсем по-другому, более живым. Раньше, в далёком детстве мы часто с родителями гуляли в лесу, собирали цветы, еловые ветки, ягоды. Мне нравилось ловить ящериц и жуков, изучать их, садить в шалаши из веток, уносить далеко-далеко в город и отпускать на каком-нибудь участке газона, надеясь, что через пару недель они заселят весь район, но этого не происходило.

Уйдя полностью в воспоминания, не заметила выступающих корней огромного дерева, о которые благополучно запнулась и упала на колени. Хорошо, что костюм тёмный, иначе остались бы несмываемые пятна травы. Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я зависла на рассмотрении своих грязных ладоней. Где-то далеко, в тумане воспоминаний начало возрождаться что-то потерянное, скрытое от самой себя. Что-то неприятное и жутко обидное.

«Рассматривая свои красно-зелёные ладони, я начала плакать. Не от боли, а от обиды. Передо мной лежала россыпь ярких ягод малины, на тёмной траве они выглядели чужеродными и слишком прекрасными. Рядом послышались шаги и голос мамы:

– Алана!

Я подняла свои заплаканные глаза вверх и увидела её меняющееся лицо. Светлая кожа моментально стала красной от прилива крови, брови нахмурились, губы дёргались.

– Мам. Я несла тебе ягод и у-упала, – тонкий голосок прозвучал отдалённо.

– Ты посмотри на себя! – мама схватила тонкие запястья и вывернула их.

Я вскрикнула от боли:

– Мамуль! Ай!

– Что за свинья?! Ты будешь одежду стирать? Я тебе не обслуга! Сама будешь всё чистить. А если раны воспалятся, то я тебя даже не пожалею.

Запястья горели, слёзы текли рекой, а мольбы не были услышаны. Получив веткой по рукам, я заплакала ещё сильнее.

– Хватит плакать! Замолчи!

Мама кричала, а я ничего не могла поделать. Увидев отца, который появился из-за спины мамы, я обрадовалась, но зря. Он не защитил, не заступился, а присоединился к маме. В итоге, оставив меня одну на поляне, они ушли.

– Мы вернёмся, когда ты перестанешь реветь!

Я сквозь слёзы продолжала смотреть на яркие ягоды малины, истоптанные взрослой обувью, расплакалась ещё сильнее и, сев на корточки, обхватила себя руками.»

Хм, даже не заметила, как у меня сильно забилось сердце. А ведь я помнила наши походы в лес как что-то очень светлое и приятное. Интересная вещь – память. Можно ненамеренно создать свой защитный кокон, оградить крохотное существо от болезненных воспоминаний, просто не показывая всю картину целиком. Как долго я жила в этом коконе, сладкое неведение, приятная недомолвка.

Пройдя несколько километров, присела на упавшее дерево, заросшее мхом и цветами. Совсем близко проходила большая тропа, по которой обычно и гуляют люди, она более ровная и широкая. В двадцати минутах ходьбы от этого места – район частных домов, а в сорока минутах немного в другом направлении, – практически главная улица города, чтобы выйти к ней нужно лишь преодолеть двор многоэтажки и парковку.

Небо хмурилось, затягивалось тучами. По верхушкам деревьев было видно, что ветер усиливается, становилось холоднее. Стоит всё-таки вернуться домой. Я успокоилась. Остыла. Мысли пришли в норму. Даже аппетит появился. Придя домой, сделаю себе омлет с сыром и ветчиной. И заварю большую кружку чая. Возможно, достану коробку из чемодана, посмотрю фотографии, пощупаю трофеи. Да, прекрасный план. А вечером позову Карину на улицу. Погуляем, возможно, зайдём в кафе или торговый центр.

Посидев около пяти минут, слезла с дерева, отряхнула одежду и повернулась в сторону большой дороги, как вдруг услышала женский голос. Звучал строго, даже жестоко и громко. Потом я расслышала детский плач. Когда я подошла ближе к дороге, в поле моего зрения появилась женщина с ребёнком лет шести. Она тащила мальчика за собой, отвешивала ему оплеухи и без умолку кричала.

– Проваливай к своему любимому папочке. Может, он будет лучше меня. Или его любовница примет тебя как родного. А я зачем? Конечно! Нафиг никому не нужная.

– Мам, я не специально.

Ребёнок задыхался и постоянно плакал.

– И не придётся тебе встречаться с отцом тайком, всегда будете время проводить.

– Он сам приехал. Я его не звал, – взмолился мальчик.

Я шла некоторое время вдоль тропы, наблюдая за ними. Женщина продолжала сетовать на отца ребёнка и на него самого. Оскорбляла всех и вся, кричала о своей ненужности и горькой обиде. После ещё двух ударов по голове ребёнка я вышла на дорогу. Быстро натянула перчатки и взяла в руку нож. Нас разделяло около пяти метров. Прибавив шаг, я нагнала их, схватила женщину за руку и повернула к себе.

– Перестаньте бить ребёнка!

– Отпусти меня! Какое тебе дело? Мой ребёнок, что хочу, то и делаю!

– Может, в полицию сходим? Там объясните, как вы с ним поступаете. Будут ли они согласны с вашими методами?

Женщина дёрнула руку, но я не ослабила хватку.

– Отвали! – заорала женщина и отбросила ребёнка в сторону, высвобождая вторую руку.

Мальчик упал на землю, схватился за локоть и тихо заплакал. Женщина пылала огнями ярости.

– Из-за тебя ребёнок упал! – голос женщины становился всё выше.

Меня трясло от злости. Сердце билось с огромной силой, в ушах стоял шум. Женщина подняла вторую руку, но я её опередила. Раскрыв нож, я нанесла два быстрых удара. Разрезала горло, практически от уха до уха, потом воткнула нож в живот и разрезала его поперёк. На нож я давила с такой силой, что пальцами утопала в растерзанной плоти. Вытащив нож, я всё ещё ощущала злость, мне было мало. Женщина свалилась на землю. Я достала из сумки деструктор органики и засунула горлышко открытой бутылки ей в рот, когда содержимое наполнило его, в бутылке осталась половина раствора, который я залила в разрез живота. Убрав бутылку обратно в сумку, я села на колени, пыталась выровнять дыхание и собраться с мыслями.

Гнев стихал, но слишком медленно. Несколько раз не спеша вдохнула и выдохнула, повернулась в сторону, чтоб достать вуаль из сумки. Наткнулась взглядом на ребёнка, он всё ещё сидел на земле, схватившись за локоть, но, кажется, боль в руке его не беспокоила, он боялся. Трясся от страха и непонимания.

Вытащив шифон, покрыла голову женщины, убрала нож в сумку и повернулась к ребёнку. Он попятился от меня прочь.

– Не бойся меня. Тебя я не обижу.

Я протянула к нему руку, он взглянул на неё, встал на ноги и опять попятился назад. Только через несколько секунд до меня дошло, что рука у меня вся в крови.

– Ох, прости, – тихо сказала я и принялась вытирать кровь о внутреннюю сторону кофты.

Мальчик сделал ещё несколько шагов назад, развернулся и побежал прочь от меня в лес. Я бросилась за ним.

– Стой! Прошу тебя, остановись. Я не обижу тебя!

Но он бежал, не останавливаясь. Из-за разницы в размерах я отстала от него. Он ловко пробегал между зарослями кустарников, уклонялся от веток и перепрыгивал торчащие корни. Я в свою очередь пару раз получила по лицу ветками, но не остановилась ни на секунду. Что-то беспокоило меня, заросли мне казались знакомыми, и это не предвещало ничего хорошего. Перепрыгнув очередное упавшее дерево, я вспомнила! Здесь овраг.

– Осторожно! – закричала я во всё горло.

Мальчик пропал из поля моего зрения. Сердце на секунду остановилось. Нет! Получив ещё один удар веткой по лицу, я подбежала к месту, где пропал мальчик, и резко остановилась. Ухватившись за ветку дерева, наклонилась вниз. Вот он! Лежит среди камней, рядом поднялась пыль. Осмотрев всё вокруг, нашла тонкое дерево, по которому можно спуститься. Оказавшись внизу, со всех ног бросилась к мальчику. Что же я натворила? Пожалуйста, не умирай. Будь живым. Я вызову тебе помощь. Умоляю.

Оказавшись в паре метров от него, я замерла. Он не шевелился, лежал на животе, голова повёрнута неестественно. Опустившись перед ним на колени, аккуратно перевернула его, пощупала пульс. Нету. Что я наделала?! Внутри всё сжалось. Сердце заболело. Глаза моментально наполнились горячими слезами. Что ты натворила? Убийца! Он ни в чём не виноват. Ребёнок. Ты убила ребёнка!

– Прости, – прошептала я.

Вытерев слёзы о рукав, не давая им упасть, погладила мальчика по голове. Поправила ему одежду, сложила руки на груди.

Ненависть заполнила всё моё тело. Ты не мститель. Никому не помогаешь. Не очищаешь город от падали, ты сама ею являешься. По твоей вине умер второй невинный человек. Если со смертью Мари я смирилась и приняла, то эту смерть я себе не прощу никогда.

Последнее, что видел в своей жизни этот малыш, – это ненависть родителей друг к другу, которую они выливали на него, смерть матери, которая изрядно его поколотила, и надвигающийся убийца, которая хотела его схватить.

Сколько времени он чувствовал боль? О чём он думал, когда ударялся о камни на склоне оврага? Осознал ли он, что умирает? Вспоминал ли счастливые моменты перед последним вздохом? Хотя бы на секунду был ли мне благодарен, что я остановила удары злобной матери? Прекрати искать себе оправдания, пытаться возвысить и обелить. Прекрати!

Истерика усугублялась, я не могла остановиться. Слёзы лились из глаз, попадали на рукав поднятой руки. Даже такое плачевное состояние не отменяет здравого смысла, любое ДНК оставлять нельзя. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я встала на ноги. Осмотрелась вокруг, увидела куст мелких ромашек. Срезав их ножом, замотала в ткань и вложила в руки мальчика. Он, сам того не осознавая, снял вуаль с меня, убийцы-психопатки, которая рвётся получить свою дозу крови и смерти, которая погубила две невинные жизни и теперь будет нести эту ношу.

Встав на ноги, вытерев лицо я достала фотоаппарат, сделала снимок и пошла прочь. Теперь каждый раз, когда у меня в голове будет возникать желание поступить безрассудно, подставить под удар кого-то, я буду вспоминать этого малыша с букетом ромашек в руках и моей вуалью.

Поднявшись по дереву вверх, я направилась в сторону дома. Перешла дорогу, на которой убила мать мальчика, вдалеке заприметив её труп. Вокруг никого не было. И вряд ли в ближайшие пару часов здесь кто-то пройдёт или проедет. Подбежала ближе, сделала фото, сорвала с уха серьгу и несколько секунд всматривалась в лицо. Я её изуродовала.

Вернувшись на тропу, я ускорила шаг, нервно озираясь по сторонам, бубнила себе под нос ругательства. Сняла перчатки, убрала их в сумку. Когда оставалось несколько метров до конца лесопарковой зоны, я вытерла лицо влажными салфетками, отряхнула одежду, накинула капюшон и вышла на гудящие улицы города. Сразу наткнулась на нескольких людей, но глаз я не поднимала. Видела только обувь и часть ног. Трое мужчин и пара девушек.

Я забыла о головной боли, аппетит опять пропал. Руки и ноги немели, силы как будто вытекали из тела. Потерпи Алана, совсем скоро ты окажешься дома. В своей крепости, где никто не знает, что ты сделала и что чувствуешь, месте, где некому тебя осуждать и винить. Только ты сама. Ты враг, мучитель и ненавистник. Самой себя. Единственный человек, с кем я могу это обсудить, наверняка, отречётся от меня. А возможно, избавится. Может, сделать это первой? И тогда я опять останусь одна. Наедине со своими масками и грехами, которые так тяжелы, если о них никому не говорить.

Закрыв за собой дверь квартиры, мне хватило сил дойти до ванной комнаты, кинуть сумку в ванную, снять кофту и сесть под горячий душ прямо в одежде. Здесь я дала волю эмоциям. Рыдания жгли горло и глаза, я задыхалась. В голове снова и снова крутились свежие воспоминания. Качающиеся кроны деревьев. Густые заросли леса. Яркая одежда женщины. Глаза мальчика, полные слёз и страха. Его бездыханное тело со стеклянными глазами. И изуродованный труп, залитый деструктором. Снова и снова. Снова и снова.

С одежды текла грязь с кровью и пропадала в сливе. Вот бы иметь возможность так же избавляться от воспоминаний. Смывать их с себя, провожать взглядом и махать рукой перед тем, как они пропадут навсегда в бездонной дыре.

Придя в себя, вытряхнула содержимое сумки и принялась тщательно мыть. С каждой минутой вода в ванной становилась прозрачней, дышать становилось легче, слёзы больше не обжигали. Вспомнив о телефоне, расстегнула карман штанов и выругалась. Он намок. Вытерев насухо, положила на полотенце и решила подождать, прежде чем включать. Возможно, всё не так плохо, как я думаю.

Налив чая, крепкого, без сахара, выпила его залпом. Желудок скрутило. Запихнув в рот несколько кусков сыра, ушла в комнату. Включив ноутбук, прочитала сообщения от Карины и Игната. Карина звала вечером на прогулку, от которой я сразу отказалась. Игнат спросил о планах на выходные, я ответила, что ещё не знаю и лучше связаться ближе к намеченному дню, чем строить долгоиграющие планы. Пролистав все свежие посты с новостями, я уставилась в пустой экран. Не знаю, как долго я так просидела, но нога у меня затекла. Боль. Она напоминает мне, что я ещё жива. Физически.

Тишина квартиры давила. Мозгу нечем было занять себя, поэтому перед глазами опять полетели воспоминания. Стеклянные детские глаза. Ромашки. Я не могла избавиться от этого. Истерика подкатывает с новой силой. Она зарождается в животе и поднимается выше и выше, пока не вырвется наружу в виде крика и слёз.

Соскочив со стула, побежала на кухню. Нужно забыться. Мне необходимо просто отключиться от реальности! Достав бутылку вина, воткнула штопор со всей силы и не смогла достать пробку. Билась над ней около минуты, но нервы сдали. Выдернула штопор прочь и кинула бутылку на пол. Осколки полетели, вино разлилось огромной кляксой на белом полу. Так обидно! Какого чёрта, у меня не получилось даже бутылку открыть? Ни на что не годная падаль!

Но я не сдавалась. Достав ещё одну бутылку, я всё-таки смогла открыть её. Взяла стакан для виски из шкафа, наступила на осколок разбитой бутылки, выдернула его прочь и села на полу у дивана. Не обращая внимания на кровь, налила полный стакан и выпила его залпом. Алкоголь быстро всасывается в кровь, голова моментально закружилась. Но стало легче. Выпив ещё один стакан в два захода, я сходила в ванную, сгребла все свои инструменты в ещё сырую сумку и кинула в шкаф, туда же отправился парик. Вернувшись в комнату, включила музыку и села обратно на пол к бутылке и стакану. Налила вина до краёв и, двигая плечами под музыку и подпевая изредка словам в песнях, осушила всю бутылку.

Я не помнила уже ничего, что произошло днём. В голове всё смешивалось: детство, подростковый период, события недельной давности, они сменяли друг друга и перекликались. Комната вращалась, желудок был полон, но мне хотелось ещё. Было мало. Я хотела забыть, кто я. Забыть всё.

Еле поднявшись на ноги, сходила за третьей бутылкой. Наступала я или нет на осколки – абсолютно не понимала. Не чувствовала. Ха! Ну хотя бы физическую боль я перестала ощущать. Со второй бутылкой есть шанс забыть моральную.

Упав на пол у дивана, открыла не спеша третью бутылку. Пустую кинула на кухню, надеясь, что она разобьётся вдребезги, но этого не произошло. Гулко упав на пол, она прокатилась до кухонного гарнитура, покрутилась вокруг себя и остановилась. Чёрт!

За окном уже темнело. Я не включала нигде свет, сидела в полной темноте, не считая слабого свечения ноутбука. Я опять вспоминаю события дня. Опять перед глазами лицо малыша. Ромашки. Его неестественно повёрнутая голова. Твою ж мать! Как избавиться от этого? Дерьмо какое! Время шло. Тьма вокруг сгущалась, бутылка пустела. Физически мне становилось хуже. Голова кружилась, тело как будто летело, меня начало тошнить. Я принялась глубоко дышать, чтобы тошнота прошла. Помогало мало.

В дверь позвонили. Я решила проигнорировать. В гости никого не жду, ничего не заказывала. А если там опять Женя, то пусть идёт в задницу! Не хочу его видеть. В дверь начали стучать. Какой настырный! Я продолжала сидеть на полу, тихо пить вино.

– Алана? – послышался приглушённый голос Игната.

Чего?! Откуда он знает, где я живу? Зачем он приехал? Открыть ему? Хе-хе. Опять стук в дверь.

– Алана, я знаю, ты дома. Слышу музыку. Открой, либо я вызову спасателей.

Хе-хе! Спасателей. Кого спасать? Всех, кого надо было спасать… им уже не помочь.

– Ты в порядке? – голос его звучал встревоженно.

Через силу я поднялась на ноги, упала обратно на пол. Боли абсолютно не почувствовала. Снова встала. Раскачиваясь в стороны, хваталась за стены, мебель, которая попадалась.

– Я. Иду! – попыталась крикнуть я, но язык не слушался.

Добравшись до двери, долго не могла открыть. Крутила замки в разные стороны, цепочка никак не вытаскивалась. На открытие двери у меня ушло около минуты.

Тадам! Дверь открыта. Передо мной возник Игнат. Выглядел он встревоженно. Я старалась не качаться, но тело послало меня далеко и надолго. В принципе я всё прекрасно осознавала, к сожалению, но тело не слушалось.

– Алана. Что с тобой? – спросил Игнат, заходя в квартиру.

– Я тя не впускала! – промямлила я, пытаясь задержать Игната за пределами квартиры.

– Можно войти?

– Ага.

Игнат вошёл в квартиру, закрыл за собой дверь и уставился на меня. Я в свою очередь пыталась держать равновесие, хватаясь за одежду на вешалке. Хорошо, что она прикреплена к стене, иначе я бы уже валялась на полу. Игнат забрал у меня стакан, в котором осталась четвертинка вина и пошёл в комнату. Включив свет, провёл по своим волосам и выдохнул.