Печать секретности

– Прояви, – разрешил Ермилов, – только побыстрее, сейчас ко мне люди придут.

– И все-таки… Мне не дает покоя мысль, заложенная в этом обрубке шифровки, который нам удалось получить. И мысль эта для меня очевидна, – Егоров наткнулся на заинтересованно-ироничный взгляд Ермилова, но не стушевался. – Это ваша прерогатива гадать на кофейной гуще, нам в контору должны увеличить поставки кофе для этих утилитарных нужд… Я не теоретик, а практик.

– Хамишь? – нисколько не рассердился Ермилов, вспоминая себя в возрасте Егорова и сочувствуя его все еще пламенным порывам. – Излагай, что там у тебя накипело, стратег ты наш. Но не забывай про регламент.

– Я работал на «земле», как вы помните. У меня осталось много друзей и знакомых в этой сфере. Вика, моя жена, и сейчас работает в одном из закрытых оборонных предприятий.

– Ты планируешь задействовать Викторию в наших разработках? – улыбнулся Ермилов. – Ну-ну. А не проще ли подключить тех, кто курирует это направление?

– И этих тоже! – отмахнулся Вася. – Но простые инженеры порой могут подсветить ситуацию гораздо лучше спецов. У тех глаз замыливается. Текст шифровки ведь явно указывает на оборонный профиль. КРУС и «военный» журналист. Так?

– О разработках, приборах может знать и обычный журналист, не связанный с минобороновской прессой. Но я понимаю, к чему ты снова клонишь. Сузить круг тех, кто занимался разработками КРУС, и пошуровать в этом направлении. Ты как стрелок рассчитываешь сразу попасть в яблочко. Но у нас мишень скрыта в тумане и находится на расстоянии, скажем, две тысячи метров. Попасть в нее вполне реально, но сложно. Проблема в том, что мы ее пока отчетливо не видим. Я даже опасаюсь, что все наши изыскания зарубят на корню как неперспективные, отложат на потом, до лучших времен, когда появится хоть какая-то дополнительная информация. Боюсь, что мы от оперативного розыска так и не перейдем к оперативной разработке. Фигуранта по делу нет, а значит, и дела нет. А ты предлагаешь стрелять в туман. А что если за туманом и вовсе нет никакой мишени? Не удивлюсь, если эта картонка – фальшивка, дезинформация, чтобы отвлечь от какого-то реального дела или следа, на который, как полагают англичане, и, может, небезосновательно, мы уже напали. Что конкретно ты предлагаешь?

– Первое – все-таки Салибаев. Пусть Говоров покопает в этом направлении, свяжется с узбекскими коллегами. Что там у них есть на этого игиловца. Второе – НКО, сотрудники склада и фирм, с ним так или иначе связанных. И третье – разработчики КРУС. Кто, куда и зачем ездил, где и как они могли быть завербованы. Ведь подобраться к ним не так просто. Проработать вероятности подходов. Поговорить с нашими сотрудниками, работающими в экономических и в отделах военной контрразведки в региональных управлениях, – Егоров почесал затылок, что усилило сходство его с древнерусским богатырем, думу думающим. – Можно осмыслить еще и четвертый пункт – журналистский вариант отработать. Просмотреть отчеты агентуры о военных журналистах. И вообще… Кто и что писал на эту тему в последнее время? Возможно, брали интервью у разработчиков, выезжали в организации и на предприятия, создающие радиоэлектронные системы. Кстати, иностранным спецслужбам в принципе легче осуществить вербовочный подход к журналистам. Это я к тому, что в шифровке упоминается военный журналист.

– Работай, – согласился с ходом мыслей Егорова шеф.

Ближайшие дня три Василий вместе с Говоровым проверяли все оперативные сводки по сообщениям источников относительно военных журналистов. Читали аналитические справки. Узнали кто, где и когда выпивал, о чем болтали. Должны были, обязаны отработать эту версию, хотя Говоров излучал такой скепсис, что заполнил им весь кабинет. Он утверждал, что, зацепившись за слова «военный журналист» в шифровке, Вася скинул проработку всего остального на Говорова.

Но Василий упорствовал и все-таки отыскал сообщение, которое его всерьез зацепило. Речь шла об одном из столичных военных изданий, а не о региональном. Егоров почитал, что наговорила группа журналистов, сидевшая как-то вечером в теплой компании, и диву дался, как до сих пор этот агентурный сигнал не стали разрабатывать. Посмотрев резюме сотрудника, подводившего итог полученным от агента сведениям, Вася хмыкнул. Все сказанное в компании тот списал на банальную пьяную болтовню и не стал делать далеко идущих выводов о возможности разработки журналистов. Может, в самом деле им там, на месте, видней, как обычно себя ведет пишущая братия. Как говорится, надо знать контингент. Но Егоров смотрел на эту болтовню сейчас под определенным углом зрения.

А сигнал от агента явно поступил неспроста. Он, конечно, стремится получить гонорар, но написанное им – не пустой трёп.

– Согласен, – Ермилов покивал лобастой головой, когда Егоров принес ему выдержки из оперативных сводок, составленных по агентурным отчетам. – Попробовать поработать с этой компанией стоит. Они и про КРУС говорили, и про разработчиков… Как будем легендировать? Заводить тебя через офицера безопасности нецелесообразно. С улицы туда тоже не попадешь. Нужно, чтобы кто-то из этой среды порекомендовал тебя. Вот только в качестве кого? За журналиста ты вряд ли сойдешь. Они и сами в этой сфере прошаренные, быстро тебя выведут на чистую воду. Что ты хитро улыбаешься? – Олег пригладил остатки шевелюры. – Что там у тебя еще в рукаве припрятано?

Вася достал из папки еще один листок из агентурных донесений и протянул шефу. Тот поморщился и почесал лоб карандашом, который брал каждый раз, когда читал документы. Он откинул листок с досадой:

– Ну куда же без нее? Она замечена в компании этих журналистов. Меркулова! Понимаю, к чему ты клонишь. Через нее выйти на этих болтунов? Мне показалось, что в прошлый раз она произвела на тебя неизгладимо неприятное впечатление.

Олеся Меркулова – журналистка и старая знакомая Ермилова. Он когда-то, еще работая в английском отделе, воспользовался ее помощью в освещении одной проблемы. С тех пор приятельствовал с ней, периодически подкидывая любопытные темы для журналистских расследований и аналитических обзоров, огибая рифы секретности, разумеется. Она – телевизионный журналист, но то и дело пописывала статейки в различные центральные издания. Слыла дамочкой острой на перо и на язык.

Вася с подачи Ермилова познакомился с ней в начале этого года, и та зацепка, которую она ему дала в деле с американскими базами в Сирии, принесла плоды, в том числе и медаль «За отвагу» для Егорова. Вряд ли Олеся догадывалась, какой снежный ком вырос из снежинки, выловленной ею из интервью с курдом – одним из командиров YPG в Сирии.

Ермилов не любил с ней лишний раз связываться, так как Меркулова буквально когтями впивалась в него, пытаясь выудить из флегматичного полковника гораздо больше того, что он собирался ей дать.

Егоров молчал, ожидая решения шефа.

– Как ты собираешься объяснить ей свой интерес к Щеглову? – проворчал Ермилов. – Ей только дай намек на нашу разработку, как она начнет, как собака, четырьмя лапами рыть. Не обрадуешься. Тем более что у нее на уме, то завтра в эфире или на страницах газет.

– Ее давно пора завербовать, – намекнул Вася. – Тогда все было бы гораздо проще. Мне, кстати, не показалось, что она спешит выложить все наши секреты в своих опусах. Вполне четко и здраво понимает, что выложить, а что придержать. Напрямую попрошу познакомить с Щегловым и его собеседниками. Интерес объяснять никак не стану, пускай теряется в догадках. – Егоров забрал принесенные документы, сложил их в папку. – Согласитесь, в любом случае надо поглядеть на этих ребят, уж если даже они в сводку попали. Я посмотрел по другим сводкам, этот агент – серьезный товарищ и не страдает излишней подозрительностью. Обычно все по делу… А уж Меркулова лучше сообразит, как меня им так представить, чтобы, что называется, прокатило. И не побежит звонить об этой моей просьбе на каждом углу. Это и не в ее интересах.

– Конечно, эта зараза Меркулова ориентируется в своей журналистской среде как рыба в воде. Позвонить ей?

– Я сам, на мягких лапах, – не согласился Егоров.

– Ты на своих мягких лапах не попадись в ее силки. Она их расставляет весьма умело.

– Что, личный опыт? – Вася поднял невинные глаза к потолку.

– Даю тебе и Говорову неделю. Ты – старший, – Ермилов однозначно махнул рукой в сторону двери. – Не будет никаких дополнительных данных к нашей шифровке, разработку замораживаем до лучших времен. Меня сейчас больше волнует то похищенное с военного склада оружие, следов мы пока так и не нашли. Людей не хватает. А тут ты со своим картоном. Мне нужны оперативники, а не таежные стрелки, жаждущие попасть белке в глаз.

Но Егоров всегда метил кому-нибудь в глаз. Чаще, конечно, в переносном смысле. Свалив на Говорова и на сотрудников Московского управления основной пласт монотонной компьютерно-бумажной работы, Вася поехал искать «белку».

Бюст у нее был так стиснут, приподнят и декольтирован, что казалось, он ее вот-вот удушит. Не у «белки», конечно же, а у секретарши в редакции телевизионных программ, где работает Меркулова. Удалось узнать, что Олеся сегодня на закрытом мероприятии, куда даже «такому симпатичному парню» не удастся попасть без пригласительного. Не отрывая взгляда от декольте, Вася похлопал себя по карману с удостоверением:

– Говорите адрес, у меня универсальный пропуск.

Девушка жевала жвачку, пускала розовые жвачные пузыри и не проявляла никакого излишнего любопытства. На розовом стикере, пахнущем клубникой, написала адрес. Вася мог узнать, в чьей зоне ответственности сие заведение, и его бы провели без лишних вопросов и проблем. Но он просто решил воспользоваться ксивой.

Проникнув в «Зеркальный» зал ресторана «Метрополь», Василий едва сдержался, чтобы не присвистнуть, настолько тут была помпезная обстановка. Скользили официанты с подносами, заставленными бокалами с шампанским. Создавалось ощущение, что подносы – это часть их руки, настолько они с ними сроднились. Официанты оставались незаметными, словно часть интерьера, только вдруг то и дело выплывали из неяркого освещения подносы с блестящими бокалами с искрящимся содержимым. Но еще более впечатлял соседний зал, куда заглянул Егоров, прогуливаясь с бокалом шампанского. Тот зал с фонтаном посередине накрывал высокий стеклянный купол из витражей. Вокруг фонтана стояло множество круглых столиков, сервированных для какого-то официозного мероприятия.

– Ба! Не обозналась ли я? – раздался за спиной насмешливый женский голос. – Какими судьбами? Премию по детской литературе пришли получать? Не знала, что в вашей организации существует такой отхожий промысел.

Вася обернулся и узнал Олесю Меркулову. Он, правда, видел ее однажды, да и то в полумраке, при свечном свете. Нет, не в интимной обстановке. Когда Ермилов послал его к ней домой, чтобы уточнить детали ее интервью с курдом, у Меркуловой в квартире вырубило электричество из-за ремонта и неумехи-электрика. В свете свечей, в компании с рыжим диковатым котом, в окружении стопок журналов Олеся показалась несколько зачуханной. Теперь же перед ним стояла девушка в темно-сером деловом костюме с коротковатыми брючинами, из-под них выглядывали узкие щиколотки. Костюм дополняли кроссовки. Белые. Волосы, словно воронье гнездо, нечесаные, скрученные в свободный пучок, из которого торчало что-то вроде вязальной спицы.

– Олеся Николаевна? – Вася изобразил удивление. – Что называется, давно не виделись.

– Только не говорите: «какими судьбами?» Я-то здесь хотя бы по работе. – Она сделала паузу. – Впрочем, вы, как видно, тоже. Но вряд ли попадете внутрь. – Олеся кивнула в сторону двери в зал «Метрополя» со столиками под стеклянной крышей. – Там строго по пригласительным. Журналюг держат отдельно, но тоже по пригласительным. Судя по твоему… – она бросила на него быстрый взгляд и снова принялась высматривать кого-то среди гостей, – ничего что я на ты? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Судя по твоему алчущему взгляду, тебе что-то нужно. А Ермилов в курсе твоей инициативы?

– Он всегда в курсе всего. Всевидящее око, – хмыкнул Егоров, не возражавший против такого «разоблачения». – Это может быть оружием. – Вася осторожно коснулся кончика «спицы» в ее волосах.

Меркулова рассеянно кивнула и наконец увидела того, кого искала.

– Ну где тебя носит? – напустилась она на долговязого длинноволосого парня в потертых джинсах и с камерой на плече. – Ты все здесь отснял? Церемонию без меня снимешь?

– А чего там снимать? – с ленцой спросил он. – Не паникуй! Все будет в лучшем виде. Можешь идти, – он понимающе покосился на Егорова. Однако, увидев, как Василий на него смотрит, скукожился и быстренько ретировался.

Меркулова и Егоров вышли из «Метрополя».

– Давай ближе к делу. – Олеся подняла воротник длинного красного пальто, напоминающего махровый банный халат с капюшоном. Она не выглядела слишком заинтересованной. – У меня кот голодный.

– Если бы я сам знал, как ближе подобраться к этому делу… – вздохнул Вася и поежился. Холодный ветер пробирался под куртку. Проезжавшие мимо по Театральному проезду машины слепили фарами. – Давай куда-нибудь зайдем. Пробирает до костей.

Они зашли в кальянную и сели у окна, взяв горячий кофе и маффины. Вася обхватил чашку руками, помолчал, поглядев через панорамное окно на дом два. Он подумал, что Говоров все еще сидит на работе.

– Курить не будем? – с улыбкой спросила Олеся, имея в виду кальян. – Однако зловещим выглядит разговор на фоне того домика, – она указала в окно на здание ФСБ. – Тем более зловещим кажется твое молчание.

– Ты сменила масть? Вроде занималась политикой, военной темой, а теперь что-то вроде светской хроники в «Метрополе»?

– Вы следите за мной? – Меркулова негигиенично облизала пальцы, слопав свой маффин и поглядывая на тарелку Василия. – Обычное дело. Всего-навсего приработок. Кота кормить же надо. А так я в твоем распоряжении. Выкладывай секреты!

– Мечтать не вредно, – он пододвинул к ней свой маффин. – Ты знаешь кого-нибудь из своих коллег, кто пишет-снимает про новинки в сфере вооружения? – Вася попытался зайти издалека.

– Слишком общая информация. – Олеся справилась и со вторым маффином. – Первое: на каком канале или в каком издании работает искомый тип, второе: о каком конкретно вооружении он писал?

– Речь о военных журналистах. Ты с кем-нибудь знакома лично? – подбирался Егоров к сути.

– Допустим. Ну что ты такой обтекаемый? Говори фамилии. Кто конкретно тебя интересует?

– Щеглова знаешь? – потерял терпение Василий, заметив, что Меркулова не склонна сама называть фамилии.

Меркулова поморщилась, то ли вспомнив о чем-то неприятном, то ли оттого, что иссякли маффины.

– Это который Юрий? – уточнила она.

Егоров нашел на своем блюдце крошку от маффина, бросил ее в рот и кивнул.

– Шапочно. Где-то когда-то в компании пересекались. Тебе нужна о нем информация или протекция в плане знакомства? И что мне за это будет? – она наклонила голову к плечу и глядела лукаво.

– Могу купить еще один маффин. И к тому же альтруизм никто не отменял, – Вася обрадовался, что она не задает лишних вопросов, но видел скепсис, который излучали ее умные глаза, и решил усилить натиск: – А что насчет патриотизма?

– По-моему кто-то просто хочет моими нежными ручками делать свою работу, а патриотизм тут ни при чем. Как тебя представить? Ты же, как я понимаю, не собираешься открывать ему карты о своей профессиональной деятельности? И хотелось бы знать, что с ним будет, после того как я вас сведу? Я, понимаешь, познакомлю, его посадят, а обо мне пойдет дурная слава. Что Ермилов по этому поводу думает?

– Он считает, что у тебя тьма-тьмущая знакомых во всех сферах. Вот и Щеглов тебе известен. Что ты довольно изобретательная, чтобы найти мне подходящее амплуа и как представить Щеглову и его коллегам так, чтобы не подставиться самой, даже если мне через какое-то время придется все же открыть им карты.

– О уже и коллеги Щеглова возникли на горизонте! Вот так и садятся на шею.

– И кстати, – улыбнулся Василий, поудобнее расположившись на тонкой шее Меркуловой и свесив ноги, – ты бы у своих знакомых выяснила, как и где добывать новые темы, к кому обращаться из военного начальства, чтобы дали добро на интервью с офицерами и спецами в области оборонных разработок, как дело обстоит с цензурой в этой сфере? Наверняка военные разбалтывают журналистам больше, чем в итоге попадает в эфир или на страницы газет. Все оседает в ушах и диктофонах журналистов. И не всегда приходится рассчитывать на их внутреннего цензора, чувство такта или банальную порядочность.

– Да, порядочность стала банальной, – согласилась Меркулова. – Значит, оборонные разработки? Новинки вооружения… Ну не знаю. Попробую разузнать, поговорю с людьми. Но тебе только расскажи что-нибудь… – Меркулова фыркнула и почесала затылок своей спицей, не вынимая ее из пучка. – Вот так вот поговоришь с такими, как ты и Ермилов, душу распахнешь, а потом вдруг, бац, и выезд за границу захлопнется.

– А тебе так уж нужна та заграница? – Вася отпил кофе.

– Да бог с ней, с заграницей! Надо знать, у кого и что спрашивать. Уметь делать выводы. Ты что, не понимаешь, что многие из этих «патриотических репортеров» откровенные конъюнктурщики. Подул ветерок, запахло порохом и портянками – и они все нацепили броники и камуфляж и пустились плясать вприсядку.

– Погоди, ну есть же, так сказать, идейные товарищи? – недоверчиво поглядел на нее Егоров.

– Само собой. Вот только они тем более с тобой откровенничать не станут, я имею в виду как с представителем твоей конторы. Они пуленепробиваемые, принципиальные. А ты, как я поняла, хочешь заглянуть в потаенные уголки их творческих мастерских, если уж изъясняться образно. У этих ребят там чистота и порядок. В самом деле. Скелетов в шкафу не наблюдается. Ты же жаждешь отыскать яблочный огрызок, висящий в углу на клоках паутины.

– Зачем мне огрызок? – оскорбился Егоров, понимая, почему шефу интересно общаться с Олесей. Уследить за полетом ее мысли не так-то просто. Нестандартно мыслит. Нестандартно выражается. – Ты считаешь Щеглова таким, пуленепробиваемым?

– А вдруг в огрызке «жучок» замаскирован? – Олеся ответила лишь на первый вопрос, улыбнулась и пожаловалась: – Эти маффины только раздразнили аппетит. Тут подают что-нибудь более существенное, чем дым от кальянов? – Она поймала проходившего мимо официанта и заказала пиццу. – Как я должна тебя представить, чтобы тебе откровенно приоткрыли дверцу в свой творческий чуланчик, – вот загадка. Я не хочу сказать, что эти ребята не патриоты или готовы предать за сто долларов. Просто их подход к жизни не столь романтичный, как твой или мой. Более циничный или даже реалистичный, но цинизм их в рамочках. Зарабатывать ведь надо.

– На журналиста ведь я не потяну?

– Вряд ли! Тебя в твоем костюмчике и галстучке за версту можно идентифицировать как обитателя дома два, как любит называть Ермилов вашу Контору. Если ты сделаешь лицо попроще, будешь улыбаться, как американец, глуповато и лучезарно, наденешь чего-нибудь оверсайз… Ну свитер растянутый и потертые широкие рэперские джинсы. Или у тебя полный шкаф костюмчиков?

Егоров промолчал, изображая обиду, хотя, мысленно перебирая свой гардероб, пришел к выводу, что выбор в самом деле небогатый. Разве что одежда, в которой ездил к родителям на дачу: джинсы и старая болоньевая куртка, которую, кажется, носил еще в школе в старших классах. Может, сойдет за оверсайз?

– Артист! – Олеся вдруг ткнула пальцем в его сторону и тут же отвлеклась, увидев официанта с пиццей на круглом блюде: – Это уже похоже на еду.

Вася понял, что платить за пиршество придется все равно ему, и сразу же стащил с тарелки кусочек, чтобы прожорливая Меркулова не слопала все сразу.

– Что «артист»? – спросил он с набитым ртом.

– Ты выдашь себя за артиста, который собирается сниматься в сериале в роли военного корреспондента. Тебе в таком случае изольют душу и море водки. Придется пить, много…

Егоров вздохнул. И не только по поводу алкогольных напитков.

– Как ты себе это представляешь? Сейчас любого артиста в интернете можно отыскать. Вот станет Щеглов проверять, а такого артиста и в помине нет. И потом, я разве похож на артиста? Не знаю, как проходят съемки, и всю эту кухню.

– Получишь от меня инструкции, – почти серьезно ответила Меркулова. – А что касается проверок… – она закатила глаза, собираясь втолковывать ему очевидное. – Во-первых, Щеглов не работает в первом отделе, во-вторых, на фиг ты ему сдался, чтобы тебя проверять. Юрке лишь бы выпить в приятной компании и повыхваляться, какой он крутой профессионал. Ну и в третьих, ты же не претендуешь на уровень Марлона Брандо. Скажем, что ты воронежский театральный актер. Тебя увидел режиссер сериала и вызвал сначала на кинопробы, а потом утвердил на роль военного корреспондента. В этом и соль, что режиссер искал новое, не затертое по сериалам и рекламам лицо. Теперь ты вживаешься в образ, и требуется прототип для работы. А я тебя выдам за своего случайного знакомого. Или лучше скажу, что режиссер мой знакомый, а меня попросил представить тебя военным журналистам. То есть все это через третьи руки. И все-таки я рассчитываю в ответ на услугу получить какой-нибудь горячий материальчик.

– Рассчитывай, – Вася взял еще кусок пиццы. – Пока ты еще ничем не помогла. Рассказывай, как мне себя вести…

Он вышел через полчаса из кальянной, отяжелев от пиццы и наставлений про кинобизнес, польщенный репликой Меркуловой о том, что у него киношная внешность. Взглянув с легкой степенью вины на окна дома два, Вася поспешил спуститься в метро. Словосочетание «старший группы» действовало на него расхолаживающе.

Сытый, обольщенный хитрой журналисткой, Вася был как кот, который обнаружил банку со сметаной в хозяйской кладовке и решил, что ее там поставили специально для него. Но хозяин сметаны думал иначе… Вика выступила в роли хозяйки сметаны и, едва Егоров всунулся в крошечный коридор своей хрущевки, улыбаясь и принюхиваясь, чем еще дома можно поживиться, родная жена сунула ему в руки помойное ведро.

– Слишком ты счастливый, Васенька, после рабочего дня! И что это от тебя пахнет как из опиумного притона?

– Ты там бывала? – он торопливо удалился с ведром, обнюхав ворот своей кожаной куртки на лестнице.

Дым кальянной предательски впитался в одежду. Запоздало Василий подумал, что можно было подключить к мусорному делу Валерку. Но наверняка у Виктории найдется для сынули масса отмазок, начиная с того, что он усиленно корпит над уроками, и кончая зловещей темнотой на улице.

Около мусорного бачка сидела крыса и перебирала передними лапками клочок какой-то обертки. Она застенчиво и недружелюбно покосилась на Васю и продолжила многополезное занятие. Егоров хотел было ее прогнать, но ничего кроме «кыш» в голову не пришло.

«Каждому свое, – подумал Василий, обойдя крысу, ужинающую в неярком свете уличного фонаря. – Почему они написали «красная крыса»? – он поглядел на эту коричневую особь, вспомнив шифровку. – Если подразумевать, что писали англоязычные ребята, то что конкретно они имели в виду? Шифровка, очевидно, подлинная. Не исключена вероятность дезинформации, но, чтобы ее нам подсовывать, надо наверняка знать, что именно мы завладеем шифровкой. Иначе бессмысленно. Наши «англичане» не отслеживали грузовик с картоном. Значит, не предполагалось наличие благодарной публики. – Вася потоптался около мусорных баков в задумчивости. – Не на коммунистов же они намекали. Дескать, «красные крысы». Но мы уже давно не красные. Хотя на Западе нас по сей день представляют в ушанках, в обнимку с медведями и одновременно наигрывающими «Калинку» на балалайке. Но в шифровке «крыса» в единственном, а не во множественном числе».

Василий поставил ведро у подъезда и прошелся вдоль дома по тротуару, сталкиваясь с соседями-собачниками. Некоторых он помнил еще с детства. Московский уютный дворик в старом районе города, зеленый летом, с детской площадкой в окружении пятиэтажек, даже теперь, когда деревья обнажены по-зимнему, а лужи покрываются коркой льда по ночам, казался все равно теплым, камерным, особенно в обрамлении череды светящихся окон. Егоров в который раз после возвращения в Москву из Ижевска испытал ощущение покоя, как бывает, когда после долгого путешествия возвращаешься домой.

Если бы не рутина. Она по созвучию как ртуть – из нее не выплывешь. Слепит своим однообразным амальгамовым покрытием, колышется в такт московским приливно-отливным пробкам – в центр и обратно, в спальные районы. И ничего более. На работе залысина шефа, поблескивая в свете рано включенной люстры из-за зимнего короткого дня, а поздно вечером кудряшки Вики, умиротворяющие в свете торшера, нависающего знаком вопроса над креслом, в котором любит сидеть жена после работы.

На какой-то недолгий момент хрущевку и их с Говоровым кабинет продуло сирийским ветерком, сухим, с привкусом горечи. Но он оказался таким мимолетным… Остались лишь горечь на губах и послевкусие приключений. Теперь пахло мокрым картоном и в большей степени подмоченной репутацией. И все-таки уже не так укачивало на волнах рутины.