Рецидивист. Век воли не видать

Когда-нибудь, на досуге, я, возможно, поведаю вам о них.

Зинчук достал из саквояжа специальное приспособление – налобную лупу с подсветкой, и надел его на голову. Затем он бережно взял в руки китайский раритет и закрепил его в тисках с мягкими губками.

– Посмотрим… Ключник включил подсветку в налобной лупе и погрузился в изучение пенала. Время от времени он переворачивал его в тисках и всесторонне изучал. В ход пошла большая лупа. Рассмотрев, как следует, пенал, Зинчук вынул из скатки какие-то необычные крючечки-проволочки, которыми начал осторожно ковыряться в фигурном замке.

Ольшанская тихо сидела рядом, стараясь даже не дышать, чтобы ненароком не помешать Ключнику. Если свиток погибнет, ей этого не простят! Наконец Поликарп оторвался от пенала и выключил свет в лупе.

– Не получилось? – расстроено выдохнула Ольшанская.

– Тот, кто придумал этот замок – настоящий гений! – с белой завистью в голосе произнес Ключник.

Он достал из саквояжа стопку бумаг, чертежные инструменты и начал набрасывать на них нечто вроде механической схемы замка. Ключник крутил схему и так, и этак, он даже высунул наружу кончик языка от усердия.

– А как дела с остальным похищенным хабаром[13]? Вы так ничего кроме этого пенала и не нашли?

– Не нашли: нет ни свидетелей, ни подозреваемых!

– Как так? – удивленно приподнял брови Ключник.

– Был один фигурант, – пояснила Ольшанская, – но его убили. Снайпер. Прямо в момент задержания.

[1] Дубак, ветухай, пупкарь – тюремный надзиратель (тюремн. жаргон).

[2] Конь – груз, то есть самодельная посылка запрещённых вещей и предметов, который заключённые передают друг другу по дороге (верёвка для налаживания дороги).

[3] Малява, Малявка , мулька- письмо (записка), нелегально передаваемая заключёнными из тюрьмы на волю либо из камеры в камеру в пределах комплекса тюремных зданий, как правило, путём отправки по дороге (тюремн. жаргон).

[4] Сходка, сходняк – 1) сборише преступников; 2) собрание воров (тюремн. жаргон).

[5] Раскачать – обсудить поведение вора на сходке (тюремн. жаргон).

[6] Сделать начисто – убить (тюремн. жаргон)..

[7] Прогон – 1. ультимативное и обязательное к исполнению указание авторитетных заключённых, как правило, изложенное в маляве и прогонямое для доведения информации до адресатов по камерам с использованием дорог, кабур и прочих хитроумных зековских приспособлений; 2. также гон – речь, возможно не правдивая или бессмысленная (тюремн. жаргон).

[8] Хозяин – начальник СИЗО или зоны (тюремн. жаргон).

[9]Апельсин – человек, присвоивший себе положение авторитетного вора в уголовном мире, однако сам не прошедший лично всех типичных процедур и испытаний, характерных для биографии действительного классического кандидата в авторитетные воры (не сидел в тюрьмах и ИТК по определённым статьям Уголовного кодекса, чужд интересам и чаяниям заключённых и т. п.) (тюремн. жаргон).

[10] Тюремные касты (или «масти») – группы заключённых, занимающие различное положение в неформальной иерархии, складывающейся в местах лишения свободы. В зависимости от принадлежности к той или иной касте заключённый имеет различные права и обязанности (тюремный жаргон).

[11] Отрицалово – арестант, вставший на путь бескомпромиссной борьбы с тюремной администрацией и мусорами.

[12] Козлы, суки, красные – заключённые, открыто сотрудничающие с администрацией, занимающие какую-либо административную должность (завхоза, коменданта и т. д.) (тюремный жаргон).

[13]Хабара – доля украденного, взятка (тюремный жаргон).

Глава 4

На территории следственного изолятора царила нездоровая суета: по окруженному стенами и колючей проволокой двору бегали, как заполошные надзиратели, свободные от своих вахт гавкали собаки, срочно угонялись в гараж «воронки» и автозаки. Между ними сновал, перекрикивая галдеж сотрудников и лай собак, матеря всех «на чем свет стоит», низкорослый коренастый мужчина с громовым голосом, кривыми ногами и выдающимся пузом, на которое запросто можно было поставить пивную кружку – хозяин тюрьмы, полковник Угодин.

– А ну, в шеренгу становись! – рявкнул он громовым голосом. Его и без того красное лицо, побагровело еще больше. – Комиссия на подходе, мля!

Надзиратели кое-как выстроились в кривую шеренгу и замерли, «преданно» поедая взглядом» начальство.

– Подравнялись! – скомандовал полковник, оценив кривизну строя. – И смотрите у меня! – погрозил он подчиненным пудовым кулаком.

Откатные ворота отъехали в сторону, пропуская на охраняемую территорию представительский кортеж из нескольких дорогущих заграничных автомобилей.

– Смирно! – гавкнул полковник, бросаясь встречать высоких гостей.

Автомобили остановились и низ них вылезли члены комиссии: «суровый» ФСИНовский генерал с насупленными бровями, полпред президента «по правам человека» – крепкий мужчина в возрасте и члены международного совета «по тем же правам»: толстый, под стать хозяину тюрьмы финн, сухощавый англичанин и их переводчица – высокая длинноногая деваха. За спиной полпереда «выросло» двое рослых охранников, с топорщившимися под мышками пиджаками.

Угодин, не добежав до гостей пары метров, перешел на строевой шаг, но такая «ходьба» удалась ему «так себе» – мешал солидный мамон.

Остановившись, он «отдал честь», приложив к фуражке грубую пятерню, и протрубил во всю мощь:

– Тащ генерал, личный состав следственного изолятора – построен!

Генерал, скосив глаза, взглянул иностранцев – те от грубого голоса Угодина недовольно поморщились.

– Тихо, ты, не ори! – прошептал генерал, наклонившись к самому уху Угодина. Вишь, высоким заграничным гостям твой рев не пондраву…

– Так точно! Еп… – рявкнул, было, полковник, но опомнился и прошептал:

– Понял, тащ генерал.

– Давай, показывай свое хозяйство! – вальяжно произнес генерал, тихо, но жестко добавив на ухо Угодину, чтобы не расслышали гости:

– И смотри у меня, не облажайся!

***

Комиссия в сопровождении тюремных надзирателей, вооруженных дубинками, шла по длинному тюремному коридору: первым, суетливо оборачиваясь и улыбаясь гостям – Угодин, следом – бравый генерал, за ним скучающий полпред. Переводчица о чем-то мило щебетала с иностранцами, идущими позади. Замыкая процессию, шлепали охранники с каменными лицами.

– Ну вот, господа, – остановившись, произнес полковник, – вы все сами видите: никаких ущемлений прав и свобод человеков в нашем СИЗО нет!

– Согласен: условия содержания, конечно, далеки от европейских, – подключился к нему генерал, – но мы работаем и в этом направлении… Правда, Семен Михайлович?

– Да. – Полпред кивнул. – В следующем финансовом году нашим ведомством подготовлен законопроект: из Федерального бюджета будут выделены дополнительные средства на улучшение содержания осужденных.

Финн наклонился к переводчице и что-то шепчет ей на ухо. Переводчица кивнула.

– Семен Михайлович, мистер Олаф просит разрешения посетить еще одну камеру…

– А в чем дело? – удивился полпред. – Что-то не так?

– Мы уже и так достаточно посмотрели… – произнес генерал.

– Мистер Олаф говорит, – пояснила переводчица, – что до этого мы смотрели камеры по выбору тюремной администрации. И чтобы исключить подтасовку результатов проверки, он предлагает осмотреть камеру по его выбору.

Генерал встретился глазами с Угодиным и едва заметно кивнул – «мол, как?»

– Да «за ради бога», – расплылся в подхалимской улыбочке полковник, – пусть выбирает! Еп… У нас в СИЗО все ровно!

– Пусть выбирает, – произнес полпред. – Нам от мировой общественности скрывать нечего! – веско добавил он.

Переводчица наклонилась к Финну и негромко перевела ответ полпреда. Финн так же тихо что-то шепнул ей на ушко.

– Мистер Олаф говорит, чтобы выбрала я, – перевела дамочка.

– Мы только «за»! – согласился полпред. – Предоставим выбор прекрасной даме, господа?

– Выбирайте, красавица! – прогудел полковник.

Переводчица остановилась напротив камеры Хобота:

– Ну… А давайте, проверим вот эту.

Угодин движением подбородка указал надзирателям на двери камеры, указанной девушкой. Один из них быстро отомкнул замок, распахнул дверь и проскочил внутрь.

Остановившись перед столом, за которым сидели Хобот, Фунт, Гвоздь и Зяма, он резко скомандовал:

– Всем встать! К стене!

Хобот и Фунт поднялись и встали вдоль одной стены, Зяма и Гвоздь – вдоль другой.

Надзиратель, наклонившись к Хоботу, прошипел злым полушепотом:

– Хобот, смотри у меня!

– О чем речь, начальник? – спокойно ответил авторитетный вор. – Все будет чин-чинарем!

Камера Хобота маленькая, поэтому, чтобы не толкаться задницами вместе с зэками и высокими гостями, надзирателям пришлось выйти в коридор. Первыми в камеру зашли охранники и настороженно осмотрелись. Затем в камеру вошел финн, англичанин и переводчица. Генерал и полпред – следом. Больше маленькая камера вместить народа не смогла – Угодин остался на пороге у распахнутой двери.

– Ну, вот, господа проверяющие, видите – у нас все по-честному. Чисто, опрятно, аккуратно! – начал нахваливать себя полковник, глядишь, и премию какую дадут. – Одним словом – жить можно!

Когда гости и охранники отвлеклись на Угодина, Хобот подал глазами знак сокамерникам – «пора».

Гвоздь и Фунт вскинули руки и прострелили головы Охранникам с помощью миниатюрных пистолетиков, переданных в камеру с «конем». Хобот подскочил к опешившему полпреду, зацепил его шею в локтевой захват и поднес к его горлу нож. Зяма сорвал чеку с гранаты и поднял её над головой, намереваясь кинуть:

– Лежать, суки легавые! Я дурак – всех подорву!

Угодин первым сообразил, что дело пахнет керосином и выскочил из проема камеры. Генерал бросился на Зяму в попытке отобрать гранату. Граната вывалилась из рук Зямы и зайчиком поскакала по полу. Генерал попытался её схватить, но у него ничего не вышло, тогда он просто выпнул её в коридор, где она и взорвалась.

***

От неожиданно раздавшегося взрыва, стены в комнате для допросов «дрогнули» так, что посыпалась пыль с потолка и упало несколько небольших кусков штукатурки.

– Что это? – испуганно дернулась Ольшанская, пряча в сумочку вскрытый Ключником пенал и манускрипт.

– Похоже, что-то взорвалось… – выдал свое предположение Зинчук.

Ольга вскочила на ноги и подбежала к двери.

– Откройте! – Стукнула она кулачком по металлическому полотну.

В ответ – тишина. Ольшанская развернулась к двери спиной и пустила в ход каблуки. Вышло немного громче, но ответа все-равно не последовало.

– Меня кто-нибудь слышит?! – закричала Ольга, продолжая долбиться в дверь.

Но ей никто не удосужился ответить. Сквозь двери слышен вой сирены.

– Да что же там такое? – недоумевала Ольшанская, заслышав тревожный вой сирены, огласивший территорию следственного изолятора.

– Походу, ничего хорошего, – невозмутимо произнес Зинчук, продолжая сидеть на своем месте.

Ольшанская возвратилась к столу и достала из сумочки сотовый телефон. Набрала номер, поднесла трубку к уху… Нет ответа. Набрала следующий номер – нет ответа. После третьего набора она в недоумении положила телефон на стол.

– Не отвечают, – ошарашено произнесла Ольшанская, – ни начальник тюрьмы, ни охрана… – Ольга уселась на стул и бросила на часы – 14:15.

***

На часах 15:36.

– Это просто невыносимо! – возмутилась Ольшанская. – О нас что, все забыли?

Неожиданно телефон Ольшанской зазвонил. Она взяла трубку.

– Ольшанская? Где тебя носит? – грозно спросил Дрот. – Мы уже извелись все…

– В смысле «где»? – Ольгу прорвало. – В СИЗО…

– В СИЗО? – голос Дрота неожиданно дрогнул.

– Представьте себе, товарищ полковник! – Ольшанская уже не сдерживалась. – Это что такое здесь происходит? Пятый час сижу с Зинчуком в допросной! Я не ела, не пила, да я в туалет, в конце концов, хочу! Что они там себе позволяют…

– Ты что, не в курсе? – кашлянула трубка.

– Не в курсе чего, товарищ полковник? – До Ольги начало доходить, что Дрот ведет себя как-то «не так».

– В тюрьме бунт! – выдохнул Дрот.

– Какой еще бунт? – не поняла Ольшанская.

– Ольшанская, не тупи! – пришел черед «взрываться» полковнику. – Зэки взбунтовались, взяли заложников! Есть жертвы!

– А мне-то, что прикажете делать?

– Ольшанская, тебе нужно срочно выбираться! – «распорядился» Дрот.

– Вы смеетесь, товарищ полковник? – офигела от такого предложения Ольга. – Как вы себе это представляете?

– Затаись! – посоветовал Дрот. – И сиди тихо… А я постараюсь тебя вытащить. Не дрейфь, товарищ майор, прорвемся! – И полковник «положил трубку».

– Интересное кино! – задумчиво произнес Ключник.

– Вы все слышали, Зинчук? – Ольшанская ошарашено хлопала ресницами, не зная, что предпринять.

– Я же не глухой, Ольга Васильевна! Я только одного не догоняю: на кой этот кипишь Хоботу? Режим послабить? Не-е-е, тут, конечно, не санаторий, но вполне… Что-то здесь не срастается!

Неожиданно раздалось лязганье отпираемого замка. Дверь распахнулась и в допросную ввалились двое уголовников, похожих друг на друга, как братья близнецы – Ряха и Кирпич с резиновыми дубинками охранников в руках.

– Че тут у нас? – прогундосил Кирпич, почесав дубинкой сутулую спину. – О! Да тут у нас интим со следачкой?

– Внатуре зачетная лакшовка[1]! – поддержал Ряха приятеля. – Чур, я первый!

– Перетопчешься, Ряха! – Кирпич свернул из пальцев фигу и сунул её под нос корешу. – Такую кралю нужно иметь со всем обхождением!

Ряха, шаркая подошвами по бетону, подошел к сидящему на стуле Зинчуку, демонстративно поигрывая дубинкой. На лице Поликарпа не дрогнул ни единый мускул. Кирпич, тем временем, медленно приближался к Ольшанской.

– Э, терпила, – повелительно произнес Ряха, – канай отсель – кончились твои мытарства! Ща мы с Кирпичом с нее все показания сымем… и кружевные трусики тоже… – Он гадко ухмыльнулся и облизнул толстые губы, представив Ольгу нагишом. – Ты даже не представляешь, как давно у меня бабы не было!

– Слышь, чушки отмороженные, – неожиданно резко заявил Зинчук, – а обзываться, входя в хату к аристократу[2] вас не учили?

– Чё сказал? – Ряха для пущего понту подставил к уху ладошку, типа плохо слышит. – Это кто тут аристократ-законник? Других коронованных на кичмане, кроме Хобота нету! Сам для начала обзовись! – Ряха угрожающе навис над сидящим Зинчуком.

Поликарп неспешно расстегнул ворот спортивной мастерки, демонстрируя Ряхе подключичные звезды[3] «вора в законе»:

– Я – Ключник. Слыхал за такого?

При такой заяве даже Кирпич забыл об Ольшанской и повернулся к Зинчуку:

– Ключник? Как же, слышал-слышал! Прогон был, что ты еще тот сладкий фрукт – апельсин! Окажи-ка ему уважение, Ряха!

Ряха размахнулся дубинкой, намереваясь ударить Зинчука по голове. Ключник, соскользнув со стула, резко подсёк стопой ноги агрессивного зэка. Ряха, не удержавшись, с размаху плюхнулся на задницу. Зинчуку даже показалось, что он расслышал стук, с которым копчик ублюдка соприкоснулся с бетонным полом. Но жалеть врага, не входило в планы Ключника: обхватив его голову рукой, он резко ударил Ряху о край металлического стола. Зэк дернулся, разбрызгивая по столу алые капли, сполз на пол и отрубился.

Ольшанская, подскочив сзади к отвернувшемуся Кирпичу, резко ударила его ногой по коленному сгибу. Нога уголовника подвернулась, и он рухнул на колени. Недолго мешкая, Ольга выключила зэка мощным ударом локтя по затылку.

– Браво, Ольга Васильевна! – Зинчук с удовольствием хлопнул в ладоши. – Не ожидал от вас такой прыти!

– Не поясничайте, Зинчук! – Ольшанская поправила растрепавшиеся волосы. – И… спасибо… С двоими я бы не управилась.

– Пустое! – отмахнулся Поликарп. – Мне бы тоже не поздоровилось. А вообще, вам нужно выбираться отсюда. Вместо этих вот фуфлометов другие придут. И счет может быть совсем не в нашу пользу.

– Выбираться нужно. Но как? – озадачилась Ольшанская.

– Есть у меня одна идейка… – слегка сомневаясь, произнес Поликарп, оценивающе разглядывая фигуру Ольшанской. – Ты вроде маленькая, компактная… Должна просочиться.

– Вы о чем? – не поняла Ольга.

– Сама увидишь. – Обшмонав вырубленных зэков, Зинчук нашел связку ключей и заточку, которую запихнул в карман. После этого он забрал со стола свой саквояж и выглянул в коридор. – Давай за мной! – Махнул он рукой.

Ольшанская взяла телефон и забрала со стола сумку с пеналом.

На их счастье в коридоре никого не было: двери распахнуты, а камеры пусты. Ольшанская бежала за Зинчуком по коридору, стараясь поспеть за его стремительным шагом, а он для чего-то вслух считал свои шаги:

– Семь, восемь…

У одной из камер Ключник резко затормозил:

– Вроде бы здесь. Заходим!

Ольшанская вслед за ним вошла в казанную камеру. Едва она переступила порог, Поликарп стремительно закрыл за ней дверь. Они оказались в маленькой четырехместной камере: в углу – отгороженная невысоким бортиком параша, посередине – стол. На столе тарелки с недоеденной кашей, из которых торчали ложки. Зинчук, собрав из тарелок ложки, ловко вбил их в щели между дверью и косяком, расклинив полотно. Подергав дверь, он довольно кивнул и улыбнулся:

– Ну вот, Ольга Васильевна, пусть попробуют нас теперь отсюда выковырять! Посиди маненько, пока я соображу…

Ключник зашел за отгородку параши, и присел над узкой удлиненной ванночкой, прикрученной к бетонному полу ржавыми болтами и заменяющей в камере обычный унитаз. Ольшанская подошла поближе и молча наблюдала за действиями Зинчука.

Ключник раскрыл свой саквояж и принялся подбирать гаечный ключ, подходящий к головке болта, удерживающий чугунный толчок. С большим трудом, но ему удалось открутить болты и выдернуть ванночку из «гнезда». Встав на колени, Поликарп наклонился и заглянул в дыру

– Хоть глаз коли! – буркнул Ключник, вынимая из саквояжа фонарик. Вооружившись подсветкой, Каин вновь склонился над дырой, засунув в нее голову.

– Зажимай нос и ныряй! – вынырнув из дыры, произнес Поликарп. – Запашок там, конечно, не цымусный… Но дышать можно!

Схватив Ольшанскую за руки, он помог ей спуститься сквозь образовавшуюся дыру вниз, а после, с трудом, протиснулся в неё сам. Они оказались в небольшом квадратном помещении, со старыми стенами из дикого камня. На стенах – мерзкая слизь, на полу – жидкая грязевая кашица. На одной из стен на высоте около полутора метров виднелас в свете фонарика круглая ржавая металлическая решетка, запертая на висячий замок.

– Где мы? – Ольшанская с интересом вращала головой, слегка морщась от неприятного запаха нечистот.

– В яме для дерьма, – ответил, как есть, Ключник. Это старая кича… Ну-ка, посвети на замочек, – попросил он, передавая фонарик Ольшанской.

Пока Ольга освещала замок, Зинчук, вооружившись отмычкой, пытался его вскрыть, не продолжая отвечать на вопросы следователя:

– Центральной канализации в те времена не было. Все дерьмо сбрасывалось в такие вот ямы. А за решеткой у нас находится труба. Если яма переполнялась, то через эту трубу все сливалось в близлежащую речушку… Уже в наше время смонтировали центральную канализацию, а ямы залили бетоном. А в этой камере она осталась…

Замок щелкнул и открылся. Ключник распахнул решетку – за ней действительно обнаружилась длинная и узкая труба, ведущая куда-то в темноту.

– А, что я говорил? – довольно вскликнул Зинчук, указывая на трубу.

– Откуда вы это знаете, Зинчук? – удивленно спросила Ольшанская.

– Очень уж я старину люблю. – Ключник весело ухмыльнулся.

– Врете вы все, Зинчук! – не поверила Ольшанская.

– А какая разница, откуда? Давай, лучше, Ольга Васильевна – полезай в трубу!

Ольшанская, заглянув внутрь темной кишки, испуганно затрясла головой:

– Я туда не пролезу…

– Вот я – точно не пролезу, – произнес Кючник. – Давай, не кипишуй зазря – время дорого!

– А вдруг там нет выхода? Закрытая решетка? Я вскрывать замки не умею!

– Все будет нормально! Полезай! Как до выхода доберешься – крикни, чтобы я знал, что с тобой все в порядке. Хорошо?

Ольшанская судорожно кивнула:

– А как же вы? Вас же убъют?

– Не-а, я бессмертный! – рассмеялся Зинчук.

– Не смешно! – фыркнула Ольшанская, когда Ключник подхватил её на руки, с силой заталкивая в трубу. Миниатюрная Ольшанская с трудом втиснулась в узкое склизкое отверстие.

– Вот видишь, даже смазка присутствует! Ну, с Богом!

[1] Лакшовка – «успешная проститутка» (воровской жаргон).

[2] Аристократ – вор, пользующийся авторитетом в воровской среде(воровской жаргон).

[3] Подключичные звезды набивают так называемые отрицалы – те, кто не признает никаких тюремных порядков. А вот звезды на коленях означают, что их обладатель никогда не унизится ни перед кем: ни перед сокамерниками, ни перед тюремным начальством или другим представителем закона.

Глава 5

Ольшанская, обдирая локти и колени, ползла по узкой и вонючей трубе, разгребая руками канализационную жижу. Местами, где за годы скопились кучи разнообразного мусора, она застревала, но ей каким-то чудом удавалось проскользнуть и протиснуться в узких местах, оставляя на шершавых стенках трубы кусочки одежды. Временами Ольге совсем нечем было дышать, она задыхалась, временами впадая в настоящую панику. Но, скрипнув зубами, она удерживала себя в руках и ползла, ползла, ползла, содрогаясь от ужаса. Впереди забрезжил какой-то неясный свет, к которому она рванула из последних сил, не обращая внимания на стертую до самого мяса кожу. Она подползла к краю трубы, ухватилась за него руками и подтянула себя к выходу. Судорожно глотнув свежего воздуха, она обессилено распласталась в трубе и крикнула:

– Я доползла, Зинчук!

– Отлично! – произнес Ключник, ожидающий вестей от Ольшанской привалившись к стене и просматривая в мобильнике Ольги телефонную книгу.

Убирав телефон в карман, он вернул на место замок, запирающий решетку и выбрался из фекальной ямы. Вытащив из дверей клинья, он крадучись выглянул в коридор. Из-за поворота до него донеслись голоса. Судя по разговору, к камере приближались двое зэков. Зинчук нырнул обратно в камеру и прислушался.

Едва он исчез, из-за поворота вышли сокамерники Хобота – Зяма и Фунт.

– Как кубатуришь, Фунтяра, – произнес Зяма, – не пролетели мы с тобой, когда за Хобота вписались?

– Очко жим-жим? – подколол корефулю Фунт.

– Зажмурят, если кичу на штурм будут брать, – хмурясь, произнес Зяма.

– Не ссы, Зяма! – успокоил более молодого сокамерника уголовник. – У нас такие терпилы в залоге – не полезут, побоятся! Свалим с Хоботом. Тебе сколько еще чалиться?

– Чирик.

– А мне поболе твоего! Вот и решай: выйдешь на волю древним пердуном, или на море с баблом и телками…

Когда зэки поравнялись с камерой, в которой затихарился Ключник, тот резко распахнул тяжелую железную дверь, выбивая напрочь дух из Фунта. Зяма от неожиданности «тормознул» и Зинчук, выскочивший в коридор, выключил его мощным ударом в голову. После этого он волоком затянул два неподвижных тела в камеру и закрыл за собой дверь.

Связав по рукам и ногам неподвижные тела снятой с них же одеждой, Ключник заткнул им рты. Критически оценив результаты своего труда, Зинчук резко хлестанул Зяму по щекам. Зэк вздрогнул и пришел в себя, пока не понимая, что с ним, и где он находится.

Повторив процедуру «воскрешения» со связанным Фунтом, Зинчук вынул из кармана заточку и показал её Фунту:

– Вякнешь не по делу – кончу! Ферштейн?

Фунт кивнул, и Зинчук вытащил кляп из его рта:

– Ты на кого наехал, фраер…

Ключник расстроено покачал головой и вновь заткнул Фунту рот.

– Значит, не понял. – Невозмутимо и аккуратно, чтобы не забрызгаться кровью, Зинчук ловко перерезал горло Фунту. Фунт захрипел, забулькал и забился в судорогах, задевая трясущимися ногами Зяму, с ужасом в глазах наблюдающего за мучительной смертью подельника.

– Ты-то хоть понял, как надо себя вести, сердешный? – ласково поинтересовался Ключник, поигрывая перед лицом перепуганного до желудочных колик зэка окровавленным ножом

Зяма поспешно и судорожно кивнул и Зинчук вытащил кляп из его рта.

– Только не убивай! – взмолился заключенный.

– Т-с-с! – прошипел Ключник, прикладывая окровавленный нож к губам Зямы. – Расскажи-ка, милок, че за странные замуты нынче на киче мутятся?

***

Дрот с печальным выражением лица восседал «своем месте» в кабинете, в ожидании каких-нибудь (но лучше хороших) вестей из следственного изолятора. Издергавшись от переживаний, он выдвинул ящик стола и достал из него початую бутылку коньяка и граненый стакан. Откупорив бутыль, он уже было налил спиртного в стакан, как в дверь постучали. Дрот судорожно спрятал бутылку и смел «набор туриста» обратно в ящик стола.