Приключения Они

Снова та же звенящая тишина. Али и Гюнтер не отвечали, потому что… были мертвы уже несколько веков, а мертвецы не могут разговаривать. Выходит ей всё померещилось, и она потратила последние капли живительной влаги впустую…

– Они?

Голос, окликнувший её, не был громким, но девушка подпрыгнула так, будто у неё над ухом ударили в гонг! Оглянувшись, она увидела, что перед ней стоит Андрей, одетый всё также, но какой-то всклокоченный, с безумными воспалёнными глазами, горящими лихорадочным блеском.

– Ты… – пролепетала девушка, сердце которой прыгало от горла до пяток. – Ты откуда здесь?

– Я искал тебя, – ответил Андрей, диковато поглядывая, то на Они, то вокруг, как будто ожидал увидеть нечто необычное. – Ты так внезапно убежала… Я тебя звал, но ты не отзывалась!

– Ну, вот ты меня нашёл, – пожала плечами девушка, невесело улыбнувшись. – Кстати, как это тебе удалось?

– Два каких-то странных парня шли по пустыне и смеялись, – ответил Андрей. – Один большой с белыми волосами и бородой, другой щуплый, жилистый и смуглый. Я у них даже спросить ничего не успел, как они стали наперебой говорить, что ты здесь, и дорогу показывать. Это было как будто рядом, потому что я прошёл совсем немного, но теперь совершенно не узнаю место, по которому шёл только что. А когда оглянулся на тех ребят, то их уже не было, как будто они испарились. Они, ты случайно не знаешь, что происходит?

Они случайно знала, по крайней мере, ей так казалось. Она могла бы всё объяснить Андрею и собиралась это сделать, но позже, не сейчас. Просто, сейчас её душили непрошенные, плохо объяснимые, но совершенно необоримые слёзы.

Девушка, молча, кивнула, но тут же отвернулась, сделав неопределённый жест. При этом рука её коснулась кувшина, который она до этого поставила на камень. Кувшин был тяжёлый, до краёв наполненный водой. Они посмотрела туда, где только что был мокрый след от вытекшей из трещины влаги. Никаких следов она не увидела, но там где они были, росла пунктиром удивительная свежая, ярко-зелёная трава, какой до этого не встречалось в пустыне. Сейчас никакой трещины в дне кувшина не было в помине – камень, на котором он стоял, был совершенно сух.

Они ещё раз взглянула туда, где лежали останки воинов, когда-то убивших друг друга, но увидела только два холмика, поросшие жёсткой травой и низкорослым кустарником. И тут девушку прорвало!

Глава 62.

Сон. Это всё ему снится… Кажется, так люди пытаются объяснить всё необъяснимое, вдруг появившееся перед глазами?

Драконам такое объяснение не подходит. Просто в их жизни чудовищное и гигантское, это норма. Их не пугают крупные размеры. Страх может быть небольшим, например, как рыцарь. Если дракону снится, что он побеждён рыцарем, значит, дракон серьёзно болен и находится при смерти, даже если живых рыцарей он в своей жизни в глаза не видывал.

Огнеплюю рыцари не снились. Ему сейчас вообще было не до сна. То, что происходило с ним, было явью, но такой явью, перед которой меркли все силы, драконьи и человеческие!..

Кто из людей не ловил в детстве бабочек ладонями, сложенными «лодочками»? Невинное милое занятие, только не с точки зрения бабочек!

Ладошки Анк сомкнулись со звуком выстрела из крупнокалиберной пушки. Сжатый воздух двумя кувалдами ударил в барабанные перепонки, и, отчаянно молотивший крыльями дракон, упал, не удержав полёт. Огнеплюй едва дышал. Он уже жалел, что не сломал крыло, ведь Анк была доброй девочкой, и никогда бы не заставила «бедную маленькую ящерку» играть в догонялки, если та не здорова. Но крылья ломать не хотелось, а мысль притвориться он отбросил сразу. Просто представил себе, что это чудесное создание тогда станет его лечить, и решил, что лучше терпеть игру, пока хватит сил.

В кроватке он уже лежал, и с ложечки его тоже кормили. Сопротивляться было бесполезно, да он бы и не стал – не хотел огорчать ребёнка.

Анк была настоящим чудом во всех отношениях. Огнеплюй только не мог понять – как?!! На вид ей было лет шесть или семь по меркам человечества, к которому он привык. На самом деле земных лет этой девочке было гораздо больше, но он пока не знал здешних мер времени. Дело в том, что это дитя было ростом с небольшую гору. Относительно небольшую, альпийских размеров. Приблизительно – Юнгфрау.

Когда Огнеплюй в первый раз попал на её ладонь и увидел склонившееся над собой детское личико, то ему показалось, что оно загораживает собой всё небо! Конечно же, на самом деле это было не так, но чтобы как следует разглядеть маленькую Анк, ему приходилось отлетать от неё на большое расстояние. Большое для него, но не для неё.

С виду Анк была сложена, как обычная здоровая девочка. Худенькая, но не тощая, розовенькая, румяная, с кожей чуть тронутой загаром. Ни одежды, ни обуви это дитя не знало, как не знало стеснения, в мире, где некого было стесняться, и никто ещё не придумал условностей. А потому одета девочка была только в свои солнечные волосы, которые никто не стриг у неё с самого рождения.

Непонятно было кто её родители. Возможно, их не было вовсе, а сама Анк была сотворена каким-либо иным способом, но это врядли – рассматривая её тело, Огнеплюй увидел пупок, предназначение которого может быть лишь одно – питать ребёнка в утробе матери. Значит, родители у Анк были, но по какой-то причине отсутствовали. Может быть, были заняты?

Зато у неё имелся учитель и воспитатель по прозвищу Цикада. Маленькая Анк с трудом выговаривала звук «ц», а потому у неё получалось – «Чикада». Учитель часто, но мягко поправлял её, и даже сделал себе на голове пару смешных усиков, чтобы быть похожим на цикаду. Девочка старалась, но упрямый звук никак не хотел произноситься правильно.

Надо ли говорить, что Цикада был размером с большую гору, сравнимую с высотами Памира. Он единственный из всех, кого здесь видел Огнеплюй, носил подобие одежды, состоящей из облаков. Но, по крайней мере, он, как и Анк, был похож на человека внешне во всём, кроме размеров.

Остальные обитатели этого мира смахивали на людей, лишь отчасти. Чаще всего у них были человеческие тела, а вот головы совсем не походили на человеческие. Кто-то гордо носил птичью голову, кто-то жабью. Был один тип с головой крокодила. (Почему-то Анк и Цикада решили, что Огнеплюй похож на него. Самому дракону так не казалось.) Ещё один смахивал на собаку или точнее на шакала. Но кое-кто пребывал полностью в зверином облике. Таких было, по крайней мере двое – громадный змей, способный без труда проглотить и Анк, и её учителя, и великолепная чёрная кошка, которая если бы захотела, смогла бы покатать Анк на спине.

Но змей не собирался никого глотать, и вёл себя дружелюбно. А кошка соблюдала собственное достоинство, и ни за что не позволила бы оседлать себя, она ведь не лошадь! Но во всём остальном эта киса была само дружелюбие, и девочка с восторгом зарывалась в её роскошную шерсть, играла, как котёнок с её хвостом и засыпала в обнимку с этой хищницей под мурлыканье подобное раскатам грома.

А вот Огнеплюй старался держаться от гигантской кошки подальше. Её глаза всё сказали ему при первой же их встрече. Красному дракону, который в жизни никого и ничего не боялся, (разве что родители могли накрутить ему хвост), захотелось взлететь, как можно выше, едва он встретился взглядом с зелёными пронзительными глазами. На своё счастье он не сделал этого, сообразив, что его в таком случае ждёт участь зазевавшегося воробья. Тогда он просто спрятался за Анк, и по улыбке кошки понял, что спасён.

Анк здесь все любили. Создавалось впечатление, что этот мир вообще существует лишь для неё. Остальные кто здесь был, даже Цикада, уходили куда-то и приходили. При этом они появлялись здесь явно для того чтобы навестить Анк, проверить всё ли у неё в порядке, принести гостинец или что-то рассказать.

Красный дракон не впервые был «зверушкой» в руках ребёнка. В свою бытность попугаем-хранителем, он выпестовал не одно поколение семьи Самбульо и хорошо знал, что такое выдранные из хвоста перья и помятые крылья. Он умел терпеть, ведь, как и тогда у него была сейчас своя вполне определённая цель. Но если тогда он лелеял и растил потомство Анхе – своей ненаглядной принцессы, которая периодически возрождалась, (нередко в теле мальчика), то сейчас он страстно хотел узнать – как?!!

Надо ли говорить, что творилось с его сердцем, когда, разглядев Анк со всех сторон, он узнал в ней свою Анхе! Увидел её такой, какой она была, когда он растил её на острове, где нянчил ребёнка с младенчества. Память дракона была безупречна, ошибки быть не могло. Перед ним была его Анхе, в одном из своих воплощений. Точнее, это Анхе была воплощением Анк, и между ними пролегала такая бездна времени, что даже самый долгий драконий век перед этой пропастью лет был, сравним разве что с жизнью бабочки-однодневки.

Огнеплюй не надеялся получить ответы на все свои вопросы. Кое до чего он и так догадался. От него не ускользнули имена покровителей и старших друзей, а может родственников Анк. Сет, Гор, Себек, Анубис, Бастет и многие другие. Он знал этих господ, как древних божеств, которым люди поклонялись в прошлом. Удивительно было то, что они такие огромные, но ещё более удивляло то, что они вели себя совсем не как боги. Скорее напоминали большую семью людей, где есть близкие и дальние родственники, но все дружны и объединены общими узами.

В этом стоило разобраться. Огнеплюй подозревал, что прикоснулся к тайне мировых истоков, может быть к самому началу с человеческой и драконьей точки зрения. Он решил пожить здесь ещё немного, инстинктивно чувствуя, что разгадка как-то может помочь ему в поисках Они.

Плохо было одно – его здесь никто не слышал и не понимал, даже Анк. Он-то хорошо понимал всех, а вот его даже всерьёз не воспринимали. Ладно, это немного задевало драконье самолюбие, но можно было стерпеть. Хуже было то, что здесь он утратил многие свои козыри, которые разработал за последние столетия жизни. Например, совсем не мог трансформироваться. Хорошо ещё, что успел вовремя стать драконом, так можно было хотя бы летать. Кроме того, человеческое тело врядли выдержало неуклюжие детские ласки Анк.

Оставалось одно – следовать за девочкой повсюду, что он и делал. Хочешь стать другом ребёнку – принимай участие в его играх. В его играх и по его правилам, а не навязывай свои. Менторские наставления, навязчивые попытки чему-то научить или что-то рассказать, когда тебя не хотят слушать, только испортят дело. Но Огнеплюй ничего такого делать и не пытался. Он начал с того же с чего начинал всегда – с роли друга и понятливого питомца.

Они играли в «поймай меня», что уже было описано выше. Причём, ему было очень непросто не дать поймать себя сразу, и так же трудно выжить, когда он позволял Анк сделать это. Иногда он сам «ловил» девочку. И это тоже оказалось нелёгкой задачей – Анк бегала, как ветер и частенько по-детски размахивала при этом руками. Приходилось уворачиваться, ведь если бы она его только задела, всё могло кончиться плохо. И всё же это было лучше, чем «дочки-матери», хоть дракон к концу дня и не чувствовал крыльев.

Однажды Анхе заявила, что хочет построить для своего друга домик. Огнеплюю такая идея не понравилась, хотя бы потому, что «домик» должен был быть построен из каменных кубиков вокруг него, сидящего неподвижно. Но деваться было некуда и «послушный питомец» подчинился.

Представления Анк об архитектуре были весьма примитивными. (Откуда она вообще узнала, что такое «домик» в мире, где не было людей и зданий ими построенных?) Девочка тщательно устанавливала какие-то подобия ворот из двух поставленных вертикально прямоугольников и одного положенного сверху. Таких ворот было поставлено вокруг Огнеплюя несколько рядов, так что они образовывали неровные окружности и видимо должны были изображать стены.

«Прям Стоунхендж какой-то!» – подумал дракон с усмешкой, и тут глаза его вылезли на лоб – неужели?

В этот момент, словно гром с неба раздался голос Цикады, который звал Анк обедать. Девочка любила покушать, и это никак не вредило её здоровью, а потому она тут же, забыв обо всём, сорвалась с места, и, вскакивая, чуть задела ножкой одни ворота.

Вопль дракона, которому на хвост приземлился каменный блок весом во много тонн, мог бы обратить в бегство целое рыцарское войско! Но божественное дитя его не услышало, потому что уже бежало, перепрыгивая с континента на континент и попирая ножками то тайгу, то джунгли. Нет, Огнеплюй не оказался придавленным к земле. Мощным рывком он освободил пострадавший хвост, и в ярости ударил им несколько раз, опрокинув ещё пару «ворот» из каменных кубиков! Но тут гнев его прошёл, потому что посетившая дракона догадка заставила забыть о боли. Он взмыл в небо и сделал несколько кругов над игрушечным строением. Точно – Стоунхендж! Именно так эти кубики простояли долгие века, чтобы потом мистики наделили их магическими свойствами, а учёные ломали свои мудрые головы над вопросами – кто это построил, какими силами, и зачем такое было нужно?

Ему-то теперь всё было ясно! От этого осознания дракона вдруг разобрал дикий смех. Что следующее? Куколки, которые собрались на чей-то праздник по воле хозяйки на острове, который потом будет называться островом Пасхи? Или может быть пирамидки сложенные возле ручейка под названием Нил? Люди-люди, как вы всё усложняете! Слов нет, вам труднее всего представить очевидное объяснение вещам грандиозным и простым одновременно.

Когда Огнеплюй добрался до места, где Анк и Цикада расположились для принятия пищи, обед был уже закончен, хоть еды там оставалось предостаточно. (Наставник Анк добывал её из какой-то воронки, видимо соединённой с другим измерением.) Девочка в это время крутила в руках что-то вроде шкатулки с многогранным основанием и круглым верхом.

– Что это? – спросила она своего учителя.

– Игрушка, – ответил тот. – Но непростая игрушка. Она показывает миры, которые были когда-то и которые ещё будут. Миры, населённые существами вроде тебя, к которым ты имеешь прямое отношение.

– Какое ещё отношение? – заинтересовалась Анк. – И что это за существа?

– Они называются потомками, – пояснил Цикада. – Это такие же люди, как и ты, и многие из них будут на тебя очень похожи. Но они появятся на свет ещё очень не скоро.

– Откуда же они возьмутся? – любопытствовала девочка.

– Произойдут от твоего тела, – ответил воспитатель. – Когда придёт время, у тебя будут дети, а они родят других детей, вот и появятся народы…

– Ой, Чикада, а там уже кто-то сидит! – воскликнула Анк, заглянув внутрь шкатулки через раскрывшуюся цветком крышку.

Огнеплюй тоже заглянул внутрь. Он не слишком удивился, узнав в игрушке то самое золотое здание-барабан, в котором пропала Они, а теперь и Мэгги. Но когда он увидел жмущихся к стенам пассажиров потерпевшего аварию самолёта, то понял, что совершенно ничего не понимает!

Удивлён был не он один. Цикада осторожно взял из рук Анк золотую шкатулку, и, поставив её на землю, принялся пристально изучать игрушку, от чего его искусственные усики наклонились вперёд, как рожки.

Глава 63.

– Мне всё равно кто вы, и ваши имена совершенно не интересны. Вы нарушили закон, согласно которому никто не вправе пересекать границу моих владений без особого на то разрешения. Признаюсь – я удивлён! Моё герцогство густо населено, и все окружающие жители прекрасно знают об этом запрете. За последние двадцать лет закон был нарушен лишь четыре раза, три из которых осмелились совершить браконьеры, а один раз ревнивый муж одной из моих служанок, который захотел меня убить… Вот же глупец! Внимание сеньора к своим подданным надо почитать за честь, в какой бы форме это ни выражалось. Но речь сейчас о другом. Итак, я вижу, что вы люди прибывшие издалека. На здешних жителей вы совершенно не похожи, так что отпираться бесполезно. Это не значит, что вы не обязаны подчиняться моим законам и правилам. Незнанием таковых отговориться также не получится, так-как, во-первых, нет такого законодательства, которое освобождало бы от ответственности по причине незнания законов, а, во-вторых, на пути от границы моего герцогства вас не менее пятидесяти раз должны были предупредить о запрете вхождения на территорию поместья, в котором находится моя резиденция. Значит, вы грубо пренебрегли словами добрых людей, желающих оградить невежд от опрометчивых поступков. Положим, вы им не поверили, либо не поняли их слов, ввиду своей природной ограниченности. Но не могли же вы пройти мимо письменных предупреждений, которые расставлены по периметру поместья, буквально на каждом шагу? Я человек не кровожадный, и вовсе не радуюсь, когда кто-то совершает ошибку. Поэтому, каждый потенциальный нарушитель должен быть предупреждён. Разве что только вы не умеете читать… Но это ваши проблемы. В любом случае, я уже говорил о том, что ваше неведение не является оправданием. Из всего этого следует, что вина ваша доказана, вы признаны виновными, и будете подвержены наказанию в связи с законом, действующим в моих владениях. Желаете что-нибудь сказать в своё оправдание? Может быть, будут какие-нибудь возражения, замечания, комментарии? Последнее желание не хотите произнести?

Эти вопросы звучали, по меньшей мере, издевательски, так-как у Елизара и Мэгги, привязанных к креслам, были завязаны рты. Зачем это было нужно, оставалось неясным. Если хозяин этих земель не хотел слушать то, что они скажут, он мог вообще не приводить их сюда, и не читать им эту лекцию в качестве обвинительной речи. Ещё можно было понять, зачем его пленники связаны и посажены в клетку, в то время как сам он находился на возвышении, напоминающем кафедру проповедника, в окружении десятка вооружённых охранников. Паранойя, что поделать! Но зачем завязывать людям рты? Это уже просто глупость!

Их пленитель производил неоднозначное впечатление. На вид ему было лет сорок, но скорее всего он был значительно моложе. Причудливая одежда какого-то старинного покроя, длинный парик с буклями, сильно напудренное и набелённое лицо с неестественно ярким искусственным румянцем, делало его похожим на гротескный театральный образ полусумасшедшего, глупого аристократа трёхсотлетней давности. Но этот человек на самом деле был аристократом, и вовсе не производил впечатление глупца. Что же до его сумасшествия, то оно было очевидно, хотя бы потому что, имея возможность без проблем расправиться с пленниками, он устраивал какой-то фарс с судилищем, где сам выступал в роли обвинителя, судьи и единственного присяжного заседателя. Адвокатов обвиняемым не полагалось.

– Ну, что же! – продолжал этот властительный клоун. – Рад, что вы не хотите тратить лишних слов. Это возвышает вас в моих глазах, равно как впечатляет та храбрость, с которой вы пренебрегли законом. Ведь вы не могли не знать, что наказанием за нарушение границ является смерть. Но вы ещё и озеро мне испортили! Как скажите, теперь я буду после вас там купаться? Придётся спустить воду и тщательно вычистить дно и берега, а это немалые расходы. Нда, не знаю, что подвигло вас на этот подвиг – храбрость, невежество или глупость, но этот ваш поступок эпически дерзок, а значит, просто казнить вас было бы странным расточительством. Вы же не заурядные браконьеры! Впрочем, браконьеров я тоже всегда не просто так казнил.

– Так вот! Такие преступники, как вы, по моему мнению, достойны, попытать счастье и пройти несколько суровых испытаний. Не скрою – эти испытания крайне опасны и почти невыполнимы. Редко кому удаётся пройти хотя бы два или три таких, э-э, аттракциона, а ведь у меня в запасе их пара десятков. Нет, я вовсе не заставляю людей проходить все двадцать, это было бы слишком цинично с моей стороны. Ведь после некоторых из этих приключений испытуемые часто остаются без одной или двух конечностей, так неужели я буду настолько чёрствым и бездушным, что следующим заданием назначу то, что связано с быстрым бегом?

По-видимому, этот пример показался герцогу, (именно таков был титул спятившего аристократа), чрезвычайно смешным, потому что он залился противным хихикающим смехом, и долго не мог остановиться, идиотично хихикая в полном одиночестве.

– Но давайте же приступим к делу! – возвестил он, наконец-то справившись с приступом веселья. – Я думаю, мы с вами поняли друг друга, и в случае чего претензий не будет ни с одной, ни с другой стороны. Ах, да! Я же забыл о главном – в любом деле должен быть какой-то стимул. В вашем случае, это полное прощение с моей стороны и, конечно, свобода! Условие одно – вы должны выжить. Это крайне трудно, но возможно. Количество испытаний, как я уже говорил, зависит от моей прихоти. Если вам удастся удивить меня, рассмешить, ужаснуть, растрогать или впечатлить каким-либо другим способом, я помилую вас, может быть, даже после первого испытания, хотя это врядли. Согласитесь, ведь так было бы неинтересно ни для вас, ни для меня. Но не будем тратить время даром. Игра начинается! Правил нет, все средства хороши. Удачи!

Тут произошло следующее – путы, которыми были связаны пленники, упали с них, словно рассечённые невидимым лезвием. В то же мгновение решётки исчезли, а оба кресла опустились вниз, вместе с площадкой, на которой стояли. Пол, ставший при этом потолком, оказался где-то высоко над головой, а отверстие, оставшееся от опустившейся площадки с креслами, тут же закрылось выдвинувшейся крышкой.

– Превосходно! раздался сверху голос герцога, усиленный каким-то устройством. – Итак, вы на старте. Имейте в виду, что я хорошо вижу и слышу все, что вы скажете и сделаете. Не разочаруйте меня! Ваше первое испытание – сфинкс!

– Какой ещё сфинкс? – спросил Елизар ворчливо.

Он оглянулся вокруг, брезгливо отплёвываясь, так-как даже самый чистый кляп, вещь невкусная.

– Возможно, имеется в виду сфинкс, который задаёт загадки? – предположила Мэгги, разминая затёкшие руки и ноги. – Мне не доводилось встречаться с таким чудовищем, но мама рассказывала, что видела живых сфинксов. С ними интересно играть во всякие шарады, так-как они очень умны. Но если кто-то не угадает подряд три загадки, заданные сфинксом, то его, скорее всего, съедят.

– Твоя мама, наверное, очень умная, раз её не съели? – пошутил Елизар, которого разбирала злость, как всегда перед дракой.

– Мама очень умная и много чего знает, – ответила Мэгги, не замечая сарказма в голосе спутника. – Но она не всегда могла разгадать загадки сфинксов. Просто съесть дракона способен не каждый монстр, а мама у нас о-очень большой дракон!

Елизар хотел ещё что-то спросить у тётушки, с которой уже некоторое время был на «ты», но тут, словно ниоткуда раздалось:

– Я тот, кто причиняет боль, но меня любят. Я тот, кто подчиняет себе, но меня любят. Я тот, кто забирает покой, но меня любят. Я тот, кто обижает и оскорбляет, но меня любят. Я тот, кто неблагодарен, но меня любят. Я тот, кто покидает того, кто его любит, но меня продолжают любить. Кто я?

– Ты – дитя! – рассмеялась Мэгги. – Я думала, что у сфинксов загадки посложнее.

Елизар оглянулся. Он ожидал увидеть зверя с телом льва и головой человека, размером с дом, но ничего подобного не было в просторном помещении, где они очутились. Лишь вокруг колыхалось и дрожало какое-то прозрачное марево, вроде того что возникает в жаркий день над раскалённым асфальтом.

– Правильно! – ответил невидимый сфинкс, голос которого, казалось, идёт отовсюду. – Я конь, но у меня круглые ноги. Я зверь, но у меня огненное сердце. Я не мёртв, но я не живой…

– Знаю, – прервал его Елизар. – Это машина, автомобиль!

– Ответ неверен! – взревело марево, потемнев и заметно сгустившись.

– Ай, ай! – раздался сверху голос герцога. – Отвечать надо точно. Не знаю, что за автомо… или как там? А ведь вы были близки к ответу, молодой человек. Да, это машина и называется она – паровоз! Неужели не слышали? Да, плохо быть невеждой. Если выживете, то обязательно прогуляйтесь до железной дороги и посмотрите на поезд. Воистину, удивительное зрелище, а для таких дремучих людей, как вы – настоящее чудо! Мой последний совет – дослушивайте загадку до конца, не торопитесь!

– Но ведь автомобиль тоже подходит! – проговорил Елизар с досадой в голосе.

– Подходит, – согласилась Мэгги, – вот только здешняя цивилизация не знает автомобилей. Не расстраивайся, я хотела сказать – «мотоцикл», привязалась к слову «конь». Ведь на мотоцикл садятся, как на коня верхом, но здесь и мотоциклов нет. Герцог прав в одном – нам не следует торопиться с ответами, и нужно выслушивать всё до конца.

– Я горжусь облаками, – загремел сфинкс, туманно ворочаясь внутри марева. – Я воспринимаю мир неверностью. Я мыслю повторением себя. Я служу производящему скверность. Я чувствую мускулом. Я работаю тем, на чём многие ходят. Я попираю то, чем был. Кто я?

– Есть соображения? – спросил Елизар вполголоса. – Может быть…