скачать книгу бесплатно
Но Коллинзу этого хватило. Окончательно осмелев, он сорвал с себя очки и, крепко обхватив Адель за талию, впился губами в ее шею. Сначала она с трудом сдерживала смех, решив позволить гостю совершить этот решительный и дерзкий, с его точки зрения, поступок. Но по мере того, как ласки Найджела становились более смелыми и горячими, а поцелуи – жадными и настойчивыми, желание смеяться у Адель пропало, уступив место желанию иного рода. Как же давно уехал Стэнли, как же она истосковалась по мужчине…
Сопротивляться больше не хотелось. Пуговицы ее рубашки были расстегнуты с неожиданной ловкостью, и горячая упругая грудь оказалась в руках настолько умелых, что это казалось невероятным…
Вдруг взгляд Адель упал на книжный шкаф и выуженный оттуда томик. Черт, она совсем забыла! Сегодня ей действительно необходимо завершить подготовку к написанию нового романа, а значит, дочитать «Письма» Плиния Младшего[2 - Плиний Младший (Гай Плиний Цецилий Секунд, ок. 61?114) – писатель, политический деятель, адвокат.], которые она собиралась использовать. По настоянию державшего нос по ветру Стэнли, который теперь разбирался в литературных тенденциях как никто другой, мисс Пристли должна была написать исторический роман, избрав местом действия Помпеи – небольшой приморский городок италийской Кампании, разрушенный извержением Везувия почти две тысячи лет назад. Услышав задание, Адель сначала рассмеялась в телефонную трубку, потом уточнила: «Ты шутишь?», после чего чуть не расплакалась.
– Мне это не по плечу, Стэн! Античная тема очень сложная, малоизученная…
– Не выдумывай! – резко прервал ее голос из далекого Нью-Йорка, после чего добавил примирительно: – Кто цитировал мне наизусть Петрония[3 - Петроний, Гай (??66) – римский писатель, поэт, политический деятель, сенатор, автор первого античного романа «Сатирикон». За тонкий художественный вкус прозван Нероном «arbiterelegantiae» – «арбитр изящества», за что получил третье имя Арбитр.]? Кто заказал себе ротонду в античном стиле, вызывающую недоумение у всех соседей? – Стэнли хмыкнул, и было непонятно, шутит он или издевается. – У тебя прекрасная подготовка, Адель. Ты справишься. К тому же в твоем распоряжении весь Интернет с массой справочной литературы!
Она поняла, что спорить бесполезно, и задала главный вопрос:
– Сколько?
– Много.
Из уст Стэнли эта сумма прозвучала внушительно. И Адель согласилась.
Две предыдущие недели она посвятила изучению фактов, свидетельств и гипотез, касающихся того рокового извержения, а заодно и всей истории Древнего Рима в период с 50 по 80 год нашей эры, и теперь, пожалуй, готова была согласиться со Стэнли насчет своей подготовки.
Огонь страсти, разожженный Найджелом, остыл моментально. Она освободилась из его объятий и произнесла тоном, не терпящим возражений:
– Хватит, Найджел. Мне нужно работать. А тебе пора идти.
– Так скоро?
– Тебе еще предстоит заехать в лабораторию, ведь так?
– Да, верно. Но с этим можно подождать и до завтра…
– Думаю, чем раньше, тем лучше. Тебе же не терпится узнать результаты? Кроме того, я до завтра ждать не могу.
Найджел улыбнулся и провел рукой по ее волосам.
– Какая ты разумная, рассудительная и… бесстрастная. Хорошо, сейчас я уйду. Но обязательно вернусь!
«Еще бы! – подумала Адель. – Теперь я должна быть в курсе твоих экспериментов». А вслух сказала:
– Мы увидимся непременно! Я тебе позвоню. – И чмокнула его в щеку.
Потом она с улыбкой наблюдала, как он бережно кладет колбу в саквояж, застегивает его, подходит к зеркалу, поправляет воротник рубашки… Какой он странный, этот Найджел! Интересно, как они со Стэнли могли быть друзьями?
Коллинз обернулся. На его губах блуждала чуть грустная, но все же счастливая улыбка. Адель подошла к нему.
– До свидания, Найджел.
– До свидания, Адель.
– Надеюсь, скоро встретимся.
– Конечно! Я могу зайти через несколько дней.
– Я позвоню тебе, – повторила она. – До встречи!
Щелкнул замок, и запах одеколона Найджела испарился вместе с ним.
Адель вернулась в комнату, взяла увесистый томик и поудобнее устроилась в кресле, которое час назад занимал Коллинз. Открыв пакет попкорна, она погрузилась в чтение.
«…Уже первый час дня, а свет неверный, словно больной. Дома вокруг трясет; на открытой узкой площадке очень страшно; они вот-вот рухнут. Решено, наконец, уходить из города; за нами идет толпа людей, потерявших голову и предпочитающих чужое решение своему; с перепугу это кажется разумным; нас давят и толкают в этом скопище уходящих. Выйдя за город, мы останавливаемся. Сколько удивительного и сколько страшного мы пережили! Повозки, которым было приказано нас сопровождать, на совершенно ровном месте кидало в разные стороны; несмотря на подложенные камни, они не могли устоять на одном месте. Мы видели, как море отходит назад; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его. Берег явно продвигался вперед; много морских животных застряло в сухом песке. С другой стороны надвигалась страшная черная туча, которую прорывали в разных местах перебегающие огненные зигзаги; она разверзалась широкими полыхающими полосами, похожими на молнии, но большими…
…Падает пепел, еще редкий. Я посмотрел назад: густой черный туман, потоком расстилающийся по земле, настигал нас. Мы не успели оглянуться, как вокруг наступила ночь, не похожая на безлунную или облачную: так темно бывает только в запертом помещении при потушенных огнях. Слышны были женские вопли, детский писк и крик мужчин; одни окликали родителей, другие детей или жен и старались узнать их по голосам. Одни оплакивали свою гибель, другие – гибель близких; некоторые в страхе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам; большинство объясняло, что нигде и никаких богов нет и для мира это последняя вечная ночь…»[4 - Плиний Младший. Письма, VI, 20.]
Адель оторвалась от книги и медленно подошла к зашторенному окну. День клонился к вечеру, лучи солнца уже не били в стекла, и в комнате воцарился легкий полумрак. Она приоткрыла створку. Знойный воздух обволакивал улицы, машины, дома, люди жили и двигались, словно в полудреме, ожидая ночи с ее освежающей прохладой, покоем и тишиной.
Адель думала о жителях Помпей. Почти двадцать веков назад, вплоть до рокового дня 24 августа 79 года, они, вероятно, тоже днем страдали от палящих лучей италийского солнца, погружая разгоряченные тела в прохладные ванны терм[5 - Термы – древнеримские бани.], а по вечерам встречались друг с другом либо на веселой пирушке за разговорами об искусстве, либо на красивых окрестных холмах, вдыхая влажный морской ветер и завороженно глядя на луну. Они жили обыденной жизнью, наполненной радостями и тревогами, даже не подозревая, что в течение многих лет перед их глазами безмолвно возвышался их убийца.
Адель привычным движением тряхнула головой, словно прогоняя непрошеные мысли, и, взяв ноутбук, вернулась в кресло у стола. Нет, не будет она писать о трагедии Помпей! Она напишет об их расцвете. В конце концов, Стэнли говорил, что роман должен быть о Помпеях, а не об извержении Везувия. И он будет о Помпеях! Она постарается повернуть время вспять и воскресить этот удивительный полис, вдохнуть в него силу и энергию, заставить биться его сердце, которое, несмотря ни на что, остается бессмертным.
Адель бережно отложила в сторону книгу Плиния и задумчиво провела по ней рукой. Затем, полностью погруженная в свои мысли, взяла стоявший за вазой с фруктами стакан, наполнила его соком и залпом осушила. Теперь она примется за работу! И Стэнли Норт увезет с собой в Нью-Йорк два сокровища: саму Адель и ее замечательный роман, который – она знала это! – станет бестселлером.
Самоуверенности и решимости мисс Пристли не было предела. Она еще раз мечтательно посмотрела в окно, задумалась – и первые строки быстро побежали по светящемуся экрану.
Стоял безветренный весенний вечер шестьдесят пятого года от Рождества Христова. Край неба еще алел, но обведенные золотистой каймой облака уже стали бледно-зелеными. Сгущались сумерки, и повсюду разливалась обволакивающая тишина. На улице Стабий[6 - Многие из названий, присвоенных помпейским улицам археологами, соотнесены либо с наименованиями других городов, к которым ведут эти улицы, либо с их отличительными чертами.], заполненной народом днем, теперь было пусто, и только изредка между домами мелькали фигуры рабов и слуг да кое-где раздавались грозные крики номенклаторов[7 - Номенклатор – раб, в обязанности которого входило знать и называть хозяину гостей, а также всех рабов и подаваемые кушанья; сродни управляющему имением.]. В такие вечерние часы Помпеи превращались в царство Морфея[8 - Морфей – в греческой и римской мифологии бог сновидений, сын бога сна Гипноса.] – чтобы ночью ожитьвновь, чтобы в очередной раз прекрасная Диана[9 - Диана – в рим. мифологии богиня Луны, растительности, охоты.]стыдливо опустила девственный взор перед сладострастными развлечениями богатых помпеян…
Пальцы Адель неистово бегали по клавиатуре, облекая в слова ее фантазию. Что представляли собой Помпеи за четырнадцать лет до гибели? Почему современники писали о них с таким восхищением? Отчего разрушенные тем же роковым извержением Геркуланум и Стабии не оставили столь значительного следа в памяти потомков? Адель была убеждена, что для современных людей притягательность Помпей заключается не только в прекрасно сохранившихся археологических находках, свидетельствующих об уникальной архитектуре. Этот город в эпоху своего расцвета обладал чем-то более важным, неповторимым и впоследствии не повторенным. Но чем?..
Ах, если бы можно было хоть одним глазком заглянуть в прошлое! Если бы можно было хоть на минуточку оказаться там, для того чтобы почувствовать, проникнуться и не ошибиться…
Ее мысли прервал странный шум, доносившийся с улицы. Адель быстро поднялась и выбежала во двор. Громкие мужские голоса отчетливо раздавались в тихом сумеречном воздухе.
– Дорогу носилкам патриция[10 - Патриции – римская знать, аристократы, высший слой общества.]! Посторонись! Дорогу благородному Публию Юлию Сабину[11 - В классическое время римское мужское имя обычно состояло из трех компонентов: личного имени, или преномена (praenomen), родового имени, или номена (nomen), и индивидуального прозвища или наименования ветви рода, когномена (cognomen). Называли мужчин преимущественно по родовому имени, а чтобы различать представителей одного рода – по индивидуальному или личному, в зависимости от традиции.]!
Адель стояла посреди булыжной мостовой и широко раскрытыми глазами всматривалась в приближавшиеся фигуры.
Те, кому приказывали посторониться, были небольшой группой полураздетых людей, несших огромные корзины с фруктами и тащивших за собой телегу с какой-то утварью. Услышав громогласный приказ, люди (по одежде и виду они были похожи на рабов) стали жаться к стенам зданий, освобождая путь для шествующей процессии.
Впереди, сверкая глазами, шагал высокий человек с копьем, одетый в темную тунику и короткий черный плащ. Следом четверо крепких мужчин несли блестящие позолотой и медью носилки с верхом и занавесями.
Адель стояла, не смея шелохнуться и пытаясь понять, что происходит. Безветренный весенний вечер шестьдесят пятого года от Рождества Христова… Улица Стабий… Носилки патриция… Помпеи.
Она ожидала приближения кортежа. Когда охранник поравнялся с ней, Адель смерила его удивленным и заинтересованным взглядом.
– Посторонись! – громко, но менее уверенно выкрикнул он.
«Интересно, как я понимаю его речь? Ведь здесь, кажется, не знают английского… – Она старалась припомнить, на каких языках в начале эры говорили жители обширной территории Римской империи. – В любом случае, будь это латинский, греческий или арабский, я не знаю ни одного из них. На каком же тогда, мне понятном, изъясняется этот колоритный плебей[12 - Плебеи – в Древнем Риме – все граждане, не принадлежавшие к сословию патрициев.]?»
Адель отошла в сторону, попуская процессию, но восторженный взгляд белокожей, странно одетой девушки привлек внимание одного из носильщиков. Он чуть задержался, с любопытством глядя на ее хрупкую фигуру в узких джинсах, кроссовках и легкой клетчатой рубашке навыпуск. Адель улыбнулась ему и махнула рукой в знак приветствия. Носильщик замешкался, и движение остановилось.
– В чем дело? – злобно зарычал охранник. – Клянусь Поллуксом[13 - Поллукс, Кастор – мифологические герои-близнецы, сыновья Юпитера (Зевса), совершившие ряд подвигов.], я размозжу тебе башку!..
Носильщик низко наклонил голову и взглядом указал на Адель. Человек с копьем повернулся к ней.
– Кто ты? – спросил он тише и менее сурово.
Адель молчала. Казалось бы, что может быть проще этого вопроса? И на какой вопрос, с другой стороны, ей сейчас сложнее всего ответить?
– Меня зовут Адель, – нерешительно произнесла она. – Адель Пристли. Я живу в Арлингтоне, штат Техас, в Соединенных Штатах Америки. Но вы, наверное…
– Что за чушь ты несешь? – перебил ее охранник. – Кто твой хозяин?
– Я не рабыня! – возмутилась Адель. – Я просто нездешняя.
– Тогда уйди с дороги и не мешай движению. Не то я позову солдат магистрата[14 - Магистрат – городское управление; также магистратами назывались высшие должностные лица Древнего Рима.], и они быстро выяснят, кто ты и откуда.
– Что случилось, Крисп? – раздался мужской голос из носилок. – Почему мы остановились?
– Нам встретилась какая-то странная девица, – подходя к приоткрытой занавеске и почтительно кланяясь, сообщил охранник. – Не гневайся, господин! Клянусь Кастором, Поллуксом и их всемогущим отцом, ни одна из земных фурий не посмеет преградить дорогу благородному патрицию.
– Некоторые земные фурии с виду напоминают граций… – Приятный и довольно высокий тембр свидетельствовал о том, что голос принадлежит человеку молодому. – Это какая-нибудь горожанка?
– Похоже, что нет, господин.
– А кто же?
– Она выглядит подозрительно, – ответил охранник, косясь на Адель. – Не поймешь, откуда взялась.
– Что же за девица такая? Я хочу на нее посмотреть.
– Позвать ее?
– Да, Крисп. Подожди… Она красива?
– Мой господин увидит сам. Эй, ты! – крикнул он Адель. – Иди сюда!
Она бросила на него презрительный взгляд.
– Вот еще! Я не обязана подчиняться твоим приказам.
Охранник побагровел.
– Только посмей не подчиниться!
– А то что?
Мама не раз в шутку говорила Адель, что она наверняка должна была родиться мальчишкой, но, видимо, в последний момент передумала. Склад ума, характер и цели в жизни у нее точно были мужскими. А вот средства их достижения – женскими. Поэтому она улыбнулась человеку по имени Крисп своей самой елейной улыбкой и произнесла:
– Я боюсь этих страшных носильщиков.
От такого неожиданного признания охранник окончательно растерялся и лишь промычал что-то невразумительное.
– Отойди, Крисп! – донесся голос из носилок. – Я выйду сам.
Занавески распахнулись, и загадочный патриций предстал взору Адель.
Короткая темно-красная туника и светлая тога[15 - Тога – древнеримская верхняя одежда: кусок ткани эллипсовидной формы, драпировавшийся вокруг тела.] не скрывали изящества гибкого молодого тела и крепких стройных ног с тонкими лодыжками, обутых в закрытые сандалии. Не в силах сдержать вздох изумления, Адель впилась взглядом в его лицо: светлые волосы аккуратными прядями обрамляли нежные, почти женские черты, подчеркивая плавный изгиб бровей над длинными ресницами, которые, в свою очередь, оттеняли глаза удивительного глубокого небесного цвета. Прямой, чуть заостренный нос свидетельствовал о благородном происхождении, а яркие, четко очерченные губы придавали лицу едва уловимую капризную изнеженность.
– Приветствую тебя, femina[16 - Женщина (лат.).]! Да будут благосклонны к тебе великие боги! – пристально и заинтересованно глядя на Адель, проговорил патриций. Затем дружеским жестом протянул ей руку: – Могу я пригласить тебя в мои носилки, дабы скрасить одиночество?
Адель оробела.
– Добрый… вечер, – пробормотала она, мгновенно растеряв свой воинственный пыл. – Честно говоря, я не знаю, насколько прилично с моей стороны…
Заметив, что патриций опустил руку и, похоже, не намеревался настаивать, она прервала себя на полуслове и решительно заявила:
– С удовольствием.
Он улыбнулся краешком губ и сделал приглашающий жест. Еще раз бросив презрительный взгляд на охранника с копьем, Адель забралась в носилки.
– Домой, Крисп! – приказал патриций и сел напротив.
Несколько секунд он смотрел на нее спокойным изучающим взглядом и наконец спросил:
– В каких же краях нимфы прятали до сих пор столь дивную жемчужину? Где носят такие странные наряды, совсем не подходящие, но очень идущие женщинам?
Адель почувствовала, как ее щеки порозовели от удовольствия.
– Это далеко отсюда, – ответила она. – Очень далеко, и вам… то есть тебе, вероятно, неизвестна эта страна. В ваше… то есть в это время она еще не открыта.
– Как так? – удивился патриций. – Клянусь Минервой[17 - Минерва – в рим. мифологии богиня мудрости.], я не понимаю… Не открыта кем?
– Колумбом.
– Кем?!
– Как бы это объяснить…
Адель поняла, что попытка в двух фразах изложить историю Америки ей точно не удастся.
– Хотя какая разница, – продолжал патриций, – где Венере было угодно поселить свою дочь. Как твое имя, красавица?
Адель хотела было ответить и, подняв голову, столкнулась с ним взглядом. Охваченная неясным волнением, она никак не могла произнести такие простые слова, чувствуя, как вдруг бешено заколотилось сердце, обжигая румянцем обычно бледные щеки.
– Меня зовут Адель, – наконец сказала она.
– Странное имя, никогда его не слышал. Ты из Галлии[18 - Галлия – историческая область в Европе, территория современной Северной Италии, Франции, Люксембурга, Бельгии, части Нидерландов, части Швейцарии.]?
– Нет. Я же говорила, Риму неизвестна страна, где я живу.
– Может, это Британия?
