Сливовая пыль

Инесса Давыдова

Сливовая пыль

Глава первая. Ищу живого человека!

В самом сердце необъятной России, где время течет в своем уникальном ритме, раскинулась загадочная равнина, протянувшаяся вдоль федеральной трассы на сотню километров. Запутанные катакомбы, заброшенные рудники и необъяснимые природные явления создали ей репутацию аномальной зоны. На въезде в единственно уцелевший город равнины висит дорожный знак: «Долина Свободы». Кто-то из жителей зачеркнул красной краской слово «Свобода» и поверх написал: «Чудаков», а чуть дальше воткнул самодельную табличку на штакетнике из кладбищенского забора с предостерегающей надписью: «Прощай, подвеска». Такой своеобразный способ самовыражения был характерен для обитателей этого городка: с помощью табличек они выражали протест и демонстрировали творческую натуру, обходя привычные каналы коммуникаций.

Опоздавший на два часа автобус подкатил к автостанции, кашляя и извергая клубы угольного дыма. По устоявшейся традиции автобус облепили цыганки, предлагая выходящим пассажирам за незначительное вознаграждение заглянуть в будущее. Назойливое жужжание обладательниц пестрых одежд слышалось со всех сторон, пока по ступеням, слегка сутулясь, не спустился Богданов Олег, психолог реабилитационного центра, по прозвищу Вещий. Цыганки бросились врассыпную, и лишь засмотревшаяся по сторонам колоритная дама, похожая на жар-птицу, осталась недвижимой. Для Богданова она стала подарком, которым его радушно встретил город после отпуска.

Жизнь находящейся в неведении женщины сложилась так, что Богданова она никогда не видела. Поэтому лишь только он показался на ступенях, все ее естество заколыхалось и пришло в восторг. Метко сканирующий глаз подметил дорогие туфли, часы, портплед из натуральной кожи и массивный перстень, который она в своих фантазиях уже подарила мужу. Ее не насторожили проницательный взгляд чуть прищуренных серых глаз и плотно сжатые, почти белые губы.

– Погадаю, расскажу, где ждут проблемы, где радость, – замурлыкала она грудным напористым голосом. – Дай руку, касатик, про любовь скажу, где счастье твое прячется.

Богданов, не моргнув глазом, охотно протянул свободную руку, его натренированный взгляд заметался по лицу, фигуре и наряду цыганки.

– Вижу великое будущее, большим человеком будешь, но тень… нависшая тень угрожает твоему благополучию.

– Не люблю, когда гадалки-побирушки бросаются общими формулировками, – его голос был спокоен и немного холоден. – Какая именно тень? Какого рода благополучие вы имеете в виду? Финансовое? Личное? Или, возможно, речь идет о неудовлетворенности глубинными психологическими потребностями?

Стандартные формулировки оказались бесполезны. Цыганка замялась, боковым зрением подметив, что ее сородичи почему-то покинули остановку. Не дав цыганке опомниться, Богданов с удивительной точностью описал ее собственное психологическое состояние: стремление к быстрой наживе, страх перед будущим, комплекс неполноценности, скрывающийся за демонстрацией яркости и богатства. После каждого предсказания он делал шаг навстречу, а она отступала.

– День у тебя не задался с самого утра. Ты забыла мешочек для амулетов – кисет прямоугольной формы, украшенный блестками и бисером. К тому же тебя расстроила весть о том, что твоя дочь оказалась совершенно не пригодной к гаданию. С мужем ты в соре, он тебе изменяет с твоей двоюродной сестрой, и ты совершенно справедливо полагаешь, что ребенок, которого она носит, может быть от него. Но мой перстень, который ты захотела взять в оплату за свои услуги, вернуть его не поможет. Рано или поздно придется признать – он тебя никогда не полюбит.

Лицо цыганки побелело, хищный блеск в глазах сменился растерянностью. Она отшатнулась, пробормотала что-то несвязное и скрылась в толпе. Богданов улыбнулся, поправил перстень на пальце, надел солнцезащитные очки и пошел к стоянке такси.

На повороте в город с федеральной трассы, прямо под знаком «Остановка запрещена», год назад стихийно возник придорожный рынок. Приветом из девяностых тянулась вереница жителей преклонного возраста с нехитрым товаром. Собственно, рынком его называли только местные, о чем сообщала очередная табличка из картона, которую на ночь прятали в тайнике. На бойкую торговлю намекали наспех сколоченные скамьи все из того же забора, что тянулся вдоль трассы и ограждал кладбище от непрошенных гостей.

– Всё, бабоньки! Пора домой! – Клавдия сложила сумки в ведра и, взглянув на часы, добавила: – Дел дома куча.

Как только она отошла, другие тоже засобирались.

– Вы куда? Рано же еще, вон какое движение, – удивилась Маня, показывая на поток машин, тянувшихся из Нижнего Новгорода в элитный коттеджный поселок. – Сейчас самая торговля пойдет.

– Если Клавка ушла, значит, скоро комиссия штрафовать приедет за незаконную торговлю. У нее дочка в мэрию устроилась и ей маячит в случае надобности, – объяснили ей собирающиеся подруги.

– Ну тогда и я пойду, – Маня чуть отошла от дороги и, приставив ко лбу ребро ладони, попыталась разглядеть рыбаков, сидящих у пруда. – Не пойму, куда мой подевался, только что же тут сидел.

Водрузив на плечи остатки непроданного товара, женщины двинулись в сторону города. Впереди идущие затянули песню:

Нет без тревог ни сна, ни дня.

Где-то жалейка плачет.

Ты за любовь прости меня,

Я не могу иначе.

– Маня, ты глянь на своего! Уже к Светке сбегал! – громко прокричала Наталья, бойкая грудастая блондинка, показывая на сидящего спиной к пруду рыбака.

Женщины захихикали, а Маня покраснела.

– Никуда я не бегал! Тута сидел! – отозвался Генка, опасливо поглядывая на жену и стараясь держать равновесие.

– Ты глянь на свои ноги, ушлепок! – Если б не подруги, прошла бы Маня мимо – пусть бы до утра сидел.

Генка посмотрел на ноги и ахнул, протер глаза, но изображение оставалось прежним – на правой ноге красовался красный женский шлепанец с желтой ромашкой.

– Я сама Светке эти тапки продала. Не отбрешешься! – смеялась от души Наталья.

– Опять пил? – от стыда Маня покрылась пятнами, теперь разговоров не оберешься.

– Клянусь прикормкой – в рот ни-ни! – сначала Генка хотел скинуть шлепок в пруд, потом одумался, в чем тогда ему до дома идти.

– Ирод проклятый! Глянь на свою удочку! Кого ты там в траве ловишь? Кротов? Так они у нас весь огород вместо тебя перекопали! Иди к Светке, пейте дальше! Домой не пущу! Хватит с меня!

Поняв, что прикрытие с удочкой провалилось, Генка откинул предмет позора и, шатаясь, поплелся за женой.

– Маня, не дури. Я тута сидел. На тебя в биноклю смотрел. А тапки Светка сама перепутала, когда сюда приходила.

– Сначала найди свой бинокль. Небось потерял. Сын тебе третий покупать не будет. Пока не протрезвеешь, домой на порог не пущу, – для острастки Маня смачно плюнула в его сторону.

Проселочную дорогу размыла вода, стекающая с полей, от чего женщины ругнулись и, задрав юбки по бедра, старались обойти грязевые лужи.

– Маня, наверное, твой пил с Мишкой – зятем Изумрудовой. Раз вода с их поля хлещет, значит, закрыть некому. Кипяток такого бы бардака не допустила.

Предпринимательницу Изумрудову из-за крутости характера местные называли Верка-Кипяток. Связываться с ней никто не хотел, а вот сама Верка учиняла разборки по любому поводу.

Маня обернулась, погрозила мужу кулаком, а важность момента решила подчеркнуть брошенным в его сторону камнем.

– Скажи собутыльнику, чтобы воду перекрыл, а то люди потонут в грязи!

Получив приказ, Генка поковылял к месту распития горячительного, а женщины посторонились, услышав бренчание звонка. По размытой колее на велосипеде промчалась, обрызгав женщин грязью, заместитель начальника полиции Пелагея Петрова. Бросив через плечо неуклюжее объяснение: «Спешу в больницу», она помчалась к дому шефа.

– Тьфу, бесовска кобылица! – прокричала ей Маня в след: – Смотри, чтобы под твоей тушей велосипед не погнулся! Вон какой срандель отъела!

Пелагея выставила средний палец, потом вцепилась в руль и налегла на педали.

Нырнув в подлесок, Генка шел на голоса: приятели гоготали что есть мочи, а громче всех заливалась Светка, виновница всех Генкиных неудач.

– Отдай мой шлепок! – взревел разъяренный Генка. – Жинка меня по нему в раз выкупила. А ты, кобель лощеный, – ткнул он в плечо зятя Изумрудовой, – беги к крану, вода уже дорогу залила.

Повторять не пришлось, услышав про воду, Мишка вскочил и, нацепив мокасины, побежал в сторону полей.

– Без меня третью не открывайте! – послышался его крик с дороги.

– Ага, прямо заждались, – пьяным голосом огрызнулась Светка и состроила Генке гримасу, от которой он устоять не мог.

– Ох, Светлана Викторовна, доиграетесь вы сегодня… – журил ее пальцем Генка.

Пелагея свернула в переулок, слезла с велосипеда и под тусклым светом фонаря разглядела на заборе старую кастрюлю, к которой была привязана палка. Надпись возвещала, что это нехитрое приспособление – звонок. После второго кастрюлегромыхания из соседнего дома вышла Анна, младшая сестра начальника полиции, и, разглядев в полутьме нарушительницу спокойствия, закричала:

– Ты чего гремишь, как оголтелая?! Не помнишь, какой сегодня день?!

Вспомнив дату, Пелагея схватилась за голову.

– Сегодня день его ранения в Афгане! Что теперь делать? В больницу младенца привезли. Его мать хотела придушить, но врачи откачали, – чуть не плача запричитала Пелагея.

– Даже если ты его найдешь, толку с него будет мало, сама знаешь. Ты за старшую, Полюшка. Работай. Разве не за это тебе зарплату платят?

Понимая, что разговорами ситуацию не облегчишь, Пелагея со злостью отмахнулась и вскочила на велосипед.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на рыночном месте никого нет, водитель черного седана вырулил из лесополосы на дорогу и двинулся в сторону карьера. Из багажника послышался стук и приглушенный возглас: «Выпусти меня! Останови машину! Мне нечем дышать!»

Когда машина скрылась из вида, оставляя за собой пыльную завесу, в подлеске очухались от пьяного угара собутыльники Генки и подняли головы поверх высокой травы.

– Ты слышал? В багажнике вроде баба!

– Кто бабу будет в багажнике возить? Показалось…

Приятели вспомнили зачем шли и снова поплелись в сторону полей.

– Ты окей – и я окей, – приговаривал один из них, пытаясь обнять другого, но опаздывал, и рука то и дело соскальзывала с плеча товарища.

***

Рабочий день бывшего скупщика краденого, а ныне владельца ночного клуба «Белая орхидея», сорокалетнего Павла Гончарова по кличке Зверобой, начинался, когда обычный народ готовился ко сну. Часы, в которые он совершал сомнительные сделки, Зверобой называл «жатвой». Из дома он выходил в сопровождении двоих вооруженных корешей, а за ними медленно полз черный «кадиллак», готовый в любой момент подхватить босса и подручных.

Зверобой был двухметрового роста, свое жирное брюхо он носил перед собой важно, как пират, выставляющий напоказ награбленное богатство. Руки и ноги его походили на огромные щупальца осьминога, а маленькие глазки, заплывшие в складках жира, пронзали прохожих, как острые иглы. Рот на гладко выбритом лице раскрывался лишь в моменты искренней радости, оголяя его мелкие, как у хорька, зубы.

Никто толком не знал, чем именно занимается Зверобой, кроме того, что он был владельцем клуба, где собиралась местная шантрапа. Поговаривали, что он так и не отошел от скупки краденого, а только сменил тактику, которую еще не раскусили власти. Кто-то приписывал ему наркоторговлю, кто-то владение борделем, но все это были слухи.

Клуб «Белая орхидея», расположенный на возвышенности, был хорошо виден с федеральной трассы и забивался под завязку уже к десяти вечера публикой, которую не назовешь почтительной. Среди них были автомобильные воры, продавцы наркотиков, шулеры, жулики, мошенники и любительницы подмешивать мужчинам клофелин.

Местные жители называли клуб «болотом» и обходили его стороной. Не одна уважающая себя девушка не переступала порог этого злачного места. В полиции это заведение называли «Адом на подзаправке», в силу соседства с заправочной станцией и, если в городе что-то случалось, проверяли клуб в первую очередь.

Оформлением клуба занимался столичный архитектор, которого Зверобой перехватил после застройки коттеджного поселка близ Голубых Озер. Поэтому экстерьер и интерьер клуба сильно отличался от местных заведений. Наблюдать за танцующими и ужинающими посетителями из окон своего кабинета, расположенного на втором этаже, было основным развлечением Зверобоя. Переступив порог клуба, он переодевался в черный фрак, белую рубашку, начищенные до блеска итальянские туфли и, поглаживая лысую и блестящую, как бильярдный шар голову, обходил свои владения.

Когда Зверобой приглашал кого-то на беседу, гость проходил к бару и, пока ждал аудиенции, его пристально рассматривала управляющая клуба, гаитянка Мариса. Она приехала в Россию учиться медицине, но, к сожалению, попалась на глаза Зверобою. Кто знает, возможно, сейчас она лечила бы детей от кори и ангины, но после роковой встречи в столичном ночном клубе медицина, прихватив с собой свободу, исчезла из ее жизни, как корабль, уходящий за горизонт. После ухода собеседника Зверобой присылал ей в чат знак вопроса, а она отвечала «да» или «нет». Гаитянка обладала способностью видеть и чувствовать намерения людей, поэтому стала его тайным оракулом, предсказывающим будущее каждого, кто осмеливался переступить порог ночного клуба.

У бара появился элегантно одетый мужчина лет сорока и попросил встречи со Зверобоем, предоставив визитку столичного архитектора. Увидев гаитянку, отчитывающую официанта, он уставился на нее, как на ценный аукционный лот, и непроизвольно облизал губы. Высокая, стройная экзотическая девушка с бархатной, почти черной кожей и копной кудрявых волос не могла не притягивать всеобщее внимание. Когда ее взгляд встретился с его серыми, холодными, как у акулы, глазами, она нервно сглотнула и похолодела. Незнакомец производил впечатление опасного человека, что в принципе было нормой для посетителей этого заведения.

Странное поведение посетителя сразу подметил Зверобой и дал корешу указание проверить, что за хлыщ так нагло рассматривает Марису. Через минуту ему доложили, что посетитель просит с ним встречи, но своих контактов не дал, и даже не представился. Ситуация была патовой, с одной стороны, Зверобой был очень осторожен и не допускал к себе непроверенных людей, с другой – недавно по клубу пошли слухи, что он трус, боится даже злой собаки в темной подворотне, поэтому, вопреки осторожности приказал привести наглеца в кабинет.

Как только посетитель переступил порог помещения, обитыми темными панелями, атмосфера сразу сгустилась. Зверобою незнакомец сразу не понравился, от него веяло непредсказуемостью. Хозяин клуба набычился, колкие глазки из-под нависших век жалили посетителя.

– Кто вы? Я вас здесь раньше не видел.

– Меня зовут Марк. У меня к вам деловое предложение.

– С чем пожаловали? – нарочито вежливо поинтересовался Зверобой и изобразил радушие.

Марк опасливо осмотрелся и, убедившись, что Зверобой один, запоздало поздоровался и присел на край стула.

– Мне рекомендовали вас как человека, отлично знающего эту местность и специалистов узкого профиля, – вкрадчиво заговорил гость, исследуя предметы на столе, затем поднял глаза на хозяина заведения и уставился на него оценивающим взглядом. – Я планирую в этой местности открыть салон…

Гость запнулся и Зверобой решил уточнить:

– Парикмахерскую?

– Нет-нет… нечто совсем другое…

– Массаж с продолжением?

Гость помотал головой.

– СПА?

– Нет же.

– Тогда какой салон, черт вас побрал?! – рассвирепел Зверобой. Выдвигая догадки и отхлебывая чай, он вспотел, от чего чувствовал себя как в парилке.

– Гадальный.

Нависла минутная пауза. Зверобой прикидывал, выкинуть посетителя сейчас или дождаться момента, когда этот проныра озвучит свою просьбу.

– Это приносит прибыль? – осторожно осведомился хозяин клуба.

– Еще какую. Мы с партнерами имеем три десятка салонов.

– Хм… надо же… – Зверобой поскреб подбородок и подумал, что никогда бы не догадался о таком деле, но наверняка этот проныра не лжет, что дело прибыльное, иначе зачем ему расширяться. – Ну так открывайте, я вам зачем?

– Местность для нас новая. Нам с партнерами не хотелось бы привлекать к себе внимание раньше времени, к тому же придется долго нарабатывать клиентскую базу. Мы решили обратиться к вам с просьбой посадить нашего человека в отдельное небольшое помещение.

– Субаренда?

– Что-то типа того, но мы, безусловно, готовы выплачивать некий процент от дохода. Если дело пойдет, мы можем взять вас в долю, как представителя местной бизнес-элиты.

Это явно польстило – так Зверобоя еще никто не называл. Его взгляд упал на бювар, где на экране мобильного телефона мелькало сообщение от Марисы. Он прочел: «Вышвырни его, чтобы он тебе не предложил!» и сложил губы в трубочку.

– Марк, кажется, так вы представились? – получив подтверждение, Зверобой сплел руки в замок и как можно тверже произнес. – Подобный бизнес меня не интересует, а присутствие постороннего человека в моем заведении будет нервировать публику, привыкшую к конфиденциальности.

– Понимаю. Заведение у вас модное, имеет хорошую проходимость и солидный доход. К тому же вы имеете процент с каждой заключенной в вашем заведении сделки. Чтобы выстроить такой бизнес нужно иметь авторитет, связи и мозги. Насколько я знаю, ваша такса десять процентов. Мы с партнерами предлагаем вам двенадцать.

Подобную дерзость и осведомленность Зверобой никогда не прощал, вот почему в проеме тут же замаячил охранник, ожидая от босса указаний. Но любопытство и открывшаяся возможность не давала ему кивком головы решить судьбу посетителя, который продолжал:

– Наш бизнес основан на проверенной методике одаренных медиумов и экстрасенсов, которые за определенную плату помогут вашим клиентам разбогатеть. Результат гарантирован. Своей репутацией мы дорожим. – Марк назвал несколько дерзких ограблений, которые остались в прошлом году нераскрытыми. – Мы даем схему, планы отхода, надежных людей. Условия и прибыль сразу оговариваются.

Теперь хозяин клуба понял, о какой сфере деятельности идет речь, и растянулся в улыбке.

– Так бы сразу и сказали. А то гадание… – он откинулся на спинку кресла и передвинул сигарную коробку, что для охраны означало «полный порядок». – О какой сумме идет речь?

Вместо ответа посетитель протянул хозяину клуба карточку, на которой была написана сумма аренды. Брови Зверобоя взметнулись вверх.

– Это в месяц. Если дело пойдет и публика оценит по заслугам нашу работу, тариф удвоится, как и сумма вашего вознаграждения. Нам нужна отдельная комната с сейфом с хорошей вентиляцией и вторым выходом из здания. Насколько я знаю, у вас таких две, одна из них сейчас свободна. Наш человек будет заходить с бокового хода и видеть тех, кто сам захочет с ним познакомиться.

Предложение было настолько заманчивым, что отмахнуться Зверобою не представлялось возможным, но подозрительная осведомленность незнакомца о его деятельности настораживала и заставляла взять паузу.

– У меня тоже есть партнеры.

Марк кивнул и заверил:

– Мы в курсе.

Протирая платком вспотевшую от напряжения шею, Зверобой пристально смотрел на охранника поверх головы посетителя.

– Нужно обмозговать. Оставьте свои контакты и я с вами свяжусь в случае положительного результата.

– Я зайду к вам в субботу.

С этими словами посетитель попрощался, ловко обошел охранника и стал спускаться по лестнице. Зверобой дал знак Марисе прийти. Та дождалась, когда опасный гость покинет заведение и, взяв с собой два коктейля, поднялась к боссу.

***

За горизонтом таяли последние всполохи розовато-золотистого заката, а с другой стороны неба уже набирала силу красавица-луна, ее притягательный свет отражался в витринах магазинов и окнах домов. Казалось, набухший полный круг приближается все ближе и ближе и неминуемо столкнется с Землей. Эта нервозность каким-то мистическим образом передавалась жителям города и окрестных деревень, поскольку количество обращений в социальные службы в дни полнолуния троекратно возрастало.

Город медленно погружался в темноту, словно его накрыли звездным одеялом. На дорогах все чаще завывали сирены скорой помощи, проблесковые маячки полицейских и пожарных машин. На тускло освещенных улочках двойной линии частных домов терялись в темноте силуэты – это рыночные торговцы вошли в город и стали растекаться по домам. Все тот же ласковый голос напевал:

Я растоплю кусочки льда

Сердцем своим горячим.

Буду любить тебя всегда, -

Я не могу иначе.

Вдруг откуда-то сверху раздался коровий рев. От неожиданности женщины вздрогнули и, увидев на бетонном заборе черно-белую голову с красными рогами, чертыхнулись.

– Тьфу на тебя, Манька! – первой возмутилась бойкая Наталья. – Никак не привыкну, что твоя корова по забору ходит.

Узнав хозяйку, корова замычала еще громче. Маня подняла голову и всплеснула руками.

– Нюрочка, ты меня встречаешь? Моя хорошая. А кто тебе рожки-то покрасил? А тебя что, все еще не подоили? А где Настя? Хата темная. Свет не горит. Куда помчалось это горе огородное?

Калитка заскрипела, и на свет фонарей вышла миловидная девушка лет восемнадцати, за спиной у нее был рюкзак, в руке спортивная сумка. Увидев мать, она замерла, явно не ожидая ее так рано, но быстро нашлась, вынула из ушей наушники и затараторила:

– Мама, я решила путешествовать по миру. Вернусь, когда закончатся сбережения.

– Это когда же? Завтра в обед? Или ты, зараза, до моей заначки добралась? – Маня закатала рукава, готовясь к наведению порядка.

Пользуясь присутствием соседок – при них мать никогда на нее не нападала – девушка уверенно зашагала в темноту. В три прыжка Маня догнала дочь, схватила за косу и так сильно дернула, что та упала на спину и завопила: «А-а-а-а! Убивают! Помогите!»

– Я тебя сейчас быстро в чувства приведу! Ну ты глянь! Вся в отца! Тому дома не сидится, и эта – чуть что, куда-то едет, то на Камчатку, то в Антарктиду. А ну марш в дом. Быстро переоделась – и Нюрку доить. Корова сама себя не подоит.

– Тебе надо, сама и дои! – навзрыд заверещала Настя.

– Ты зачем Нюрке рога покрасила?

– Ничего я не красила! Делать мне нечего что ли!

Маня перебросила вещи дочери через забор. Ремешок спортивной сумки зацепился за коровий рог, от чего голова Нюрки склонилась на бок и исчезла в листве деревьев. Мычание повторилось, на этот раз прерывистое и испуганное. Несколько попыток вырваться из рук матери потерпели фиаско и, вынуждено смирившись, девушка позволила втащить себя в калитку, на которой висела картонная табличка с важной информацией: «Козье и коровье молоко. Услуги козла».

– Маня, если ты Генку выгонишь, придется табличку менять. Услуги козла оказывать уже не сможешь, – Наталья открыла калитку соседнего дома и, хохоча над своей шуткой, пошла к дому с разноцветными ставнями.

Открыв ключом дверь, Наталья вошла в коридор, села на скамью и… заплакала. У ее подруги Мани есть муж и дети, а у нее никого. Схоронила всю родню. Деньгами обеспечена до конца дней, а счастья нет. На трассу Наталья каждый день ходит не за заработком, а за общением. Не с кем ей поговорить, не с кем посоветоваться, не с кем радость и тоску разделить.

***

Как Пелагея ни старалась, до больницы доехала только к полуночи. В приемном покое ее встретил дежурный врач и повел в детское отделение. Шагнув в коридор, отделяющий приемный покой от вестибюля, Пелагея увидела старика, увешанного колокольчиками, которые при движении создавали хор на высоких нотах, и человек, слышавший этот перелив, невольно ежился. Старик частенько подвергался насмешкам и преследованиям со стороны горожан и по этой причине был под личным покровительством настоятеля храма, отца Василия.

Пелагея поинтересовалась:

– А чего у вас делает Коля-Колокольчик?

– Ногу подвернул. Мы пытаемся его осмотреть, но он не дает одежду снять.

Старик зажег церковную свечу и, сильно хромая, расхаживал по коридору. Заглядывая в каждый уголок, он громко повторял одну и ту же фразу: «Ищу живого человека!» При этом колокольчики весело позвякивали на разные тона, возвещая серьезность намерений хозяина.

– Вы его помойте, – сморщилась Пелагея от кисло-едкого запаха. – Когда в его жизни такой праздник еще будет?

– Помоем, если даст себя осмотреть.

Когда Коля-Колокольчик отвлекся на мусорный контейнер, куда кто-то выбросил недоеденную шаурму, Пелагея услышала знакомые голоса и кинулась проверять больничные боксы. Заглянув в третий бокс, она увидела двух младших сестер, лежащих на каталках, и бросилась расспрашивать: