Чистка

И, все же иногда Николая Ивановича отвлекали от писанины, вызывая в кабинет следователь, как ни крути следственный процесс не стоял на месте. Ежов приставил к нему только самых надежных следователей, которые не дали бы Бухарину сказать лишнего. Рой Медведев утверждал, что следователем по делу был помощник начальника 4-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР Виктор Ильин, он вел как минимум первый допрос. Медведев описывает это: «Ильин ответил, что бывает там иногда, и велел принести чай и бутерброды. Затем они спокойно беседовали больше часа, причем нить беседы держал Бухарин, казалось бы, не понимавший, где и почему он находится. Неожиданно Бухарин остановился; было видно, что он очень устал. Ильин предложил ему прилечь на диван. Бухарин прикрылся своей кожанкой, положил голову и руку на валик дивана и заснул. Лишь в час ночи его отвели в камеру».49

На доступных сейчас документах значимость роли Ильина не отражена. К подследственному приставили двух следователей – Лазаря Когана и Леонида Чертока. Второй был некогда одним из ближайших друзей и подручных Ягоды, который вел дело Зиновьева-Каменева, обеспечивая молчание подсудимых о многих неразоблаченных преступниках. Чертоки это был целый семейный отряд сотрудников НКВД. В органах служили еще три члена семьи: сестра Софья, брат Михаил и супруга, также София Фрадкина. Над самим Леонидом сгущались тучи, близость к Ягоде оставляла мало шансов на продолжение работы в органах. Черток вел дело Бухарина до первой половины апреля.

5 марта был произведен допрос и очная ставка с участием Бухарина. Сначала его спросили, является ли он членом руководящего цента правых? Он все отрицал, тогда ему снова предъявили факто множества свидетельских показаний против него. Он снова и снова все отрицал, но он признал, что в 1932 году он якобы только сам узнал о контрреволюционной деятельности своих бывших учеников и соратников, он осудил их и повал отношения с ними. Тем самым он признал минимум от всех обвинений, что скрыл заговорщическую деятельность. На этом допросе Бухарин углубился в историю группы правых, рассказав об своих якобы «бывших» соратниках, но пользы для следствия было немного. Потом провели очные ставки с сообщниками: С. Марецким, А. Айхенвальдом, которые заявили, что Бухарин это лидер антисоветской организации правых, сложившейся в резко антисталинском русле в 1928 году. После допрос продолжился, Бухарин старался минимизировать антагонизм легальной правой оппозиции конца 1920-х, он отрицал, что культивировал ненависть к Сталину. Он признал лишь то, что не считал тогда Сталина сильным теоретиком.

Следом допрос снова прервался и прошли очные ставки с А. Слепковым и В. Астровым, ближайшими учениками Бухарина и те подтвердили, что еще с 1925 г. Бухарин культивировал негативное отношение к политике Сталина, который тогда еще имел мало власти, но становился более заметной фигурой. Бухарин и это отрицал. Он отрицал, что в 1920-е годы нарушал законы. На протоколе допроса нет подписи следователей, кто его вел неясно.50

7 марта Коган и Черток организовали очную ставку Бухарина и С.Б. Членовым, который входил в группу правых, который имел возможность выезжать за границу. По заданию Бухарина он летом 1934 г установил там контакт с эсером Марком Вишняковым. Членов сказал во время очной ставки, что Бухарин поручил ему в мае, пригласив в редакцию «Известий». Бухарин сначала расспрашивал его о заграничных поездках, как там были дела. Членов, который два года отсутствовал в СССР, спросил Николая Ивановича, как дела в стране? Тот ответил, что есть достижения, но есть и много безобразий. Так все плавно перешло на политику, Бухарин говорил о том, что надо идти вместе с троцкистами-зиновьевцами, которые, по его мнению, по сути, приняли программу правых, хотя по его же словам с ними были проблемы. Бухарин прямо выразил надежду на то, что оппозиция получит власть. Бухарин прямо сказал, что он, Рыков и Томский возглавляют правые группы. Там же он дал ему поручение встретится с Вишняковым, через которого можно было выйти на Александра Керенского.

Бухарин все эти свидетельства Членова о преступных действиях начисто отрицал, признавая лишь то, что он встречался с ним, мог сказать несколько критичных фраз по отношению к политике Сталина, но на этом все. Он, якобы не говорил о центре правых, их борьбе и не давал никаких антисоветских поручений. Членов в ответ настаивал на своих словах. 51 Сталин получил протокол очной ставки ровно через неделю 17 марта. Бухарин к этому времени продолжал все отрицать. Кажется, он по-прежнему считал, что его личное слово весит больше чем слова тех людей, которые дали против него показания.

23 марта на Бухарина дал показание немецкий коммунист Макс Левин. По его словам в 1930 г. Бухарин резко злобно критиковал Сталина, но этим все не ограничилось, они тогда начали группироваться в подпольные организации. Долгое время Левина не посвящали в дела правых, но в январе 1935 г. он перешел на работу в «Известия», где редактор Бухарин вел свои криминальные беседы. Бухарин прямо заявил, что он, Рыков, Угланов и Томский твердо стоят на правых позициях и требуют усиления борьбы с режимом Сталина. Он добавил, что Сталин враг №1, более опасный, чем германский нацизм. Бухарин назвал ему много имен, но ни одно для следователей не было новым (вероятно Ежов вычеркивал имена правых). В конце Бухарин прямо заявил, что метод борьбы правых это террор. 52Бухарин сказал ему, что в РККА у них мало влияния, надо вербовать новых людей, но на деле почти весь комсостав был уже за правыми (вероятно Ежов редактировал эту часть, выгораживая правых в армии). По поручению Бухарина Членов вел вербовку людей в правую группу.

Еще одно изобличающее Бухарина обращение передал в НКВД Н. Хрущева, который почти сразу присоединился к процессу разоблачения Бухарина. Хрущев передал письмо А.В. Травиной, бывшей сожительницей Николая Ивановича, она написала его еще 17 января, но передано Сталину оно было лишь 27 марта. Травина рассказала о его близости с своими учениками, которым, как оказалось он полностью никогда не доверял. Когда тех стали арестовывать, например Ефима Цейтлина, он предпочел сократить свои встречи с ними. Бухарин вел свою организаторскую работу в Академии Наук, где давно было троцкистское гнездо. С ними он вступил в союзнические отношения. Хотя, с троцкистом Пятаковым отношения у него не сложились, тот с надменностью глядел на него. При этом Бухарин многого не говорил Травиной, видимо не доверяя ей, он скрывал функционирование центра правых, с Рыковым, Томским и Углановым.53 Но и после этого, Бухарин отказался в чем-то признаваться. После этого наступило некоторое «затишье», прерванное Бухариным 15 апреля. Он направил следователю Когану просьбу отправить Сталину письмо. Коган передал письмо начальнику ГУГБ Агранову и тот отправил его Сталину, он получил его 19 апреля.

В длинном письме Бухарин сначала сетовал, что его невинного «привязали к столбу позора» на пленуме, что все его клевали, поливали грязью. Он напомнил Сталину о былых временах и снова заклинал в своей невиновности, указывал, что на него наговорили лжи. Он отрицал свои глубокие расхождения со Сталиным, жаловался на притеснения, что ему больше не давали выступать перед рабочими, устраивали скандалы из-за его книг и признал, что хотел вернуться к большой работе. Он писал, что одинок, что без политики ему тяжело и поэтому он сблизился с Радеком «не зная», что он троцкист. Он вспомнил свое открытое противостояние со Сталиным в конце 1920-х, признав свою крайность, но отрицая, что шел на грязные методы борьбы: «И вот в 1928/29г.г. я в тебе видел воплощение антиленинской тактики. Это глупо, но это было именно так. Остальное навертывалось с логической неизбежностью, но никогда и нигде я не думал о сволочных методах борьбы, о которых говорят клеветники.»

Бухарин сообщил Сталину, что написал книгу, в которой было двенадцать глав, про людей, культуру, историю, общество, социализм, партийное строительство и многое другое, все заняло приблизительно 300 страниц, попросив опубликовать их, хотя бы под псевдонимом. Затем он снова отрицал свою вину и обвинял своих учеников, давших на него показания во лжи. Он пожаловался на то, что в тюрьме нечем толком заняться и на этом окончил.54

Из этого лицемерного письма Бухарина было одно место, наиболее близкое к правде, это его желание вернутся к власти. Свою идеологию в заговорщической правой группе Бухарин строил на утверждениях, что политика Сталина с треском провалилась, не достигла успеха. Но это была очевидная неправда, сталинская коллективизация, которая по мнению Бухарина должна была закончится провалом или вообще крахом советской власти, напротив закончилась победой. Основное число крестьянских хозяйств вошли в колхозы, кулаки были разбиты, власть большевиков укрепилась. Успехи были настолько очевидными, что их в разговорах со своими учениками признавал эти успехи, но в тоже время он продолжал твердить о «провале» сталинской политики. Бухарин, понимал банкротство линии правых (не отказываясь от этой линии) и лично для него дело было уже не в выборе пройденного пути, он хотел власти. Он долго пробыл у власти, эта штука засасывает, как наркотик. Он хотел снова стать величиной, его непомерные амбиции, гордыня стали важными причинами того, почему он стремился избавится от Сталина.

Вячеслав Молотов верно отметил причины их поступков:

«Вот они старались довести до степени абсурда, потому что действительно они были страшно озлоблены. Победа над ними одержана. Конечно, Бухарин был о себе очень высокого мнения, и ему было слишком неприятно, что он провалился. Очень, очень.»55

Когда Бухарин написал это письмо, неподалеку от него, во внутренней тюрьме НКВД находились еще двое заключенных, некогда занимавшие высокие должности в системе власти. Это были Авель Енукидзе и Генрих Ягода.

Арест группы ягодинцев

После февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б), скорый арест бывшего наркома Генриха Ягоды становился все более неизбежным. В органах к тому времени росло влияние «северокавказской» группы чекистов, которая группировалась вокруг экс-чекиста Ефима Евдокимова, который на пленуме ясно намекнул, что скоро за Ягоду возьмутся. Эти «северокавказцы» стали союзниками Ежова, он все чаще полагался на них, поэтому Евдокимов мог настаивать на аресте Ягоды. Фактически именно Ежов и Евдокимов стали новым руководящим центром правых, который заменил арестованный центр Бухарина, Рыкова, Угланова.

Михаил Фриновский, ставший правой рукой Ежова в органах свидетельствовал:

«После арестов членов центра правых ЕЖОВ и ЕВДОКИМОВ по существу сами стали центром, организующим:

1) сохранение по мере возможности антисоветских кадров правых от разгрома;

2) нанесение удара по честным кадрам партии, преданным Центральному Комитету ВКП(б);

3) сохранение повстанческих кадров как на Северном Кавказе, так и в других краях и областях СССР с расчетом на их использование в момент международных осложнений;

4) усиленную подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства;

5) приход к власти правых во главе с Н. ЕЖОВЫМ.»

По первому пункту Ежов очевидно не справлялся, даже не пытаясь защитить многих правых, второй пункт предстояло реализовать (против чего предупреждали Сталин и Маленков на пленуме), пункт третий и четвертый тоже предстояло реализовать. Пока же следовало заняться делом Ягоды. Главный следователь ГУГБ Курский уже разработал схему арестов чекистов ягодинской группы. Что точно привело к его аресту точно неясно, но скорее всего на Ягоду дали показания арестованные 22 марта: заместитель начальника операотдела ГУГБ Захарий Волович и Александр Лурье, бывший начальник ИСО НКВД. Оба были шпионами иностранных разведслужб, правыми шпиками и близкими людьми к Ягоде. Он знал, что они шпионы, покрывал их и даже позволял Воловичу прослушивать разговоры членов Политбюро. 23 марта был арестован Макс Станиславский помощник начальника Главного управления пожарной охраны, также имевший отношения к группе правых.

Ежов посетил кабинет Сталина 28 и 29 марта после 6 дневного перерыва, 30 марта Сталин никого не принимал56, а 31 марта Политбюро вынесло такое решение: «О Ягода. Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК следующее предложение: «Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягода, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП считает необходимым исключение его из партии и ЦК и немедленный его арест. Политбюро ЦК ВКП доводит до сведения членов ЦК ВКП, что ввиду опасности оставления Ягода на воле хотя бы на один день, оно оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягода. Политбюро ЦК ВКП просит членов ЦК ВКП санкционировать исключение Ягода из партии и ЦК и его арест».57

В этот же день Пленум ЦК в удаленном режиме одобрил это решение. Решение ЦК лишь завизировало то, что уже произошло. 31 марта Сталин не принимал у себя членов Политбюро, поэтому решение было вынесено раньше, 28 марта, именно в этот день Ежов подписал санкцию на его арест, в тот же день бывший нарком НКВД был препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД. В тот же день был арестован Иосиф Островский, близкий человек к Ягоде. 29 марта был уволен из НКВД и арестован Павел Буланов, бывший секретарь организации 2 апреля Ягода впервые был допрошен следователями: начальником отделения 4 отдела ГУГБ Л. Коганом, и оперуполномоченными Лернером и Уемовым.

Ягода полностью отрицал предъявляемые ему обвинения. Его спрашивали в первую очередь про связь с Лурье, он отрицал, что знал о его преступной деятельности, что не знал о компрометирующих его материалах, хотя они были в НКВД. Он вообще все отрицал, любые претензии, вот отрывок из протокола допроса, характеризующее его поведение:

«Вопрос: Не вызывало ли у Вас подозрения, что однажды проваленный заграницей Лурье неоднократно туда ездит под той же фамилией и не арестовывается?

Ответ: Не думал об этом, но указания ИНО о наблюдении за Лурье заграницей давал.

Вопрос: Что же Вам ИНО докладывало о свих наблюдениях за Лурье?

Ответ: Ничего такого подозрительного мне не докладывалось, или ИНО не давало мне весь материал.

Вопрос: Допустим, что материалы ИНО ничего подозрительного в поведении Лурье заграницей не фиксировали, хотя документы говорят, что именно материалы ИНО указывали на подозрительную связь Лурье с Ульрихом. Но Вам было известно о том, что Ульрих приезжал в Советский Союз и при чрезвычайно конспиративных обстоятельствах встречался с Лурье?

Ответ: Нет, мне это не было известно.

Вопрос: Вам докладывалась спецсводка Особого отдела от 24 октября 1930 года, в которой сообщалось, что "шпион Ульрих 19 октября 1930 года посетил на Милютинском переулке квартиру Лурье и открывал калитку своим ключом". В этой же сводке говорилось и о том, что Ульрих 22 октября 1930 года вновь посетил квартиру Лурье и находился там 5 часов. Какие меры Вы приняли?

Ответ: Эту сводку я не знаю. Она мне не докладывалась.»58

Как и на пленуме, он выбрал тактику говорить, что ничего не знал. Он руководил самой сильной спецслужбой мира, контролировал аппарат ГУГБ, но говорил, что ничего не знал о грязных делах своих подчиненных. Первый допрос не принес результатов. Следствие постепенно расширяло круг фигурантов дела, 1 апреля арестовали Марка Гая, долгие годы в ягодинские времена служившего начальником особых отделов НКВД, именно он скрывал наличие военного заговора. 4 апреля арестовали бывшего помошника Гая в Особых отделах Михаила Богуславского. В тот же день застрелился глава Горьковского УНКВД Матвей Погребинский, бывший руководитель ягодинской коммуны в столице.

5 апреля арестовали Георгия Прокофьева, ранее он занимал должность зам. Наркома ВД при Ягоде, уполномоченным организации при СНК СССР, а перед арестом вместе с Ягодой руководил наркоматом связи. 7 апреля арестовали Александра Шанина, в разное время он был главой экономического отдела, затем транспортного и затем 6 отдела ГУГБ.

12 апреля один из следователей по делу Николая Бухарина был обвинен в шпионаже на Германию, он был уволен из НКВД. Утром 13 апреля к нему пришли оперативники НКВД для ареста и обыска, но он выпрыгнул из своего окна своей квартиры, которая находилась на восьмом этаже. Для Чертока факт его увольнения был неизвестен до последнего момента, перед смертью он собирался на работу. Родственник жены Чертока Сони, Борис Ефимов свидетельствовал: «За Чертоком вскоре пришли, вопреки обыкновению не ночью, а утром, когда он собирался на службу. Услышав звонок, Соня спокойно открыла дверь. Черток увидел сумрачные лица своих коллег-чекистов, ринулся к двери на балкон, рванул ее и выбросился на улицу с восьмого этажа. Пришедшие чекисты в растерянности ретировались, а через несколько минут примчался один из высших чинов НКВД комкор Фриновский.

– В чем дело? – допытывался он у Сони. – Почему он это сделал? Ему было что-то известно?»59

27 апреля арестовали Михаила Уманского, зам. заведующего отделом фотохроники «Союзфото», под этим прикрытием он возил оружие в Испанию. 28 апреля были арестованы бывший помощник особоуполномоченного при Коллегии ОГПУ СССР, до ареста занимавший должность одного из начальников ГУЛАГА, бывший работник разведки, контрразведки, особых отделов Бертольд Ильк. Все они были разоблачены как правые, троцкисты и шпионы иностранных спецслужб. Это был уже не один Молчанов, а целая группа видных чекистов-предателей.

В эти недели проводились длительные допросы, очные ставки, обвинение получало все новые порции показаний. Протия Ягоды дали показания Паукер, Гай, Волович и другие, включая Павла Буланова и Георгия Прокофьева, оба ранее были ближайшими помощникам наркома в органах. 25 апреля Буланов полностью признал свою вину: «С другой стороны Ягода, приучив меня к молчаливому беспрекословному выполнению любых его поручений, сделал из меня преданнейшего ему лично слугу.

Весной 1931 года Ягода открыто и прямо мне сказал, что политика ЦК ВКП(б) неправильна, что эта политика приведет к гибели, что насаждением колхозов и совхозов ЦК разоряет крестьянство и что единственно правильная линия в такой отсталой стране – это линия правых. Ягода сказал, что он сам связан с центром правых и что если я хочу жить, то я должен разделять его линию, помогать ему, и, конечно, не болтать. Он говорил, что все сподвижники Ленина – Томский, Рыков, Бухарин, Каменев, Зиновьев – полностью разделяют платформу правых, и что он тоже с ними.

Я ответил Ягоде, что он может полностью мною располагать. После этого разговора Ягода совершенно откровенно давал мне различные антисоветские и контрреволюционные поручения, которые я аккуратнейшим образом выполнял».60

Буланов говорил, что по указанию Ягоды скрывал материалы о правых, создавал чрезмерно хорошие условия для заключенных. Что Ягода принимал меры для зашиты правых Он добавлял примечательные подробности о Ягоде, его взглядах и отдаленных планах: «Он сравнивал себя с Гитлером, увлекался его книгой "Моя борьба" и неоднократно подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров вышел в государственные вожди. Важно лишь иметь таких людей, как Геббельс, Геринг и сильную преданную Чека, и можно управлять. Бухарин, говорил он, будет у меня не хуже Геббельса».

Когда его спросили про состав участников заговора, Буланов ответил: «Ягода, Прокофьев, Миронов, Молчанов, Гай, Паукер, Волович, Шанин, Лурье, Фирин, Венецкий, Черток, Островский, Гольдфарб, Лапин, Лоев, Погребинский и Иванов.» Из всех фамилий реальную пользу для следствия представляли двое – находившийся еще на свободе Семен Фирин, начальникам Дмитлага НКВД и зам. начальника ГУЛАГ и чекист по фамилии Миронов . К сожалению не совсем ясно, о каком Миронове он говорил, среди видных чекистов таковых было двое. Но скорее всего речь шла о Льве Миронове, это начальник Экономического управления ГУГБ НКВД СССР, он выступал на февральско-мартовском пленуме. Миронов хотя и не имел отношения к следствию над Ягодой, присутствовал на его допросах.

В тот же день показания дал Георгий Прокофьев. Он поведал, что Ягода всегда был противником свертывания НЭП и коллективизации, говоря, что это настроило народ против власти, наставивал на правильности политического курса правых. Ягода говорил это ему, в присутствии Молчанова и Миронова. Новым лидером СССР он видел совсем не Бухарина, а Рыкова: «Перемену политического курса страны Ягода связывал с обязательным противоправительственным переворотом. Ягода говорил, что достигнуть этого можно будет лишь путем ареста и уничтожения всех членов Политбюро, членов правительства во главе со Сталиным, после чего должно быть сформировано новое правительство при новом руководстве партии. Он останавливался на кандидатуре Рыкова, который должен занять место Сталина. Ягода говорил, что Рыков с Томским и Бухариным и другими их ближайшими сторонниками целиком и полностью обеспечат руководство страной. Этому будущему руководству обеспечена внешняя поддержка со стороны Германии. Проведение Рыковым, Томским и им, Ягодой, политической программы правых будет полностью обеспечено».61

Ягода говорил, что неизбежна война Германии против СССР, в которой Красная Армия потерпит поражение. Он восхищался дипломатическими успехами Гитлера. Силам НКВД он отводил решающую роль, с ориентацией на заграницу: « Ягода мне говорил, что в делах подготовки заговора и успешном осуществлении наших планов особо серьезная, прямо решающая роль принадлежит НКВД. Силы чекистов решат все дело, говорил Ягода. Без нашего участия сталинского режима не свалить. Ягода указывал, что наша основная задача должна заключаться в том, чтобы выждать и выбрать наиболее благоприятный момент для совершения противосоветского правительственного переворота. Он говорил, что для этого у нас все возможности есть, имеется и договоренность с правительственными кругами Германии. Как я узнал от Ягоды позже, непосредственную связь с правительственными кругами Германии поддерживал Карахан».

В этом отрывке две значимые детали, первое это союз с Германией, договоренности, которые гласили, что переворот будет совершен во время войны. РККА потерпит фиаско, силы НКВД вместе с военными устроят внутренний переворот и заключат перемирие с Германией. Вторая деталь это упоминание Льва Карахана, бывшего замнаркома иностранных дел, с 1934 г. посла в Турции. Карахан был связным не только правых в НКВД и группы Бухарина, но и связывал Германию с заговорщической группой в РККА. Прокофьев дал намек на участие видных военных в заговоре: «Ягода мне говорил, что для совершения переворота обязательно привлечение на нашу сторону военных авторитетов. Лицом, на которого больше всего обращал внимание Ягода и делал попытки сблизиться с ним, был Тухачевский М.Н. Ягода его считал наиболее талантливым военным руководителем. Ягоде было известно, что Тухачевский по ряду вопросов оппозиционно относится к Ворошилову. К Ворошилову Ягода относился резко враждебно. Ягода не раз почти открыто говорил: "Я Ворошилова не выношу". Ягода всегда был рад, если где-нибудь кто-либо выступал против Ворошилова. Ягода считал, что Ворошилов борется против него, поэтому он ненавидел Ворошилова.»

Далее он назвал фамилии еще трех потенциальных заговорщиков в армии – Корк, Эйдман, Уборевич. Ягода поручило Марку Гаю установить связь с Тухачевским и Эйдманом, Паукеру с Корком. Прокофьев не дал однозначного ответа, согласились ли военные принять участие в заговоре. Далее он назвал еще две видные фигуры, первый нарком лёгкой промышленности РСФСР Константин Уханов, с которым Ягода часто вел секретные переговоры наедине. По свидетельству Прокофьева Ягода завербовал Уханова самым распространенным способом: шантажом. У него на многих был компромат, который он пускал в ход, подчиняя себе людей.

Прокофьев, назвал в числе близких к Ягоде людей Георгия Благонравова, начальника Главупра строительства шоссейных дорог НКВД СССР, но он так и не сказал, были ли они оба вовлечены в заговор или нет.

Прокофьев также свидетельствовал, что Ягода требовал себе личной преданности: «Роль Паукера, по словам Ягоды, в перевороте особо ответственна, так как именно он должен был отобрать людей у себя в аппарате и в охране и воспитать их в духе личной преданности Ягоде и беспрекословного выполнения его приказов. Это проделывалось под различными предлогами. Например, вдруг Ягода предлагал воспитывать и подбирать людей то в духе мушкетеров Дюма, то в духе участников ордена иезуитов и проч. Это дело он поручал, кроме Паукера и Воловичу».

26 апреля Ежов доложил Сталину, что Ягода сделал первые признания. Отрицая, что он сам занимался антисоветской террористической деятельностью, он все же признал то, что знал про связь его подчиненных с германской разведкой и подготовке террористических актов против членов руководства СССР, он прикрывал их.62

Ягода в этот день признал самое главное: он никогда не был большевиков по убеждениям, он все время двурушничал, приспособленчествовал: «Всю свою жизнь я ходил в маске, выдавал себя за непримиримого большевика. На самом деле большевиком, в его действительном понимании, я никогда не был. Мелкобуржуазное мое происхождение, отсутствие теоретической подготовки, все это с самого начала организации советской власти создало у меня неверие в окончательную победу дела партии. Но собственного мировоззрения у меня не было, не было и собственной программы. Преобладали во мне начала карьеристические, а карьеру свою надо было строить, исходя из реальной обстановки. Какова была эта обстановка? Советская власть существовала, укреплялась, я оказался в аппарате ОГПУ и поэтому я вынужден был исходить именно из этих конкретных факторов.»63