Свобода быть любимой

– Я могу их не брать, – Джефф безразлично пожал плечами и сделал глоток из своей чашки, пряча за чашкой торжествующую улыбку.

И Дани, и Джефф игнорировали постоянно меняющиеся лица детей. При словах Джеффа лицо Даниэль наполнилось возмущением и обидой. Словно ей сначала дали самый вкусный десерт в мире, а затем отняли.

– Вот с этого нужно было начинать, – сдаваясь, произнесла Даниэль. Она должна смириться, что этот раунд остался за Джеффом. – забирай их в Испанию и будем считать – подарок ты мне уже подарил!

– То есть мой подарочный сертификат на три персоны в курортный SPA-отель в Тоскане, включающий несколько экскурсий на два виноградника, можно тебе не дарить? Кстати, сертификат в виде карты, привязанный к моему банковскому счёту, – кажется, наступил тот самый подходящий момент для раскрытия всех карт.

– Я тебя люблю! – второй раз за утро Дани повисла на шее друга.

– Ты повторяешься, – Джефф потрепал подругу по голове и всунул ей в руки новую чашку кофе. Он любил такие суматошные утра, но пора собираться. Ему нужно до отъезда решить несколько организационных моментов в своём бизнесе, связанном с уличными танцевальными батлами и школой StreetDance, у близнецов ещё три дня школьных занятий, а у Дани просто очень сложный день. Он успел просмотреть расписание подруги в календаре. Они уже больше десяти лет вели совместный онлайн-календарь. Это очень удобно, когда твой график похож на безумие и короткие перерывы на сон. И ничего хорошего в сегодняшнем дне Даниэль он не увидел.

Когда через час стеклянная дверь на террасу окончательно закрылась, Даниэль осталась одна. Абсолютно одна. Тишина обрушилась на неё, густая, тяжёлая, почти осязаемая. Она прислушалась к ней. Не было ссор, не было топанья, хлопанья дверей.

Глава 2. Что с ними не так?

Тишина…

Так как звучит тишина?

Даниэль замерла посреди гостиной, прислушиваясь к тишине квартиры.

Лишь отдалённый гул машин лёгкой вибрацией проходил по толстым стеклянным панелям. Холодильник, который обычно подвергался набегам Питера, сейчас гудел размеренно. Раздвижные двери террасы не шуршали шарнирами, бесконечно открываясь и закрываясь. Ни намёка на хаос.

Одиночество имеет своё звучание.

Дани закрыла глаза и, смеясь над собственной драмой, подошла к винному шкафу, чтобы прихватить бутылочку любимого розового вина. Но рука сама потянулась не к привычной этикетке, а к старой, пыльной бутылке красного. Бордо. Ту самую, что они с Джеффом купили несколько лет назад…

Жара стояла невыносимая, даже вечером воздух был густым и сладким. Они сбежали с репетиции, как только появилась возможность. Работать со Стефано было очень интересно, но и утомительно тоже. Близнецы остались на попечении Стеллы далеко в Лос-Анджелесе. На самом деле они уже, как два года учились в школе-пансионате, так что Стелла просто числилась экстренным контактом. Одна из немногих рабочих поездок, когда они с Джеффом работали вместе на одном проекте.Пять лет назад. Винный погребок на узкой улочке в Барселоне.

– Смотри, – Джефф протянул Дани бутылку, его длинные пальцы лежали на тёмном стекле. – Тот самый год. Год их рождения.

– Ты помнишь? – удивилась она, принимая бутылку. Это была их шутка, плохо понятная посторонним. В год рождения близнецов так много происходило в их жизни, что Джефф некоторое время не мог сразу назвать год, когда родились сыновья. Даниэль подкалывала его все эти годы.

– Как же забыть? – он фыркнул, но в его глазах была не радость, а знакомая, глубокая усталость. – Одновременно и лучший, и самый страшный год.

Они купили две бутылки. Одну выпили там же, в Испании, сидя на террасе с видом на виноградники, пытаясь говорить о будущем, но постоянно спотыкаясь о прошлое. Вторую Джефф привёз домой и поставил в шкаф. «Откроем, когда они в университет поступят», – сказал он тогда.

Даниэль провела пальцем по пыльной этикетке. Она всё же взяла розовое вино. Бордо требовало другого настроения, другой компании. Наполнив бокал, она прошла в спальню. Дани испытывала необходимость смыть напряжение прошедшего дня. Впервые прощание в аэропорту превратилось в испытание.

Дани стояла, запрокинув голову, подставив лицо воде, льющейся сверху. Вода лилась упругими струями, но не могла смыть образ Джеффа в аэропорту. Его крепкое, короткое объятие. Она сделала напор сильнее, пытаясь заглушить не мысли, а это навязчивое чувство – смесь благодарности, вины и сожаления. Что с ними не так?

Мысли Дани унеслись в прошлое, но не в философские размышления, а в конкретный, яркий момент.

Колики. У обоих. Адский дуэт, разрывающий тишину ночи. Даниэль с трясущимися руками и мутной от недосыпа головой ходила по комнате с одним кричащим комочком на руках, в то время как второй заходился в своей кроватке. Она уже не плакала. У неё не было на это сил. Она просто ходила, качая Патрика, и беззвучно шептала: «Умоляю, умоляю, замолчи».Много лет назад. Ночь. Детская комната.

Они молча ходили по комнате, как два заводных робота, под аккомпанемент двойного крика. Прошло пятнадцать минут. Двадцать. Ни один не сломался. Ни один не крикнул: «Я больше не могу!»Дверь скрипнула. Вошёл Джефф. Он выглядел не лучше её – осунувшийся, с синяками под глазами. Он молча подошёл к кроватке, взял на руки Питера, прижал к своему плечу и начал свою, особую, «папину» тряску – ритмичную, немного жёсткую, которая почему-то всегда помогала.

Потом Джефф, не глядя на неё, тихо сказал:

– Помнишь, как мы в пещере заблудились?

– Какую ещё пещеру? – Даниэль смотрела в стену, качая сына.

– Ту самую. В Уэльсе. На втором курсе. До детей.

Воспоминание нахлынуло, яркое и нелепое. Они с группой таких же безбашенных студентов поехали в поход. Она и Джефф, тогда просто друзья, отбились от группы и провалились в расщелину. Неглубокую, но выбраться было сложно. Темно, холод, мокро.

– Мы просидели там шесть часов, – продолжил он, похлопывая Питера по спинке. – И ты не плакала. Ты ругалась. Составляла план. Потом залезла мне на плечи и попыталась вылезти, хотя я тебе говорил, что страховка ненадёжная.

– А ты в это время копал эти свои ямы в стене, – улыбнулась Даниэль. – Говорил, что надо строить лестницу.

– И мы выбрались. – Он, наконец, посмотрел на неё поверх головы засыпающего Луки.

– Потому что мы были вместе. И мы не сдались. Вот и сейчас. Просто строим лестницу. По ступеньке. Одна ночь – одна ступенька.

В ту ночь они «построили» ещё с десяток ступенек, пока оба близнеца не уснули разом, как по команде. Джефф уложил Питера в кроватку, подошёл к ней. Она всё ещё стояла, прижимая к себе спящего Патрика.

Он никогда не бежал. Никогда не прятался. Он всегда был там. Прямо за её спиной.

– Давай, – тихо сказал он и забрал у неё сына, чтобы уложить его. Его движение было бережным и уверенным. Потом он вернулся к ней. Она стояла посреди комнаты, готовая распасться на молекулы. Он ничего не сказал. Просто подошёл и обнял её. Она упёрлась лбом в его грудь, и все силы, что оставались, ушли в это молчаливое прикосновение. Он был её скалой, о которую разбивались отчаяние и усталость.

Даниэль резко выключила воду. Воспоминания были хуже любых мыслей. Они были живыми, тактильными. Стоя, завёрнутая в полотенце, она ждала, пока вода наберётся в большую ванну. Дани сделала один небольшой глоток прохладного вина. Оно коснулось её языка, как маленькое райское наслаждение. Даниэль, осторожно погружаясь в воду, ещё раз погрузилась в воспоминания этого вечера.

Несколько часов назад. Международный аэропорт.

Вечный, неумолимый хаос аэропорта. Но сегодня он впитывался в волнение Дани и Джеффа. Оба держались так, будто впервые не знали, как себя вести. Джефф один на один на две недели оставался с сыновьями, а Даниэль не увидит их до середины августа. С одной стороны, она не могла дождаться, чтобы остаться одной, с другой – её материнское сердце тянулось и рвалось к своим малышам. Хотя «малыши» уже давно переросли свои детские прозвища, для Даниэль они навсегда остались этими двумя неугомонными мальчишками. Сейчас они стояли такие взрослые, почти выше неё, с рюкзаками за спинами и невозмутимыми, так похожими на Джеффа лицами. Пытались казаться уже взрослыми.

– Мам, хватит уже меня осматривать, – буркнул Питер, отводя взгляд, в то время как она поправляла воротник его рубашки. – Всё в порядке.

– Для тебя может быть и в порядке, а для меня – нет, – парировала Даниэль, заставляя голос не дрожать. – Ты уверен, что у вас всё есть? Паспорт? Билеты? Деньги?

– Ма-ам, – хором застонали они, и Джефф, стоявший чуть поодаль, тихо фыркнул.

Он наблюдал за этой сценой, заложив руки в карманы джинсов. На первый взгляд Джефф выглядел нормально. Но Дани знала его слишком хорошо. Лёгкое напряжение в уголках губ вместо привычной широкой улыбки, едва заметная складка между бровями и слишком серьёзный взгляд без блеска озорства. Один из немногих моментов, когда Джефф был похож на взрослого. За кого он переживал больше? За неё? Стефано? Или Испанию?

– Ладно, гонщики, – Джефф сделал шаг вперёд. – Нам пора. – Джефф посмотрел на них строго, но в его глазах прыгали чёртики. Даниэль воспользовалась моментом, чтобы обнять их обоих разом, прижимая к себе, вдыхая знакомый запах. Они уже не помещались в её объятиях, как раньше. Почти мужчины.

– Будьте осторожны, – прошептала она им в уши. – Пожалуйста.

– Мы будем, мам, – похлопал её по спине Пат, и она отпустила их, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза.

Даниэль и Джефф стояли друг напротив друга.

– Два месяца. Они пролетят незаметно. А ты… отдохни. Ты заслужила. – Джефф обнял её. Его медвежьи объятия не раз согревали её в минуты душевной невзгоды.

– Ты тоже, – прошептала она. – Не работай слишком много. – Джефф лишь подмигнул на прощание, исчезая за рамкой досмотра.

Сыновья выросли так быстро. Раз – и им уже шестнадцать лет. Сыновья больше не хватаются за её руки, чтобы устоять. Они мчатся со скоростью света вперёд, в своё будущее. Ей и Джеффу остаётся только надеяться, что сыновья больше никогда не будут хвататься за их руки, чтобы удержаться на ногах. Как бы грустно это ни было.

Даниэль почти избавилась от всех мыслей в голове. Вибрация ворвалась в её сознание и заставила сосредоточиться. Телефон, вибрируя, перемещался по кафельной стойке в своём ритме, рискуя упасть в воду. Уведомления вперемежку со звонками сыпались на её телефон беспрерывно. Дани совершенно точно знала, что это подруги, но она собиралась игнорировать. Игнорировала. И ещё раз игнорировала. Даниэль игнорировала звонки, пока настойчивый гул не заставил её одним глотком допить бокал и с раздражением схватить трубку.

– Открывай дверь! Я не могу вспомнить пароль от твоей квартиры! – раздался голос Анжелы без всяких приветствий.

– И торопись. Руки не казённые! – это добавила Джулс. Громкая связь. – У Анжелы на быстром наборе горячие парни из фирмы «Муж на час». Если не хочешь оргию под своей дверью, открывай!

– Я в ванне! – возмущённо простонала Даниэль.

– Завтра мы идём в клуб, но сейчас ночь для сплетен! – подруги были неумолимы.

Первой была Джулс с телефоном у уха и охапкой подозрительно звенящих пакетов. За ней Анжела, тоже с вином, и только Стелла, самая спокойная, несла сумки с закусками.Бормоча проклятья, Даниэль, завернувшись в полотенце, пошла открывать. Едва щёлкнул замок, как дверь с грохотом распахнулась, впуская неугомонных женщин.

– Дорогой, всё, как обычно, только на адрес Даниэль. И не забудь про лазанью и твоё великолепный тирамису, – закончила говорить Джулс и осмотрела подругу. – С тобой всё хорошо? Ты словно болотника пыталась соблазнить. И, судя по твоему виду, довольно неудачно.

– Я принимала успокаивающую ванну! – Дани раздражённо попыталась сдуть сползшую прядь на лицо.

– Помогло? – Джулс лучезарно улыбалась.

– Нет, потому что меня прервали. Как вы вообще узнали? – Дани стояла, наблюдая, как подруги хозяйничают на её кухне, раскладывая еду и выбирая бокалы.

– Джефф опубликовал сторис с близнецами в самолёте. Я подобрала девчонок, и вот мы здесь, – спокойно объяснила Стелла, уже расставляя тарелки на террасе.

Даниэль удалилась в свою ванную, принять душ и смыть остатки пены. Когда она заходила в ванную, её мысли запутались вокруг вопроса Джулс. Видимо, подруги стояли на террасе и громкий голос подруги отлично был слышен.

– Анжела, почему ты и Джефф до сих пор скрываетесь от нас? – ответа Анжелы Дани так и не услышала.

Даниэль вытиралась полотенцем, стоя у большого зеркала. Её глаза безошибочно нашли татуировку. Эхограмма. Самая первая эхограмма близнецов украшала тонкий, едва заметный шрам от кесарева. Источник её силы. Напоминание, что сдаваться – удел слабых. Тогда почему Джефф сдаётся? Почему не позволяет личному счастью расцвести пышным букетом? Он всегда так смотрит на неё. Будто хочет рассказать свою последнюю тайну. А Даниэль никогда не спрашивает, что он скрывает. Им и так пришлось разделить слишком многое между собой. У них должно быть право на собственные тайны. Даже если эти тайны уже не тайны.

Даниэль вышла из спальни, выбрав из гардероба любимый хлопковый зелёный комбинезон с открытыми плечами. Она очень любила его и почти всегда носила дома. Она прошла через гостиную на кухню в поисках подруг. Они оказались на террасе. Шум машин и цвет огней на фоне ночного города всегда привлекал их.

– О чём разговариваете? – Дани сделала глоток вина, облокотившись о стеклянную стенку. Она также подхватила формочку с лазаньей. Пища богов. Как хорошо, что KilLianFood теперь есть и в Лос-Анджелесе.

– О том, что ты одна, – без обиняков заявила Джулс.

– Это проблема?

– Это возможность. Тебе нужно подцепить жаркого жеребца, пока дети домой не вернулись. – Анжела решила отпустить непривычную для себя шутку.

– А тебе нужно, наконец, перестать делать вид, что между тобой и Джеффом ничего не происходит, – произнесла Даниэль, глядя на Анжелу.

Наступила напряжённая пауза. Отношения Анжелы и Джеффа давно не были секретом, но произнесённое вслух это звучало как приговор.

– Анжела, я же знаю, что ты тайно ночью покидаешь квартиру Джеффа, – продолжала Дани, чувствуя странное освобождение. – И я знаю, что с конца июня ты почти две недели проведёшь в Испании. Ты правда думаешь, что мы глупые?

– Ой, да брось ты, – Даниэль отмахнулась, беззаботно закидывая в рот оливку. – Это всё не имеет значения. Я провела с этим парнем тридцать лет. Ты не думаешь, что если бы между нами вспыхнула хоть одна искра, у нас случился бы настоящий пожар? – Она посмотрела на подруг, и её взгляд стал серьёзным. – Беременность спасла нашу дружбу. Она переключила фокус. Сделала нас не потенциальными любовниками, а родителями. Союзниками.Анжела покраснела и опустила глаза. – Даниэль, вы мне обе дороги…

– Потому что появилась проблема покрупнее, – с пониманием хмыкнула Стелла. Она, как никто, знала, через что прошли Джефф и Даниэль. Если с Джулс и Анжелой Дани подружилась во время последних месяцев беременности, то Стелла была там почти с самого начала. Она же и стала крёстной обоих сыновей.

– Именно, – Дани отсалютовала ей бокалом. – Мы уже взрослые. И вправе сами решать, что делать со своей жизнью. – Дани указала бокалом в сторону Анжелы, предлагая налить ей ещё вина. – Тебе я предлагаю перестать искать причины во мне и просто быть с Джеффом. Я хочу, чтобы мой друг и отец моих детей наконец-то стал счастливым. Он лучший мужчина в моей жизни. Но он не любовь моей жизни. Понимаешь?

Вместо ответа Анжела просто обняла её, и в этом объятии было всё: и извинение, и благодарность, и обещание. Даниэль закрыла глаза, позволяя теплу подруг и вина заполнить ту пустоту, что оставил после себя день.

Даниэль сидела, прислушиваясь к ночным звукам города, доносившимся с террасы. Вино медленно разливалось теплом по телу, смывая остатки напряжения. Подруги перешёптывались о чём-то своём, и эта атмосфера бессмысленной, уютной болтовни была ей сейчас необходима.

– Я всегда восхищалась тем, как вы с Джеффом умудрились сохранить друг в друге людей, – вдруг сказала Стелла, поворачивая к Дани свой бокал. – Большинство пар на вашем месте либо разорвали бы друг друга в клочья, либо превратились бы в скучных соседей по квартире.

– Мы и есть скучные соседи, – усмехнулась Даниэль.

– Не согласна, – Джулс качнула качелями. А подруги уставились на неё с удивлением. – Вы не соседи. Вы… сиамские близнецы, которых разделили, но они продолжают чувствовать фантомные боли.

Дани лишь усмехнулась, знала бы Джулс, насколько она права. Как раз сегодня утром, ещё до аэропорта, Дани машинально положила в сумку пачку мятных жвачек, те самые, что всегда жевал Джефф, когда нервничал. Потом с досадой выбросила их в мусорное ведро на заправке.

– Фантомные боли проходят, – покачала головой Даниэль. – Как удивительно точно ты нас обозвала. Иногда такое чувство, что это всё нереально… – Дани обвела бокалом, зажатым в руке, круг. – Слишком всё хорошо сложилось.

– Только нет настоящей любви? – мягко спросила Стелла.

Даниэль задумалась, вертя бокал в руках. Вопрос был не из простых.

– Сегодня в аэропорту, когда он обнял меня… Я почувствовала абсолютную безопасность. Он опора и поддержка, но и я должна быть для него тоже. Мы не можем дать слабину, мы команда и мы в равных условиях. Если кто-то из нас даст слабину, мы проиграем. Именно поэтому мы всегда стараемся выкроить несколько дней в одиночестве. Нам нужна передышка. Место силы. Называйте как хотите. – Она замолчала, сама удивлённая своей откровенностью.

– Он не идеальный! – резко ответила Даниэль. – Он просто… надёжный. Слишком надёжный. Иногда мне кажется, что если бы однажды ночью разбудила его и сказала: «Джефф, нужно закопать труп в лесу», он бы спросил: «Где лопаты?». Без шуток. Без вопросов.

– Боже, – прошептала Анжела. – Я всегда думала, что тебя раздражает в Джеффе его какая-то… отстранённость. А оказывается…

– И это плохо? – непонимающе подняла брови Джулс.

– Это утомительно! – выдохнула Даниэль. – Потому что я знаю, что он ждёт от меня той же абсолютной, безоговорочной надёжности. Всегда. Без права на слабость. Без права на ошибку. Мы смогли пройти этот путь только потому, что были равными и помогали расти друг другу. Но нельзя всё время быть сильным, однажды ты сломаешься. И невозможно быть всё время правильным. Я хочу быть глупой, не рассуждающей, страстной. Не смотрящей всё время в гугл-расписание. Секс по графику, это не круто.

– Я смотрю, ты от своих сорванцов нахваталась новомодных выражений.

– Да иди ты! – Даниэль фыркнула в бокал на замечание Джулс.

Глубокое молчание повисло на террасе. Было слышно, как где-то вдалеке проехала машина с включённой музыкой.

– А тебе это нужно? – наконец спросила Стелла. – Эта глупая страсть?

Даниэль закрыла глаза. Воспоминания про Алекса сами собой замельтешили перед глазами, останавливаясь на самой последней ссорой. Когда Дани больше не могла сдерживать себя. В тот момент она устала чувствовать хоть что-то. Несколько лет назад она встречалась с мужчиной. Их отношения не были простыми. Они ощущались как что-то ядовитое. Как зависимость. И вот они в очередной раз сошлись…

– Ты сейчас серьёзно? – Дани смотрела на него в изумлении. – Ты ставишь меня перед выбором? Между тобой и Джеффом? И на что ты вообще надеешься?

– На твоё благоразумие! На то, что ты выберешь того, с кем у тебя есть будущее!

– Какое, на хрен, будущее? – она фыркнула. – Будущее подтирать тебе сопли каждый раз, когда тебе не понравится, как на меня посмотрели? Ты правда думаешь, что имеешь право ставить мне ультиматумы?

– А что такого? Почему я не могу решать, кто будет в твоей жизни!

– Нет! Не можешь! Это право есть только у меня. Даже Джефф не позволяет себе такого. А уж ты и подавно. Ты вообще в своём уме? Правда думал, что я выберу тебя?

– Да ты просто сука!

– Не нравится – дверь открыта. Этот придурок Джефф снова её не закрыл… Чёрт. А мы ведь так хорошо начали.

– Ты слишком категорична. Ты вечно сравниваешь меня с ним!

– Я не сравниваю, – её голос стал тише и холоднее. – Это бессмысленно. Потому что, если бы я стала сравнивать, ты бы проиграл на старте. Я никогда не выберу кого-то вместо Джеффа. Никогда.

Она сделала шаг к нему, и её слова падали как удары:

– Почему я должна променять человека, которого знаю с пяти лет, на того, кого видела в сумме три года? Почему я должна выбрать тебя? Того, кто бросал меня, едва чувства проходили? И почему ты удивляешься, что я выбираю того, кто ни разу не отступил? Кто держал мою руку двадцать лет, а не три недели? – Она смотрела на него не мигая. – И главный вопрос: почему я должна выбрать тебя, не способного отвечать за свои слова, а не мужчину, который прошёл со мной через ад сложной беременности, родов и воспитания двоих детей? Ну? Чем ты лучше? Чем ты надёжнее? Назови хоть одну причину. Одну!

– Нет, – тихо ответила она. – Не нужно. Страсть у меня была. Помните, Алекса? – от вопроса Дани подруги скривили носы. Конечно, они его помнили. И очень опасались, что Дани и правда прикопает его где-нибудь незаметно и сделает вид, что так и было. И никто бы её не осудил.

– Нашла кого вспомнить, – добавила Анжела.

Единственным, кто мог разбить её сердце, была она сама. И Дани давно уже перестала это делать.

– Я думала, что одиночество будет другим. Более горьким. А оно… спокойное. Это безумие, что я счастлива без любви. Мне страшно, что я так никогда и не смогу полюбить… И быть по-настоящему любимой. – Дани откинулась на спинку кресла и посмотрела на огни города. Где-то там был Джефф. И она знала, если ей сейчас станет плохо, если случится что-то страшное, один звонок приведёт его к порогу быстрее, чем любая скорая помощь. И он будет там. Всегда. И в этом знание была и величайшая роскошь и величайшая ловушка. Потому что он был всем. Кроме одного.

Они чокнулись, и хруст стекла прозвучал как точка, поставленная в долгом споре. Спор, возможно, и не был закончен, но перемирие было достигнуто.Она поймала на себе понимающий взгляд Стеллы, безжалостный и проницательный.

И сейчас этого было достаточно. Более чем достаточно. Даниэль почувствовала, как камень, который она несла в груди все эти годы, наконец сдвинулся с места. Он не исчез, нет. Но его вес стал привычным, почти комфортным. Она больше не пыталась его сбросить. Она просто училась с ним жить. Город за стеклом зажигал всё новые огни, и каждый из них был чьей-то жизнью, чьим-то выбором, чьим-то несовершенным, но настоящим счастьем. И её жизнь, с её тишиной и свободой, с её гранитной стеной по имени Джефф, была одним из таких огней. Не самым ярким, но устойчивым. Не ослепляющим, но тёплым.

Даниэль проснулась почти под самое утро из-за сухости во рту. Она осторожно встала с кровати, стараясь не разбудить подруг. В квартире достаточно спальных мест, но подруги решили, что они снова школьницы, и пришли спать к Дани на гигантскую кровать. Вот только Анжела куда-то запропастилась.

Анжела нашлась в гостиной, рассматривающей в предрассветном свете стену, разделяющую коридор и гостиную. А там было на что посмотреть. От пола и до самого верха было встроено магнитное основание, на которое прицеплены сотни снимков: больших и маленьких. Все тридцать лет дружбы с Джеффом на этой стене. Фотографии кучи тестов на беременность, первая эхограмма, первые шаги, большие выступления. Праздники, поездки, переезд и новоселье, друзья. Летопись длиною в тридцать лет.

Свет от торшера скользнул по стене, выхватывая случайные моменты. Анжела, сама того не осознавая, стояла прямо между пятилетним Джеффом с выбитым зубом и двадцатипятилетним Джеффом с близнецом на плече.

– Я не хотела, чтобы всё так вышло, – прошептала Анжела, глядя в пол.

– Хватит извиняться, – Даниэль откинулась на спинку дивана. – И чувствовать вину. – Она смотрела не на подругу, а на стену за её спиной. На то, как тень от фигуры Анжелы ложилась на их общую историю.

– Он… Он говорит о тебе постоянно, – голос Анжелы дрогнул. – Я иногда ловлю себя на мысли, что ревную. Не к другой женщине и не к тебе. К этому, – она бессильно махнула рукой в сторону фотографий не оборачиваясь.

– Его не существует отдельно от этого, – тихо сказала Даниэль. – От этой стены. От меня на этой стене. Ты полюбила не просто мужчину. Ты полюбила полчеловека. Вторая его половина вот здесь, – она приложила ладонь к собственной груди. – И он это знает. И ты это знаешь.