Горбатый Эльф

План побега они разработали детально, с такими хитростями и предосторожностями, как будто Тайра готовилась бежать из королевского острога, а не от доверчивой родни. Миррит, наконец, заплакала в преддверии разлуки, и была счастлива, что не только Тайра, но и Марис утешают ее и обнимают. Когда их позвали обедать, она уже цвела ярким румянцем и сверкала покрасневшими от слез влюбленными глазами.

За столом Чанта наставляла младших детей приличию и аккуратности, служанка, тоже из кочевниц, как обычно, выглядела глухонемой, и Тайра стала вполголоса расспрашивать Мариса про Ашеру. Марис сосредоточенно жевал, а в промежутках отвечал односложно.

– А с домом моим что, никто его не занял?

– Нет пока. Если к осени не вернешься – может, младшие Рабеты крышу положат и въедут.

– Хедрик женился, что ли?

– Ну да, на Данке.

Тайра рассмеялась:

– Вот, а говорил – помрет, если откажу!

– Слушай больше.

– А у Зеллы как дела?

Марис молчал.

– Марис, что с Зеллой?

– Давай я потом тебе расскажу.

Тайра схватила его за плечи и повернула к себе:

– Говори! Она… ее больше нет?

– Зелла умерла. Солдаты убили.

– Те же, что и отца?

– Да. Они вернулись на другой день, рылись в сгоревшем доме, в склепе, потом людей допрашивать начали.

– О чем?

– О разбойниках, об отце твоем, о тебе, – Марису не хотелось отвечать, он слышал, что разговоры за столом прекратились и все, даже дети, ловят каждое его слово. Но он не мог вырваться из плена бешеных зеленых глаз, в них не слезинки не было, только ярость.

– Кого еще они убили?

– Больше никого.

– Значит, кто-то сказал им, что я у Зеллы ночевала. Кто сказал?

– Кто угодно мог. Все же знали.

– Будь он проклят, будьте вы все прокляты!

– Не надо так, этого же было не скрыть. Но никто, ни один человек из деревни не сказал им, что у тебя есть дядя в Гарсине. Хотя ракайцы сулили хорошие деньги за любые сведения.

– Как она умерла?

– Не знаю я ничего, солдаты зашли к ней в дом, долго там были, потом подожгли. Никого не подпустили тушить. Ну не мучай ты меня, это все полгода назад было, что теперь сделаешь.

Чанта, давно уже прислушивавшаяся к разговору, обняла Тайру и вывела из-за стола.

– Иди к себе, поплачь. Завтра я закажу поминовение в храме. Миррит, посиди вместе с ней.

Тайра плакала, пока не заснула, а проснулась в темноте. Было трудно дышать, и пахло гарью. Тайра вскочила, принюхалась. Нет, почудилось. Она вдруг вспомнила, как задыхалась от дыма, когда скакала ночью по берегу Таны. Ей тогда показалось, что запах идет от развалин ее собственного дома, а это горел дом Зеллы. Может быть, она была еще жива и кричала из огня, и никто не мог ей помочь. А она сбежала и оставила Зеллу на растерзание солдатам. У какого зверя поднялась рука на маленькую, хлопотливую и заботливую, всем улыбавшуюся женщину? Зеллина доброта была незаметна, как воздух. Тайра редко вспоминала ее, но всегда чувствовала себя под ее защитой. Теперь этого воздуха не стало, и жить невозможно. Зачем она сбежала? Лучше бы солдаты ее убили, от нее гораздо меньше пользы в этом мире.

Сквозь слезы она видела мерцание, что-то прерывисто светилось совсем рядом с лицом, на краю подушки. Она нащупала шарик, он искрился в темноте, был яркого голубого цвета.

– Шарик, Зелле было очень больно?

Погас на мгновение, зажегся нежным персиковым светом.

– Я должна была остаться в Ашере?

Опять погас, потом загорелся сердитым тускло-красным цветом, и снова стал голубым, а внутри – как будто крошечная розочка светится.

– А сейчас Зелле хорошо?

Розочка рассыпала золотые искры, и Тайра подумала, что сейчас через шарик с ней разговаривает Зелла.

– А отца ты видела? Как он там?

Шарик стал светло-сиреневым и в нем закружились золотые и розовые огни. Это было похоже на музыку, и Тайра долго не задавала следующего вопроса, чтобы не прерывать танец огоньков.

– Я завтра уезжаю отсюда, хочу найти маму. Это правильно?

Шарик стал таким, как обычно – голубым, с серебряной звездочкой внутри.

– Не правильно? – нисколько не изменился.

– Не вовремя? – точно такой же.

Не хочет отвечать. Это решение она должна принять сама. Тайра поцеловала шарик – вдруг Зелла это как-то почувствует – и заснула с улыбкой.

За завтраком все разговоры были о вышивке. Девушки никак не могли решить, нужны ли мелкие золотые кисточки по всему краю, или достаточно бахромы, а кисти лучше сделать только по углам, зато крупные. Позвали Чанту советоваться в светлицу. Чанта решила, что много мелких будет красивее. Но для кистей не было подходящей нити – потолще, витой. Чанта пообещала послать в лавку служанку. Миррит попросила заодно прикупить шелка, восьми оттенков, и тут же составила список. Правда, в списке цвета были указаны приблизительно – зеленый вот такой, как на этом листике: темный, немножко в изумрудный – ты ведь запомнила, мама? Служанка была неграмотна и в оттенках шелка не разбиралась, поэтому Чанта решила сходить в лавку сама – день погожий, приятно до соседней улицы пройтись.

Как только она вышла за порог, Марис заглянул к Гансу на конюшню – узнать, где тут кузнец поблизости живет: ему отец наказал Ворона в городе перековать. И Маяка тоже давно пора, госпожа Тайра просила. Ганс был доволен, что не ему придется этим делом заниматься, и вывел лошадей. Удивился, правда, зачем Марис на Маяка седло одел – но оказалось, что кожу на нем перетянуть надо, поистерлась она. Лошадь не хозяйская, седло – тем более, какая Гансу разница?

Ну а девушки в садик погулять пошли – в такую чудесную погоду грех дома сидеть. Как только из-за стены послышался свист, Тайра поцеловала Миррит, забралась на раскидистую яблоню, ветви которой лежали на ограде и перебросила через стену мешок с вещами, а потом и сама за ним последовала – прямо на руки Марису.

По узким улочкам Гарсина не проскачешь галопом, даже рысью ехать не всегда возможно – слишком много людей. И все с интересом разглядывают странную парочку – нарядную девушку, по-мужски сидящую на лошади в обнимку с крупной собакой, и горского паренька с большим мешком на луке седла. Пока они добрались до городских ворот, позади осталось не меньше сотни доброхотов, которые с удовольствием доложат людям Кариса о пути их следования. Как только Чанта обнаружит побег, все стражники Джакоба будут пущены по следу беглянки. Тайра, конечно, оставила прощальное письмо, щедро пересыпанное извинениями и благодарностями, где объясняла свой поступок желанием уехать вместе с Марисом подальше из Кадара и не причинять никому хлопот. Но она не слишком верила, что письмо убедит Чанту предоставить Тайру на милость судьбы, и ждала погони.

За воротами на ближайшей развилке свернули налево, потом еще раз, и еще – так что в конце концов оказались с противоположной стороны Гарсина. Но косые взгляды встречных не оставляли надежды, что они действительно замели след.

– Марис, а одежда у тебя запасная есть? Мне бы только штаны и шапку, остальное у меня найдется.

– Лишние штаны есть, шапку могу свою отдать… ты что – парнем решила нарядиться? Да кто ж в это поверит, для парня ты слишком красивая.

– Никто не будет приглядываться к двум горским мальчишкам. По крайней мере, выворачиваться на нас перестанут.

Марису идея даже понравилась, а то он с этим дурацким мешком чувствовал себя слугой при знатной даме, и боялся дерзких мужских взглядов – не просто будет уберечь Тайру в пути.

Они отъехали с дороги на полускрытую кустарником лужайку, желтую от одуванчиков, и спрыгнули в траву. Тайра закружилась, раскинув руки, подставив ладони солнцу. Лихорадочная спешка сборов, страх преследования, чувство вины перед Миррит, которой предстояло оправдываться за участие в побеге – все это разом исчезло. Осталась весна, синее небо и безграничная свобода на пороге огромного мира с тысячью дорог.

– Не вздумай подглядывать, – Тайра забежала за куст с охапкой одежды. Рубашка и безрукавка были ее собственные, выстиранные и отглаженные, а штаны немного смутили – как будто голая в них. Зато на коне удобнее будет. Осторожно вышла на полянку, вот сейчас Марис над ней посмеется…

Но Марис не смеялся, смотрел на Тайру во все глаза.

– Похожа я на парня? – он помотал головой, и Тайра поняла, что дело в косе, – шапку-то мне отдай.

Коса в шапку не помещались, как она ее не скручивала.

– Давай помогу, – предложил Марис охрипшим голосом.

Он снял с нее криво торчащую шапку, и, как полоумный, стал целовать куда попало – в щеку, в нос, в губы, тяжело дыша, жадно, почти жестоко. Совсем не так, как раньше в Ашере – тогда он был нежным и бережным. В его глазах исчезли янтарные искры, которые так нравились Тайре, они были темными, звериными.

– Отпусти меня, – крикнула Тайра, пытаясь вырваться, – отпусти, люди же смотрят!

По дороге и впрямь ехала телега, смотрел ли на них кто-нибудь – непонятно, могли и смотреть.

Марис с трудом разжал руки, его трясло.

– Нам ехать надо, – осторожно сказала Тайра. Ее тоже била дрожь, она до полусмерти испугалась Мариса, – здесь нас могут найти.

– Прости меня. Я ужасно соскучился по тебе.

Тайре стало стыдно за свой страх, Марис казался таким несчастным.

– И я очень скучала. Но нельзя терять время, мы слишком близко к Гарсину.

Пока Марис навьючивал Маяка, Тайра нашла кинжал и обрезала косу по плечи. Жалко было, но зато теперь она точно как парень. Когда Марис обернулся и увидел ее, он даже побледнел.

– Что ты наделала?!

– Ничего, отрастут, главное – теперь шапка налезет.

Марис подобрал ее косу, свернувшуюся, как змея, в траве. Погладил, прижался к ней щекой и спрятал на дно сумки. Вид у него был такой, как будто хоронил кого-то.

– Поехали? – Тайра вскочила в седло. Все-таки в штанах несравненно удобнее, чем в платье.

– Надо решить, куда мы едем. Я думаю, нам лучше отправиться в Карент, в столице работу легче найти.

– Мне нужно попасть в Ракайю, в Гилатиан.

– В Гилатиан? Что ты там потеряла? Хуже Ракайи ничего нет.

– Я недавно узнала, что там у меня родственники. По матери.

– Твоя мама не была ракайкой.

– Они кадарцы, потом уже в Гилатиан перебрались. Мне надо их найти, я хочу узнать хоть что-то о маме, – Тайре было неприятно обманывать Мариса, но она дала слово молчать.

– До Гилатиана ехать месяц, а у меня только два рина, этого нам не хватит.

– У меня есть деньги, от отца остались.

– Не могу же я жить за твой счет! Я должен найти заработок.

– Ну ты ведь хотел в стражники пойти? Вот, будешь меня охранять.

– Брать у тебя деньги за охрану? – Нет! – он, кажется, всерьез обиделся.

– Марис, в Гилатиане ты найдешь работу, потом меня будешь кормить. А не понравится там – в другой город поедем, но сейчас мне правда нужна твоя помощь, не ехать же мне одной через две страны?

Марис думал так долго, что Тайра уже решила – откажет, но потом он все-таки кивнул и сел в седло.

Она ничего не могла рассказать Марису, да и себе не могла объяснить – зачем ей нужно увидеть мать. После встречи с королевой Литанией она уже знала, как это будет: на каком-нибудь празднике, которого придется долго дожидаться, скрываясь в трущобах Гилатиана. Издалека, из глубины восторженно орущей толпы. И на этот раз она не станет махать скатеркой, чтобы ее заметили, а прикроет лицо платком. Просто посмотрит, сядет на коня и уедет из Ракайи навсегда. И тогда прошлое станет прошлым и оставит ее в покое, и можно будет начать все заново.

Гилатиан стоял на берегу моря, и дорога к нему, если добираться напрямую, шла через множество сел, замков и городов Ракайи. Лихие люди куда страшнее хищных зверей, и Марис с Тайрой выбрали другой путь, ближе к горам, где местность была малонаселенной. И солдат меньше, и разбойников, и внимания на них никто обращать не будет.

Они ехали по белой песчаной дороге среди золотисто-зеленых лугов и старались не смотреть друг на друга. Кони встряхивали гривами и норовили перейти в галоп, Шмель радостно скакал по новорожденной траве, в бездонном небе плавали пушистые круглые облака и звенели невидимые жаворонки. Тягостное молчание так не вязалось с ликующим весенним днем, что у Тайры защемило в груди. Она искоса глянула на своего спутника. Марис чуть обогнал ее, его лица не было видно, только плащ, да рука, сжимающая повод. Длинные тонкие пальцы – вовсе не стражника, а музыканта. Такие родные руки, согревавшие ее холодными вечерами, ласково перебиравшие ее волосы.

Тайра закрыла глаза, чтобы понять, что чувствует теперь, когда они, наконец, вместе. Раньше, когда им удавалось улучить минутку и остаться наедине, она была на седьмом небе от счастья. Почему доверие и беззаботная радость сменились тревогой и неловкостью? Они ведь и правда любили друг друга. Любили? А теперь?

Тайра вглядывалась в Мариса в поисках ответа. Он ехал с опущенной головой, погруженный в себя, как будто был в полном одиночестве на этой дороге, черные пряди скрывали лицо. Но каждое его движение – чуть натянуть узду, откинуть волосы – было свободным, беспечно-юношеским, отзывалось в груди Тайры, как музыка. Кажется, она все еще его любит. На душе посветлело, отступила тоска, ставшая привычной за последние полгода. Жизнь снова свела их вместе – может быть, он и правда дарован ей Единым?

Марис, будто почувствовав ее взгляд, обернулся. Тайра улыбнулась ему.

Они сидели у ночного костра, довольно далеко друг от друга. Так получилось по вине Тайры – она все время вскакивала по разным надобностям – то котелок с кашей отодвинуть к краешку, чтоб не подгорела, то подкинуть хворосту в высокое пламя, и с каждым разом оказывалась все дальше от Мариса. Ей было страшно. Она понимала, что должно произойти между ними, сто раз видела, как это бывает у животных – смешно и немножко стыдно. Почему мужчины так к этому стремятся? Может быть, у людей это как-то иначе, красивее? Она не знала, что сковало ее ледяной корой, почему она ни пошевельнуться не может, ни слова вымолвить. Только оттого, что они не муж и жена? Но браки заключаются перед людьми, чтобы жить вместе без срама, детей растить. А они одни на этом свете, кому какое дело до них?

– Марис, на что ты там смотришь? – он и правда очень долго сидел, не отводя слезящихся глаз от пламени.

– Саламандру жду.

– Кого?

– Саламандру, неужели ты не знаешь? Это ящерка, она живет в огне, когда она маленькая, она добрая, даже, говорят, исполняет желания. Но если дать ей вырасти, она превращается в дракона и пожирает все вокруг, пока еда не кончится. А потом снова становится маленькой красивой ящеркой.

Значит, ее дом в Ашере съела вырвавшаяся на волю саламандра.

Марис достал из-за пазухи дудочку и тихонько заиграл. Тайра хотела было подпеть, но это была не песня, просто мелодия. Ее грустный голосок вторил журчанию ручья, треску огня, соловьиному щелканью из прибрежных зарослей. Иногда Марис просто повторял понравившуюся птичью трель, соловьи послушали и стали отзываться, соревнуясь с незнакомой птицей.

Марису тоже было страшно. Зимние ночи в Ашере были бесконечными и очень холодными. Виринея экономила топливо, ее любимая присказка – «в доме тепло, пока вода в тазу не замерзнет» – навязла у всех в ушах. Марис только и отогревался, что музыкой да воспоминаниями о смуглой дерзкой девчонке с золотыми косами. А встретил бледную городскую барышню, почти знатную даму. Еле убедил себя, что эта нарядная сдержанная девушка – та же самая Тайра, и тут же она превратилась в молчаливого деревенского паренька. Как его обнимать-то?

Марис больше не передразнивал соловьев, играл что-то свое. Тревожное, одинокое. Временами он останавливался, и тогда в мелодию вплетались звуки ночи. Тайра смотрела в костер, она ждала, когда появится саламандра. Языки пламени казались живыми, огонь так похож на быструю воду. Мелкий хворост догорел, над большими раскаленными сучьями извивалась целая стайка золотых змеек. Какая из них – саламандра? Может быть, та яркая белая струйка огня, что все время возникает на краю дотлевающего бревнышка? Она казалась то ящерицей, то танцующей девушкой. Ящерка-ящерка, подари мне счастье. Марис замолчал, птицы тоже стихли. Тайра перевела взгляд на темную стену леса, окружившего их полянку. На черном фоне плавало яркое рыжее пятно, след пламени в уставших глазах. Оно сужалось, темнело, снова разгоралось. И вдруг превратилось в огненную фигурку ящерицы. Тайра успела рассмотреть и круглую голову, и изогнутый хвостик, даже растопыренные пальцы на коротких лапах. Повисела в темноте – и растеклась красной бесформенной закорючкой.

– До рассвета уже совсем немного осталось, – Марис снял свой плащ и расстелил на приготовленной с вечера куче сухого прошлогоднего тростника, – нам придется спать рядом, чтобы не замерзнуть.

Он протянул руку и поднял Тайру с земли, она покорно пошла за ним и стояла, не шевелясь, пока он распутывал завязки ее плаща.

– Тайра! – вскрикнул Марис – растерянно, как будто во сне. Он прижал ее к груди, на этот раз она не стала вырываться, у нее просто не осталось сил, и сама потянулась к его губам. Колени подкашивались, она бы упала, если бы он не обнимал ее так крепко, ей казалось – она летит в глубокий колодец. За край гаснущего сознания зацепилась последняя мысль – как это все будет? Марис бережно положил ее на ложе из тростника, она успела увидеть над собой звездное небо, пристально смотрящее на нее миллионами глаз, но его тут же заслонило лицо Мариса, неразличимое в темноте, у него были горячие губы и ледяные руки, не прерывая поцелуя, он потянул за тесемку рубашки, холодная ладонь скользнула под ворот.

– ТАЙРА! – окликнул ее бесплотный голос внутри головы, и она очнулась.

В то же мгновение Марис отдернул руку и стал дуть на обожженные пальцы. Тайра и сама почувствовала жар на груди, рванула цепочку и вытащила шарик. Он был темно-красным и горячим.

– Что это у тебя?

– Это мой талисман, – шарик медленно остывал в ее руке.

– Выбрось его, он же опасен! – Марис попытался стащить цепочку через голову Тайры, она отняла ее и спрятала шарик под рубашку.

– Нет. Он просто предупреждает, если я что-то делаю неправильно.

– Что неправильно? Выбрось, это какая-то черная магия, чтобы разлучить нас. Кто тебе его дал?

– В горах нашла. Марис, я ведь сама чувствую, что он прав. Нам лучше подождать.

– Чего нам ждать?! – Марис хотел поцеловать Тайру, но она отворачивалась, подставляла затылок, сжалась, как ежик, в комок.

– Значит, ты больше не любишь меня, – Марис оставил девушку в покое, сел на корточки возле костра и начал раздувать гаснущее пламя.

Тайра уткнулась лицом в колени и разревелась.

– Дело не в шарике. Я просто не могу, я не знаю почему. Мне надо заново привыкнуть к тебе.

Марис молчал. Потом достал дудочку, покрутил ее в руке.

– Поиграешь мне? – спросила Тайра, вытирая мокрые глаза.

Он поднес дудочку к губам, глянул на Тайру. Переломил пополам и бросил щепки в догорающий костер.

– Марис, зачем?!

– Она мне больше не нужна.

Пару дней после этого они почти не разговаривали, избегали прикосновений. Потом снова начали болтать, как ни в чем не, бывало, дурачились, радуясь солнечным дням, движению и свободе. Иногда им удавалось переночевать под кровлей, на постоялом дворе или просто на сеновале, а если нет – спали под одним плащом, отвернувшись друг от друга; оба чувствовали себя одинокими и отвергнутыми. Но ко времени ночевки они так уставали от верховой езды, что сил на обиды уже не оставалось. Иногда Марис долго не мог уснуть, Тайра знала об этом и старалась не шевелиться.

Здесь реже встречалось человеческое жилье. Иногда где-нибудь на опушке попадались обугленные остовы домов, да посреди дикого поля цвели никому уже не нужные сады. Это были окраины княжества Наррат, так и не восстановившегося после войны.

С самого утра они не видели ни одного человека, а ночью на привале слышали волчий вой. Неожиданно показавшийся из-за поворота конный отряд даже обрадовал их – все-таки живые люди. Всадники, развернувшись полукольцом, галопом поскакали им навстречу. Каски тарелками, кирасы поверх черных курток – можно не сомневаться, ракайские солдаты.

– За разбойников, что ли нас приняли?

Всадники окружили Мариса и Тайру, недвусмысленно наставив на них копья.

– Сдайте оружие, – приказал их главный. Он был в полном доспехе, только шлем привязал к седлу по случаю жаркого весеннего дня.

– Почему? Это же наши собственные мечи, – удивился Марис.

У главного брови полезли на лоб.

– Вы что, с луны свалились?

– С горы они вчера слезли, – подсказал кто-то сбоку.

– Вы находитесь в ракайской империи. На территории империи крестьянам, ремесленникам, жителям горских племен и другим представителям низших сословий ношение мечей запрещено, – равнодушно произнес рыцарь вызубренный наизусть текст. Этих баранов, имевших наглость препоясаться мечами, он имел полное право зарубить на месте, но видно же – по дурости закон нарушили. Он не любил брать на себя лишнюю кровь.

– Капитан, мы имеем право на ношение оружия, – Тайра сорвала шапку и тряхнула пышной золотой копной, ослепительно улыбаясь, – мы с другом путешествуем инкогнито.

Капитан Леттин внимательно вгляделся в ее лицо. Где он ее видел? Да на портрете, в каждом кабаке висит. Девчонка – копия императрицы, только совсем молоденькая. Из нарратских князей, что ли? Их же вроде всех вырезали…

– Простите, госпожа, откуда я мог знать? Но вы напрасно выбрали этот наряд. Если вы не хотите носить одежду, соответствующую вашему положению – наденьте купеческую или жреческую, правда, тогда вам придется носить мечи привязанными к седлу. А эти тряпки снимите. Следующий патруль может, не разобравшись, зарубить вас и вашего спутника, горцев здесь не любят.

– Спасибо, капитан, мы воспользуемся вашим советом, – всадники расступились, освобождая дорогу непонятной парочке. Леттин кусал губу. Все-таки он обязан был задержать их, хотя бы потребовать грамоту. Но связываться со знатью…

– Узнали ее, ребята? Фрейлина новой нарратской княгини, путешествует инкогнито с хахалем! – весело крикнул Леттин, обернувшись к отряду.

Солдаты засмеялись.

– А мы думали – из старых нарратцев, с императрицей на одно лицо.

– Так их же всех того… Хотя, может, дальняя родственница.

Вот так-то лучше. При княжеском дворе полно всяких блондинок, не повесят же его за то, что обознался. Капитан Леттин ни на йоту не доверял своим людям.

– Слушай, Марис, а он прав, – Тайра, снова превратившаяся в горца, заматывала меч в свою домашнюю юбку, – давай купцами оденемся.

– Да, и поярче, побогаче, чтобы нас разбойники уж точно не прозевали, – Марис думал о том же, но все варианты казались ему ненадежными.

– Тогда жрецами.

– У них тоже деньги водятся, может, правда, на них нападать не станут… А ты какие молитвы знаешь, нас же в каждом селении будут просить чего-нибудь освятить?

– Единый всеблагой творец всего сущего… благослови… нет, благоволи… Я плохо помню, я обычно просто прошу, или спасибо говорю.

– Отлично! Позовут нас новую телегу освящать, ты руки возденешь и этак торжественно: – спасибо небесам за хорошую телегу, пусть ездит, не разваливается. Лучше уж крестьянами оденемся.

– Ну давай. Правда, для здешних крестьян наши кони больно хороши, видел, на каких клячах они ездят?

– Послушай, а если солдатами?

– Ракайцами? Лучше голая поеду!

–Я не против, – ухмыльнулся Марис, – скажу, ведьму в трубе поймал, на суд везу – все разбегутся кто куда. Он еле увернулся от запущенной ему в лоб шишки.

– Почему обязательно ракайцами? Здесь каких только нет, сама же видела. Болтаются по дорогам, ищут, кто бы их в стражники или в войско нанял.

– И мечи не надо будет прятать…

Крюк до ближайшего городка занял целый день пути, зато там нашлась лавка оружейника. Тайре казалось, что она везет с собой несметное богатство, но, услышав цены на доспехи, она почувствовала себя нищей. Так что Мариса, присматривавшегося к полному комплекту рыцарских лат, пришлось окоротить:

– Нам же во всем этом железе по жаре ехать.

– Так в пути доспех на седле везут, зато в бою вам ни стрела, ни меч не будут страшны, вы только пощупайте, какая броня, – оружейник и не надеялся, что горские мальчишки замахнутся на серьезную покупку, просто раззадорить хотел.

– Нам не на войну, нам бы в стражники, к барону, или, может, к купцу… – как ни горько, но пришлось вернуться из баллады о подвигах доблестного рыцаря Мариса в унылую реальность. Не надо им с Тайрой в бой, да и деньги-то не его.

Тайра перемерила все, что было в лавке, и выбрала стеганый жакет, тяжелый и неудобный нагрудник и шапку с железными полосками – ни один меч не возьмет, по словам оружейника. Марис вспомнил, что доспехи им нужны только для виду, и тоже выбрал что подешевле. На прощанье оружейник, чтобы совесть не слишком мучила, пожелал им удачи и защиты Единого Всемогущего, которая крепче всякой брони.