Воронья ночь: невеста Кощея Бессмертного

– Конечно знаем, – заверила она.

Я теряла терпение. Вытягивать из вредной кикиморы ответы мне порядком надоело. Будто за каждое лишнее слово она потеряет зуб, а из болота по капельке убежит вся вода. Солнце закатилось за горизонт. Черты лица кикимор постепенно растворялись в сумерках и зеленом тумане.

– Где они? – еле сдерживая гнев, процедила я.

Кикимора шагнула вперед, всколыхнув покрывало из ряски. Она сделала еще один шаг, и еще, оказавшись на берегу. Я неосознанно отступила назад, пальцы выпустили старую ветку, и она громко хрустнула под моей ногой.

– Идем, – она протянула уродливую, худощавую руку, – я покажу тебе дорогу к ним.

Остальные кикиморы тоже выбрались из болота. Теперь, когда солнце село, а границы их клетки исчезли, они выглядели особенно жутко. Я не знала, как быстро они умеют бегать, и существует ли хоть один шанс сбежать от болотниц. Но где-то в чаще между деревьев ходили те, кто может помочь мне. Я приложила руки ко рту, набрала в грудь побольше воздуха, а кикимора щелкнула длинными пальцами. В мгновение ока мой рот окутал зеленый туман, такой же, как над болотом. Вместо крика с губ сорвался отчаянный хрип:

– Лесовички…

Но этого было недостаточно для того, чтобы позвать на помощь. Я бросилась бежать, но кикимора сразу нагнала меня и схватила за запястье. Острые ногти больно впились в нежную кожу.

– Держите ее, чтоб не сбежала, – скомандовала она сестрам.

Те без промедлений приблизились и подхватили меня под руки с обеих сторон. От них веяло холодом и приторно-сладким до тошноты ароматом вперемешку с чем-то странным. У меня свело скулы. От них пахло гнилыми цветами. Хотелось сделать хотя бы глоток свежего воздуха, но в топях его не было. Старшая болотница, склонившись над землей, собирала все ветки, что попадались под руку.

– Любопытство до добра не доводит, – беззлобно усмехнулась кикимора по правую руку.

– Сидела бы дома да пироги пекла, – поддакнула та, которая держала левую руку. – Какое тебе дело до лукоморских девок?

– Я одна из них.

Голос все еще звучал тихо. Я словно находилась во сне, когда хочешь закричать изо всех сил, но не можешь, как бы ни старался. Кикиморы испуганно переглянулись. Мне показалось, что они даже ослабили хватку от изумления.

– Ты – невеста Кощея?

Я кивнула головой. Говорить было слишком сложно. Старшая кикимора уже собрала хворост в кучу и пыталась разжечь костер, стуча небольшими камнями.

– Эй, Осока, – позвала ее одна из сестер. – Девка-то эта – кощеева.

Осока в очередной раз безуспешно ударила камень о камень и раздраженно обернулась.

– И что с того?

– Может, не будем ее есть? – неуверенно предложила кикимора. – Вдруг осерчает царь?

Только теперь я поняла, для чего им понадобился костер. Голову закружило от нахлынувшего ужаса. Тошнота, с которой я боролась, подкатила к самому горлу.

– У Кощея этих невест навалом. Одной больше, одной меньше – он не заметит пропажи. А ежели и заметит, то новую выберет. Не велика потеря.

Однако ее сестры не были так уверены. На этом я и решила сыграть, когда главная кикимора, со злости распинав в разные стороны ветки, зашагала в сторону высоких сосен.

– Ветки слишком сырые, – с досадой посетовала она. – Держите ее покрепче, сегодня отведаем наваристое жаркое.

От последнего напутствия по моей коже рассыпались мурашки. С каждой минутой на болоте становилось все темнее. Где-то по замку уже бродило страшное чудище, но даже оно не внушало большего ужаса, чем кикимора по имени Осока. Кощей хотя бы не пытался сварить из меня обед. К глазам подступили слезы.

– Ох, жалко мне вас, девоньки.

Я всхлипнула по-настоящему, хоть и не из-за сочувствия к нечисти.

– Чего это ты нас жалеешь?

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Зеленый туман все еще мешал голосу проявиться в полной мере, а страх и слезы еще сильнее усугубляли положение, но я изо всех сил старалась держаться.

– Когда меня русалки утопить пытались, Кощей пришел и такое сделал… Даже вспоминать об этом страшно. Чует он, когда я в беде. Не успеете в котел меня кинуть, как он придет, и тогда не поздоровится вам.

Мои руки затряслись, но не от собственного страха. Это кикиморы задрожали, представив себе навьего царя в гневе. А я продолжала нагнетать:

– Вы думаете, почему я сюда без страха пришла? Знаю, что Кощей не позволить меня обидеть.

Болотницы вновь переглянулись. Словно сговорившись, они выпустили мои руки из некрепкой хватки. Они слегка наклонились ко мне и быстро зашептали:

– Вот что, царева невеста, беги-ка ты отсюда, пока Осока не вернулась.

– Только Кощею не рассказывай, что сюда ходила.

Я отрывисто кивнула головой и побежала в сторону, противоположную той, где скрылась Осока. Бежала, не разбирая дороги, едва поспевая поднимать ноги перед кочками. Миновала топь. Где-то далеко ночную тишину прорезал визгливый голос старшей кикиморы. Я ускорилась, опасаясь, что она пустится в погоню. Бежать становилось все сложнее. Сердце болезненно колотилось в груди. Лес густел. Меня окружили высокие, ветвистые деревья и пышные кустарники. Путь освещал сияющий свет луны и звезд.

– Лесовички, – позвала я в надежде, что голос вернулся, однако с губ вновь сорвался предательский хрип.

С досады я стукнула кулаком по бугристому стволу вяза. Кожу охватило жжение: шершавая кора оставила на ней мелкие царапины. Я еле переставляла ноги, брела все дальше и дальше, понятия не имея, в какой стороне находится замок Кощея. На землю опустился туман. На полянке, усыпанной белыми цветочками, я решила остановиться и отдохнуть. Живот протяжно заурчал, когда мне удалось найти первую ягодку земляники. Жаль, оценить, насколько она спелая, лунный свет не позволял. Колени утонули в сырой траве. Прекрасный голубой сарафан теперь выглядел как грязное тряпье. Кажется, пачкать одежду, бегая по ночам, у меня здесь вошло в привычку. Я сидела, прислонившись спиной к стволу дуба, и неторопливо поедала землянику. Спешить было некуда, да и сил уже не осталось. Дрема заставляла меня прикрыть глаза. Заряд бодрости, полученный утром в бане, истощался. В какой-то момент сонливость все же одолела меня. Я задремала, но ненадолго, потому что когда открыла глаза, солнце еще не осветило небосвод.

– Ау, ау, – слабо выдавила я в слепой надежде получить ответ.

И, о чудо, я его получила.

– Ау, – раздалось где-то справа.

Я вскочила на ноги и поспешила туда, где на мой зов откликнулись. Мне даже не пришлось вновь тревожить свой голос: незнакомец звал сам. Поначалу казалось, что он кричит неподалеку, но с каждое новое «Ау» не становилось громче предыдущего. Я шла все дальше и дальше в полном ощущении того, что спаситель отдаляется. Иногда сама отзывалась, опасаясь, что он ищет меня и не догадывается, в какую сторону идти. Я пыталась распознать, кому принадлежит этот голос, но всякий раз он словно был разным: то женским, то мужским, то детским, то старческим.

Когда я уже почти отчаялась, неподалеку вдруг захрустели сухие ветки, зашелестели кусты. Лицо озарила измученная улыбка. Быстрым шагом я двинулась туда, откуда доносился звук. Казалось, стоит хоть немного помедлить, и спаситель уйдет. Пробираясь сквозь колючие еловые ветви, я вышла на большую лужайку. Зрелище, которое предстало моим глазам, не укладывалось в голове. Если раньше я считала Кощея чудищем, то теперь он казался мне писаным красавцем. Посреди поваленных деревьев стояло огромное существо ростом в целый сажень. Его серую кожу покрывали язвы, а в пасти блестели длиннющие, острые клыки. Такие даже кикиморы видели лишь в кошмарных снах. Я нырнула в тень высокой ели, но поздно. Существо уже сверлило меня своими впалыми глазами.

Как же я пожалела, что не попросила кикимор напоследок освободить меня от заклятья. Оставалось лишь развернуться и бежать со всех ног, куда глаза глядят. А если повезет, то лесовички найдут меня раньше, чем клыки чудовища. Я петляла между елями, словно заяц, но у него было преимущество: недюжинная сила, которая позволяла толкать деревья, вырывая их с корнем. Ноги застревали в траве, словно в путах, паутина, растянутая вежду ветвей, попадала в рот и нос. Кожу на руке, которой я прикрывала глаза от сухих веточек, саднило от царапин. Чудовище громогласно заревело, ускоряясь. Вдали вспорхнула в небо крикливая стая ворон. Я попыталась бежать быстрее, но мышцы уже горели от напряжения. Вскоре ноги перестали меня слушаться, и я упала, перепрыгивая через валун. Ладони проехались по земле, усыпанной еловыми иголками, шишками и мелкими камушками. Лодыжку скрутило от резкой боли. Я застонала, отползая в сторону высокой травы, но скрыться не успела. Отвратительный великан оказался быстрее.

Он медленно наступал, заметив меня, распластавшуюся на земле. Он него разило гнилым мясом. Чем ближе он подходил, тем явственней и резче становился смрад. Из его рта свисала вязкая слюна. Я нащупала камень побольше, прицелилась в глаз чудовища и бросила. По нечеловеческому воплю, вырвавшемуся из его груди, я поняла, что попала. Когтистой лапой он схватился за свой глаз, а другим свирепо воззрился на меня. Рука вновь потянулась к земле, но поблизости не оказалось палок, чтобы обороняться. Да и что могла сделать обычная палка против такого верзилы? Он бросился на меня. Я крепко зажмурилась, попрощавшись с жизнью, выставила вперед руку, но боли не последовало. Существо вдруг жалобно заскулило. Я осторожно приоткрыла один глаз и увидела, что из его щеки сочится темная, густая кровь. Он с удивлением смотрел на свою перепачканную ладонь какое-то время, а затем, осознав, кто причинил ему боль, грозно зарычал.

Вдруг кто-то обогнул меня со спины и загородил от чудовища. Когда мужчина вытащил из ножен меч и сделал первый взмах, я узнала в нем Владимира. Чудовище вновь заревело, но лязг оружия оборвал его вопль. Земля задрожала, когда огромная, бездыханная туша рухнула на траву. Мужчина обернулся ко мне, и я с ужасом поняла, что обозналась. Предрассветные сумерки прожигали красные глаза, те самые, что преследовали меня в первую ночь. Это был Кощей. Он протянул мне руку, предлагая помощь, а я, к собственному изумлению, не стала ее отвергать. Навий царь удивительно походил на своего помощника, словно их связывало близкое родство.

– Я ведь просил тебя вернуться до заката, – произнес он знакомым голосом.

Первый рассветный луч скользнул по верхушкам елей. Моя нижняя челюсть потянулась вниз, когда прямо на глазах огонь в глазах Кощея погас, и его место заняла зелень, а острые когти втянулись в пальцы. Передо мной стоял Владимир.

[1] Червень – июнь.

[2] Славянский бог-громовержец.

Глава 6 Колдовская искра

Я не верила своим глазам. Выдернула свою руку из его холодных пальцев, прижала к груди, будто он причинил мне боль. Вот почему я не увидела навьего царя, когда так нелепо ввалилась в палаты. Я не слышала третьего голоса, потому что Владимир – это и есть Кощей. Я внимательно оглядела его красивое, мужественное лицо. Кощей не шевелился. На его белой рубашке темнели капли крови чудовища. Он смотрел на меня настороженно, словно ожидал слез, криков, истерики или даже обморока. К сожалению или к счастью, но на сегодня мой запас страха был исчерпан.

– Долго ты собирался морочить мне голову?

– Так вышло, – он с омерзением вытер лезвие меча о лохмотья чудища, когда-то служившие одеянием, и выверенным, отточенным движением вернул оружие в ножны. – Но я собирался рассказать тебе правду, когда в очередной раз назовешь меня холопом.

Он щелкнул пальцами, и над ними воспарили крохотные язычки пламени. Я завороженно смотрела, как огонек по легкому мановению его руки летит к уродливому бездыханному телу, как воспламеняются дряхлые, грязные тряпки, скрывающие отвратительную наготу, а затем пламя ползет по серой, неживой коже. В ноздри проник смрад горящей плоти. К горлу подкатила тошнота. Я развернулась и поспешила в сторону, подальше от погребального костра и невыносимой вони. Повезло, что ветер не дул в мою сторону. Терпкий аромат еловых иголок и шишек позволил выровнять дыхание и избавиться от кома в горле. Сухая, шероховатая кора дуба, в который я уперлась лбом, неприятно впилась в кожу. Я закрыла глаза, и теперь лишь потрескивание костра напоминало о мертвом чудовище. Видимо, Кощей подбросил дровишек, чтобы огонь быстрее охватил тело.

Кто-то дернул меня за подол сарафана. Я отстранилась от дерева и, уже догадываясь, кого увижу, посмотрела вниз. Большие янтарные глаза лесовичков разрезали рассветную пелену тумана. Они пришли не одни. Чуть поодаль стоял старик с длинной седой бородой в простой подпоясанной рубахе, нешироких портах и лаптях – с виду настоящий крестьянин. Никогда не думала, что леший выглядит совсем как обычный человек. Ни тебе мха в волосах, ни листьев, ни даже горящего нечистым огнем взгляда. Его выдавали лишь помощники, собравшиеся вокруг, словно малые детишки.

– Так вот ты какая, Злата, – улыбнулся лесной хозяин, лукаво сверкнув пронзительными ярко-голубыми глазами. – Ну-ка, поведай, как же тебе удалось помощников моих приручить?

Кажется, он совсем не злился, что я отвлекла лесовичков от работы и на болото к кикиморам их потащила. Леший разглядывал меня с недюжинным интересом, словно впервые видел живую девицу. Однако и его добрые намерения и благодушный внешний вид могли оказаться обманчивыми. Взгляд невольно обратился вдаль, туда, где тянулся ввысь черный дым. Кощея рядом нет, некому защитить, если я случайно рассержу могущественного дедушку.

– Им очень нравятся сказки, которые я сочиняю.

В подтверждение моих слов лесовички зашелестели изумрудными листиками на шерстке.

– Вот как, – удивленно хмыкнул старичок.

Один из маленьких помощников повернулся к нему и принялся размахивать своими ручками-веточками, что-то объясняя ему на своем особом языке. Леший выслушал его внимательно, а затем рассмеялся.

– Повезло же тебе, Кощей, с невестой, смекалистая девица.

Откинув зеленые ветви елей, за спиной лешего показался сам царь. Его сжатые в тонкую линию губы и сосредоточенный взгляд не располагали к дальнейшим шуткам, но лесному хозяину было все равно.

– Со свадебкой не затягивай, – продолжал свою песню он, – погодка шепчет, самое то для гуляния.

Кощей сверлил его взглядом, а меня так и подмывало поинтересоваться у лесного хозяина, куда подевались мои предшественницы. Однако в присутствии жениха я не решалась. Он выглядел еще более смурным, чем обычно. А лесовички вдруг сцепились своими ручками, окружили меня и принялись водить хоровод. Из-за их забавного танца я не сразу заметила, как Кощей и леший отошли в сторонку. Они шептались о чем-то, явно связанном с чудищем, взгляды обоих были обращены к столбу темного дыма, уродующему нежно-розовое небо. Их разговор продлился недолго. Старик, заложив руки за спину, сделал несколько шагов в мою сторону, и помощники расступились перед ним.

– До встречи, девица, – попрощался он и напоследок добавил напутствие. – Больше на болото к кикиморам не ходи, бедокурят они много. Я их потому-то только с заходом солнца и выпускаю побродить.

Бедокурят – это слабо сказано. Еще немного – и они бы съели меня, оставив лишь кости. Так что возвращаться на топи я совсем не планировала. К тому же, кикиморы так и не ответили на мой главный вопрос и, возможно, ответа даже не знали. За ночь они наверняка успевали разве что пропитание себе добыть, куда там до новостей да сплетен.

Либо осознание наконец снизошло на меня, либо утренняя прохлада прокралась к телу сквозь тонкую ткань влажного сарафана, но сильная дрожь охватила тело. Зубы отбивали быстрый ритм. Всякий раз, когда мне приходилось отодвигать ветви в сторону, чтобы те не выкололи глаза, я сокрушенно задерживала дыхание, ведь грели меня лишь собственные руки, сложенные на груди. Бодрый, ни капли не уставший Кощей шел впереди шагов на пять. Нос все еще хранил запах дыма, поэтому, когда под нашими ногами похрустывали мелкие сухие ветки, казалось, будто прямо за спиной горит костер. Один раз я все же обернулась назад, но не заметила ничего, кроме бесконечных деревьев.

В какой-то момент показалось, что Кощей идет слишком медленно. Мне не терпелось как можно скорее выбраться из чащи леса или ступить наконец на хоть какую-нибудь, даже самую узкую тропку. Я ускорила шаг, намереваясь обогнать навьего царя, и совсем позабыла о необходимости смотреть под ноги. Коварная коряга словно взялась из ниоткуда – я полетела вперед и уткнулась прямо в мужскую спину. Задетая гордость клокотала в груди. Я бы предпочла упасть на землю и еще больше разодрать свои многострадальные ладони, но не спастись на спине жениха. Я быстро отступила назад. Кощей обернулся, продольные морщины на его лбу вдруг разгладились, а взгляд зеленых глаз смягчился.

– Замерзла?

Я покачала головой:

– Мне тепло.

Он иронично изогнул бровь. Раскрыл ладонь, и выпустил знакомый огонек. Я интуитивно попятилась назад, напоровшись затылком на тонкую веточку осины. Неужели хочет согреть меня так же, как чудище? В таком случае я бы предпочла потерпеть до дворца.

– Не бойся, – заверил он. – Если бы хотел тебя убить, то не стал бы спасать от вурдалака.

В моей душе возродилось хорошо знакомое, но до сей поры спящее чувство. Я расправила плечи, смело шагнула вперед, будто при желании и сама могу навредить чародею. Назойливая боль охватила затылок. Несколько волосков зацепились за ветку и, когда я шагнула вперед, натянулись, словно струны на гуслях. Я ойкнула, Кощей, на ходу потушив свой огонь, поспешил на помощь. Он подошел вплотную. Пока его ловкие пальцы бережно освобождали меня от лесного плена, я вновь вдыхала эту вонь паленого тела чудища. Дымом пропиталась вся его одежда и волосы. Закончив, он слегка отстранился, и наши глаза встретились. Не знаю, что он прочел в моих, но уголки его губ потянулись вниз.

Он вновь зажег колдовской огонь. Приглядевшись, я поняла, что этот огонек отличался от первого. Он не пылал жаром, а источал мягкое, теплое свечение. Без приглашения я протянула руку и коснулась его. От озябших пальцев по всему телу пробежало приятное тепло, будто я вдруг очутилась в теплом, обогретом печью, тереме. На губах расцвела улыбка. Оказывается, колдовство может не только вредить и губить. С его помощью можно создать нечто прекрасное вроде теплых язычков пламени, которые плавно соскользнули с ладони Кощея в мою руку. Глаза чародея удивленно округлились.

– Как ты это сделала? – изумился он внимательно, вглядываясь в мое лицо, которое оставалось спокойным.

Я перевела взгляд со своей ладони на Кощея, который выглядел ошарашенным. Его волнение передалось и мне.

– Ничего, – честно ответила я, – он сам прыгнул в мою руку.

– Не может быть, – пробормотал он себе под нос. – Когда ты родилась?

Его вопрос затронул в душе струны, которых не следовало касаться сейчас. Будто он не ведал, что в отбор попадали лишь девицы, рожденные на вороньей седмице.

– На исходе четырнадцатого дня цветеня.

В его глазах молнией промелькнуло осознание. Не стоило добавлять, что меня угораздило родиться в самый разгар Воронца, когда колдовская искра костра касается кожи новой невесты. Мы оба знали это. Память подкинула картины прощания с матушкой и подружками в ту ужасную ночь. Ярость, неистовый гнев на злую судьбу закипал в моей крови. В лицо ударил яркий свет. Он исходил из моей ладони. Маленький, согревающий огонек вдруг вырос, во все стороны от него летели искры. Я тряхнула рукой, пытаясь затушить пламя, но его язычки отлетели на кривую, иссыхающую липу, и словно стая голодных волков они принялись пожирать кору старого дерева. Кощей одним широким взмахом руки потушил пламя.

– Я научу тебя управлять силой, пока ты не навредила себе или кому-нибудь еще.

– Какой еще силой? – не поняла я.

Кощей двинулся вперед. Кажется, ему, как и мне надоело находиться в лесу. Я поспешила за ним. Теперь мы шли вровень.

– В каждом, кто, рожден на вороньей седмице, есть искра колдовства. У кого-то она ярче, у кого-то совсем тусклая, как тлеющий уголек. Твоя искра настолько мощная, что в руках неразумного чародея может натворить бед.

Его слова звучали безумно. Никогда раньше я не замечала у себя способностей к ворожбе. Разве что всегда угадывала, в какой руке Чернава держит камень: в правой или в левой, а еще сердцем чувствовала, когда собеседник нагло лжет в лицо. Но никаких оморочек, любовных чар или сглаза. Меня не называли ведьмой за глаза, не шептались за спиной и не боялись, как некоторых старушек, живущих на отшибе и промышлявших темными делами. Всю свою жизнь я была совершенно обычной.

– Должно быть, ты ошибся, – возразила я. – Сам того не ведая, перекинул мне в руки огонь, а он и взбеленился, почуяв чужую кровь.

Меня настиг холодный, бесчувственный смех.

– Я могу ошибаться в чем угодно, но только не в этом.

Вдали, сквозь тонкие стволы берез показалась долгожданная тропа, но Кощей свернул влево. Странно, ведь мне показалось, что именно по этой тропе мы шли с лесовичками. Однако разговор занимал меня куда больше удобной дороги без кочек и других препятствий. К тому же, идти пришлось недолго. Вскоре путь нам преградили пышные ели, растущие так плотно друг к другу, будто частокол. По мановению руки чародея, гибкие стволы деревьев наклонились в разные стороны, а ветви отодвинулись, приглашая нас пройти. Кощей протиснулся первым и предусмотрительно подал мне руку. Верно, заметил, какая я неуклюжая. Стоило мне вложить ладонь в его теплую руку и шагнуть сквозь хвойное препятствие, как колючие ветви вновь переплелись между собой.

– Где мы?

– Сейчас узнаешь, – отозвался он без лишних подробностей и развернулся спиной.

Я сверлила недоверчивым взглядом затылок Кощея, который уже протаптывал тропинку сквозь поросшую до колена крапиву к одинокой, брошенной избушке. Оказывается, ели здесь и правда служили частоколом, они надежно окружали владения плотным кольцом от посторонних глаз. Я не спешила следовать за женихом. Вдруг именно здесь нашли свой конец все предыдущие невесты? Не зря же он так старательно спрятал старую избушку. Она вполне могла служить усыпальницей. Тем временем Кощей уже достиг двери. Небольшая ступенька жалобно скрипнула под его сапогом, а ведь он еще даже не перенес на нее весь свой вес. Он потянулся к ручке двери, но вспомнив что-то, наклонился и пошарил рукой под лесенкой. Находкой оказался ржавый ключ. Чародей вставил его в замок и с усилием провернул. Видно, давно здесь не ступала нога человека. От легкого удара двери о стену в крапиву посыпался иссохший мох, втиснутый между бревнами.

– Ну же, идем, – махнул рукой Кощей, призывая меня быстрее шевелить ногами.

Я скосила глаза на ели в попытке оценить шансы на побег и поняла, что они вряд ли легко выпустят меня на волю. Все пути к отступлению были отрезаны. Оставалось лишь упрямиться и надеяться на чудо.

– Конечно, тебе-то легко идти, вон какие сапоги высокие. А мне крапива все ноги обкусает.

При желании я бы, разумеется, могла изловчиться и пройти по местам, где он примял коварные заросли. Но если уж в избушке ждет меня верная смерть, то я буду противиться ей до последнего. Недолго думая, Кощей за один прыжок оказался на земле. Он приближался ко мне с твердым намерением в глазах. Но что он собирается сделать? Я стояла, не шелохнувшись, когда он поравнялся со мной, ловко обхватил мою талию, вторую руку просунул под колени и подхватил на руки.

– Что это ты делаешь? – возмутилась я, хватаясь за шею чародея, будто он сейчас выкинет меня в крапиву.

– Несу тебя в избу, – невозмутимо ответил он.

Ровно тринадцать шагов – и мы пришли. Кощей поставил меня прямо на нижнюю ступеньку избушки. Я пошатнулась, но уцепилась рукой за дверной косяк и устояла на ногах.

– Не мог найти другой способ? – фыркнула я.

– Какой же? – Кощей сложил руки на груди и с интересом воззрился на меня.

Я задумалась. Сильно задумалась. А когда молчание затянулось, выпалила:

– А мне почем знать? Ты же чародей.

– Так было проще всего, – резонно ответил он и жестом руки пригласил войти в избу.

Я поднялась на ступеньку выше и оказалась на пороге маленькой, темной избушки. Очутившись внутри, сразу отступила в сторону, пропуская Кощея. Мрак поглотил все очертания, не позволяя разглядеть даже маленький кусочек пространства. Странно, ведь через открытую дверь должны проникнуть солнечные лучи. Изба словно поглощала их. Лишь когда Кощей зажег колдовские шарики света, подобные тем, что освещали его дворец ночью, глаза различили стол, покрытый пылью и сажей, лавку, несколько сундуков: больших да маленьких и печь. Или я просто не обратила внимания, или печной трубы на крыше действительно не было. Я уже ничему не удивлялась.

Самый большой сундук со скрипом проехал по половицам, когда Кощей отодвинул его. Оказалось, этот сундук был пустышкой, он служил коробом, скрывающим лаз в подпол. Позабыв об опасности, я подошла ближе. Мужчина потянул за железное кольцо, и дверца отворилась. Новый шар света зажегся уже внизу. Глазам предстала высокая лестница. Для такой крошечной избушки подвал оказался слишком глубоким. Я не видела его дна.