скачать книгу бесплатно
– Это жестоко.
Жюстин усмехнулась:
– Зато эффективно.
Фотостудия была следующим пунктом на пути по коридору. Жюстин облокотилась на косяк и сказала:
– Утречка, Радослав. Рома велела передать, что ты ей нужен на интервью в одиннадцать часов. Вот адрес.
Резко, как малолитражка на финише гонки, фотограф «Звезды» в клетчатой рубашке с короткими рукавами, застегнутой на все пуговицы прямо до аккуратной черной бороды, вылетел из-под прикрытия своего огромного монитора с банкой «Ред Булла» в руке. Жюстин заглянула в мусорную корзину, где уже лежали две бело-голубые баночки, обе пустые.
Жюстин знала, что Рома попросила ее подогнать машину к крыльцу из-за манеры вождения Радослава. Из-за него оба бока Камри были поцарапаны, а на заборе в переулке кое-где виднелись следы белой краски. Тем не менее Радослав настаивал на том, чтобы самому вести машину на каждую съемку. Тут его не могла переспорить даже Рома.
– Можешь передать Роме, чтоб шла куда подальше, – заявил он, даже не пытаясь понизить голос. – Мне с Мартином на гонки ехать сегодня утром. Они что, друг с другом поговорить не могут, чтоб их? Господи, мать его, Иисусе. Работают ведь в одной долбаной комнате. Черт.
И поскольку для Радослава было обычным делом отвечать людям в таком тоне, ему, похоже, просто невероятно повезло не сделать ни единого плохого кадра за всю свою жизнь.
Наконец Жюстин добралась до своего рабочего стола, стоящего во флигеле в задней части дома. Его не оштукатуренные стены были наспех покрашены. У одной из них стоял велосипед, который Мартин Оливер последний раз использовал примерно семь месяцев назад – в тот самый раз, когда он решил в обеденное время немного поупражняться, вместо того чтобы прямым ходом направиться в «Шалуна и шалунью». Между колес велосипеда показался чумазый пушистый нос, а следом и пара блестящих глаз цвета темного шоколада. Все это принадлежало крохотной лохматой мальтийской болонке, следом за которой тащился леопардовый поводок.
– Фалафель, – позвала Жюстин. – Что ты здесь делаешь?
Собачка только помахала хвостом, но ответ на вопрос Жюстин нашелся на ее столе в виде записки от худредактора «Звезды». В обычной сверхсамоуверенной манере Глинн написал: «Ты же отведешь Ф. на стрижку? Ему назначено на 10 утра. Его парикмахер взбесится, если он опять опоздает. Спасибо! Г.»
Фалафель потрусил к ногам Жюстин и нетерпеливо тявкнул.
– Даже не начинай, – ответила она.
Жюстин сделала пару размеренных вдохов и выдохов, чтобы собраться с мыслями. Нет никакого смысла паниковать, сказала она себе. Когда всем нужно все и сразу, остается только выбрать первоочередные задачи. Она решила: несмотря на то, что Джереми просил ее зайти через пять минут, и даже на то, что он – ее начальник, он безнадежно оторван от реальности. В мире Джереми пять минут могли означать любое количество времени – от десяти минут до шести часов. Поэтому сейчас она рассортирует почту и отдаст письма хотя бы Нацуэ, затем заскочит к Рафаэлло за пирожными для Барбел, на обратном пути закинет Фалафеля к парикмахеру. Затем она разберется с бумагой в копире, подгонит машину и спровоцирует скандал между Мартином и Ромой, передав – в общем смысле, не слово в слово – ответ Радослава Роме. А затем она…
– Жюс-тин!
О черт.
Голос Джереми жизнерадостным эхом разнесся по коридору.
– Веди себя хорошо, – велела она Фалафелю. – Хорошо.
Перед дверью кабинета Джереми Жюстин притормозила и расправила платье. «Компетентная, ответственная, невозмутимая», – повторила она про себя и вошла.
– Милая! – воскликнул Джереми. Он улыбнулся, отчего на щеках и носу проступили лопнувшие капиллярчики. – Садись, садись.
Джереми нравилось считать себя кем-то вроде «главы семейства», и, насколько Жюстин знала, он полагал, что как ее начальник и самопровозглашенный наставник он должен регулярно проводить с ней такие маленькие беседы. Он любил рассказывать ей о своем блестящем и полном опасностей прошлом военного корреспондента или порассуждать о таких вещах, как этика, правовые процедуры, юриспруденция и непростой механизм работы Вестминстерской системы.
– Милая, – сказал он, наклонившись к ней и с энтузиазмом погружаясь в разглагольствования на очередную случайно выбранную тему, – что ты знаешь о разделении властей?
– Ну… – начала Жюстин, но это была ошибка. В беседах с Джереми было недальновидно использовать слова, позволяющие ему вклиниться в предложение.
– Мы должны поблагодарить французское Просвещение, – тут же влез он, – за само понятие разделения властей, которое заключается в том, что три ветви власти – исполнительная, законодательная и судебная…
Некоторое время Жюстин пришлось сидеть напротив Джереми, пока он разглагольствовал на эту тему. Сложив руки на коленях, обтянутых тканью в веселый горошек, она изо всех сил пыталась сделать вид, что на самом деле слушает и даже учится. А не думает о макарунах, ширине боковой улочки, проблемах с принтером Мартина, о том, добрался ли Фалафель до коробки с ланчем, которую она принесла с собой и оставила безо всякой защиты рядом с рабочим столом.
Наконец у Джереми зазвонил телефон, и он тут же схватил трубку.
– Харви! – воскликнул он. – Повиси секунду, старина. Прикрыв ладонью трубку, он виновато улыбнулся Жюстин. – Продолжим позже.
Освободившаяся Жюстин вышла из кабинета. В тот же момент по нарастающему шуму ссоры она сделала вывод, что Радослав не стал ждать, пока Жюстин передаст его ответ Роме.
Мартин тоже вопил.
– Жюс-тин! Мне нужен принтер! В этом году!
Жюстин посмотрела на часы. Фалафель уже опоздал к парикмахеру.
Барбел выглядывала из своего кабинета, с беспокойством хмуря свои красиво оформленные брови.
– Где мои макаруны? – спросила она, но в ответ Жюстин смогла лишь выдавить слабую улыбку.
Денек, похоже, предстоял еще тот.
К тому моменту, как Жюстин сделала всю работу, было уже полседьмого. Волосы унылыми прядями обрамляли ее серое от усталости лицо, а на подоле платья – спасибо глючному принтеру – расплылось чернильное пятно. К тому же она была голодна, поскольку Фалафель не то чтобы съел ее ланч, но вволю поиграл с коробкой, сделав еду непригодной к употреблению, а времени найти что-то на замену у нее не нашлось.
Проходя мимо мозаичной звезды у ворот, девушка кинула на нее злобный взгляд.
– Вдохновляющие лучи, – проворчала она, выходя на Ренье-стрит.
Жюстин прошла три квартала, а затем свернула налево, на Дюфрен-стрит, заполненную любителями выпить после работы, выползшими из «Шалуна и шалуньи» на улицу. Она перешла на другую сторону дороги и почти свернула к восточному входу в Александрия Парк, но остановилась, обернулась и посмотрела на скопление популярных магазинчиков, объединенных в торговые ряды.
Трудно понять, что ею двигало, особенно в тот конкретный момент. Возможно, на нее повлияло Солнце, находящееся сейчас в Рыбах, или Луна с Венерой затуманили ее разум из своего любовного гнездышка в Водолее. А может, Юпитер послал какой-то сигнал, маршируя через созвездие Девы. Или, скорее всего, дело в том, что подсознательно Жюстин искала способ оттянуть возвращение в пустую квартиру, где она прогрузит очередной эпизод «Эммы» от ВВС и соберется позвонить лучшей подруге Таре, но вместо этого плюхнется на диван в компании парочки тостов с «Веджимайтом»[7 - Vegemite – густая паста темно-коричневого цвета на основе дрожжевого экстракта, национальное блюдо Австралии. Vegemite используется главным образом в качестве спреда, который намазывают на хлеб, сэндвичи и крекеры.].
Жюстин замерла на самом краешке тротуара и решила все взвесить. Время есть? Торговые ряды открыты до семи часов. Она посмотрела на часы. О да, время есть.
Она заглянула в сумочку из соломки, которая висела на сгибе локтя, и с радостью обнаружила, что черная шариковая ручка на месте, ждет своей очереди в специально отведенном кармашке. Она опустила солнечные очки на глаза и решительно шагнула вперед.
Жюстин редко покупала продукты в торговых рядах Александрия Парк. Чаще она входила в это просторное, кондиционированное здание с тем же чувством, с каким ходят в картинную галерею. Ей нравилось разглядывать удивительные экзотические цветы в широкогорлых банках в цветочном отделе или заглянуть в рыбный магазинчик, чтобы полюбоваться на морепродукты, влажно поблескивающие на подушке изо льда.
Она прошла мимо цветочного магазинчика, мимо мясной лавки и булочной, прямо к уголку с овощами и фруктами. Скользнула к деревянному ящику, доверху наполненному дынями, подняла очки и кинула быстрый взгляд на витрину с авокадо. Она снова была там, прямо на пластиковой табличке над фруктами. Безобразная надпись.
«Адвокадо».
Неужели этот человек никогда не запомнит? А ведь продавец здесь был весьма неплохой. Нет, даже больше, чем просто неплохой. Он так раскладывал гранаты на витрине, что они походили на сокровища королей какой-нибудь далекой загадочной страны. Он выбирал яблоки несказанной красоты, и каждая гроздь винограда у него выглядела аппетитно запотевшей целый день. Не имело никакого смысла так упорно, раз за разом делать ошибку в слове «авокадо». Но он делал. Неделю за неделей Жюстин исправляла ошибку, а зеленщик в ответ упорно выкидывал исправленные таблички и заменял их на очередные адво – черт возьми – кадо. Это приводило ее в ярость. Но Жюстин твердо намеревалась выйти победителем из этой битвы.
Она дождалась, пока продавец за прилавком отвлечется, выхватила свою ручку из сумки, а затем мгновенно зачеркнула лишнюю «д». «Авокадо». О да. Так хорошо.
Довольная тем, что мир снова движется в правильном направлении, Жюстин развернулась, намереваясь поскорее добраться до выхода. Но не успела она сделать и пары шагов, как врезалась в гигантскую рыбину.
Трудно было понять, что именно за рыба перед ней. Она вся была серебристо-серой, а рот был обшит розовой сатиновой ленточкой. Огромные глаза, желтоватые и выпуклые, походили на раскрашенные половинки шариков для пинг-понга. Неправдоподобно ровный спинной плавник, топорщившийся шипами, начинался у нее на затылке и волной стекал вдоль позвоночника. Место грудных плавников у рыбины занимали огромные серебристые перчатки, а еще она недовольно спросила:
– Это было обязательно?
Жюстин уже приготовилась ей ответить, как вдруг узнала человека, чье лицо виднелось в овальной прорези посреди серебристого брюха.
– Ник Джордан? – неверяще спросила она.
– Черт возьми. Жюстин?
– Привет!
– И тебе привет.
– О боже. Ты совсем не изменился, – заявила Жюстин, потрясенно улыбаясь.
Ник с сомнением оглядел свой костюм.
– Спасибо, наверное.
– Прошло уже сколько?
– Годы, – подхватил Ник, и когда он кивал, серебристая ткань его костюма покрывалась морщинками.
– Одиннадцать? Двенадцать? – предположила Жюстин, словно припоминая.
– Не может быть, чтобы так долго, – ужаснулся он.
Но так и было. Прошло двенадцать лет, один месяц и три недели. Жюстин это знала наверняка.
Где-то в обувной коробке или, может быть, в альбоме хранились фото Жюстин, когда ей была неделя от роду, где она, розовая, крошечная, похожая на тушку кролика, лежала на одеяльце рядом с десятимесячным Николасом Джорданом, по сравнению с ней походившим на борца сумо, по ошибке натянувшего костюмчик с Винни Пухом.
Жюстин и Ник, когда слегка подросли, в детсадовской песочнице делились не только печеньками, но и печальным опытом появления младших братьев и сестер, подвинувших их с пьедестала. Тут Жюстин было проще, чем Нику. Со второй попытки ее родители произвели на свет мальчика – Остина и решили, что с них достаточно. А вот Джо и Марк, родив Джимми, младшего брата Ника, решили рискнуть еще разок в надежде на девочку. Так появилась Пайпер.
К тому времени, как Жюстин и Ник отправились в начальные классы младшей школы Эденвейла, Ник как раз находился в фазе обезьяны и не желал надевать в школу ничего, кроме костюмчика лемура в полный рост. Поэтому Жюстин все утро преданно сидела рядом с ним на циновке и слушала сказки, пока он облизывал свой хвост, а после ланча помогала ему вычищать из меха щепки с игровой площадки.
В средней школе у Ника появилась привычка гонять в футбол на переменах, а Жюстин лазала по деревьям, а иногда присоединялась к играм одноклассниц, сводившимся к тому, что обычно кто-то из них укладывался на землю и изображал плачущего младенца. Но вне школы Ник и Жюстин проводили вместе все те бесконечные часы, когда их матери усаживались поболтать за чашечкой чая или бокалом вина. Тогда дети знали, что на периодические выкрики Джо и Мэнди вроде «пять минут и все» не стоит обращать внимания. Тогда Жюстин точно знала, где в кладовой Джорданов хранится печенье, а Ника у Кармайклов ждала собственная зубная щетка.
Где-то существовала видеокассета с записью семилетних ребят: Ник, что есть мочи лупящий по струнам старой акустической гитары, и Жюстин, в очках в форме сердечек, поющая в микрофон от игрового набора «Маленькая Русалочка». Они спели “Big Yellow Taxi”[8 - Песня, написанная канадской певицей-композитором Джони Митчелл в 1970 году.], и довольно неплохо, а также “Yellow Submarine”[9 - Песня «Битлз».], абсолютно кошмарно, а затем перешли к наивно-непристойному исполнению “Some Girls” группы “Racey”. В какой-то момент ребята поняли, что их аудитория, состоящая исключительно из родителей, смеется не переставая. Над ними. Прошло немало лет, прежде чем Жюстин поняла, что такого в этой песне некоторые девчонки делают, а некоторые – нет. Но в вечер концерта в гостиной ей было не до этих тонкостей, потому что над ней смеялись.
А вот Ника этот опыт вдохновил. Вскоре после того концерта он впервые принял участие в театральном фестивале Эденвейла и с восторгом обнаружил, что соперничества в искусстве ни капли не меньше, чем, скажем, в футболе. Награды накапливались.
Ник не разговаривал с Жюстин целых три дня, когда она обошла его на этом поприще, первой появившись на национальном телевидении в этом своем орфографическом конкурсе. Тем не менее на четвертый день он не смог удержаться и, преодолев обиду, стукнул Джаспера Беллами, обзывавшего Жюстин ботаничкой. После этого между старыми друзьями все вернулось на круги своя безо всяких усилий.
Но когда Жюстин было десять, а Нику вот-вот должно было исполниться одиннадцать, все изменилось. Марку Джордану предложили работу на другом конце страны, поэтому Джорданы все продали и уехали из города. Несмотря на то что все намеревались непременно поддерживать связь, Мэнди и Джо все реже звонили друг другу посреди ночи, а переписка свелась к обязательным рождественским открыткам с пляжем и Сантой в ярких плавках.
Однако полностью дружба между семьями не закончилась. Ведь были еще и длинные выходные на День Австралии, в январе того года, когда и Нику, и Жюстин должно было исполниться пятнадцать. Кармайклы отправились на запад, а Джорданы – на восток, чтобы встретиться посередине, в пекле прибрежного комплекса отдыха на юге Австралии. Несмотря на то что всю долгую дорогу в душной машине Жюстин только и делала, что представляла трогательную, как в фильмах, сцену воссоединения с лучшим другом детства, увидев его, она напряглась, как кошка, встретившая пса.
Ник, она это сразу заметила, больше не походил на слегка глуповатого мальчишку, он превратился в молодого человека, который был почти неприлично хорош собой – такого, от которых, Жюстин из собственного опыта знала, надо держаться подальше, чтобы не переживать унизительный отказ. Поэтому всю субботу и воскресенье она мрачно бродила везде, безостановочно слушая в плейере сборник “So Fresh”, который ей подарили на Рождество, и раздражая всех постоянным сидением в ванной комнате, где она могла погрустить в одиночестве, переодевая сережки и меняя тени на веках. Ник был также отчужден, то и дело отправляясь на долгие пробежки по пляжу или зависая у бассейна.
А затем воскресным вечером родители силком вытащили их обоих, надутых и недовольных, на пляж, в парк развлечений. Может, дело было в ностальгическом запахе корн-догов и сахарной ваты, но они внезапно снова стали детьми, которыми, по сути, и являлись. А может, покатушки в электрических автомобильчиках заставили их забыть о смущении. Как бы то ни было, в конце вечера они оказались вдвоем на пустынном пляже, где ритмы диско из парка развлечений качали песчаные волны.
На следующее утро Жюстин все еще была в постели, когда все семейство Джорданов зашло попрощаться. Сквозь тонкие, как картон, стены пляжного домика Жюстин слышала все, что происходит: как ее брат Осси вьется вокруг Джимми, как Пайпер ноет, что ее бросили, голоса Мэнди и Джо, словно скрипки, то взлетают вверх, то опускаются, а голоса Дрю и Марка вносят басовые ноты.
Она слышала и то, как ее мать сказала:
– Уверена, она вот-вот проснется, Ник, дорогой. Я знаю, что она захочет попрощаться.
Но даже когда Мэнди зашла в спальню и попыталась стащить дочь с верхней койки, та лишь глубже зарылась под одеяло. Она была слишком смущена, чтобы показаться людям на глаза. Ведь она была уверена, что вся ее семья, как и семья Ника, наверняка заметит ее распухшие от бесчисленных поцелуев губы и щеки, до красноты натертые легкой щетиной Ника. А хуже всего, ей казалось, что по ее лицу все смогут увидеть, какие чувства ее переполняют: новые, волнующие, приятные и пугающие, опьяняющие и странные. Похожие на взорвавшуюся пачку с разноцветным попкорном. И она не знала, удастся ли ей снова спрятать их внутри.
«Он, скорее всего, ничего не помнит», – вставил реплику ее мозг. Затем он повторил это еще раз, на случай, если сразу до нее не дошло.
Мозг: Он, скорее всего, ничего не помнит.
Жюстин: Может, помолчишь?
Мозг: С чего бы ему помнить? Это ты исписала бесчисленные страницы в своем дневнике, а он, наверное, вернулся домой и обо всем забыл.
Даже ведя мысленный диалог с собственным мозгом, Жюстин успевала поддерживать безупречно вежливую беседу.
– А как поживает твоя мама? – спросила она.
– Все так же, – ответил Ник. – По-моему, она даже не постарела.
– Верю. – Жюстин представила очаровательную Джо, ее широкую белоснежную улыбку и длинные каштановые локоны, от которых всегда пахло карамелью. Джо была первым парикмахером Жюстин. Она усаживала девочку на кухне и задабривала печеньем, чтобы та сидела смирно во время подравнивания кончиков. «Вьюдри» – так Джо называла ее непредсказуемую, зависящую от погоды шапку кудрей вперемешку с волнистыми прядями. Именно Джо убедила Мэнди разрешить семилетней Жюстин смотреть «Звездные войны», пусть их рейтинг и не соответствовал ее возрасту. И именно Джо защищала Жюстин в третьем классе, когда у той были серьезные проблемы из-за того, что она назвала учительницу стервой. Жюстин подслушала, как Джо говорит Мэнди: «Полегче с ней, Мэндс. Ты должна признать, она дала довольно точное определение».
– А Джимми? – поинтересовалась Жюстин.
– Профессиональный чечеточник, хочешь верь, хочешь нет. А Пайпер пошла по стопам отца.
– Да?
– Защитник у Карлтона в Австралийской женской лиге футбола. Настоящая гора мускулов. Мне с ней больше не справиться. А как твои предки? – спросил Ник.
– В Эденвейле, как и всегда.
– Только не говори, что твоя мама так и ведет погоду.
– Нет, теперь она председатель городского совета. Словами не передать, как ей нравится быть боссом. А вот папа на пенсии. Он купил себе Сессну Скайкетчер, но летает на ней только над полями, следит за урожаем. От старых привычек не избавиться.
– А ты? Живешь неподалеку?
– На другой стороне парка. Бабуля оставила свое городское гнездышко папе, благослови ее бог. Ты?
– Я вроде как в поисках, но да, это хороший город. Я бы даже сказал, родной.
Жюстин окинула критическим взглядом его серебристый рыбий костюм.
– А здесь ты что делаешь? Рекламируешь, эм-м… рыбу?
– Устриц, вообще-то, – поправил Ник, оглянувшись на заполненные льдом холодильники рыбного магазина. – Это всего на пару дней, промоакция. Я хожу вокруг и твержу что-то вроде: «Мир – это прямо как в той в поговорке, чувак.[10 - В английском языке бытует расхожая фраза “The world is your oyster” (Мир – это твоя устрица), означающая «все в твоих руках». Авторство приписывают Шекспиру.] Эй, приятель, поцелуй русалку взасос, ты же всегда об этом мечтал».
Жюстин нахмурилась.
