И сгустился туман

– Дорогая, ты снова не в духе, – ласково произносит Мина.

В свете уличных фонарей видно, как к крыльцу подкатывают экипажи и из них на снег выходят люди. Кое-кто из мужчин бросает любопытные, жадные взгляды на мое освещенное окно, и Мина заливается румянцем, хотя мы обе полностью одеты. Она задергивает шторы и берет мое лицо в ладони.

– В тебе говорит юность, кипучий дух и предвкушение праздника. Совсем скоро ты спустишься вниз, где тебя окружит свита восхищенных поклонников, и все позабудешь.

На этом и строится наша дружба: я высказываю дикую, безумную мысль, ни в коей мере не подобающую молодой леди моего положения, и Мина охотно протягивает навстречу мне руку, но затем непременно ее отдергивает. Убегает назад, в безопасность, в душные монашеские кельи всего, традиционно положенного женщине, всего, что от нее ожидается и что перегораживает путь на волю. И тогда, чтобы не расстраивать Мину, я отказываюсь от своей идеи и запрятываю ее глубоко в душе.

Именно так произошел наш поцелуй в тот день, когда я на него осмелилась. До чего же я устала прятаться.

– Моя прекрасная Люси, моя любимая, сестра, подруга, – Мина все еще удерживает мое лицо в ладонях. – Знаю, причина отчасти и в твоем горе. Тебе не хватает отца, от которого ты узнавала об этом мире. Эта твоя потребность в свободе – не что иное как тоска по нему, разве не видишь?

Я касаюсь медальона на шее и отворачиваюсь в сторону – и потому, что Мина слишком проницательна, и потому, что даже ей не позволено упоминать моего отца.

Негромкий стук в дверь избавляет меня от необходимости подыскивать ответ.

– Кто бы это мог быть? – чересчур бодро восклицаю я и направляюсь к двери.

За порогом стоит моя камеристка Гарриет, в руках у нее благоухают цветы.

– Прошу прощения, мисс Люси, эти букеты только что доставили для вас и мисс Мины.

– Букеты! – повторяю я все тем же наиграннорадостным тоном. Затаскиваю Гарриет в комнату, оглаживаю пальцами роскошную охапку роз, ярко-красных, как адское пламя. Мина смотрит на меня с опаской – она-то знает, как быстро сменяется мое настроение. – Восхитительно. И от кого же?

– Это для мисс Мины от мистера Джонатана Харкера. – Гарриет протягивает моей подруге скромный букетик незабудок. Я с самодовольством замечаю, что их лазурно-голубой оттенок, как и сапфир в помолвочном кольце Мины, нисколько не гармонирует с цветом ее глаз. Гарриет вручает мне огромный букет роз. – Это прислал доктор Джек Сьюворд.

– Джек Сьюворд! – изумляется Мина. – Он трудится круглыми сутками и тем не менее выкроил время, чтобы отправить тебе такие чудесные цветы, Люси!

– Не надо лишних восторгов. Вероятнее всего, он поручил отправку своему ассистенту из этого ужасного сумасшедшего дома, – равнодушно бросаю я, хоть и не сомневаюсь, что доктор Сьюворд послал букет лично. Я знаю это, помня наше короткое общение на осеннем балу у Стокеров, несколько минут, проведенных наедине в оранжерее, пока остальные гости были в зале. Если бы не та встреча, я бы и предположить не могла, что за обыденными рассуждениями серьезного темноглазого молодого врача о психологии и человеческой природе кроется такая страсть. О его влечении свидетельствуют и подаренные сегодня цветы, каждая из этих сочных огненно-красных роз, почти до непристойности пышных, с готовностью раскрывающих лепестки под моим прикосновением. – И все же они великолепны, правда?

– О, Люси, он точно в тебя влюблен! Красные розы – символ обожания! – Глаза Мины сияют. – Только представь, что скоро ты станешь женой доктора!

– Ну что за глупости, – снисходительно улыбаюсь я, глядя на третий и последний букет в руках камеристки. – А это еще от кого?

Гарриет протягивает мне живописный букет старомодных камелий, округлых и нежных, теплого алого цвета.

– От достопочтенного сэра Артура Холмвуда, мисс.

– От Артура? В самом деле? – Я бросаю розы доктора Сьюворда на туалетный столик.

– Да, мисс. Он только что пришел и сам отдал их мне.

– Можешь идти, Гарриет. – Камеристка делает книксен и закрывает за собой дверь, а я вдыхаю аромат камелий. – Артур Холмвуд прибыл еще до начала вечера? Должно быть, это какой-то другой джентльмен с тем же именем. Знакомый мне Артур едва осмеливается открыть рот в моем присутствии, не то что явиться на прием, где полно незнакомых.

– Не будь так строга, – мягко укоряет меня Мина. – Он застенчив, и только. И кстати, даже если ты, дорогая, о нем невысокого мнения, по нему вздыхает немало девушек.

– Не то чтобы я была невысокого мнения об Артуре, просто совершенно забываю о нем, когда его нет рядом, – говорю я, чтобы позабавить подругу моей неисправимой ветреностью. Впрочем, ветреность эта – хорошо отработанный навык, который я много лет оттачивала для защиты самых сокровенных чувств.

Артур Холмвуд, вот как. Его родители, лорд и леди Годалминг, – друзья мама, поэтому их единственный сын и наследник неизбежно стал частью моего детства. Однако среди тех, кто окружал меня все эти годы, Артур неизменно оставался в тени: тихий мальчик с худенькими руками, мышиного цвета волосами и вечно хлюпающим носом. Отец часто поддразнивал меня из-за того, что я не интересуюсь Артуром, обращался ко мне «ваша светлость» и шутил, что однажды неуклюжий мальчуган вырастет в первого красавца нашего круга и покорит мое сердце. До того дня, когда шутка обернулась правдой, папа не дожил.

– Не верю, что ты в самом деле так относишься к Артуру, – убежденно произносит Мина. – Сама же говорила, что он пригласил тебя на танец на балу у Стокеров в прошлом октябре.

Опять этот бал, и второй мужчина, о котором я тогда поменяла мнение.

– Сперва его надолго отослали в школу, а потом из-за пошатнувшегося здоровья лорда Годалминга вся семья уехала за границу. – Я смотрю на камелии. Теплая алая сердцевина каждого цветка светится мягким золотом, точно скрывает в себе некую тайну. – Повстречав Артура на балу, я с трудом его узнала. Он очень изменился – возмужал, обрел уверенность в себе.

Глаза Мины загораются:

– Люси, об этом ты мне не рассказывала! Упомянула лишь, что выглядел он так, словно матушка притащила его на бал силой, а он всю дорогу кричал и отбивался. Правда, в этом случае он не проронил бы ни слова, потому что пэр королевства ни за что не позволит себе устроить сцену даже в закрытом семейном экипаже.

Я коротко прыскаю:

– Неужели ты запомнила мои скучные комментарии?

– Я запоминаю все твои слова. Когда Артур тебя пригласил, ты удивилась, ведь он и в глаза тебе не смел взглянуть, все время смотрел то на нос, то на подбородок.

– А то и еще куда пониже, – ослепительно улыбаюсь я.

Мина тщетно пытается напустить на себя строгий вид.

– Тебе ведь известно, что на языке цветов означают камелии?

– Разумеется, нет. Надеюсь, ты просветишь меня как моя бывшая гувернантка и эксперт по этикету.

– Камелии говорят: «Моя судьба в твоих руках». Невероятно романтичные цветы, я считаю. Никогда не любила розы, как по мне, они чересчур откровенны.

Я перевожу взгляд с камелий на букет от доктора Сьюворда на туалетном столике.

– На что-то намекаешь, моя дорогая Мина?

Она наклоняется ко мне и целует в щеку.

– Ну что ты, я не вправе ни на что намекать. К тому же, в душе ты уже сделала свой выбор, даже если сама пока этого не поняла.

Мина настолько хорошо меня знает, что я задаюсь вопросом, не догадалась ли она и о том, чего я не рассказала ей об октябрьском бале и танце с Артуром. Я умолчала, что застенчивость, прежде бывшая предметом моих насмешек, в этом высоком и элегантном, почти не знакомом джентльмене показалась мне милой и благородной. Волосы орехового оттенка, светло-карие глаза и сдержанность манер остались теми же, однако все остальное изменилось: плечи под сюртуком раздались вширь, в движениях появилась уверенная плавность, голос сделался низким и бархатистым. А какие руки! Нежные, сильные, достаточно крупные для того, чтобы в них поместились мои и чтобы, слегка надавливая на мою талию, вести меня в танце ровно так и туда, куда нужно. Догадалась ли Мина, как эти руки снились мне на протяжении нескольких недель и что они делали со мной в самых потаенных уголках моего подсознания?

Артур, напротив, был спокоен и невозмутим. Поблагодарил меня за танец и, ни разу не оглянувшись, вернулся к своей матери. Ни жаркого шепота, ни мимолетных прикосновений или записочек, вложенных мне в ладонь, как поступали другие мои воздыхатели. Впервые чувство возникло у меня одной. Мы поменялись ролями… во всяком случае, так я полагала.

Я снова приближаю камелии к носу и вдыхаю их аромат. Моя судьба в твоих руках…

– Люси!

До меня доходит, что Мина что-то мне говорит, а я ее не слышу.

– Да?

Мина задумчиво склоняет голову набок. Она заложила несколько незабудок за ухо, и их бледная лазурь прелестно сочетается с глубокой синевой ее глаз.

– С какими цветами ты выйдешь к гостям? – Мина смотрит то на один букет, то на другой, и лукавинка в ее голосе подсказывает, что из моего ответа ей многое станет ясно.

Я, однако, не из тех, кого легко склонить к выбору, даже если это пытается сделать моя самая близкая подруга.

– Ни с какими, – лениво отзываюсь я и швыряю цветы небрежной охапкой на столик, не позаботившись поставить их в воду. – Все, идем вниз. Мама нас уже заждалась.

Глава третья

Все взоры обращены на меня. Я ощущаю их с того мгновения, когда мы с Миной входим в гостиную. Как-никак, я соблюла все правила. «Ты всегда обязана быть безупречна, – повторял мне папа. – Люди необычного происхождения вроде нашего должны доказывать свою принадлежность к высшему обществу».

И никогда я не сияю ярче, нежели на светских приемах. Блестящие волосы, убранные в высокую прическу и заколотые шпильками, идеально подчеркивают длинную стройную шею. Благодаря туго зашнурованному корсету моя грудь выглядит полной и округлой, а талия – невозможно тонкой. Дорогие туфли призваны добавить моим ножкам изящества и женственности.

Я – ослепительно-прекрасная, сверкающая куколка, облаченная в розовый шелк, та, что постоянно рискует оступиться или без чувств упасть в крепкие мужские руки, хрупкая и беспомощная, тем и желанная для мужчин.

О, и как же сильно они меня желают, они все, начиная от румяного юнца у двери, который, наверное, еще и до шампанского не дорос, и заканчивая пожилым маркизом, что стоит подле камина и ведет негромкую деловую беседу, одновременно пожирая меня глазами.

Каждый мой шаг под пристальным наблюдением. Касаюсь ли я ключицы, поворачиваюсь ли поприветствовать гостя или склоняюсь для разговора с кем-то сидящим, демонстрируя великолепное декольте, мужские сердца пускаются вскачь, а пальцы стискивают ножки бокалов. Раньше, будучи юной и наивной, я стеснялась столь жадного внимания и чувствовала себя неуютно, сознавая, что со своими темными раскосыми глазами и золотистой кожей всегда буду выглядеть иначе, нежели другие, что мою инаковость не скрыть и что именно она делает меня привлекательной для мужчин. Экзотический трофей, символ положения в обществе, которым необходимо завладеть, а после гордо выставлять напоказ. Но, как и в случае с корсетом, я научилась считать эту красоту, унаследованную от прабабки, своей защитной броней. И сегодня, даже ни пригубив шампанского, я словно опьянена собственной властью над мужчинами, которые заправляют лондонским обществом.

– Люси, твоя мама и Джонатан вон там, – говорит Мина. Распознав мое состояние, она уводит меня подальше от группы мужчин, не сводящих с меня алчных взоров. – Смотри-ка, рядом с ними лорд и леди Годалминг.

– Значит, и Артур где-то неподалеку, – замечаю я с неистребимым огоньком в глазах. Сегодня меня не остановит никто, даже моя дорогая Мина. Только не в этот вечер.

– А вот и вы, – приветливо говорит мама. Мы с ней ничуть не похожи, однако сейчас она возбуждена и наэлектризована почти так же, как я, хотя ей это более простительно. Когда женщина достигает определенного возраста, мужчины от нее многого не ждут. Тем не менее служанки тщательно позаботились о внешнем виде мама: пепельно-русые волосы уложены в идеальную «улитку», шею украшают нити жемчуга, элегантное платье из муарового шелка цвета лаванды подчеркивает безукоризненную фигуру. А еще мама носит такой же, как у меня, золотой медальон, инкрустированный йоркширским гагатом, с фотокарточкой папа. – Какие же вы обе красавицы! Мина, твое платье просто восхитительно.

Джонатан Харкер, пожалуй, – единственный из присутствующих мужчин, кто не смотрит в мою сторону. Все его внимание сосредоточено на Мине, и во взгляде полыхает такое пламя желания, что я вновь испытываю знакомую сосущую тоску.

– Полностью поддерживаю миссис Вестенра, любимая. Сегодня ты похожа на русалку. – Джонатан берет Мину за руку и подушечкой большого пальца гладит тыльную сторону ее ладони.

Лорд Годалминг, в свою очередь, сверлит меня столь же неотрывным взглядом, как и прочие разгоряченные джентльмены в этой комнате.

– Люси, как ты выросла, просто не верится, – молвит он. – В последний раз я видел тебя совсем крошкой, а теперь поглядите-ка!

– Это было не так уж давно, дорогой. – Леди Годалминг кладет ладонь на спинку его кресла-каталки. – Мы встречались с миссис Вестенра и Люси всего пару лет назад, перед отъездом на континент. Разве не помнишь? Люси уже тогда была вполне взрослой.

«Но не такой, как теперь», – явно думает лорд Годалминг, хотя вслух произносит:

– Разумеется, ты права.

– Как ваше здоровье, милорд? – кротко спрашиваю я. – Я слыхала, вы уезжали за границу на лечение.

За него тут же отвечает супруга:

– Все более или менее хорошо. Сердце все еще иногда шалит, поэтому лорд Годалминг старается поменьше ходить.

– Значит, о танцах не может быть и речи? – Я огорченно прижимаю ладонь к сердцу. – Как жаль, что мне не выпадет шанс заполучить столь блистательного кавалера!

Его светлость краснеет от удивления и восторга.

– В самом деле, и речи быть не может, – натянуто улыбается леди Годалминг, – хотя, уверена, такой очаровательной девушке, как ты, Люси, сегодня вечером недостаток партнеров не грозит. – «Прибереги свое кокетство для других мужчин, маленькая шлюшка», – говорят мне ее глаза.

Между тем Мина взглядом умоляет меня оставить бедного старика в покое, а я никогда ей ни в чем не отказываю.

– Джонатан, поздравляю с помолвкой, – обращаюсь я к ее жениху, – и с грядущей деловой поездкой в Австро-Венгрию. Мина все мне рассказала.

– Благодарю, – отвечает Джонатан, не выпуская руки своей нареченной. – Мне повезло. Работа предстоит несложная: мой клиент желает приобрести недвижимость в Лондоне, и мистер Хокинс наделил меня всеми полномочиями в этом вопросе, дабы я действовал самостоятельно.

– Это замечательно, – говорит мама. – Полагаю, выказывая такое доверие, он рассчитывает со временем передать вам свою юридическую практику? Если не ошибаюсь, мистер Хокинс уже не молод.

– Ему под семьдесят, хотя с виду и не скажешь, – смеется Джонатан. В его серых глазах пляшут озорные огоньки, и все лицо будто озаряется светом, черт побери! Мина смотрит на него точно на пирожное, которое ей не терпится съесть. – И, да, он всегда был невероятно добр ко мне, сперва как к приемному сыну, а теперь и как к потенциальному наследнику. Я благодарен судьбе за то, что в будущем, если я сумею достойно себя проявить, у меня будут средства, чтобы позаботиться о Мине, как она того заслуживает.

– И о ваших детях, – добавляет леди Годалминг, покровительственно взирая на молодую пару.

Зардевшись, Мина прячет лицо на груди Джонатана.

– Даст бог, детишек будет много, – вставляет мама.

Кто-то неслышно подходит и встает подле меня. Я чувствую его приближение, еще не видя, узнаю по запаху, запомнившемуся мне с октябрьского бала у Стокеров: крем для бритья в сочетании с легким ароматом сосновой хвои и сигарного дыма. В памяти всплывает его крепкая рука на моей талии и дурманящее тепло, исходившее от него во время танца. Помню, какой миниатюрной я чувствовала себя рядом с ним, – казалось, он может поглотить меня целиком. Пульс учащается, сердце ухает в пятки, и мне приходится использовать всю силу воли, чтобы выглядеть спокойной и безмятежной. Головы я не поворачиваю. «Господи, – думаю, – да я и вправду пропала».

– Миссис Вестенра, прошу прощения, что сразу не подошел поздороваться с вами, – слышится ровный низкий голос Артура. – Я встретил старого приятеля, с которым какое-то время не виделся. Я не подозревал, что вы знакомы с доктором Джеком Сьювордом.

Мы с Миной переглядываемся. Она поджимает губы, сдерживая смех: оказывается, поклонники, приславшие мне цветы этим вечером, дружны между собой.

– Все в порядке, – говорит мама. Она смотрит то на Артура, то на меня – ей нравится видеть нас вместе. – Доктор Сьюворд был дружен с моим покойным супругом. Прекрасный молодой человек.

– Как и мистер Харкер, насколько я слышал. – Артур учтиво кланяется Джонатану. – Не могу не поздравить вас с такой красивой невестой, сэр. Как я понимаю, на сегодняшнем торжестве вы – почетные гости.

– Благодарю, мистер Холмвуд. – Джонатан кланяется в ответ. – Я признателен миссис Вестенра и Люси за этот прием. Мы планировали скромную помолвку в узком кругу и такую же скромную свадьбу, но обе эти добрые леди и слышать ничего не захотели.

– Конечно, не захотели, – расплывается в улыбке мама. – Как не расстараться ради такой чудесной молодой пары, особенно если наша невеста для моей Люси все равно что сестра!

Я жду, что Артур обратит внимание на меня, однако он лишь замечает:

– Уверен, миссис Вестенра, ваша щедрость в полной мере заслуженна, – после чего переводит разговор на предстоящие путешествия Джонатана, будто я и вовсе не участвую в беседе.

Так, думаю я. В октябре он приглашает меня на танец, сегодня присылает цветы, а теперь решил игнорировать. Я давно привыкла играть мужскими чувствами, но когда кто-то манипулирует моими собственными эмоциями, это, как выясняется, весьма болезненно. Более того, недопустимо.

– Прошу меня извинить, мама. Милорд, миледи, – вполголоса прощаюсь я со старшими, пока Артур интересуется маршрутом Джонатана через Германию. – Я должна уделить внимание другим гостям.

Мама одобрительно кивает, ей по душе моя неожиданная сознательность. Она знает меня гораздо хуже, чем Мина, которая вопросительно изгибает бровь, глядя, как я приседаю в реверансе и удаляюсь. Артур продолжает беседовать с Джонатаном, однако его голос звучит самую чуточку громче – он оборачивается мне вслед. Отлично, думаю я и, пока он, по моим расчетам, продолжает смотреть на меня, направляюсь прямиком к доктору Джеку Сьюворду.

– Доктор Сьюворд, – говорю я высоким, мелодичным голосом, так, чтобы услышали в другой компании. – Большое спасибо за ваши изысканные розы. Я весьма тронута.

– Мисс Вестенра. Люси.

Его темные глаза вспыхивают, он целует мне руку. Удерживает ее не дольше положенного, но, прикасаясь к моей коже, слегка приоткрывает губы. Жар, пробегающий по руке, добирается до позвоночника, но вот доктор Сьюворд выпускает мои пальцы, и я поражаюсь тому, что когда-то считала этого человека холодным и неинтересным.

Наше знакомство состоялось шесть лет назад. Джек Сьюворд, тогда простой студент-медик, служил ассистентом у врача моего отца. Я была еще ребенком, слишком замкнутым и озабоченным слабым здоровьем папа, и потому глупые влюбленности, которые девочки моего возраста нередко питают к взрослым молодым людям, обошли меня стороной, да и Джек Сьюворд казался мне скучным типом, без конца рассуждавшим о связи тела и разума. Вообразите мое удивление, когда на прошлогоднем балу у Стокеров, застав меня одну, он склонился к моему уху и шепнул: «Вы – самая прекрасная женщина из всех, кого я встречал», при этом его шершавая, коротко подстриженная бородка приятно потерлась о мою щеку. «Доктор Сьюворд, – отвечала я, – вы меня потрясли». – «О, это вы – потрясающая», – прошептал он. Его глаза мягко засветились, он легко, точно перышком, провел пальцем по моему запястью, и вдруг мне больше всего на свете захотелось, чтобы он взял меня за талию, как минутами ранее сделал Артур. Прежде чем Джек успел отстраниться, я схватила его за руку, охнув от внезапного жара наших сомкнувшихся ладоней, и притянула к себе. На миг он потерял равновесие, качнулся вперед и на одну восхитительную секунду прижался ко мне всем телом.

Он моментально отдернул руку и сделал шаг назад, смущенный и, кажется, даже раздраженный. От волнения и обиды на холодность Артура я позабыла свое место: я женщина, добыча, а не охотник. Я должна искушать и пленять исключительно силой красоты, но не словами или действиями. Я нарушила строгий отцовский наказ всегда быть безупречной.

К счастью, я хорошо знала, что делать. «Прошу прощения, доктор. – Я схватилась ладонями за лицо, изображая девическую стыдливость, и застенчиво опустила глаза. – На меня произвел впечатление ваш комплимент. Простите». Раздражение доктора Сьюворда тотчас улетучилось. «Вам не за что извиняться, мисс Вестенра, – мягко проговорил он. – Люси».

Я назубок знаю роль, отведенную мне в нелепой игре между мужчинами и женщинами, именуемой ухаживанием, и всегда блистательна в этой роли. Вот он, гость в доме моей матери, стоит подле меня с той же искрой интереса в глазах, а в моей спальне лежит букет подаренных им роз, красных как кровь и сладострастно-пышных. По медленной улыбке, расцветающей на его губах, я догадываюсь, что и он помнит ту встречу в оранжерее.

– Рад, что вам понравился мой букет, – говорит он. – Увидев его, я подумал о вас.

– А я-то полагала, что вы слишком заняты медициной, чтобы отвлекаться на пустяки вроде цветов, – игриво замечаю я.

– Нет-нет, цветы – вовсе не пустяки. – Джек Сьюворд подается ко мне, точно хочет поделиться секретом, и прядь черных волос падает ему на лоб. Пахнет от него мылом и свежим бельем. – Они передают зашифрованные послания. Сами того не подозревая, несут информацию.

– Доктор Сьюворд! – восклицаю я в притворном ужасе. Да, Мина укоризненно покачала бы головой, услышав мой откровенно кокетливый тон, но молодой доктор очарован. – Хотите сказать, ваши цветы в моей спальне за мной шпионят?

На лице Джека Сьюворда мелькает легкий испуг. Я опять чересчур напориста. На этот раз, однако, он быстро овладевает собой и говорит:

– Возможно, «шпионят» – неверное слово. Я бы не осмелился на такое назойливое вмешательство по отношению к столь благонравной леди. Давайте назовем цветы… ну, скажем, просто посланниками.

Я наклоняю голову набок и хохочу, зная, что звонкий, как колокольчик, смех долетит до самых дальних уголков гостиной.

– Доктор, вы такой забавный!

Довольный собой, доктор Сьюворд вновь расплывается в улыбке.

– Так-так, Сьюворд, что это у нас тут? – слышится густой, неторопливый голос со странной, растянутой манерой произношения гласных. – Возможно ли, что ты нашел прекраснейшую из всех дам в этом помещении?

– Более чем возможно. – Доктор Сьюворд слегка хмурит лоб, досадуя, что его прервали, но тут же радостно хлопает подошедшего по плечу. – Мисс Вестенра, позвольте представить вам моего друга, мистера Квинси Морриса. Мы познакомились прошлым летом, когда я заканчивал обучение в Америке.

Я не могу оторвать глаз от незнакомца и замечаю, что его разглядывают и многие другие гости, пускай и без моего восхищения. Мистер Моррис выделяется среди публики, будто маяк на скале, и не только потому, что его гладкая, сияющая кожа черна, как эбеновое дерево, тогда как у всех остальных, не считая меня, она лилейно-белая. Его веселые умные глаза живо сверкают на суровом лице с густыми бровями, крепким широким носом и полными, красивой формы губами. Наряд его весьма необычен: длинный охотничий плащ из серой шерсти поверх жилета из дубленой кожи; сизоватый цвет шейного платка контрастирует с темной линией решительного подбородка. Квинси Моррис и доктор Сьюворд одного роста, телосложения и возраста – обоим около тридцати или чуть больше, – однако поза мистера Морриса лишена ленивой непринужденности, характерной для всех прочих джентльменов в гостиной. Он стоит, слегка расставив ноги, широкие и мощные плечи расправлены, руки лежат на бедрах, открывая взорам серебристый металл, что поблескивает в кожаных кобурах на ремне, опоясывающем узкую талию. Квинси Моррис выглядит как человек, привыкший молниеносно вступать в схватку, и, заметив плохо скрываемые враждебные взгляды, которые бросают на него некоторые мужчины, я могу понять почему.

– М-м-мистер Моррис, – запинаясь, выговариваю я, до странности пораженная его внешностью. Широкая улыбка – безукоризненно ровные зубы, снежно-белые на фоне черной кожи, – свидетельствует, что моя реакция доставляет ему удовольствие. – Вы – стрелок с Дикого Запада? Кажется, я припоминаю похожего на вас героя одной театральной пьесы, которую я смотрела вместе с мама.