Волки ночью воют

– Ты же знаешь, он и без гостинцев нам рад, – сказал Дерек, и Эби улыбнулась.

Дверь распахнулась и перед ними предстал Стэнли Ферман по прозвищу Бобр. С пивным животиком, мелкой седой бородкой и в перчатках без пальцев, он смахивал на обычного бомжа. Так и не скажешь с первого взгляда, что этот бодрый старичок был предводителем компании Теней. Они называли себя Бобровскими.

– Родные! – загоготал Ферман и своими огромными лапищами сгреб Эби с Дереком в охапку. От Бобра пахло домашней выпечкой и пивом. Дерек кое-как высвободился от объятий, после такого приветствия он выглядел помятым. Им обоим стало неловко от таких неожиданных проявлений любви, но в какой-то степени приятно. Может, поэтому им и нравилось время от времени посещать фабрику просто так. Всем не хватает внимания и заботы, даже Теням.

Бобр отстранился и поправил куртку Дерека, словно стараясь придать ей прежний вид, а затем его взгляд упал на девушку:

– Эби! Боже мой, как ты выросла! Эх… Помню тебя еще совсем малюткой, бегала тут, интересовалась всем подряд.

– Стэн, мы познакомились два года назад. – Эби покачала головой.

– Я все понимаю. – Бобр положил ладонь ей на плечо и похлопал. – У тебя сейчас период отрицания.

Девушка нахмурилась и посмотрела на Дерека, тот хмыкнул и пожал плечами, мол ничего не сделаешь.

– Так мы войдем?

– Конечно! – Ферман хлопнул себе по лысине, которую закрывала зеленая шапка-ушанка. – А я, растяпа, забыл вам предложить…

Гости протиснулись в узкую дверь. Эби шепнула Дереку:

– Меня не было здесь месяц, а я уже отвыкла от Бобровских речей.

– А мне приходится появляться здесь чаще твоего. Ты же знаешь, что Ронни не любит онлайн сообщения, а Закари еще не научил голубей разносить почту. – вздохнул Дерек, надувшись и словно превратившись в большого ребенка.

– Но было бы круто, скажи, про голубей, – Эби представила, как пернатые летают из города в город, с прикрепленными к туловищу пистолетами и патронами.

Компания в виде Стэнли могла сконфузить кого угодно. Он был самым старым из их команды, хотя совершенно не признавал свой возраст, шутя своими: «Я в самом расцвете сил», но на самом деле ему было за шестьдесят. Кроме Бобра на фабрике жила Ронни, с красивыми рыжими волосами, вечно завязанными в хвост и с синим запачканным комбинезоном – она любила мастерить. Она выглядела молодо и имела такую внешность, что, взглянув на нее, нельзя было точно определить ее возраст. Ей можно было спокойно дать как девятнадцать, так и двадцать пять. И, пожалуй, она этим даже гордилась.

Третьим участником компании был Химик, чудаковатый парень, присоединившийся к Бобровским некоторое время назад. Говорили, что он был знакомым знакомого, устроившим какой-то химический эксперимент, из-за которого Тени обратили на него внимание. Стэн передал Дереку, что ему написал кто-то из Месяцев, мол, пристройте его, у вас вагон места, а нам нужно приглядывать за парнем, который умеет делать водородные бомбы. А Бобр, как и было сказано, никому не отказывал.

Последним был Тощий Найджел, томный мужчина, что ни с кем никогда не говорил и постоянно выглядел так, будто хотел всех порешить, используя только зубочистку и мыло. Найджел долго отсутствовал. По слухам, он проходил курс психотерапии, после того, как отсидел некоторое время в тюрьме, где заставил одного сидевшего съесть собственные яйца. Тот подавился и Тощему прикрепили к делу умышленное убийство, но Месяца его вытащили. В общем, с ним дело было скверное и никто не вдавался в подробности. А было ли так на самом деле – это уже другой вопрос.

Эби видела Найджела от силы всего пару раз. Он выходил из своей берлоги-подвала разве что ночью, пополнить свои запасы провизии да умыться. Дерек боялся за Стэна и Ронни, что однажды этот псих их убьет, но его уверяли, что Тощий и крысу не тронет. Про крысу было спорно, конечно. Найджел жил в подвале, но никаких существ там не водилось. Табаки говорил, что он их всех сожрал.

***

Многие девы плакали после того, как все случилось. Их дети тоже были там. Их мужья были там. Там был и мой отец.

Они заперли меня в комнате и запретили подходить к окну, поскольку ожидали, что за ними тоже придут. Мы прождали несколько недель в страхе и в постоянной тишине. Наш дом словно вымер и предался скорби. Я понял, что все вокруг были чужие мне. Одиночество, которое ранее я воспринимал как верного спутника, стало проклятием.

К девам приезжали друзья моего отца и выражали соболезнование, в том числе и мне. В те дни мы сожгли почти все свечи, что хранились в подвале. Кто-то пожимал мне руку или похлопывал по плечу. Но все они уезжали и больше никогда не возвращались. Кроме одного.

Мы заглянули друг в друга и поняли, что в нас есть что-то общее. По крайней мере, он не боялся меня и моих особенностей. Мы могли часами сидеть на скамейке. Он рассказывал о своем брате или отце, или вечных проблемах, а я молча слушал.

Он приезжал несколько раз. Говорил со мной. Приносил еду девам. Они его тоже любили, обнимая и ласково называя сынком. Я узнал, что многие девы когда-то знали его мать.

Я как-то спросил его:

– Почему я не видел тебя раньше?

Он ответил:

– Я был здесь всегда. Просто временами находился в другом месте.

Тогда я понял, что пойду ради него куда угодно и сделаю все, о чем он попросит. Он в ответ только смеялся. Даже тогда в нем уже был лидерский дух, хоть он сам этого и не ощущал.

В самый же первый день он назвался Рагнаром.

Big bad world outside – Kodaline

Мы выходим одни

В этот плохой большой мир

Big bad world outside – Kodaline

– Располагайтесь, дорогие, – Бобр засуетился, как какая-то мамаша, встретившая своего сына из армии. – У нас тут пончики, сам готовил, и немного пиццы осталось. Правда, она уже холодная.

Эби, обрадовавшись хоть какой-то нормальной пище, накинулась на все, что ей предложил Стэн, пока Дереку не пришло в голову вежливо от всего отказаться. Сидеть на что-найду-на-кухне диете было такое себе дело. Ферман широко улыбнулся и стал наблюдать, как Эби ест. Ронни была веганом и совершенно не хотела мириться с готовкой Бобра, поскольку тот считал, что чем жирнее, тем лучше. Химик все время запирался у себя в вагончике, а про Найджела и говорить нечего, хотя Стэн заботливо оставлял продукты вечером на столе. Утром они чудесным образом исчезали.

– Нет, Стэн, большое спасибо, но мы пришли по делу к Химику, – вздохнул Дерек и Эби попыталась запихнуть в рот как можно большее количество пончиков, прежде чем встать и промямлить:

– Угу, дело важное…

Бобр тяжко вздохнул и опустил плечи:

– Ждешь их, ждешь… Пончики печешь… А у них и времени на тебя не хватает…

Ферман плюхнулся на старенький диван и тот знатно закряхтел и осел, словно выдыхая. В этом человеке, любителе пива и сериалов, было полно любви и заботы. Дерек вскользь рассказал Эби его историю. Что-то про двух сыновей, которые бросили своего отца ради своей работы и так и ни разу не навестили его. Поэтому Стэнли считал всех участников как своей группы, так и группы Рагнара, самыми близкими людьми. А они взамен старались делать так, чтобы он чувствовал себя немного лучше в этом суровом мире.

Эби с Дереком переглянулись и сели по бокам от Бобра. За месяц, что девушка его не видела, он потолстел.

– Не переживай ты так. – Рагнар положил руку на его плечо и вздохнул. – Ты опять сел на свои очки?

– Да на кой они мне! – отмахнулся Ферман. – Все равно ничего вижу.

– Так их носить нужно, в этом смысл, – произнесла Эби и улыбнулась. Бобр был тем еще чудаком. Однажды Ронни подарила ему тостер, но Ферман подумал, что это машина для сушки носков и чуть не спалил всю кухню.

– Я закажу тебе новые, – кивнул Дерек. – И пару запасных.

Пару минут они посидели так, молча, в качестве уважения. Эби оперлась спиной на Стэнли и закинула ноги на бортик дивана, разглядывая помещение. Ферман болтал с Рагнаром ни о чем, а его низкий приятный голос распространялся по огромному помещению. Так же, как и запах выпечки.

Главное здание фабрики имело один большой зал, где раньше стояли всякие станки и столы, а теперь диван, телевизор, ворсистый ковер на полу и кухня со всяческой техникой и мебелью. Другими обитателями этого помещения были несколько десятков голубей, жившие под двадцатиметровым потолком вместе с пылью и остатками от прежней «шоколадной» жизни.

Кроме зала был подвал, который простирался под всей территорией, и кто его знает, куда уходил еще. Также имелась лестница на второй этаж, где находилась небольшая спаленка и балкон, выходящий во двор и в мастерскую Ронни. Кроме того, на заднем дворе имелись несколько железнодорожных путей, старый домик охранника, где спал Бобр, и парочка старых зеленых вагончиков, покрывшихся ржавчиной, в одном из которых Химик организовал свою лабораторию.

Ферман наконец затих, преисполненный радости от того, что смог поведать Дереку все новости, который счел наиболее важными. Пару секунд они слышали только шум птиц наверху да гудение холодильника. И в этой тишине было что-то такое домашнее и комфортное, что не хотелось уходить. Эби подняла голову и посмотрела на стаю голубей под потолком. Эти птицы обсирали пол, из-за чего Стэнли постоянно приходилось его мыть, и он сделал специальные жердочки подальше от кухни, поскольку отказывался от мысли избавиться от голубей, каждый год приглашая их перезимовать у него. На чердаке у Закари было хорошо, но на фабрике, в тепле (вокруг здания тянулись обогревательные трубы), птицы ощущали себя лучше. Возможно. Они не жаловались. По крайней мере, эти засранцы всегда возвращались. Иногда Эби замечала среди серой массы воробьев или даже чьих-то попугаев, совершивших побег из клетки, но те долго не задерживались. Где-то на территории было небольшое кладбище для животных, о котором знали только сам Бобр и Дерек, который туда притаскивал ту живность, что умирала ночью, пока Закари спал. Но это было раньше, пока Заку не надоели все, кроме голубей.

Они втроем сидели на диване. Эби, думая о пирожном, ожидающим ее дома, Дерек, размышляя о колбах, Бобр, тяжко вздыхая и сетуя на боль в коленках.

Затем Дерек поднялся, решив, что уделил Стэну достаточное количество времени, подняв спортивную сумку с колбами.

– Я собирался заглянуть к Химику, проконсультироваться с ним по одному вопросу.

Эби тоже встала. По оброненному взгляду Дерека она поняла, что он бы хотел, чтобы она осталась с Бобром.

– Эби, побудь здесь со Стэном, пожалуйста, ему наверняка очень скучно. Я не долго.

Девушка сжала губы и недовольно плюхнулась обратно на диван. Бобр довольно улыбнулся и поскреб щетину:

– Сейчас как раз начнется сериал.

– Вот и отлично, – кивнул Дерек и поспешно ушел через боковую дверь на задний двор с вагончиками. Подул свежий холодный воздух и несколько голубей влетели, захлопав крыльями.

Эби вздохнула, сняв куртку, и натянуто улыбнулась, делая вид, что ей очень интересно послушать про сюжет тысячной серии сериала, где персонажи живут в одной квартире и у них постоянно что-то происходит. Стэн, рассказывая, что было в предыдущих сценах, включил телевизор как раз на момент заставки сериала.

Эби, облокотившись на спинку дивана и посмотрев в потолок, поняла, что потом как следует устроит Дереку за то, что тот ее оставил одну, как чей-то знакомый голос произнес позади:

– Это что, новые серии «Соседей»? Стэн, мне срочно нужно знать, беременна ли Райли!

Эби обернулась. На балконе второго этажа стояла Ронни Сирин в своем любимом, вечно заляпанным чем-то, комбинезоне с карманом впереди, где обычно помещались разные отвертки и части механизмов. Рыжая, стройная, энергичная.

Эби выдохнула, радуясь встрече:

– Ро!

Девушка поднялась с дивана почти что с прыжком и поднялась по железной скрипучей лестнице, крепко обняв Сирин.

Ронни улыбнулась, похлопав Эби по спине и потрепав по макушке. Эби отстранилась и Ронни, посмотрев ей в глаза, подмигнула:

– Ну что, как жизнь вечно молодая?

– По-старому.

Сирин относилась к Эби как к племяннице, ну или младшей сестре, которой у нее никогда не было. Ронни росла среди мальчишек и поэтому, когда год назад Дерек привел шестнадцатилетнюю девчушку, отвергнутую суровым миром, Сирин сразу почувствовала к ней родственную симпатию. Ей не хватало женского общества. Единственными женщинами в округе, которых она знала, была Ви (которая была слишком взрослой и серьезной для нее), бармен из подвального кафе (одна сомнительная ночь и переписки в стиле «как-дела» «все-хорошо»), жена старого друга (она говорила только о своей маленькой дочери), да одна дама из Месяцев, работающая в сфере технического обслуживания, с которой Сирин общалась онлайн. Поэтому они с Эби часто зависали вместе, листая старые журналы моды, обсуждая наряды знаменитостей, изучая инструкцию по эксплуатации стиральной машины или бросая друг в друга сырым тестом под недовольные возгласы Бобра.

Ронни была первой, кому Эби рассказала о Дилане, стесняясь и думая, что та попытается отговорить ее. Но Сирин лишь улыбнулась и покачала головой, произнеся тогда:

– Милая, бери от жизни все, что хочешь.

Эби нравилось общество Сирин, хотя та и любила порой побыть одна, работая со своими программами и механизмами, абстрагируясь от все и вся. Но, как и тишину, Ронни любила и покричать, похлопать дверьми, а на следующий день идти и легко извиняться, словно ничего и не произошло. Она была вспыльчива, готовая в любую секунду ворваться в бой, представляя собой бесконечный двигатель внутри хрупкого миниатюрного тела.

Вивиан, когда однажды разговор зашел на эту тему, сказала о Сирин так:

– Она Овен, родившийся в полнолуние.

Как будто это все объясняло.

– Ну что, Стэн, беременна или нет? – спросила Ронни, облокотившись на перила балкона.

Бобр в ответ засмеялся.

– Черта с два!

– Я знала! – Сирин подняла руки вверх, победно крикнув, словно лошадь, на которую она поставила, первой оказалась на финише. – Йи-ха! С тебя пять баксов!

– Ладно, уж, вымогательница. – проворчал Стэн, но не смог скрыть улыбки. Эби с удивлением посмотрела на Ронни, та пожала плечами:

– С азартом намного интереснее. Хотя иногда мне кажется, что Стэн специально поддается, чтобы увидеть, как я радуюсь.

**

Стэнли развалился на диване и смеялся с новых сцен своего любимого сериала «Соседи». Ронни ушла обратно к себе в мастерскую, прихватив с собой несколько пончиков, она сказала Эби, что Месяца ей прислали старые варианты роботов-разведчиков и разрешили с ними повозиться и разобрать. Эби же примостилась на бортике диванчика и задумалась обо всем, что происходило в их делах. Она посмотрела в сторону двери, ведущей на задний двор и вздохнула. Что же находилось в колбах? И когда они узнают ответ, что изменится?

Ощущение неизвестности неприятно прошлось по позвоночнику и Эби вздрогнула, отгоняя прочь нехорошие мысли. Она посмотрела на Бобра, которому для счастья всего лишь нужна была его команда и веселое шоу по телевизору. Эби улыбнулась, наблюдая за Стэнли, держащегося от смеха за живот и чуть подпрыгивающего на старом скрипучем диване, от особо эмоциональных сцен. Только здесь, вдали от ее настоящей семьи, она чувствовала себя дома.

Персонаж в телевизоре влип в какую-то неловкую ситуацию и Ферман взорвался новой порцией хохота одновременно с закадровым смехом:

– Не, ну ты видела? Видела? А он его лицом в салат! Аха-ха!

Вдруг сзади послышался скрип старой железной двери. Эби обернулась и нахмурившись, стала толкать Бобра в плечо:

– Стэн.

– Аха-ха! И соус стекает с усов!

– Стэн, очнись.

– Бедный парень! Ты посмотри!

– Стэн, черт возьми!

– Что?

Ферман оглянулся и сразу же сменил выражение лица. Он нажал на пульт и телевизор замолк. На фабрике повисла тишина, пресекаемая лишь порханием голубей наверху.

Из подвала вышел Тощий Найджел. Он был худ, с щетиной на лице и с синяками под глазами, в какой-то грязной рубахе и обвисших штанах. Он выглядел так, словно умер вчера, или всю ночь дрался с крысами. Дух заброшенной остановки.

– Найджел… Хочешь пончики? – неуверенно спросил Стэнли. Парень не ответил и обвел комнату презрительным взглядом, остановившись на Эби на секунду дольше, чем следовало бы. По спине девушки пробежали мурашки.

Тощий прошлепал до холодильника, взял бутылку газировки и снова скрылся в подвале. Все это он проделал в тишине и молча. Эби представила, что Найджел точно бы оказался убийцей в «мафии».

– И часто он выходит из своей норы?

– Не так часто, как хотелось бы. – Ферман скривился, словно увидел, как его пиво кто-то выливает в раковину. – В основном по ночам.

– Совсем он у вас одичал. – Эби посмотрела на Бобра. – Не боишься, что он когда-нибудь… ну, слетит с катушек?

– Тогда он будет походить на нас, – хмыкнул Стэнли, и девушка тоскливо улыбнулась. – Не хотел бы на него сильно напирать, но в последнее время он совсем ослаб. Грустно видеть, как твой друг страдает, и при этом не в силах ему помочь. Мы стараемся его не трогать по возможности.

Эби вжалась в диван и выдохнула. Страшно было даже думать о том, чтобы с кем-то из Детей Рагнара случилось нечто подобное.

Поскольку братом Найджела был Леший, который умер в Тот-Самый-Сентябрь.

***

Обратно они шли, когда снова пошел снег, он падал словно в замедленной съемке, большими хлопьями. Зимой темнело быстрее, и небо уже окрасилось вялой чернотой. Они шли по улице, на обратный путь выбрав другой маршрут, поскольку с исчезновением света, опасность закоулков подступала все ближе и ей было не важно, являешься ли ты Тенью или нет.

Оба молчали, Дерек, неся с собой спортивную сумку, которая смялась из-за пустоты, Эби, обнимая пакет с теплыми пончиками. Она вспоминала образ Тощего Найджела из подвала, его отчаяние, что приобрело форму тоскливого выживания. Будто это исчерпало его, все интересы и мечты, так долго набирающие мощь на бумаге жизни и так резко стертые.

И хотя горе не имеет времени, после событий Того-Самого-Сентября прошло уже восемь лет. За это время вдовы снова выходят замуж, матери, похоронившие своих детей, стареют, а братья и сестры… Что ж, они продолжают свой путь. Постепенно все забывается, превращается в вереницу спутанных, замыленных событий, которые неприятно вспоминать. Но что же произошло с Найджелом, что он застрял на бесконечной ступени своего умирания? Наверняка, он подумывал закончить со своими страданиями. Но так и не смел шагнуть вперед.

В кодексе Теней сказано, что самоубийство должно отпеваться также, как и любая другая смерть. Поскольку, чтобы убить человека – нужна внутренняя сила, но, чтобы убить самого себя – нужно дойти до точки отчаяния. В морали человечества зафиксировано, что умереть от своей руки – это грех, но для Теней грех то, что ты не успел спасти этого человека.

Эби больше интересовала другая сторона смерти, когда ты сам забираешь душу чужого человека. Поскольку в кодексе также было сказано, что новому участнику команды следует пройти инициацию, а именно сделать то, на чем квалифицируется его команда. Эби поспрашивала всех Теней из группы Дети Рагнара про их инициации, но никто не дал ей внятного ответа. Это было какое-то сугубо личное дело, особое, которое ты прячешь глубоко внутрь себя.

Эби частенько осторожно наблюдала за тем, как Дерек готовится к очередному заданию. Он всегда прежде, чем согласовать и взять дело, тщательно читал историю цели. И если в графе задания значилось «подлежит ликвидации», а человек по его меркам действительно заслуживал смерти (хотя кто мы такие, чтобы решать?) то он отвечал на дело положительно. Если же нет, то Февралю приходилось приводить тысячи доводов о том, что этот человек плохой и вскоре натворит дела еще хуже.

– Раз ты всех так жалеешь, почему решил стать тем, кто устраняет объект? – спросил его как-то Кристиан, глава отдела Эплонроуда, сектор Б, кресло девятнадцать, группа Февраль.

– Кто-то же должен, – ответил Дерек. – К тому же я не жалею, просто не люблю несправедливость.

Исполнителями этой работы среди Детей Рагнара были сам Дерек и Табаки. Дерек работал с оружием на дальних расстояниях, Табаки же, любил махать кулаками. Ви привлекали к делам, то если цель была особо скрытная или… женского пола. Дерек каменел, если слышал женский плачь, а Табаки просто было не интересно, когда человек не может дать сдачи. Закари же выходить на дела было запрещено. И говорить о том, что Закари выходить на дела было запрещено, тоже было запрещено.

А Эби только предстояло с этим столкнуться.

Перед входом в подъезд, Эби сняла шарф и протянула Дереку, но тот лишь отмахнулся:

– Тебе нужнее.

***

Зайдя в квартиру и сняв верхнюю одежду, Эби первым делом кинулась на кухню, проверить, было ли там пирожное. Она плюхнула пакет с пончиками на стол и в предвкушении распахнула холодильник.

Пирожного там не оказалось.

Девушка сначала не поверила и на всякий случай, подвигала туда-сюда молоко и пачки творога, вдруг, пирожное потерялось среди пустоты. Но потом Эби стало обидно. Единственное, что напоминало ей о чем-то хорошем, и то кто-то съел. Она сжала кулаки и приготовилась к схватке с тем, кто покусился на святое.

Порой такое случалось. Как, например, Дерек утром себе заваривал кофе и, отвлекшись, обнаруживал, что его кружка пуста, а в раковине гора немытой посуды.

Дерек исчез в своей комнате, а из коридора донеслись какие-то звуки. Эби пошла по горячим следам и ворвалась в ванную, готовая атаковать.

В ванне, в воде, покрытой пеной, лежал Табаки. Он вздохнул и приоткрыл покрасневшие глаза:

– Это я съел пирожное… Так и думал, что это твое.

– Оно было от Дилана, – Эби смягчилась и, прикрыв за собой дверь, чтобы не сквозило, облокотилась на стиральную машинку.

Табаки принимал ванну только в двух случаях. Первый – если он выходил на дело и ликвидировал человека. Второй – он начинал слишком сильно вонять, когда неделями без заказа тусовался в своей комнате, среди коробок из-под пиццы и вороха вываленной одежды из шкафа. Тогда Вивиан насильно заставляла его помыться как следует, капая в воду специальные ароматические масла и шлепая Табаки мокрым полотенцем, чтобы тот наконец прибрался в своем срачельнике. Очевидно, до второго случая еще не дошло.

Горячая ванна была его способом справиться со своей пустотой. Его руки становились красными и трескались от того, что он их часто тер. Ему постоянно казалось, что на них чужая кровь. При Эби Дерек вытаскивал Табаки из этого состояния лишь раз, когда тот зашел за свою черту «что-смерть-в-гости-ждешь» и чесал порез снова и снова, с безумными глазами, покрываясь полностью красной жижей так, что та капала на ковер, оставляя за собой высохшие бордовые лужицы, которые невозможно было отстирать…

Дерек много раз просил Табаки закончить с делами и не выходить на вызовы, но как оба не старались, Табаки все же был профессионалом в своем деле и в некоторых ситуациях был незаменим. Но иногда он перебарщивал с травяными настоями (хотя Дерек с Ви часто проверяли его комнату на запрещенные вещества) или замыкал круг, снова и снова ковыряя ранки, и тогда на помощь приходил Дерек. Молча и терпеливо укладывая друга в постель, перевязывая ему раны или прикладывая к горячему лбу холодное полотенце. А Табаки молча и терпеливо разрешал ему помогать, в тысячный раз говоря, что он больше так делать не будет. Дерек кивал, соглашаясь и веря в тысячный раз, и все же вкручивая особые лампочки ему в люстру с голубоватым светом, принюхиваясь, стоя рядом с ним, а также внимательно следя за его новыми ранами, а еще ногтями, под которыми могла быть захоронена кровь.

– О, ну тогда не жалко, – хмыкнул Табаки.

Его карие глаза стали красными от того, что он их тер. Табаки погрузился в ванну почти полностью, снаружи осталась только голова. Он смотрел вперед, не фокусируя ни на чем свой взгляд.

Эби осела на коврик и обняла колени руками. Ей почему-то захотелось поговорить с Табаки. Иногда Эби казалось, что он как никто понимает ее.

– Каким ты был, когда был маленьким?

Парень фыркнул:

– К чему такие вопросы?

– Да так… Ты хоть представлял, что вся твоя жизнь обернется именно так, чтобы привести тебя сюда?

– Нет.

Эби услышала, как он вздохнул и провел рукой по воде, собирая пену и водружая ее себе на голову.

– Как по мне, это лучшее место, в котором мне удалось задержаться за последние несколько лет.

– И где же ты был до этого?

– В ужасной вонючей норе. Как кролик. Но теперь я перестал быть кроликом… Пришлось.

– Как звали этого кролика?

Табаки редко, когда выходил на такие откровенные разговоры. Он привык замыкаться, выставляя напоказ лишь радужную оболочку, за которой пряталось нечто большее. Эби затаилась, чувствуя особенность момента.