
Полная версия:
Обретая себя
– Мне очень жаль, но ваш ребенок не выжил. Повреждения были слишком серьезными и когда вас доставили к нам, ребенок уже был мертв, – твердо и уверенно произнес мужчина. Он хотел оставаться безмятежным, беспристрастным, ведь он врач, у него есть обязанности, он считал, что должен быть таким холодным на работе. Но, глядя в данную минуту в глаза своей пациентке, его броня разрушилась. Он как будто бы физически почувствовал, как обрубил корень ее жизни, увидел, как ее непонимающий взгляд сменился осознанием, обнажая на ее лице гримасу ужаса и боли.
Кристина начала бешено дергаться, пытаясь встать, и тут же ощупывала свой живот, ее крик взбудоражил и рассеял тишину в отделении. Доктор пытался ее успокоить, придерживал, но все было бес толку, Кристина кричала во все горло, звала своего ребенка, своего сыночка.
Прибежала медсестра и следом за ней вошла та самая Ирина Ивановна, психиатр.
– Кристина, Кристина, – начали они все звать ее, но было бесполезно.
– Где мой сын? Я хочу к нему! Он не мог умереть, верните мне моего ребенка! – орала она, но без слез, были только дикие вопли.
– Ирина Ивановна, что будем делать? – спросил молодой врач.
– Ничего, в таком состоянии невозможно поговорить с ней, введите ей успокоительное, я зайду позже, и родственников не пускайте, я сначала поговорю с ними, – спокойно дала распоряжения Ирина Ивановна и вышла из палаты.
Она была женщиной средних лет, опрятно одетой и приятной внешности. Войдя в небольшую комнату, вроде холла, где находились муж Кристины и мама, Ирина Ивановна поприветствовала их и пригласила пройти с ней.
– Как моя дочь? С ней все в порядке, бедная моя девочка, – не в силах остановиться от рыданий, спрашивала Мария Васильевна. Вова же нервно и молчаливо сидел.
– Мне очень жаль, что с вашей семьей произошло такое, и я очень сочувствую вам, но я вынуждена поговорить о состоянии вашей жены и дочери, – начала психиатр, глядя то на Вову, то на Марию Васильевну.
– Как она сейчас, ее жизни что-то угрожает? Мы ничего не знаем, нам только позвонили и сообщили без подробностей, – наконец подал голос Владимир.
– Физически она стабильна и, не смотря на то, что при операции были осложнения, сейчас ее жизни ничего не угрожает. Хотя реабилитация будет длительной, ведь Кристина получила множество травм, об этом вам позже расскажет ее лечащий врач. Главное сейчас, это ее психическое состояние. Да, вы все потеряли этого малыша, но для нее все иначе. Кристина уже мать и она будет чувствовать себя не просто опустошенной и лишенной ребенка. Для нее он уже давно ее сын, и она уже много раз представляла его жизнь, так что ей будет куда хуже, чем вы думаете, она как будто потеряла часть себя.
– Что вы от нас хотите? – язвительно и раздраженно спросил Вова, – поддержки и понимания?
– Мы поможем ей преодолеть эту утрату, – сказала Мария Васильевна, уставившись опустошенным взглядом прямо перед собой.
– Нет, в том то и дело, что поддержка не поможет. Ей наоборот необходимо выстрадать эту боль, прочувствовать, впустить в себя. Только тогда она сможет жить дальше, и только тогда, когда сама захочет, а вы просто должны быть рядом.
Разговор с психиатром не сильно повлиял на Вову, и тот не раздумывая первым делом, отправился к своему дружку заливать свое горе. Хотя, неизвестно, было ли для него это горем, может в душе он ликовал, что судьба избавила его от такой ответственности, но виду не подавал.
После разговора с психиатром Мария Васильевна нашла медсестру и спросила о состоянии дочери.
– Она сейчас спит, ей дали большую дозу успокоительного и обезболивающее. Нужно время, чтоб она оклемалась, – грустно и сочувственно объяснила Алена.
– Когда я смогу ее увидеть? – дрожащим голосом спросила Мария Васильевна.
– Послушайте, я знаю вам очень тяжело, ведь она ваш ребенок и она потеряла вашего внука, но ради нее вы должны быть сильной и пойти домой, выспаться и завтра уже придете, тогда вас пустят, – сказала медсестра, подавая салфетку бедной женщине.
– А если ей станет хуже или…? Нет, я останусь.
– Мария Васильевна, Божечки, какое горе, нам так жаль, – с шумом и гамом вбежали в отделение Наташа и Максим, они стали обнимать и утешать маму Кристины, и та естественно расплакалась еще больше. Наташа тоже не сдерживалась и поддержала Марию Васильевну, Максим же сохранял стойкость, но был очень подавлен и со слезами на глазах.
После разговора с врачом, который оперировал Кристину, они все втроем вышли из больницы.
– Мария Васильевна, я вас в таком состоянии никуда не отпущу, – заявила Наташа, – сегодня останетесь у меня, а завтра вместе отправимся к Кристине.
– Спасибо, милая, спасибо, – устало и покорно произнесла женщина.
Они сели в новенькую деву Наташи и тронулись с парковки, Максим проводил их озадаченным взглядом, а потом развернулся и вошел в больницу. Сунув медсестре пятьсот рублей, Максим вежливо попросил впустить его к Кристине в палату на пять минуть.
Войдя, Максима сразу пробила дрожь, его скулы на лице сжались, а кулаки непроизвольно сократились в кулаки. Кристина и впрямь вселяла немного ужаса, все эти приборы, кислородная маска, травмы, швы, синяки, гематомы, опухлость половины лица, мгновенно вызывали жалость, а осознание того, что кроме самой аварии она еще и потеряла ребенка, просто убивало Максима. Он понимал, что так просто Кристина не выкарабкается из этого, и в данную секунду он поклялся себе, что будет рядом, не смотря ни на что.
Спустя час Максим уже был возле съемной квартиры Кристины и Вовы. Постучав, он в ответ услышал только матерные слова. Максим открыл дверь и вошел, его взору открылась неприятная картина: Вова сидел на полу в кухне с бутылкой водки в руках, вокруг царил полнейший беспорядок, сам же Вова был уже сильно пьян.
– Когда ты только успел нажраться?
– А ты кто такой, чтоб мне указывать, что делать, а ну пошел отсюда, – разозлился Вова и попытался встать, ему это не удалось.
– Господи, ты только посмотри на себя, ты же ничтожество, мразь! Мало того, что столько времени ты обижал Кристину, так еще и поступаешь как последний ублюдок, тогда когда ей нужен. Ты же отец этого бедного ребенка, как ты можешь просто взять и отвернуться от своей жены, – начал приходить в ярость Максим.
– Я тоже переживаю, и это мой способ справится со своей болью. Я не виноват в том, что она такая дура, сама поперлась куда то, дома ей, видите ли, не сиделось. Она во всем виновата, она хотела этого ребенка, и теперь я должен мучится из-за нее и жалеть ее? Да пошла она. Да пошел ты! – грозно заявил Вова, и шатаясь в разные стороны встал на ноги, попытался толкнуть Максима.
– А знаешь, это даже хорошо, что ты, наконец, показал свое истинное лицо. Ей будет лучше без тебя, и я клянусь, сделаю все, чтобы она больше не губила свою жизнь рядом с тобой.
Максим быстро вышел, ему было противно, и он еле сдерживался, чтоб не избить Вову до полусмерти. Вова не унимался и побежал за ним следом, стоило ему только тронуть Максима, как тот тут же впечатал ему кулаком в лицо.
Максим молча, взглянул еще раз на лежавшего на полу Вову и ушел.
Кристина пришла в себя ночью, когда возле нее никого не было. Минут пять она безжизненным взглядом осматривала все вокруг. Потом сознание ее начало проясняться и она начала ощущать физическую боль.
Болело все, от самого живота, где была прооперирована, до мелких царапин и ссадин. Она медленно начала ощупывать себя, при этом дыхание ее участилось, и она начала наполняться диким страхом и ужасом вся без остатка, как сосуд наполняется водой. Это чувство было подобно клаустрофобии и агорафобии одновременно. Кристина попыталась сесть, но боль была слишком свежей и сильной, так что при этом из нее вырвался звук, напоминающий рев животного. Прибежала медсестра Алена.
– Кристиночка, не вставай, лежи, ты еще совсем слаба, – начала укладывать ее в кровать Алена, – сейчас воды дам, вот попей.
– Где мой сын? – еле слышно спросила Кристина, медсестра только печально вздохнула, и, проигнорировав вопрос, сказала Кристине еще поспать. Кристина схватила Алену за руку и пристально посмотрела ей в глаза.
– Прошу, просто скажи, где он? Я должна увидеть его, – требовательно просила Кристина.
– Его тело в морге. Его разрешили забрать и похоронить как ребенка, хотя он считается плодом, так как погиб в утробе, но ваша мать была очень настойчива, и руководство больницы согласилось, – объясняла медсестра
– Стоп, заткнись. Не говори больше ни слова… Просто, отведи меня к нему, – с обезумевшими глазами требовала Кристина.
– Я не могу. Вам нельзя. Вы не можете, ваши травмы были очень серьезными, и операция была тяжелой, вообще то, вас еле спасли. Вам нужен покой, вставать еще нельзя, да и стресс противопоказан.
– Что? Стресс противопоказан? Что ты несешь? Не надо было вообще меня спасать, лучше бы я умерла, – наконец хватка Кристины ослабла и она расслабилась на кровати, отвернулась, а из глаз тихо потекли слезы.
– Ох, мне так жаль, но не говори так. Все наладится, ты еще будешь счастлива, но пока тебе надо выздороветь, – Алена быстро ввела в капельницу снотворное и взяла руку Кристины, слегка погладила. Этот жест еще больше помог Кристине осознать, что все реально, что все произошло на самом деле, что люди вокруг ей сочувствуют, и что терпеть это просто невыносимо, а потом она провалилась в сон.
Максим так сильно переживал за подругу, что не мог ни работать, ни пить, ни встречаться с другими людьми, у которых в жизни был лишь хаос и веселье. Ему сейчас хотелось больше всего забрать всю боль Кристины, оградить ее от переживаний, ведь он очень любил ее, и дорожил, как своей собственной сестрой. Он стоял у открытого окна и жадно затягивался сигаретой, когда зазвонил его мобильный.
– Максим, привет, ну как ты там, брат? – спросил в трубке знакомый низкий голос старшего брата.
– Тебе не все равно? – язвительно и беспристрастно ответил Максим.
– Если бы это было так, я бы не переживал так за тебя и не названивал чуть ли ни каждый день, – вздохнув, сказал он.
– Что ты опять хочешь от меня? Я по-прежнему гей, и я все еще не вернулся в универ, и да, я продолжаю работать в ночном клубе и веду разгульную жизнь. Доволен? Теперь отвали от меня, – вызверился Максим на брата и отключил их разговор.
Сейчас внутри он весь кипел. Наверное, впервые он все так открыто высказал брату, без страха, без сожалений, как есть. Конечно, Максим был зол вовсе не на Константина, но, к сожалению, тот попался под «горячую руку».
Максим открыл холодильник, и хотел было достать выпивку, но передумал и выпил стакан воды, и тут опять позвонил Константин.
– Макс, ты успокоился?
– Не до конца.
– Что стряслось? Ты сам не свой, все в порядке?
– Нет, – повисла пауза.
– Может, поделишься?
– А тебе оно надо? У тебя своя жизнь, ты крутой, успешный и идеальный, – язвительно произнес Максим, – а наши земные проблемы и беды тебя стороной обходят, да вообще, наверное, мало волнуют.
– Что за бред ты несешь, братишка!? Я такой же человек, как и ты, и умею, и чувствовать и сопереживать. Не делай из меня робота, пожалуйста.
Повисло молчание. Спустя минуту Максим начал.
– У моего друга, точней подруги близкой, несчастье, она попала в аварию и ее ели спасли. Сейчас она в больнице, ей очень больно и тяжело. Я просто очень за нее волнуюсь, понимаешь…? это все что я могу тебе сказать…
– Блин, брат, сочувствую, она молодая?
– А что я бы со старухой дружил? Конечно же, мы одногодки.
– Ну, ты там не раскисай, ты же мужик, будь рядом, поддерживай. Главное же, что она жива, брат, а все остальное можно исправить, – пытался подбодрить его Костя.
– Да, ты прав, спасибо. Я пойду, ты извини, что я сорвался.
– Ничего. Давай пока. Звони, если что. Точнее звони всегда, когда захочешь поговорить.
По прошествии всего пары дней, Кристине так и не стало ни капли лучше, но психотерапевт утверждал, что начался процесс принятия ситуации, а это уже не мало. Маму Кристины и Максима это мало успокаивало. Они постоянно были рядом, хоть она и не разговаривала с ними, а все попытки выйти с ней на контакт заканчивались ужасающим криком и приступами агрессии у Кристины. Врачи делали, что могли, ее раны заживали, швы затягивались, ушибы становились синяками.
За окном в полном разгаре господствовала весна: пели птицы, теплый ветерок колыхал листву, люди оживленно гудели, как рой пчел. Кристина уставилась в окно. Ей много раз говорили, что ей пора встать, и пытались помочь, но все было без толку. Кристина ничего не хотела. В дверь постучали, но не дождавшись ответа в палату вошла женщина-психотерапевт для очередного сеанса и психоанализа. Кристина понимала ее подход и знала все методики, которым прибегала доктор, это помогало ей отвлечься, когда она вспоминала о своей учебе.
– Кристиночка, не спишь, я могу войти?
– Вы уже вошли. – Резко заявила пациентка.
– Отвечаешь. Уже хорошо, – врач присела на стул, – послушай, я желаю тебе только добра…
Кристина хмыклула, точнее усмехнулась, но доктор продолжила.
– Я имею в виду то, что не хочу, чтоб ты оказалась в психиатрическом отделении, – более строго произнесла психолог, – там нет ничего хорошего, и там тебе только хуже будет. Просто напичкают антидепрессантами.
– Мне все равно, – не глядя на врача, сказала полушепотом Кристина.
– Нет не все равно, и ты это знаешь, ведь ты тоже психолог, мы коллеги. Я знаю, что ты все понимаешь. Ты должна взять себя в руки. Только ты сможешь прекратить свои страдания. Никто не просит тебя забыть все, это невозможно. Но ты можешь вернуть себя, свою жизнь, начать все заново, милая, только дай себе шанс и все наладится.
Кристина глубоко вздохнула, и по щекам потекли слезы.
– Не держи все в себе, поговори с кем-то. Пусть не со мной, но с тем, кому доверяешь.
– Уходите.
– Ой, девочка… – вздохнула печально докторша.
– Хватит говорить мне, что делать, просто уходите.
Вечером в этот же день к Кристине пришел лечащий врач, тот самый, что оперировал ее.
– Ну как мы сегодня? – оживленно поинтересовался доктор, – буянить будем?
– Нет, доктор, нет сил больше, – призналась бедная девушка.
– Вот и умница, – он начал осматривать ее живот и слушать грудь, – через недельку выпишем тебя.
Кристина вдруг запаниковала и схватила врача за руку возле локтя, тот замер.
– Я…я хочу увидеть его, пожалуйста… – слезы текли без остановки, – мне не разрешают, но я умоляю, мне, мне надо попрощаться…
После долгой паузы доктор присел на край кровати.
– Я сегодня дежурю. Ночью смогу провести тебя в морг. Хоть это и запрещено. Блин, в такое положение меня ставите, юная леди, – буркнул себе под нос доктор, – никто не должен этого знать, психотерапевт ваш против этого категорически, говорит, что твое состояние крайне не стабильно и это тебе только навредит.
– Я прошу вас, – умоляюще твердила Кристина, – завтра его заберут и похоронят… я, я не буду на похоронах… я не смогу.
– Я приду вечером, отдыхай.
За окном темная ночь, хоть на часах не так много, но в Крыму всегда так, это ж не Питер с его белыми ночами. Кристина уже стояла у окна, нервно теребя ткань халата. Сегодня к ней наведалась мама и Наташа, очень сильно опекая ее и жалея, это уже сводило Кристину с ума.
Стук в дверь, кровь хлынула от сердца и промчалась по всему телу. Спустя пять минут Кристина безмолвно рыдала над маленьким безжизненным тельцем своего малыша. Она поцеловала его ручки и повесила на шейку синюю ленточку с маленьким крестиком, которую принесла медсестра без всяких вопросов, родных она не стала просить об этой услуге.
– Маленький мой, теперь ты в лучшем мире. Я люблю тебя. Прости меня. Мы еще встретимся.
Стоявший в углу врач, с грустью наблюдал и контролировал ситуацию. Неожиданно для него Кристина вела себя спокойно и он не пожалел о своем решении.
Войдя в палату, Кристина обернулась.
– Кто одел его?
– Что?
– Он ведь в костюмчике. Кто одел его?
– Я.
– Спасибо.
Они грустно переглянулись, и Кристина вошла в палату.
Утро встретило всех жителей Симферополя проливным дождем.
Максим уже два дня не появлялся у подруги. Тяжело ему было. Но сегодня он нужен ее семье. Зная, что похороны будут в родной деревне Кристины и что там в любом случае нужна будет помощь, он немедленно отправился на встречу с мамой Кристины и Наташей.
Все сделали оперативно, никто не хотел долго затягивать и без того трагическое событие. Похоронное бюро сделало все быстро. Собралось мало людей, так как не многие решились прийти на похороны мертворожденного ребенка. Хоть знали о трагедии уже и в соседней деревне, но сплетни и слухи для народа важнее правды. Нафантазировали бредятины всякой и живут с ней. Нормальные же люди приходили и соболезновали.
Никто не тревожил Кристину в этот день и не просили быть на похоронах. При желании она могла бы быть здесь, физическое состояние позволяло отлучиться из больницы, но она не смогла. Все понимали. Кристина же вышла в часовню при больнице. К ее счастью людей там не оказалось, она не планировала ничего говорить, а просто хотела помолиться за сына, но слова так и хлынули потоком из нее.
– Зачем? Зачем ты отнял его у меня? За что? Я же всегда старалась жить по твоим заповедям. Зачем так жестоко отобрал самое святое? Частицу меня самой, мою кровиночку. – Слезы тихо потекли по щекам, Кристина продолжила монолог с Богом:
– Я ведь хороший человек, и осознанно никому не навредила. Как ты посмел сотворить это со мной!???! – Громко и отчаянно закричала она и рухнула на пол.
Бедной девушке стало больно, все тело заныло, а шов разболелся, нельзя ей еще так резко двигаться.
– Я же верила в тебя, а теперь все бессмысленно… все отвратительно и мне все равно. Теперь я тебя не боюсь, можешь делать, что хочешь со мной, отправь меня в ад, мне плевать. – Вновь закричала она, обращаясь к иконам. Затихнув на минуту и нервно всхлипывая, Кристина продолжила свою отчаянную речь:
– А может, тебя и нет вовсе, может люди просто стадо, подчиняющееся своей фантазии и иллюзии Бога? Что молчишь, теперь тебе весело? – Кристина вся иссякла, попыталась подняться, но не смогла. В этот момент ее за талию подхватили мужские руки, она узнала их.
– Максим, – она бросилась, в объятия друга, горячо рыдая.
– Тише, тише, я здесь, всё, всё, пошли… Господи, бедная ты моя.
Спустя время Кристина лежала в кровати в полудреме от лекарств. Максим держал ее за руку и тихо успокаивал. Ее безжизненные, стеклянные глаза смотрели прямо на него.
– Я пришел к тебе, а тут пусто. Расспросил и выяснил, что ты в часовне, когда пришел… – Максим сделал паузу, его скулы сжались, а мышцы лица дернулись, – я не сразу подошел к тебе, прости, замер, от увиденного. Я знаю, что тебе плохо, но не думал, что все так… ты другая.
Кристина ничего не говорила, не могла, голос охрип, и клонило в сон.
Максим знал, что она хочет услышать, и не важно, как больно и тяжело, она точно хочет.
– Все прошло, как должно было. Похоронили. – Сделал паузу, чтоб она осознала, – тебе никто не может дозвониться, глупые, думают, что ты болтать будешь по телефону.
– Спасибо, что приехал и рассказал, – засыпая, еле слышно, произнесла Кристина.
– Я с тобой, Веснушка, поправляйся, – поцеловал ее в лоб, Максим направился к выходу.
Наступил день выписки. Близкими людьми Кристины, было решено забрать ее домой; по их мнению, в родном селе, ей будет легче справиться с утратой, заручившись поддержкой родной мамы и сестренки. Правда никто не подумал, что и Вова тоже вернулся домой к матери и скорее всего будет попадаться ей на глаза, теребя и без того кровоточащую рану.
Максим забрал вещи подруги со съемной квартиры, а Наташа привезла маму Кристины. Максу было неловко, что везде их возит Наташа и подумал, что пора бы взяться за ум и обзавестись своим транспортом, более безопасным, чем его «железный друг», стоявший в гараже.
Стоял прекрасный весенний день. Все кругом пыхтело и бурлило новой жизнью. Хорошо, что хоть что-то неизменно в этом мире: птицы продолжают петь, цветы и растения расцветать, а солнышко ласково греть.
В палату к Кристине вошел врач.
– Здравствуйте, всем, – обратился он к присутствующим, те поздоровались в ответ, Кристина одевалась, ей помогала Наташа.
– Доктор, как моя дочь, будут какие-то рекомендации? – волнительно спросила Мария Васильевна.
– А как же, вот вам выписка, а вот назначения, но это только по моей части, так сказать, сейчас еще зайдет психотерапевт, – спокойно произнес врач, обращаясь к Кристине, добавил, – не попадайте к нам больше. Всего хорошего!
– Доктор, – Кристина задержала его, – спасибо Вам, за то, что сделали для меня!
Он все понял, это благодарность, не за то, что он спас ее, а за то, что дал увидеть сына.
– Береги себя.
Спустя минут пять, когда все вещи были собраны и Наташа пошла за машиной, в палату заглянула психотерапевт и попросила маму Кристины поговорить с ней наедине, где рассказала о душевном состоянии ее дочери, о нужном внимании и приемах отвлечения ее от самобичевания.
Кристина стояла у окна. Вид у нее был, мягко говоря, не «свежий»: она давно нормально не мылась, лицо ее было искаженным, глаза заплаканные, под ними мешки, веснушки больше портили вид, чем украшали, а рыжие длинные волосы небрежно висели как солома – и ей было плевать. В руках она держала выписку и читала полушепотом свой диагноз, вырывая только отдельные фразы: « Тупая травма живота. Ушиб передней брюшной стенки. Отслойка плаценты. Острая гипоксия плода. Внутриутробная смерть плода» – последние слова, как ножом по сердцу.
Стук в дверь, прервал ее мрачные мысли.
– Милая, я знаю, что тебе плохо, – начала врач, свою работу, – но я должна сказать тебе последние напутствующие слова.
– Делайте, что должны, – разрешила Кристина. Максим стоял у дверей с сумками в руках и ждал подругу.
– Перинатальная потеря вызывает много чувств – боль, обиду, страх, гнев на несправедливость судьбы. Все эти чувства будут возникать у тебя, Кристина. Обычно переживание потери происходит в течение года. Год – это время, которое потребуется твоему телу и психике справиться с этой бедой, восстановиться и двигаться дальше без страха и тревоги, не перенося травму потери ребенка на новую беременность. Конечно, важно, чтобы была поддержка со стороны близких людей и профессионала. – Вошла во вкус доктор, рассказывая быстро, но акцентируя внимание на отдельных, значимых словах. Кристине, видимо, стало этого достаточно, а может и чересчур.
– Стоп, остановитесь, прошу, – потребовала она, – ни о какой беременности в будущем и речи быть не может. Хватит этих речей, что я должна смотреть в будущее и начать жить ради чего-то, чего сама не хочу. И прошу, не говорите мне, как пережить мое горе, на то оно и мое, это мне решать.
Кристина, больше не говоря ни слова, просто вышла из палаты. Ей хотелось со всех ног пуститься наутек из больницы, но все что она могла, это медленный шаг.
Выйдя на улицу, она прищурилась от яркого света, и поток свежего весеннего ветра обдул ее с ног до головы. На секунду ей стало хорошо, но осознание того, что она вышла отсюда без своего малыша, вонзилось, впилось в ее душу как кинжал и стало медленно ковырять и без того глубокую рану.
Вдруг к Кристине, прихрамывая, подошла девочка и своими маленькими ручонками обняла за талию.
– Папа, папа, это она, эта тетя меня спасла, я узнала ее, папа смотри какие у нее волосы, как у принцессы, я же говорила тебе, что меня спасла принцесса! – затараторила девочка. Кристина сразу узнала Машу и непроизвольно улыбнулась.
– Я так рада, что ты в порядке, милая, – сказала Кристина, поглаживая светлые кудряшки девочки.
Папа Маши подошел вместе с пожилой женщиной, которая была вся в слезах.
– Спасибо Вам, спасибо огромное, что помогли моей внучке, что не бросили ее, – начала благодарить женщина и заключила Кристину в свои объятия.
Кристина взглянула на мужчину, он стоял немного в стороне, и вид у него был двоякий, и печальный и благодарный.