Пшеничная вдова

«А лучше готовьтесь броситься с башни», – подумала Исбэль, но не нашла в себе силы сказать это вслух.

На самом деле принцесса не совсем понимала, чем отличается мужская сила от мужской немощи, она с готовностью сказала бы, что у Реборна очень много мужской силы, не каждый способен залить улицы кровью, уничтожив целую армию, королевскую стражу и почти весь флот. Впрочем, не до конца понимала она и как отбирается честь у девушки, знала только, что сделать это может каждый мужчина и бывает это очень страшно. Взгляд пал на Далию – русоволосую девушку с острым вздернутым носиком и очень длинными ресницами… Исбэль положила ладонь на пушистые мягкие волосы. Жена Касса, ее старшего брата-погодки, мирно спала на подушках, иногда покашливая от гари во сне. Она была старше его на четыре года. Исбэль благодарила богов, что Лорел до сир пор не нашел себе ту, которая не напоминала бы ему какое-нибудь животное. Женитьба – единственный вопрос, в котором он яро воспротивился отцу.

– Да не достанусь я никому! – самоотверженно воскликнула леди Меллиса, вознося над собой кинжал. Такие, наверное, были у каждой женщины в Теллостосе – острые, маленькие, юркие, они могли поместиться в маленькой ладошке. Но жалили вовсе не как пчела, если только она не способна была убить. У высокородных леди они имели резные рукояти с маленькой капелькой драгоценного камня на макушке. Некоторые расходились на стальные прутья, защищая пальцы и ладонь, но подавляющее большинство владелиц довольствовались простой деревянной ручкой без гарды. Иногда горожанки использовали их для чистки овощей, если забывали, куда запрокинули кухонные ножи. Считалось, что они придают красоте женщин особенную яркость, остроту характеру и к тому же устрашают слишком прожорливых мужей. Кинжалы не выходили из моды уже пару сотен лет, в отличие от мушек на носу, наскучивших всем еще в прошлом году.

Леди Мелисса замерла, длинный серебряный палантин свисал с запрокинутой головы ее выгнутого стана. В какой-то момент она покосилась на Ярла, ожидая, что тот кинется отбирать у нее кинжал, но рыцарь стоял неподвижно и красивое лицо его походило на мраморную маску. Театральность ее поступка не тронула его, но не потому, что Ярл из рук вон плохо исполнял свой долг. Напротив, Ярл всегда служил преданно и честно. Слишком честно… красноречие его неподвижности оглушило и леди Меллонду и всех остальных, запертых в башне, словно в загоне. Ярл находился здесь не затем, чтобы защитить их от врагов…

Побледневшая леди Мелисса опустила кинжал, обессиленно встретившись спиной с холодным камнем. Из тайного кармашка в рукаве скользнула маленькая бутыль голубоватого стекла. Почти прозрачного… как и жидкость внутри нее. Дрожащими пальцами леди Меллиса откупорила яд. И вновь останавливать ее никто не стал.

Остатки королевской армии уже сражались на стенах замка, а над головами все еще ухали огненные шары баллист. Когда леди Меллису начало выворачивать с высокой башни, она увидела мелкие фигуры солдат внизу, смешавшихся с ночью. Казалось, что они боролись с тьмой, а не друг с другом. Острые клинки разрезали воздух, пытаясь распороть полотно ночи и впустить во двор рассвет, но тот не спешил избавлять взгляды от неведения.

«Наверное, оно к лучшему», – подумала леди Меллонда прежде, чем на нее вновь накатила тошнота.

Гарлет хотела отпить из опустевшего бокала, но, не обнаружив на дне душевного лекарства, брезгливо сморщила нос, сухие складки кожи сжались, словно выброшенные на берег водоросли.

– У короля Бернада трое дочерей и двое сыновей и один из них идет по нашу душу, – сказала она голосом холодным, словно снег.

Все притихли. Даже леди Мелиссу перестало тошнить в открытое окно, хотя вряд ли она могла слышать, о чем говорят в глубине башни.

– Страх пробирается до самого сердца и убивает его, – сказала Исбэль вновь не своим голосом, – Нет в нем никакой пользы… Так говорила мне мать, – принцесса на мгновение замолкла, силясь вспомнить какие-то слова, но лицо ее помрачнело, а глаза увлажнились. – Наверное, я должна сказать что-то ободряющее… но не могу. Мне очень страшно.

Глава 4. Алый рассвет

Первые лучи солнца обласкали заплаканный горизонт. Исбэль никогда не видела столько крови.

– Миледи, нужно уходить, – кричал над неслышащим ухом рыцарь в глянцевых доспехах.

Бледные пальцы вцепились в длинную стойку, увенчанную пустой канареечной клеткой. Костяшки впились в кожу, отбирая у крови алый цвет. Птицы давно улетели – их выпустили еще глубокой ночью. Тонкий голосок певчих походил на погребальную песнь.

«Страх пробирается до самого сердца и убивает его», – вторила себе Исбэль, но не могла разомкнуть пальцы.

Далия лежала с алым пятном на груди, будто пролила на платье густое летнее вино. Исбэль отчаянно хотела верить в это, как и в то, что она всего лишь спит… если бы сама не видела, как Ярл пронзал ее сердце, а та лишь громко ахнула во сне, но так и не проснулась. Принцесса бросилась наперерез рыцарю, когда тот занес меч над леди Кастелианой и ее дочерью Эсмер. Те тоже спрятались в забытье:

– Не трогах их! – кричала она и ее голос переходил на визг, странно, что она никого не разбудила, – Эсмер всего шестнадцать. Она еще совсем ребенок! Не трогай, иначе я убью себя!

– Это не моя прихоть, принцесса, это воля лордов-отцов, – холодный голос Ярла начал дрожать и у Исбэль появилась надежда.

Она бросилась к окну, но прежде вынула из рукава кинжал. Фигурки людей внизу походили на поломанные деревянные солдатики, только дерево не умело кровоточить.

– Боги, как высоко… – прошептала Исбэль, хватаясь за ледяной камень. Хорошо, что Ярл убрал меч, Исбэль поняла, что не сможет заколоть себя: она слишком боялась вида ран, не сможет она и броситься вниз, потому как слишком боялась высоты, – Какая же я трусиха… какая трусиха…

Отойдя подальше от окна, Исбэль вцепилась в канареечную стойку и стояла так до тех пор, пока Ярл не исполнил свой приказ. Двое дам предпочли заколоть себя сами, остальные оказались не настолько смелы – молчаливая сталь Ярла выплеснула яркие пятна крови на глянцевый атлас платьев. Леди Гарлет уснула хмельным беспробудным сном еще до того, как страх отнял ее разум. Леди Мелиссу убил яд. В минуту отдохновения она опустилась на пол, закрыла глаза и больше не открыла.

– Отец… мой отец… отдал тот же приказ? – не разжимая век, на выдохе прошептала Исбэль, но Ярл ее услышал, – Скажи честно, Ярл. Он сказал убить меня?

– Нет, принцесса. Он приказал уходить, когда придет время. Нам пора.

– Куда нам бежать? Замок окружен, все входы и выходы охраняются. Это бесполезно, совсем бесполезно… – Исбэль онемела от страха, тело не слушалось ее, – Просто сделай это, Ярл! Я сама не смогу!

Тонкую талию обхватили сильные мужские руки.

«Не трогай меня, не трогай… я проклята… ты умрешь…».

Исбэль разжала пальцы. Стойка с клеткой накренилась, а потом с грохотом упала на пол.

– Послушайте меня, – раздалось над ухом, – Восточный коридор должен быть еще чист, потайной ход выведет нас к нижним туннелям. Там стоит лодка и припасы. Если нам повезет… Принцесса, это приказ короля.

Но Ярлу не пришлось уговаривать долго – та была податлива, словно хмельная девица, хоть не пила и капли.

За дверью послушалась возня и сдавленный крик часовых. Звук стали, будто нож точился о нож. Загремели доспехи, кто-то отчаянно выругался, послышался треск копий. Удар, еще удар. Ломались последние двери когда-то самого крепкого замка Агатового Моря.

Они бежали по неестественно тихим коридорам замка. Сверху взирали узорчатые гобелены, уныло свисая с покрытых копотью стен. Ещё несколько часов назад повсюду были слышны крики и истошные вопли, теперь воцарилась леденящая душу тишина. Верный рыцарь оказался прав – восточный коридор был чист, хотя Исбэль предполагала, что он просто угадал и им улыбнулась удача. Длинные ковры, словно толстые удавы, тянулись вдоль коридоров. Сквозь окна начал пробиваться утренний свет, весенний, теплый, клубы дыма не помешали солнцу начать новый день. Значит, пожары унялись, промелькнула сумрачная мысль в голове Исбэль. Она любила бывать в этой части замка – пышные кадки алых роз делали коридоры похожими на весенние аллеи корширских садов, здесь была прочитана ни одна баллада о прекрасных турнирах и доблестных рыцарях, мифы неведомых земель, истории любви… За поворотом как раз стоит небольшой диванчик с пурпурной обивкой, оттуда открывается прекрасный вид на море, а рядом цветут розы… Взгляд Исбэль упал на протяжное пятно крови на полу, спрятавшееся за угол. Принцесса поняла, что увидит там мертвеца и зажмурилась.

– Нам нельзя останавливаться, – услышала она тревожный голос Ярла, но не могла пошевелиться. Множество юбок приморозили ее к полу, так, что она и двигаться не могла, – Если понадобится, я понесу вас на руках, но если мы будем бежать, шансов спастись больше.

Шершавая ладонь Ярла, покрытая мозолями от умелого обращения с оружием – Исбэль чувствовала ее сквозь страх. Ладонь в ладони. Кожа к коже. Слишком долгие прикосновения… Ярл увлекал принцессу вглубь замка, зажав в правой руке окровавленный меч.

«Какая грубая кожа… Разве так бывает? Боги… он уже мертв», – думала Исбэль, заглядывая за угол.

Там лежал длинный мужчина, такой же длинный, как и коридор по которому они бежали. Исбэль опасалась, что у него не будут закрыты глаза – она очень боялась взгляда покойников. Но бояться было нечего – у мертвеца не оказалось головы, и поблизости ее тоже нигде не нашлось. По тонкому бархатному дублету каштанового цвета она узнала своего кузена – Торвуда Фаэрвинда.

– Мертвецы не издают звуков, – успокаивала себя Исбэль, – Даже во снах они могут только шептать. И глядят они тоже только во снах, а сны совсем не опасны. Это всего лишь воображение. Сны ведь не опасны, да, Ярл?

– Тише, – Ярл настороженно вслушался в напряженную тишину.

В глубине коридоров послышались голоса и лязг оружия. Ещё секунда, и звук стал громче.

– Бежим! – крикнул Ярл и грубо схватил оцепеневшую Исбель под локоть.

Но она не могла отвести взгляд… Что стало с ее отцом? А братом? Может, они тоже где-то лежат вот так… никому не нужные, оставленные всеми. А может… Нет! Исбэль с силой зажмурилась.

Вдруг дверь в чертог приемов отворилась и прямо им наперерез вывалились трое рыцарей в вороненых доспехах. Таких же черных, как и смоляные корабли, приставшие ночью в гавани Аоэстреда. Утром они стали особенно заметны и походили на черные заплаты посреди шелкового платья горизонта.

Ярл выхватил меч. Когда с него сбили шлем, золотые кудри разметались по его красивому лицу. Алая кровь стекала по щекам, смешиваясь с соленым потом. Трое против одного – это был неравный бой. Ярл не выпустил из рук меч даже когда вражеское лезвие вошло в его горло, выйдя мокрым и красным с другой стороны.

В следующую секунду Исбэль схватили за плечо и толкнули. Она споткнулась о тело Ярла и полетела вниз. Ее грубо подняли за волосы, окончательно их растрепав. Девушка закричала от боли. Рыцарь хорошо тряхнул девушку, чтобы та передумала визжать. Исбэль плотно сомкнула губы, подавив крик до глухого мычания. Атласная лента порвалась, разметав огненные кудри до самого пояса. Непослушные волосы взвились, словно пожар, пожирающий сухие ветки.

– Эта не простая, – прогудел черный рыцарь, на его голове был шлем с глухим забралом и тремя огромными черными перьями. Перья были наполовину срублены и теперь напоминали ощипанную куриную жопку, – Рыжая. Королевская кровь?

– Да сколько тут рыжих… – отмахнулся другой.

– Наткнулся на рыжую – три раза проверь! – назидательно ответил рыцарь с ощипанным шлемом и схватил лицо Исбель. Щеки сжались под натиском грубой стали, – Кто такая?! Красивая…

Исбель молчала, стражник запрокинул ее голову, разглядывая, словно породистую кобылу. Она и не надеялась, что ее не узнают – портреты были развешаны по всему замку.

– Посмотрите-ка… На принцессу похожа, – шмыгнул кто-то носом. В латах все мужчины выглядели одинаково. Что рыцарь, что разбойник, – Ты – Исбэль?

Шумные вздохи начали обратный отсчет, когда на шестом вздохе рыцарь с ощипанным шлемом отнял руку, Исбэль вцепилась в его запястье дрожащими пальцами:

– Вороненая сталь… – отозвалась она, когда страх окунул ее в зеркальное забытье, – Под черными доспехами такие же черные души, как угли…

– Дрянь! – Исбэль упала на пол. Во рту почувствовался вкус соленой крови. Наверху – за спиной – послышалось шуршание меча, вынимаемого из ножен.

Но тут послышался лязг металла о металл, кто-то глухо вскрикнул, на платье брызнули капли крови. Рядом упал рыцарь в ощипанном шлеме, сквозь прорези в его забрале торчал тонкий клинок Ярла. Исбэль не видела, что произошло там, за ее спиной, но когда вслед за рыцарем упал и Ярл, который только что был совершенно мертв, она глухо вскрикнула. Как же он встал? Он был мертв, совершенно мертв, она готова была в этом поклясться!

– Что за чертовщина?! – взревел один из черных, занося клинок, скорее, из страха, чем из-за гнева.

– Стой! – крикнул другой, перехватывая лезвие соратника своим, скрежет заставил Исбэль прикрыться руками, – Не прикасайся к ней, – когда Исбэль повернула голову, то увидела пристальный гиацинтовый взгляд, – Это точно принцесса. Пшеничная вдова.

– С чего ты взял?

– Как часто на твоем веку вставали мертвые? Даже инаркху проткнешь глотку – и тот останется валяться. Лучше отруби-ка ему голову. А ежели еще раз встанет, то хотя бы не увидит, куда идти. Но прежде взгляни ему в глаза.

– Боги! – выдохнул рыцарь, от удивления подняв забрало. Лицо его походило на сморщенный картофель, – Такие бывают только у трупа, если тот полежит на солнце луны три… Я не вижу зрачков… Не мерещится ли мне?

– Это вряд ли. Гляди, эта сука за несколько мгновений убила сразу двоих – это точно пшеничная вдова, будь я проклят! – рыцарь с гиацинтовым взглядом вынимал из черепа меч, придерживая черную сталь шлема ногой, пока другой рубил Ярлу шею, – Покойся с миром, Эверет… Мы похороним тебя в огне, обещаю, – он посмотрел на соратника, – Лучше отвести принцессу к его светлости. Пусть сам решает, что с ней делать. Слушай, может, и руки этому поотрубать? Меньше чем махать будет.

– Эббет… смотреть в глаза покойнику – плохая примета. А такому покойнику, наверно, и подавно. Нужно их закрыть… Только что-то боязно… но и оставлять не дело. Может, ты?

– У него нет ни головы, ни рук. Он не сможет навредить тебе, успокойся, – ответил рослый рыцарь, все же решив подстраховаться и сделал это на удивление ловко – двумя движениями тяжелого меча отрубил сразу две руки, – И так и эдак, с нами не случится ничего хуже смерти, Йорд. А эта дама приходит к каждому одинаково – рано или поздно… даже если мы пройдемся по улицам и закроем глаза всем покойникам в городе, – он обернулся к Исбэль и та отползла на два шага назад, – Вставай, ты пойдешь с нами. Куда ползешь? Вставай, иначе я вспорю тебе брюхо!

Неизвестно, как ноги донесли ее до позолоченных врат тронного зала. По дороге чаще стали встречаться мертвецы, клочки порванной одежды и лепестки срезанных цветов на коврах. У распахнутых врат Исбэль заметила кровавые следы, ведущие внутрь, словно оставленные призраками. Кованое золото уже начало отражать лучи рассвета, накопив в себе еще больше желтизны. Блеск нового дня, его теплота, спокойствие весеннего утра казались насмешкой, обманом и просто глумлением. Золото стекало с ворот шипастыми стеблями роз, раскидистые листья обнимали хрусталь кроваво-красных лепестков. Хрустальные ручки дверей ловили алые лучи, заключая его в стеклянную темницу. Одна из них была разбита вдребезги, будто кто-то хотел освободить солнце и останки стеклянной темницы теперь хрустели под ногами.

Ее толкнули тупым концом меча прямо в распахнутый проем, толчок был настолько сильным, что Исбэль полетела вниз. Толпа впереди расступилась, и вскоре вокруг совсем стало пусто. Не нужно было поднимать головы, чтобы понять: сюда согнали всех, кому посчастливилось выжить. Высокие лорды и леди, перепуганные высокие лорды и леди… их дети, прислуга и пажи, кое-кто из оруженосцев, несколько поварят и даже конюх. Всех собрали в одном месте и перемешали, словно скот. Исбэль обернулась. Обратный путь ей преградили несколько рыцарей, в метре от них осел пышноволосый лорд Энгрин Бердер, рука его тщетно пыталась остановить кровь на чреве, смочившую ткань его индигового камзола. Он был ужасно бледен и уже готов был отойти на небеса. Откуда-то слышались всхлипы и завывания, но Исбэль не смогла разобрать, откуда – вокруг все смешалось и, казалось, стенали все. Или ныли от боли, до последнего хватаясь за жизнь.

Некогда до блеска начищенный пол теперь был испачкан в грязи, следах копоти и крови. Уже не виднелись под ногами сцены соколиной охоты, не плыли облака, вознося смотрящего к небу. Колонны вились толстыми мраморными жгутами, все еще глянцевыми и блестящими, отчаянно пытаясь наполнить отражениями воздух – в тронном зале висела только одна люстра и несколько факелов по стенам на случай вечерней темноты – глянец всегда отражал свет, позволяя вспыхивать и освещать все вокруг, даже когда солнце пряталось за тучами.

Но даже лунной ночью зажигать огни не было нужды. Серебро освещало стальным холодом, отражалось и блистало, превращая ночь в день. Светел и добр – так говорили о монаршей обители каменщики, сделавшие арочные окна настолько большими, что, казалось, облака через них могли проплыть прямо в тронный зал.

Вдохнув вольный воздух, врывавшийся в окна, Исбэль опустила глаза, спрятав взгляд. Она бы зажмурилась от страха, но не успела этого сделать – Исбэль увидела сапог, лежавший посреди длинной дорожки все еще не высохший крови. Принцесса сразу узнала коричневую плотную кожу и этот острый носок, слегка загнутый вверх. Взгляд невольно проследил за кровавой полосой, пока не уткнулся в мертвеца. В двух мертвецов…

И она поползла. Ладони скользили по крови, но Исбэль просто не нашла в себе сил подняться. Когда руки ее дотянулись до мертвой груди отца, то почувствовали холод королевской печати – граненого рубина величиной в куриное яйцо, по краям его блестели капли прозрачных изумрудов. Исбэль не поняла, холод ли камня под ее ладонью или ее собственного сердца. Схватившись за полы бархатного камзола, принцесса потянула их на себя, будто пытаясь поднять короля Дорвуда, но тот был слишком грузен для этого и слишком мертв. На шее его зияла глубокая аккуратная рана – от уха до уха, ровно такая же, как и у его старшего сына и наследника, Лорела, лежавшего ничком совсем рядом. Рыжая борода испачкалась в крови, слепив воедино волоски, но цвет ее, казалось, вовсе не изменился – остался точно таким же кроваво-рыжим, как и до этого.

Она выдала себя сразу – криком и слезами. Крик родился в сердце и комом застрял в горле. Исбэль открывала рот, но из него не вырывалось не звука, пока не послышался первый хрип. Словно речка, прорвавшая плотину, крик протолкнулся наружу и хлынул оглушительным воплем раненого зверя. Все взгляды были обращены к ней, но за темным пологом собственного горя Исбэль не чувствовала ни один из них. Она шарила по телу своего отца, обращала лицо к Лорелу, задевая пальцами рукава его вышитого серебром камзола, но они оставались лежать бездыханные и оставались безразличны к ее увещеваниям. Это продолжалось долго. Слишком долго, чем она могла представить и чем ей должно быть дозволено. В какой-то момент Исбэль глубоко вздохнула и обняла отца, уткнувшись лицом в его грудь. И вдруг затихла.

– Как ты хочешь умереть? – послышалось у нее над головой.

Исбэль вздрогнула и подняла лицо. Массивная плита цельного мрамора размашистым вихрем устремлялась вверх неровными порывами ветра – от стены до стены. Белоснежная, с прожилками алой каменной крови, столь яркой, что рябило в глазах. По центру, прямо в мрамор, был врезан трон, такой же снежно-кровавый, с золотой обивкой, золотыми подлокотниками с округлостями-монетами на концах. По белыми ступеням стекал алый язык ковра, щетинившись длинным шершавым ворсом.

Он сидел на троне черным пятном, так не уместно и до крайности странно, что Исбэль не сразу поняла, что слова эти сказал человек в вороненых доспехах, занявший место короля.

На нее взирали два холодно-голубых глаза, таких прозрачных, что походили на льдинки, которые по тонкости своей не смогли набрать должную синеву. Мокрые от пота волосы прилипли волнистыми прядями на белую, даже бледную кожу, непривыкшую к ласке солнца. Именно поэтому на коже северянина, никогда не знавшей загара, были особенно заметны разводы оседшей копоти. Их размазали по лицу неровными толстыми узорами толщиной с палец, смешав с потом и кровью. Широкий лоб навис над уставшим взором. Черная бровь Реборна разошлась, залив правую сторону лица кровью вместе с иссиня черной бородой и старым шрамом в виде грубо рубленной галки, прямо посреди щеки. На коленях принца лежал обнаженный меч.

– Я… я не хочу умирать… – обескураженно, растерянно, словно удивляясь, ответила Исбэль. Будто это был страшный спектакль, только и всего. Скоро все закончится и не останется ничего, кроме испуга.

Зал взорвался хохотом. Смеялись у нее за спиной, справа и слева и от смеха этого стыла кровь. Но Реборн оставался все так же по-усталому спокоен, поэтому смех почти сразу растаял.

– Это не выбор, а милость, – голос Реборна казался скрипучим от утомления, – Из уважения к последней капле первой крови.

Страшный спектакль в одно мгновение стал реальностью. Исбэль будто очнулась от дурмана, сковывающего ее страха… Она вновь обернулась и оглядела присутствующих. И увидела то, чего раньше совсем не замечала. Среди высоких лордов, леди, служанок и испуганных поварят не нашлось ни одной рыжей макушки. Кроме… В нескольких метрах от нее – на полу, распласталась Ариэнна Фаэрвинд, златокудрая жена старшего сына ее покойного дядюшки. Рядом с ней лежало тело ее мужа, кузена Исбэль – Барталя Фаэрвинда, а на руках она держала своего четырнадцатилетнего сына. Рыжего, словно закатное солнышко. Глаза его были закрыты, с шеи текла кровь. Ариэнна обнимала сына, сотрясаясь в глухих рыданиях, а позади нее, оцепенев от страха, вцепились друг в друга три ее дочери, все не старше десяти весен.

– Ваша светлость, – вышел из толпы один из конвоиров Исбэль и двинулся прямо к принцу, – Есть кое-что, что вы должны знать.

Реборн принял его кивком головы и склонился, слушая речи своего рыцаря. Выражения лица его совершенно не поменялось.

Они не убили девочек, поняла Исбэль, потому что нет в этом никакого смысла. Нет никакого смысла… И тут она поняла, что и мужчин они не убивали тоже. Это сделала сама Ариэнна – своими собственными руками. Длинный кинжал с граненой серебряной ручкой лежал у ног обмякшего в руках матери юноши, наполовину испачканный в крови. Северяне ей предоставили выбор без выбора, и Ариэнна его сделала.

Будь она трижды женщиной, первой крови не даруют жизнь – это Исбэль знала и без всяких догадок. Исбэль повернулась к Лорелу – старшему брату, что вечно ее задирал и всегда оберегал ее. И сопровождал в первом пшеничном походе, он сам вызвался, ему никто не приказывал. Казалось, даже после смерти брат приподнял правый уголок рта. Лорел держался так с самого детства, даже когда он хмурился, губы его ухмылялись. Исбэль взяла все еще теплую ладонь в свою и сжала, что есть мочи.

– Ты слишком хрупкая, чтобы как следует хлопнуть дверью, моя дорогая сестрица. Но твои прощальные слова, так уж и быть, признаю, тяжелее любой двери – такой хлопок можно услышать в любом уголке страны, – ухмылялся Лорел, – В зависимости от того, кому именно вдогонку ты их побросала.

Как запомнят последнюю каплю первой крови? Как труса, боявшегося даже собственной тени? Исбэль не хотела уйти, не сказав последнее слово.

Слишком долгое молчание, видимо, начало раздражать Реборна, желавшего побыстрей все это закончить:

– Я все еще жду ответа, – голос его стал громок и напорист, – Я не стану ждать до вечера. Если вы не выберите сами, я сделаю это за вас, принцесса.

– Королева, – не поднимая головы, громко и уверенно произнесла она. Исбэль все еще глядела на бездыханного Лорела и не отводила взгляда с завитков его медных волос.

– Что? – густые брови Реборна плавно приподнялись, безразлично-усталое выражение лица превратилось в вопросительное.

Исбэль заставила себя отцепить ладонь от ладони брата и встала. Спина ее вытянулась, словно струна, она не почувствовала тяжести ни одной из своих юбок, так легко и просто вдруг ей стало: