скачать книгу бесплатно
Вредитель
Даниил Рябов
Питер Уильямс безуспешно пытается добиться признания своего таланта. Его мечта стать известным художником тонет в алкоголе и депрессии. Неожиданно в его жизнь врывается эксцентричный богач. Разве просьба сыграть в карты может привести к чему-то плохому?По воле судьбы Уильямс оказывается на Аляске, в маленьком городке из своего детства. Терзаемый воспоминаниями, мужчина должен разобраться с последствиями своих необдуманных решений: теперь у него есть ровно четырнадцать дней для того, чтобы отдать огромную сумму безжалостной итальянской мафии. Вот только Питер и не подозревает, что кровожадное создание, обитающее в глубинах заповедника «Вайт Пайнс», окажется намного страшнее карточного долга… Сможет ли художник сохранить рассудок в череде трагических событий, что развернутся на крохотном клочке древней земли, окружённой густыми лесами северной Аляски?
Даниил Рябов
Вредитель
Глава 1. Место под солнцем
Макс Томпсон жестом пригласил молодого человека присесть в кресло. Мужчина достал кубинскую сигару из ящика столь безупречно отполированной столешницы, что на дереве можно было легко разглядеть отражение его сдержанной, но несколько самодовольной улыбки. Привычным движением руки он вытащил из кармашка пиджака фирмы «Рик Оуэнс» позолоченную зажигалку и прикурил – искры от запала игриво скользнули по его европейскому маникюру.
Подержав некоторое время дым в лёгких, Томпсон шумно выдохнул и внимательно посмотрел на молодого человека, сидящего напротив.
«Дешевый одноцветный костюм, но дорогие туфли из натуральной кожи. Рубашка заправлена в брюки, последняя пуговица застёгнута, но галстук еле держится на хлипком узле. Хорошо выбрит – использует дорогой лосьон. Кожа чистая, гладкая, но эти усы…» – почти все эти совершенно непримечательные для «мещанского взгляда» черты своего гостя Макс Томпсон – управляющий самого дорогого частного музея-выставки в Канзас-сити, – подметил за несколько секунд и мысленно заключил: «Жена отвечает за его обувь и лицо, а остальным занимается он сам – с переменным успехом. Что ж, дадим ему шанс…»
– Как я понимаю, вы художник? – небрежно обратился к своему гостю Макс, скользнув взглядом по обручальному кольцу на пальце молодого человека. – И вас зовут…
Томпсон нарочито долго искал его имя в записной книжке. Обязанность управляющего, как об этом часто думал сам Томпсон, заключалась, скорее, не в том, чтобы смотреть на полотна, которые претендуют на выставочное право, а всё-таки на людей, которые их представляют. Логика была проста: если Максу Томпсону нравился человек, то и картины его, зачастую, оказывались достойными музея Гилберта-Честертона…
– Вас зовут Питер Уильямс?
Парень смущённо улыбнулся и кивнул головой.
– И вы пришли к нам, чтобы предоставить на выставку свои… – Томпсон подвигал губами, будто проверял на вкус то редкое слово, которым деловые люди предпочитают не разбрасываться попросту: – … свои картины.
Человек, сидящий напротив него, поёрзал в кресле и снова кивнул.
– Картины… – задумчиво повторил Томпсон, растягивая гласные. Он приложился к сигаре и выпустил облачко дыма в сторону своего гостя. – Надеюсь вы читали правила отборочного процесса для участия на выставке современного искусства? Нам требуются оригиналы ваших произведений. Можете продемонстрировать их?
Гость растерянно посмотрел через плечо на дверь, отделявшую кабинет от приёмного зала.
– Я вчера приходил к вам, и мне сказали отдать их секретарю…
– Прошу прощения, мистер Уильямс. Мне очень стыдно за работу моих подчинённых, – сказал Макс Томпсон, хотя по его виду он скорее испытывал досаду от того, что приём затянется дольше положенного. – Видимо, какой-то остолоп забыл доставить их в мой кабинет, – пояснил он.
Управляющий застучал пальцами по клавишам телефона, набрав номер секретарши, и прошипел ей, чтобы она немедленно принесла «картины мистера Питера Уильямса», а потом картинно вздохнул, обратив взгляд на своего гостя.
– Много претендентов на выставку. Вы должны понимать.
Бледная секретарша принесла стопку из трёх холстов, обёрнутых прозрачной плёнкой с печатью «Гилберта-Честертона», – и осторожно поставила их на стол перед Томпсоном.
– Благодарю, – недовольно ответил тот. – Мистер Уильямс, кофе? Печенье?
– Нет, спасибо. Если вы не возражаете, я бы хотел, чтобы вы посмотрели мои работы, – робко предложил Питер.
Макс придвинулся к столу и с серьёзным видом кивнул художнику.
– Мне нравится ваш деловой подход, мистер Уильямс. Если вы хотите разделаться с этим поскорее, то я обеими руками за… – он улыбнулся Питеру и странным тоном продолжил: – Вы произвели на меня хорошее впечатление. Надеюсь, что и вашими картинами я останусь доволен.
Разобрав стопку, он разложил перед собой холсты на столе, аккуратно раскрыл плёнку и начал внимательно рассматривать образы. Зашедшей с кофе секретарше он махнул рукой, указав на дверь. На его сосредоточенном лице выступили капельки пота. Какое-то время Макс молча разглядывал картины одну за другой, то по порядку рассматривая сюжеты, то перескакивая взглядом с одной на другую – и обратно.
Выполнив свою работу, Томпсон с усталым видом откинулся в дорогое кресло и снова поджёг погасшую сигару.
Некоторое время он молча сидел и курил, пока Питер, продолжая ёрзать в кресле, смиренно ожидал его решения. Когда мистер Уильямс потерял всякое терпение и сам решил к нему обратиться, Макс, будто какой-то телевизионный медиум, поднял пальцы к вискам, и гробовым голосом изрёк:
– Мертво.
– Извините, что? – Питер решил, что ослышался. – Что вы сказали, мистер Томпсон?
– Всё, что вы принесли мне сюда – мертво, – ответил Томпсон. – На этих изображениях НЕТ жизни, НЕТ динамики. Вот, например, это… – он брезгливо ткнул пальцем в одну из картин Питера, на которой был изображён замок-аббатство Паннонхальма, грозным монолитом возвышающийся над землями Венгрии. Это исполинское строение посреди глухого леса наполняло душу Питера труднообъяснимым мистическим чувством: он посетил древний монастырь на экскурсии около десяти лет назад, когда только приехал в Европу на обучение в художественной академии, и с того самого момента решил перенести, а точнее – запечатлеть на холсте то, что с необъяснимой силой тронуло его сердце…
– Мистер Уильямс, вы понимаете, что эта крепость на изображении статична? – прищурившись, спросил управляющий.
– Это аббатство, – с нескрываемым раздражением поправил его Питер. – И да, оно и правда стоит, а что, ему скакать надо, по-вашему? Послушайте, это же не просто какой-то пейзаж, а…
Питер резко замолчал, когда увидел какое выражение лица скроил Томпсон. Управляющий всем своим видом показывал, что в музее современного искусства Гилберта-Честертона может быть только одно правильное мнение – и естественно, это мнение управляющего Макса Томпсона. Он уставился на Питера таким взглядом, словно перед ним сидел не образованный художник, а безмозглый питекантроп, которому приходится объяснять прописные истины.
Опустив глаза, Томпсон вкрадчиво произнёс:
– Я пытаюсь помочь вам, Питер, указать на ошибки, которые вы в упор не хотите замечать. Крепость или монастырь, да хоть Сорбонна! Лично мне – без разницы. Рисуйте всё что угодно. Вы даже можете изобразить торговый центр Канзас-сити в лучах заходящего солнца, мистер Уильямс, однако…
– Да при чём тут торговый центр?! – вспылил Питер, но Макс поднял брови и покачал пальцем.
– Вы можете рисовать всё что угодно, – снова повторил управляющий, – однако это должно отвечать требованиям современного искусства. Вы спорите со мной, но совершенно не понимаете сути выставочного бизнеса! – Макс Томпсон звонко ударил своей пухлой ладошкой по столу и голосом полным негодования рявкнул: – Человек нашей эпохи являет собой сплав живых эмоций, кипение жизни, сосредоточие непобедимого круговорота Сансары, в конце концов, а у вас я вижу лишь… Мрачность и безысходную скуку! И вы предлагаете уважаемым посетителям нашей платной выставки созерцать вот это… Недоразумение! – он с чувством кинул холст с изображением монастыря поверх остальных картин.
Питер затрясся от ярости. Художника с самого начала бесил вид этого напыщенного критикана-сноба Макса Томпсона, который наверняка даже академического образования не получил, но имел наглость поучать его! Молодой человек честно пытался сдерживаться, но теперь, похоже, соблюдать приличия с этим павлином не имело никакого смысла.
Набрав воздуха в лёгкие, Уильямс приподнялся в кресле и медленно произнёс:
– Мне нравилось посещать ваш музей и мне казалось, что вы порядочный человек. Я надеялся, что вы оцените мои работы по достоинству, потому и решил попросить вас о встрече, а сейчас… – Питер иронично усмехнулся, почувствовав, что его щёки горят: так всегда происходило, когда он был на взводе. Голос поднялся на пару тонов выше, чем требовалось при деловой встрече, но он решил, что поздно останавливаться: – Сейчас я вижу, что вашему музею плевать на настоящее искусство. Вас интересуют только грёбаные деньги!
– Послушайте, Уильямс, вы выходите за рамки! – взвизгнул Томпсон, громко топнув под столом каблуками. – Немедленно прекратите этот дешёвый фарс!
– Нет уж, это вы послушайте меня… Томпсон. Вам никогда не приходило на ум, что ваши посетители за свои деньги хотят увидеть что-нибудь пристойное, действительно талантливое, а не авангардистское дерьмо, которое вы выдаёте за «современное искусство» – дешёвую смесь невежества и шизофренического БРЕДА ДЛЯ СЛАБОУМНОГО СКОТА?! – выпалил Питер, сорвавшись на крик, и упал обратно в кресло.
«Возможно, со «скотом» я явно перегнул палку… – флегматично подумал Питер. – Как бы этот пижон охрану не позвал…»
Макс Томпсон удивлённо вздёрнул брови и застыл в нерешительности. Вообще-то, он действительно подумал о том, что пора бы пригласить в кабинет охранника, однако… К нему часто заявлялись и не такие грубияны – ничего страшного. Свою работу управляющий на сегодня выполнил: не позволил очередному хвастливому обывателю под личиной художественного деятеля просочиться на главную выставку Канзас-сити.
– Знаете, мистер Уильямс, если бы такие, как вы, сюда не приходили, то мне бы стало смертельно скучно на этой работе, – он примирительно поднял руки, опережая гневную реплику Питера. – Я своё слово сказал – ваших картин здесь не будет. А с таким упрямством я думаю, что вам будут рады в квартале Кроссроудс: там любят бойких молодых людей.
Питеру хотелось рассказать этому дураку Томпсону, что он уже давным-давно исходил все тротуары района Кроссроудс и посетил около дюжины тамошних выставок.
Два года подряд Уильямс пытался прорваться на «Художественный Олимп», посылая письма на самые разные экспозиционные мероприятия по всему штату. В Кроссроудс съезжались художники со всей Америки и там они чувствовали себя как дома, вот только Питер был лишён такой привилегии. Он много раз просил владельцев частных выставок дать ему шанс, но получал лишь вежливый отказ. Пит даже пробовал обращаться в маленькие заведения, где работали люди попроще – там обращали внимание на его непревзойдённую технику работы маслом, однако его сюжеты… Одних людей картины Уильямса повергали в шок, другие же называли их слишком сложными для понимания, а для публичной экспозиции они казались чересчур вызывающими и депрессивными.
Иногда Питер выставлял полотна прямо на улицах квартала и находились заинтересованные люди, однако на те деньги, что они платили, Пит мог позволить себе лишь купить новые художественные принадлежности, чтобы было чем писать новые картины.
Это был замкнутый круг.
Уильямсу хотелось объяснить свою ситуацию, попытаться убедить управляющего, чтобы он повременил с суровым решением, вот только Макс Томпсон постучал сигарой о пепельницу, и положил пальцы на телефон. Это означало, что их разговор окончен. Томпсон нажал специальную кнопочку и бархатным голосом попросил секретаршу «проводить мистера Уильямса на выход». Убрав руку с телефона, он откинулся в кресле и больше не смотрел в сторону своего гостя.
Питер встал, взял со стола картины в прилипших останках разорванной плёнки и молча покинул кабинет.
***
Поёжившись от прохладного зимнего воздуха, Питер побрёл по тротуару в ближайший парк. Он чувствовал себя оплёванным и униженным – в который раз. Художник устал снова и снова показывать своё искусство непроходимым тупицам, ханжам в дорогих костюмчиках; безуспешно пытаться доказать право своих произведений на существование.
Ещё раз: Доказывать. Право. Своих. Картин. На существование.
Чёрт подери, да в художественной академии в Праге преподаватели были готовы взять его помощником на полную ставку, а он бросил всё ради переезда в Америку…
«Америка – страна возможностей, – раздражённо подумал Питер, шагая по набережной Миссури, – вот только где они? Где прячутся эти изумительные возможности, и как их найти? Почему на городских выставках в престижных районах Канзас-сити выставляют то, что даже на стенах в грязных трущобах люди считают неуместным изображать?»
Уильямс вошёл в парковую зону, обогнул старомодного вида фонтан с вензелями и завитушками. «Наверное, воду отключили с первыми заморозками, – подумал Питер глядя на высохшее дно, покрытое упавшими листьями. – И почему зимой в Канзас-сити всё начинает выглядеть таким покинутым, заброшенным?»
Он выбрал чистую от заиндевевших листьев скамейку, присел и, вытянув ноги, задумчиво разложил рядом с собой картины.
С первого холста на него испуганно смотрел молодой голый мужчина, свернувшийся в позе эмбриона на широких мраморных ступенях таинственной обители. Его лицо было искажено гримасой ужаса, а в глазах застыло предчувствие опустошающего кошмара.
Вторая картина представляла собой натюрморт – непропорционально большая плетёная корзина, до краёв наполненная увядшими красными розами, чьи острые шипы тянутся к вечному закату алого цвета.
«Поразительно, – подумал Питер, – сколько времени уходит каждый раз на то, чтобы нарисовать хороший пейзаж. Сначала ты мучаешься над сюжетом несколько недель, потом ещё столько же – воплощаешь в жизнь. Хочешь поделиться собственными переживаниями с людьми, а какой-то дорогой пиджак называет твою работу мусором и хлопает перед твоим носом дверью…»
Зимний промозглый ветер вяло погнал табун жухлых листьев через пустой парк. Откуда-то нагнало тучи и на улице заметно потемнело.
– Только дождя не хватало, – сказал Питер и выругался: – Ну что за дрянной день?!
Внезапно он вскочил со скамейки и яростно схватил картины.
«Вот, держи! Туда им и дорога!»
Прицелившись, Уильямс запустил холсты в большую каменную урну, чья пасть всегда была готова принять новую порцию отходов.
– Теперь всё на своём месте, не так ли, мистер Томпсон? Глупый Питер Уильямс получил по заслугам, – саркастично отчеканил Питер, – и больше он никогда не будет пытаться прыгнуть выше своей пустой головы!
Пит почувствовал, что внутри него всё сжалось при виде своих картин в мусорной урне. Он отвернулся, стараясь не думать о них, и быстрым шагом пошёл в сторону остановки общественного транспорта.
Через несколько часов он должен был встретиться в районе «Плаза» с одной обворожительной особой – страховым агентом по имени Кэндис Уильямс. Девушка славилась умением готовить блинные пироги невероятных размеров, могла продать апартаменты любому человеку в штате Канзас исключительно своей улыбкой, а по совместительству – являлась женой Питера.
***
Когда Уильямс увидел Кэндис в кафе, он ещё раз вспомнил их свадьбу. За пять лет совместной жизни Кэндис даже не поправилась, а вот Питер на «домашней диете» явно прибавил в весе. Некоторые вещи из тех, что он не так давно мог легко надевать на лекции в пражской академии – пришлось выкинуть. После переезда из Нью-Йорка гардероб Кэндис с каждым годом продолжал расти лишь за счёт увеличения разнообразия вещей, а не увеличения размеров одежды, как у Питера.
Перед тем как сесть за стол, Питер из-за плеча Кэндис посмотрел на блюда, которые успела заказать его жена. Не смотря на то, что миссис Уильямс действительно любила готовить, и дома готовила в старых добрых традициях Оклахомы, откуда она была родом, на людях она предпочитала питаться исключительно здоровой пищей: морепродукты, овощи, зелень, десерты с кусочками свежих фруктов – всё это обязательно должно было быть в меню тех ресторанов и кафе, которые самостоятельно выбирала Кэндис для них обоих.
В этом деле Питер не то чтобы совсем не имел голоса, но перечить жене не хотел по нескольким причинам. Во-первых, после академии ему было глубоко плевать, чем «набивать кишку» – он был не из тех изнеженных снобов, которые считают, что художник просто обязан быть гастрономическим извращенцем.
Во-вторых, он любил Кэндис.
Ну, а в-третьих…
«Впрочем, – подумал Питер, – сегодня наверняка они будут говорить именно об этой «причине номер три». За годы совместной жизни он привык называть эту причину «занозой в заднице их чудесного брака», который был хорош со всех сторон, кроме этой…»
Пит постарался скрыть своё разочарование от похода в музей – конечно, Кэндис была проницательной женщиной, но и Питер тоже дураком не был. Когда получаешь художественное образование волей-неволей учишься хитрить…
– Привет, милая, – он сел за столик и улыбнулся ей. – Как твои дела?
Кэндис улыбнулась в ответ и нежно придвинула к нему тарелку с безумным месивом из кусочков овощей, рваного зелёного салата и стебельков травы самого разного происхождения.
Внутри Питера что-то нервно вздрогнуло, но он не подал виду – вся эта овощная Пизанская башня уж больно смахивала на корм для премиальной говядины, которую в ускоренном темпе готовят на убой.
– Посмотри, Питер, – весело сказала Кэндис, – специально для тебя я заказала витаминизированный салат с кукурузой, обогащённой каротином, фермерскими овощами и… – она снова деликатно подвинула тарелку в его сторону. – Я даже попросила добавить твой любимый розмарин!
– Спасибо, дорогая… – вяло ответил Питер. Он почерпнул вилкой комок чего-то зелёного и невозмутимо принялся жевать.
«Что нужно сделать, – подумал Пит, – чтобы она раз и навсегда запомнила: он любит розмарин не как «самостоятельное блюдо», а в качестве ПРИПРАВЫ К МЯСУ и только так! Какое заклинание нужно произнести, чтобы Кэндис перестала додумывать в своей голове несуществующие вещи про вкусы или пристрастия своего мужа?..»
За эти пять лет Питер уже много раз имел возможность убедиться в исключительности памяти миссис Уильямс – эта особая мнемоническая способность позволяла ей держать колоссальный массив чисел и финансовых вычетов в своей голове, что позволяло ей год за годом оказываться в числе самых преуспевающих работников сферы со всего штата. Однако, был у этой способности и минус, о котором знал и чьё влияние регулярно испытывал на себе лишь Питер: жена сама выбирала, что запоминать из их личного общения. Что касается важности «полученных сведений», то Кэндис их распределяла, исходя из лишь ей понятных «бухгалтерских алгоритмов»…
– Что-то ты плохо выглядишь, Питер, – сказала Кэндис, озабоченно посмотрев на него. – Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то случилось на выставке, да?
«От этой женщины ничего не скроешь…», – подумал Питер со смесью раздражения и странной гордости за свою жену. Может, эта способность выработалась за время работы в Нью-Йорке?
– Нет, в музее всё прошло хорошо, – соврал он. – Управляющий узнал меня, даже не пришлось рассказывать про картины. Мы побеседовали, выпили кофе… – Пит сделал вид, что припоминает что-то важное и задумчиво произнёс: – Кажется, от него у меня крутит живот…
– Боже мой, Питер, у тебя же больной желудок! – Кэндис прижала руки к груди и жалостливо посмотрела на него. – Сильно болит?
– Нет, дорогая, не сильно. Почти прошло…
Он отложил вилку и глотнул минеральной воды.
– День сегодня пасмурный. Настроения совсем нет, но ты не беспокойся, я…
– Прошу прощения, миссис Уильямс? – деликатно прервал их общение официант. – Вас к телефону. Звонок из компании «Уоллес Реалти Менеджмент».
– Питер, сможешь меня подождать, пожалуйста? Видимо, нештатная ситуация или какая-нибудь важная шишка оставила большой заказ. Я скоро вернусь, а ты пока возьми себе кофе или что-нибудь другое…
Оставив на столике свой изящный кошелёк, обложка которого была выполнена в строгом стиле «брест-воллет», Кэндис подмигнула мужу и направилась к барной стойке.
– Вам кофе, сэр? – услужливо спросил официант.
– Нет, чёрт возьми, вообще-то я чуть не отравился сегодня этим кофе… – недовольно проворчал Питер. – Принесите мне ещё минералки.
Через пару минут вернулась счастливая миссис Уильямс, села напротив Питера и, глупо улыбаясь, уставилась на него.
– Ну, что? Смотрю, тебе не терпится мне что-то рассказать, Кэндис? – флегматично произнёс Пит.
– Контора заключила сделку на сто тысяч! – Кэндис либо не заметила прохладный тон Питера, либо осознанно предпочла не обращать внимание на его плохое настроение. – Сто тысяч, Пит! Только подумай, какой у меня будет процент! Это моя первая крупная сделка со строительной фирмой… – Она бесцеремонно глотнула минералки из его бокала и, промочив горло, продолжила: – Здание пустовало уже несколько лет и нам поставили ультиматум: либо мы его продаём, либо придётся платить за снос, потому что оно числилось всё-таки за нашей компанией и меня попросили…
