Последний герой. Том 7

– Давайте голосовать! – воскликнул мажорчик, вскинув руку, будто был тут главным.

А в это время Сергеич молчал, но мысли его были далеко не здесь. Перед глазами стояла Линда. Та самая встреча, её холодный голос, когда она снимала с его ноги браслет. Тогда она сказала: «Держи язык за зубами и делай то, что я скажу. В обмен – свобода. Браслетов не будет». Она сама освободила его, а потом, прищурившись, добавила: «Если вздумаешь сбежать – один всё равно не выживешь. Тебе нужно прибиться к группе „А“. И не забудь про избушку, заимку в тайге».

Он тогда согласился. Другого выхода не было. Да и сейчас его не было.

– Давайте голосовать! – повторил мажорчик, разгорячённый. – Кто за то, чтобы избавиться от этого… – он презрительно кивнул на бесчувственное тело врача.

– Мы не можем его вот так просто выгнать, – сказал Ворон. – Он всё равно вернётся. А значит, придётся… ну, сами понимаете, что с ним делать.

– Ну конечно! – подхватил мажорчик, довольный, что Ворон произнёс это вслух.

– Поддерживаю. Костя, помогай, – Ворон вскочил со своего места, уже готовый к решительным действиям. – Вытащим и скинем его в пропасть.

Остальные переглянулись. Никому не нравилось то, о чём говорилось, но разумом каждый понимал: в этих словах есть доля истины. И за гниду доктора никто не заступился. Даже его собственная жена.

И всё-таки и Костик, и Ворон застыли.

– Ну, можно попытаться как-то снять браслет, – сказал я, не давая свершиться скорому линчеванию.

– Я могу отрезать ему ногу, – вдруг тихо проговорила Евгения.

В её руке блеснул нож, который она только что взяла у Ворона. Другого у нас не было. Один оставался у Ольги, один у меня. Остальные обходились кольями, да ещё у мажорчика имелась заточка – та, самодельная, из супинатора байкерского ботинка.

Слова Евгении прозвучали так твёрдо и решительно, что никто даже не усомнился: если она сказала – сделает. В этот миг докторишка резко дёрнулся. Казалось, он всё это время только притворялся, что лежит без сознания, а сейчас, услышав её голос, понял, что препирания закончились.

Глаза его распахнулись, он судорожно вдохнул, приподнялся на локте, зашуршал по камням, пятясь, пока не упёрся в холодную стену пещеры.

– Боже… дорогая… ты что! – пробормотал он, заикаясь. – Не надо… остановите её кто-нибудь… О господи!

Евгения шагала к нему медленно, но решительно, с ножом в руке. В её лице не было ни сомнения, ни жалости.

– Прошу вас! – голос врача сорвался на визг. – Остановите! Я хотел вам сказать… про браслет! Простите! Я хотел, но боялся! Вы же и так смотрите на меня будто… вы тогда меня к себе не приняли бы… я бы…

Евгения приближалась к нему. Никто её не останавливал. Все замерли, будто в оцепенении, наблюдая, как она идёт к нему с ножом.

И вдруг со стороны входа в пещеру раздался шорох. Глухой звук мелких камней, словно кто-то ступил в проход нашего убежища.

Кто-то явно пробирался к нам через лаз, узкий, неровный – тот самый, что служил входом в пещеру.

Тот, что невозможно было увидеть, если про него не знать.

– Шухер! – выдохнул Сергеич, вскакивая и хватая заострённый кол.

Мы рванулись каждый к своему самодельному оружию. В глазах у людей мелькнула животная паника – все понимали: до нас-таки добрались.

Из тёмного проёма показалась оскаленная морда. Лаз расширился, и внутрь протиснулся первый зэк – пальцы исписаны татуировками, губы растянуты в ухмылке. За ним, согнувшись, полез второй. Сзади маячил ещё силуэт.

– Вечер в хату, малахольные! – оскалился первый.

Я уже собирался рвануться, но первой среагировала Евгения. Схватила копьё, метнула – с такой силой, что пробило ближайшего, вошло в живот и почти вышло из спины. Он даже ахнуть не успел – согнулся пополам, захрипел, повалился на камни, обливаясь кровью.

– Мочите их! – грозно рявкнули из-за спин вломившихся. Я узнал этот голос сразу – Кирпич. Его яростный приказ эхом раскатился по пещере, будто сама тайга вторила ему.

Зэки полезли вперёд, но теперь мы стояли не кучкой беспомощных жертв – мы заняли позиции полукругом, готовые принять бой.

Глава 4

Бросок Евгении вышел таким мощным, что первый нападавший рухнул замертво. Узкий проход сыграл нам на руку: его тело перегородило лаз, и следующие зэки наталкивались на него, срываясь в ругань и вой.

Я рванул вперёд, встал первым, перекрыв путь. Оттолкнул труп ногой, чтобы он ещё больше мешал остальным зэкам.

Перехватил кол. Сейчас это оружие явно было куда полезнее ножа.

Следующие двое, с диким ревом лезшие следом, сами напоролись на наши удары. Я, Ворон и Ефим действовали разом: колья воткнулись, пробивая тела, как шампуры мясо. Головорезы захрипели, выгнулись и рухнули, мешая своим же, что напирали сзади.

Бах! Выстрел разнёсся по пещере, множась так, что заложило уши, а камни дрогнули. Картечь чиркнула по стенам, искры брызнули, но никого из нас не зацепило.

Это палил Кирпич – из глубины, держась позади дальше всех, там, где лаз сжимался и можно было протиснуться только на четвереньках. Дальше он пролезть не решался: понимал, если даже и успеет кого-то пристрелить, то на перезарядку уйдут секунды, которых у него не будет. Его тут же насадят на кол, как его неудачливых подельников.

Мы убили троих разом, и вход в пещеру завалило их телами. Но, услышав сухой лязг от преломления ружья – Кирпич менял патрон – мы отпрянули внутрь. Я и Ворон встали по бокам от входа, прижавшись к камню, притаились, задержав дыхание.

Мы ждали следующую партию нападавших, но никто больше не полез. Зэки отступили.

Тишина тянулась долго, только запах крови, который я почему-то чуял, да вонь сгоревшего пороха стояли в пещере. Я осторожно выглянул за изгиб, где вход чуть уходил в сторону. Никого не было видно, но слышалось тяжёлое сопение – кто-то затаился там, прямо за поворотом.

Я не ошибся: это был Кирпич.

– Зря вы так! – крикнул он, не показываясь. Голос раскатился гулко, будто вся скала говорила его словами. – Мы к вам в гости, а вы нас пришить решили. За это придётся ответить!

– А мы таких гостей не ждём! – отозвался я, не высовываясь. – Катитесь отсюда, пока остальным пузо не проткнули!

– Это кто там такой смелый? – проревел Кирпич. – Выйди, побазарим! Ты у них старший?

– Нашёл дураков, – огрызнулся я. – Валите отсюда, всё равно не пройдёте!

Кирпич помолчал, а потом рявкнул:

– Даю вам десять минут! Выходите, бросайте свои палки-ковырялки – тогда будете жить!

– Нам и здесь хорошо! – ответил я.

Диалог, конечно, не назвать конструктивным – но я хотел надавить Кирпичу на гордость.

– Ну что ж… – протянул тот. – Тогда мы подождём.

– Ну, ждите! – крикнул я. – У нас крыша над головой, огонь, дрова, всё есть, продукты тоже. От души советую – валили бы вы отсюда, целее были бы!

Насчет продуктов я, конечно, слукавил, хотел вселить безнадегу в души нападавших. Голодное брюхо, как известно, громче совести поёт.

– А вот хер вам! – рявкнул Кирпич. – Вы все равно когда-нибудь отсюда выползете.

– Слушай, ты, – крикнул я. – Как там тебя… Кирпич, да?

– А кто спрашивает? Погоняло у тебя есть? – хрипло усмехнулся он.

– Называй меня Макс. И скажи, Кирпич, какого черта вы тут на нас охоту открыли?

– А кто сказал про охоту? – заржал он. – Мы в гости зашли, а вы тут на нас со своими тыкалками набросились.

– Не лечи мне, зэк, – отрезал я. – Мы знаем, что у вас задание – ликвидировать нашу группу.

– Да? И откуда такая малява? – голос Кирпича стал настороженным.

И тут вдруг вступил Сергеич:

– Слышь, Кирпич, не буксуй! Это я сказал им.

– Ты теперь с ними?! – взревел Кирпич. – Вот ты крыса! Ссучился, гаденыш. Не ожидал от тебя такого, братец.

– Да, я теперь с ними! – крикнул Сергеич, и голос его зазвенел. – Я им дал весь расклад. Они всё знают. Признай, что у тебя не выйдет сюда пробиться. Сколько у вас там оружия? Один ствол с картечью. А у нас тут десять человек с ножами и кольями! Так что не рыпайся!

Он, конечно, преувеличил. Нас гораздо меньше – всего семеро. И то – докторишка не в счет. В наших руках было жалкое подобие оружия, но тактический ход был правильный – запугивание всегда работает.

– Ну, лажанул ты, Кирпич, – издевательски добавил Сергеич.

– Посмотрим, кто еще облажался, – рыкнул Кирпич в ответ.

Я вмешался, чтобы разговор не скатился в пустую перебранку:

– Эй! Слышь!.. У меня к тебе предложение! Вас послали нас убить, наверняка пообещали свободу, деньги, снять эти кандалы, тьфу, браслеты с ваших ног. Ты, Кирпич, урка тертый, должен понимать, что всё это фуфло. Никто из этих господ вас в живых оставлять не собирается. Вас используют так же, как и нас.

– Ха! И чего ты так базаришь?! – усмехнулся Кирпич. – Ты мент, что ли? На слабо берешь, приёмчики ваши… Я сам разберусь, фуфло это или не фуфло!

– Не перебивай! – гаркнул я. – Выслушай до конца. Повторяю… У меня предложение. Как освободиться вам и освободиться нам. Объединить группы, вернуться в лагерь и ударить по тем, кто нас между собой сталкивает. Только так мы выживем. Они сейчас нас не ждут. Можно внезапно всё провернуть.

– Ну да, ну да… самый умный, б*я, – хмыкнул главарь, и в его голосе слышался яд. – А браслеты? У нас на ногах эти чёртовы браслеты! Так что пошёл ты нах** со своими объединениями. Мы вас отсюда выкурим и будем убивать медленно, по одному. Но вообще-то у вас есть выбор: выйти сейчас, сдаться, и тогда смерть ваша будет быстрой. Обещаю…

Теперь он не скрывал своей злобы, не играл словами, не вспоминал больше про гостей.

– А пошёл ты нах** сам со своим предложением! – крикнул я в ответ, чувствуя, как кровь приливает к вискам. – Пока вы будете нас выкуривать, мы вас всех перебьём, по одному насадим на колья! Как твоих дружков – они уже не встанут!

Я не видел его лица, но слышал, как он заскрипел зубами. Или, может, это ружьё скрежетнуло о камень – неважно. Я отчётливо чувствовал его злость, ярость и бессилие достать нас здесь и сейчас.

* * *

Док сидел в кресле в домике Рихарда, развалившись по-хозяйски. Курил прямо в помещении, пепел стряхивал на пол, будто специально показывал, что ему на всё плевать. Взял телефон, набрал номер.

– Привет, босс, – сказал он, выпуская дым в потолок. – Я на месте, вникаю в дела.

– Докладывай, – коротко ответил Инженер.

– Эта Линда… та ещё сучка, – хмыкнул Док. – Непростой человечек, но впрочем, ты и сам знаешь.

– Конкретнее, – проговорил Инженер, явно раздражаясь.

– Не знаю… решать, конечно, тебе. Я знаю, что вы там… мутили с ней и всё такое…

– А это не твоё дело, – резко оборвал его Инженер.

– Ладно-ладно, не лезу, – поднял руку Док, усмехнувшись. – Мне кажется, что она что-то темнит. Мутит.

– Для этого я тебя туда и послал, – сказал Инженер. – Чтобы ты взял всё в свои руки и приглядывал за ней.

– Ну да… – протянул Док. – Но пока всё идёт, вроде как, ничего. Группу «А» загнали в пещеру, группа «Б» их осаждает. Трансляция идёт с дронов. Твои толстосумые клиенты, думаю, будут визжать от радости от такого драйва, зрелища. А за Линдой я наблюдаю.

– Наблюдай, – подтвердил Инженер, помолчал, а потом добавил, и при этом голос его дрогнул: – И вот что: как только всё закончится, ты её уволишь… От моего имени.

– Да без базара, шеф.

Док не сделал ни малейшей паузы перед этим ответом.

– Док, – голос Инженера стал жёстким, – заканчивай свои гопнические замашки. Отвечай нормально.

– Как скажешь, босс, – ухмыльнулся Док. – Будет исполнено.

– Если что – звони, – сказал Инженер. – До связи.

Он положил трубку. Док затянулся снова, выпустил струю дыма и хмыкнул. Скоро должна прийти Линда. Предложение выпить вместе ведь оставалось в силе.

* * *

– Ну и сколько мы тут будем сидеть?! – ныл мажорчик, мечась у костерка. – Мы здесь умрём от голода. Мы все здесь умрём! Господи, зачем мы остались в этой проклятой пещере? Лучше бы послушали Макса, лучше бы ушли!..

– Не сотрясай воздух, Костенька, – проворчал Ефим, облокотившись на колено. – Без тебя тошно. С голоду не помрём, месяц человек поститься может, а водица есть. Да и вон – целый доктор у нас имеется… вернее, его нога.

Дед зло хмыкнул и покосился на Евгения Петровича.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулся тот, побледнев.

– Ну, доктор, тебе же нога уже не понадобится, – протянул Ефим с ехидцей. – После того, как твоя супружница провернёт всё с тобой. Ножку-то – чик-чик, а мы её в суп. Кхе-кхе…

– Фу! – передёрнулся мажорчик. – Фу-у! Есть человечину?! Трэшанина какая…

– Нет, нет! Не надо! Прошу вас! – вскрикнул Евгений, закрывая руками колени, подтягивая к себе ноги.

– Да ладно, – усмехнулся Ефим, махнув рукой. – Успокойся, иуда. Шучу я.

Он снисходительно хмыкнул, поправил бушлат.

– Но пояса потуже, ребята, придётся подтянуть, – добавил дед задумчиво.

– Нет, – сказал я твёрдо, глядя на всех по очереди. – Отсиживаться не будем. Нам нужно отсюда во что бы то ни стало выбираться. Нужно искать другой выход.

– Да нет здесь никакого выхода! – не выдержал Ворон. – И не было никогда! Ты же сам видишь… – в его голосе дрогнула нотка, не свойственная ему.

Даже ему передался общий страх. Он нервничал, и это бросалось в глаза.

– Там есть углубление, – возразил я, кивнув в дальний конец пещеры. – Узкое, но если разгрести камни, расчистить завал – возможно, там будет второй выход. Смотрите сами.

Я намочил ладонь и прошёл к тому самому месту, где пещера сужалась, словно горлышко бутылки. Уперев руку в щель, заваленную камнями, задержал её там.

– Холодит, – сказал я. – Тянет оттуда. Значит, выход есть. Должен быть!

– Холодит? Ну Макс, может, там и есть выход – но он для змейки! Такусенький! – Костя свёл пальцы.

– А толку-то что? – проворчал Ефим. – Чем это лучше? Вон, наверху тоже щёлка имеется. Только без лестницы и верёвок нам туда не забраться.

– В том-то и дело, – возразил я, берясь и откатывая камни. – А здесь лестница и верёвки не нужны. Тут завал, и он поддаётся. Давайте поработаем.

Мы поставили мажорчика караулить у прохода. Всё-таки шум он поднимать умеет хорошо, если что. А руками работать – не его привычка, так что на стрёме от него толку больше. В последнее время, кстати, он перестал кричать по поводу и без про своего папеньку, и все больше как-то взрослел и становился самостоятельным.

Остальные засучили рукава и принялись разгребать камни.

Некоторые глыбы приходилось даже отодвигать всей гурьбой: наваливались, тянули, толкали, скрипели зубами, стараясь не слишком шуметь, пока камень нехотя не сдвигался на ладонь-другую. Чтобы облегчить работу, брызгали из котелка водой на пол, чтобы скользили камни, и действительно – кое-где удавалось сдвинуть крупные глыбы чуть легче. Но всё равно выматывались так, что потом сидели, хватая ртом воздух.

А всё-таки проход не поддавался. Сколько сил ни бросали – ощутимого результата пока не было.

– Фух… дохлая это затея, чую, – вытер лоб Ефим. – Мы и не продвинулись ни грамма.

– Узники замка Иф, блин, – заскулил мажорчик. – Сколько там тот лет копал?

– Лет тридцать, – буркнула Евгения, успокаивая сбитое дыхание.

– Десятки? Не хочу тут десятки лет торчать!

– Пока у нас другого выхода нет, – сказал я, стараясь говорить ровно, чтобы всех подбодрить. – Так что будем работать в этом направлении. Раскапывать. Может, там действительно ничего и нет, просто расщелина, куда и мышь не пролезет. Но другого занятия у нас ведь всё равно пока не имеется. Так?

Я оглядел сидящих – усталых, с чёрными от пыли руками и глазами, горевшими в отблесках костра.

– Либо сидеть сложа руки и ждать своей участи, либо барахтать лапками, как та лягушка в крынке со сметаной, – добавил я. – И выбора у нас особо нет.

Люди переглянулись. Кто-то кивнул, кто-то тяжело вздохнул, но в глазах мелькнула искра: значит, ещё боремся.

Мы снова взялись за камни, едва отдышавшись – когда со стороны входа послышался подозрительный шорох. Что-то трещало, ломалось, скрипело, словно по камням скользил некий груз. Что ещё там принеслось? Мы переглянулись, бросили работу, заняли позиции. Каждый схватил своё оружие, приготовились – никто не понимал, что ещё за выкрутасы задумали урки.

Я осторожно выглянул из-за камня и увидел: в лаз летит охапка хвороста. За ней ещё. И ещё. Куча прибавлялась прямо на глазах.

– Эй, начальник! – раздался веселый, хрипловатый голос Кирпича. – Сейчас мы вас будем… выкуривать! Вы готовы принять баньку по-черному? Ха-ха!

– Господи, – воскликнул Костя, побледнев. – Они хотят сжечь нас заживо!

– Не давайте просунуть хворост внутрь! – скомандовал я. – Не дать протолкнуть дрова!

Мы выставили колья вперёд, упёрлись, палками старались отталкивать сухие ветви, но снаружи зэки давили с яростью, продвигая внутрь огромный ком из хвороста, сплетённый из сухих сучьев. Ветки хрустели, ломались, но напор не ослабевал.

Мы с Вороном несколько раз метнулись вперёд, пытаясь достать хоть по рукам, но бесполезно – колья были слишком коротки. До их пальцев не дотягивались. Куча росла неумолимо, продвигалась ближе к залу. Сухие ветви уже почти проснулись туда.

Наконец напор ослаб, масса хвороста упёрлась. Мы всей группой вдавили колья, остановили её. Или задержали – кто кого пересилит, сказать было невозможно. Может, дрова просто нарастили критическую массу, и зэкам стало трудно проталкивать их дальше.

Один из них потерял осторожность – слишком усердно полез проталкивать кучу внутрь, наклонился глубже, чем следовало. Костя уловил момент, дернулся вперёд. Выпад. И всадил заострённый кол прямо в грудь.

– Я попал! – крикнул он, глаза загорелись.

– Уйди из прохода, дурында! – рявкнул Ефим.

Но мажорчик, окрылённый своей первой удачей, замешкался. И в этот миг из-за веток раздалось сухое «бах!» – выстрел прогремел так, что пещеру сотрясло. Кирпич поджидал именно этого. На этот раз это была не картечь – пуля.

Костю словно подбросило. Радостный возглас оборвался на полуслове. Он рухнул на камни, схватившись за живот. Меж пальцев хлынула кровь, лицо побледнело, и крик сменился хриплым стоном.

В тот же миг снаружи хрустнуло железо – Кирпич перезаряжал ружьё.

– Чёрт! – выдохнул я, бросился к Косте, схватил его за ворот и рывком оттащил вглубь, за укрытие каменной стены. Нужно было убрать его с линии огня, пока не прогремел следующий выстрел.

Костя лежал с широко раскрытыми глазами, хватал ртом воздух, словно рыба на берегу, и шептал, заикаясь:

– Вы… вы видели? Я его убил… Я ведь теперь герой… я такой же, как вы… не хуже… Да? Что вы молчите?

– Тише, тише… – Ефим присел рядом, положил ладонь ему на голову, гладил, будто ребёнка успокаивал.

В животе зияла страшная рана, пулевая пробоина, откуда вытекала жизнь вместе с кровью. Все понимали: ещё несколько минут – и всё. Никто даже не пытался перевязать парня: каждый видел, знал нутром, что с такой раной не выживают. Тем более – в пещере.

И всё же Костя, на удивление, не истерил, не визжал, как можно было ожидать. Я помог ему сесть, привалил к стене. Он дышал часто, поверхностно, но в глазах была осознанность.

– Что ж ты полез… чего ж ты так неаккуратно? – тихо проговорил Ефим, качая головой.

По его щеке скатилась слеза, пробороздила серую дорожку, скрылась в спутанной седой бороде.

– Я хотел помочь… я правда хотел помочь… – бормотал Костя, цепляясь за наши взгляды, будто искал понимания. – Я не бесполезный какой-то…

– Тише, тише. Не говори ничего, тебе тяжело, – сказал дед мягко, сдавленно. – И это… слышь… Извиняй, малой, если обидел…

– Ты так говоришь, старый пердун… – с трудом выдавил Костя, кровь сочилась меж пальцев, но в голосе не было злобы. – Как будто прощаешься. Как будто всё…

Он задыхался, но взгляд его цеплялся за нас, горел, не хотел угасать.

– Я жить хочу. Я хочу быть таким… таким, как Макс. Как все вы… Я никогда не был таким… но понял, что хочу.

– Разные мы ягоды, Костенька… – тихо проговорил Ефим, склонившись к нему. – Разные поля нас взрастили… У тебя папашка – олигарх, ты модный, блатной…

Он говорил это тоже без укора, без злости, будто убаюкивал.

– Нет у меня отца, – вдруг выдохнул Костя, глаза его блеснули в полутьме.

– Как – нет? – удивился Ефим, остальные тоже сдавленно ахнули от удивления.

– Ну… есть где-то. Но я его не видел. Детдомовский я. Всю жизнь хотел из говна и грязи вылезти… в люди. Поступил в престижный универ, на бюджет. Стипендия повышенная… Одеваться стал… подрабатывал… кроссовки вот понтовые прикупил…

Он задыхался, говорил рывками, но ещё держался.

– Подделка, да я знал… Но модные. Чтобы завидовали. Всю жизнь я мечтал, чтоб мне завидовали. Чтоб я не был как все… как все вы.

Губы его дрожали, глаза застилала мутная пелена.

– А теперь понял… зря всё это… Я хочу быть как вы…

Он судорожно заглотнул воздух, глаза закатились, тело обмякло.

– Я хочу… быть как раньше… – сорвалось с его губ еле слышно. – Вы – настоящие… Остальное всё – подделка… Как мои кроссовки…

И Костя умер.

Глава 5

– Суки!!! – рыкнул Ворон, и его голос прозвучал так, будто он сказал это за всех нас.

Будто в нём говорил каждый из нас.

На душу и правда будто лег тяжёлый камень – много тяжелее тех, что мы без толку двигали целый день. Ефим не скрывал слёз, седая борода намокла, остальные глотали их, скрипя зубами. Нас становилось всё меньше.

Зэки что-то замолчали. Хворост перестали проталкивать, но тут в пещеру потянуло дымом. Сначала еле заметным, потом явственным, едким. И вслед – треск веток, который невозможно спутать ни с чем. Огонь. Сухие сучья загорелись, пламя разрасталось.

Пока тяга выдавливала дым наружу, но все понимали – это ненадолго. Стоило лазу прогреться, костру разгореться как следует, и мы задохнёмся.

– Вода! – скомандовал я. – Лейте воду! Но аккуратно, не высовываться!

Мы собрали всё, что было под рукой: котелок, кастрюльку, алюминиевые кружки, пару плошек, прихваченных из избушки. Выстроились цепочкой вдоль стены до самой лужицы, что питал тонкий ручей. Каждый передавал другому, руки мелькали в полутьме.

Я стоял первым, плескал воду на сухие ветки, на пылавшие края. Огонь шипел, отступал, но только на секунду – не успевал я снова поднести кружку, как он яро бросался вперёд. Я лил раз, другой…

Бах! Прогремел выстрел. Пуля ударила в связку горящих веток, щепки и угли брызнули мне в лицо, а сама пуля прожужжала рядом с рукой.

– Ну что, начальник! – донёсся из-за завала голос Кирпича. – Хана вам, по ходу!

Мы сумели залить тот огонь, что уже пробирался внутрь пещеры, но в глубине комка костёр полыхал всё сильнее. Снаружи было слышно: новые охапки веток сбрасывали ко входу.

Мы не могли бесконечно поливать этот костёр кружками и плошками. Даже сырые ветви рано или поздно загорятся, когда жар нарастёт. Время работало против нас. Нужно было что-то предпринимать.

– Тут есть щель! – вдруг крикнула Евгения.

Она единственная не участвовала в тушении, а продолжала упорно разгребать завал, ковыряла камни, швыряла их в сторону. Иногда откатывала такие увесистые глыбы, что впору было удивиться её силе, но в пылу борьбы за жизнь никто этого не замечал или делал вид, что не замечает.

Последний камень сдвинулся, и в стене всё-таки открылась узкая щель. Ворон тут же подбежал, присел, попытался втиснуться.

– Чёрт… тут только таракан проползёт, – выдохнул он, оттолкнувшись назад. – И расширить никак – сплошные же стены, монолит.

Щель действительно вела в глубину, но была слишком узкой для любого из нас.

– Эх… – вздохнул Ефим и кивнул в сторону тела Кости. – А этот бы протиснулся. Единственный из нас, кто смог бы. Спасся бы, дурында…

– Я попробую, – сказала Евгения.

Из всех она и правда была меньше, худее, гибче – особенно после того, как постройнела и подтянулась в походе и под действием препарата. Она встала на колени, сунулась в щель, но чуда не произошло – тоже почти сразу застряла.

– Вытаскивайте меня! – крикнула она, задыхаясь.

Мы вцепились, дёрнули – вытащили обратно. Она отряхнулась, решительно сняла куртку, потом кофту, осталась в тонкой рубашке.

– Попробую ещё раз.

– Жир! – выкрикнул Ефим. – Намазать её жиром из тушёнки!

Мы вскрыли последнюю банку. Половина её оказалась залита густым жиром. Огонь в нашем очаге ещё тлел, да и с прохода уже ощутимо тянуло жаром, так что жир почти сам растопился. Мы поставили банку ближе к углям, быстро дотопили до нужной консистенции и приготовились намазать Евгению, чтобы она скользнула в этот каменный капкан, как влитая.

Евгения сбросила с себя всю одежду – без тени смущения. Да и некого было стесняться: никто сейчас не смотрел на неё так, как смотрели бы в иной ситуации на нагую женщину. Все глядели только на узкий спасительный проход, на её шансы.