
Полная версия:
Последний герой. Том 7
– Нет, – отмахнулся Док, – у них и так слишком много потерь. Пусть это будет их небольшая фора. А там разберёмси-и-и.
Он потянулся, небрежно откинулся на спинку кресла.
– Я уже отдала распоряжение готовить вертолёт для высадки расчёта, чтобы забрать ружьё, – настаивала Линда.
– Я отменяю приказ, – перебил Док.
– Ты не можешь, – в её голосе зазвенела сталь.
– Ещё как могу, – ухмыльнулся он. – Если не веришь – позвони Инженеру.
– Сукин сын… – еле слышно вырвалось у Линды.
– Что ты сказала? – Док приподнял брови, вперив в неё свой липкий взгляд.
– Я говорю, окей, – холодно отозвалась она, – давай сегодня вечером хотя бы бухнём у тебя здесь. Считай, что это тут такая традиция.
Док довольно хмыкнул, уголки губ потянулись в знакомую гаденькую улыбку. Его глаза скользнули по вырезу её камуфляжной куртки. Молния была открыта чуть ниже, чем следовало бы, и Док задержал взгляд слишком явно.
– А вот это другой разговор, – протянул он, цокнув языком.
* * *Лёха выжимал из лодочного мотора всё, что мог. Рука лежала на ручке газа, он давил, крутил, потому что от этого зависела сейчас жизнь. Хотелось поскорее уйти за поворот, скрыться из прямой видимости, разорвать дистанцию выстрела.
Внутри зудела уверенность: Кирпич выстрелит, обязательно выстрелит, и не важно, что это свой. Там, на берегу, для него чужих и своих давно уже не существовало. Тем более, что Лёха сбежал.
На всякий случай Лёха прокричал, что вернётся, будто обещал ребятам поддержку, но в душе уже знал, что никакого обратного пути не будет. «Пошли вы все… Каждый сам за себя», – думал он, чувствуя, как холодный ветер шевелит волосы. Лодка прыгала на волнах, мотор выл на пределе, а течение пыталось вцепиться в корпус и развернуть его. Нет уж, никаких возвращений.
Поворот реки закрыл от глаз оставленный берег, страх схлынул, и только мотор ревел над гладью воды по-прежнему с надрывом. Лёха чуть сбросил газ, лодка перестала подскакивать на волнах, пошла ровнее. Небольшой корпус с пятнадцатисильным мотором легко вытягивал её на глиссер, когда на борту был всего один человек. Даже против течения лодка резала реку уверенно, поднимая брызги по бокам. Он шёл вверх, туда, откуда пришли местные рыбаки.
Минуты пути тянулись долго, но поселений всё не видно. За два часа хода бензина заметно убавилось. Лёха склонился к пластиковому баку, больше похожему на прямоугольную канистру со сглаженными углами. Поднял, встряхнул. Внутри плеснулось слабо, жидкость ударила по стенкам и сразу успокоилась.
– Негусто… – пробормотал он.
Скоро топливо закончится, и тогда придётся искать выход. Видимо, рыбаки отработали своё и собирались возвращаться, когда напоролись на зэков. Да и рыбы у них было полно. Лёха прищурился. Его мысли теперь вертелись только вокруг того, как дотянуть до людского жилья и затеряться там.
Неприятный холодок пробежал по спине. Мысль о том, что мотор вот-вот замолчит, а он останется один на середине реки, посреди тайги с пустым баком, вгоняла в дрожь. Дальше лодку подхватит течение, вынесет вниз, и там его снова настигнет Кирпич со своей сворой. Круг замкнётся, а этого страшно не хочется.
– Чёрт… – выдохнул он сипло, чувствуя, как горло пересохло, а уши замерзли от встречного ветра. – Неужели проскочил? Не туда свернул?
Мысли беспорядочно метались: а вдруг он пропустил нужное русло, то самое, откуда рыбаки пришли? Где-то же должен быть их проклятый посёлок. Не могло быть, чтобы он растворился в этих берегах без следа.
И, словно в ответ на тревожные мысли, впереди, за легкой сизой дымкой, начали вырисовываться очертания. Обрывистые, крутые берега вдруг будто разошлись, открывая пологий участок, и он увидел четко – там вытянулось поселение. У берега торчал дощатый пирс, к которому были привязаны самодельные лодки, умело сколоченные из досок и листов оцинковки.
– Фух, блин… Слава богу… – вырвалось у Лёхи почти шёпотом.
Он повернул лодку к пирсу, сбросил газ, нос тяжело врезался в грунт. Лёха выскочил, привязал шнур к кривому колу, что торчал в песке, и замер, прислушиваясь. Вокруг стояла тишина. Будто нет никого. Посёлком это можно было назвать только с натяжкой. Всего одна изогнутая улица, вытянувшаяся вдоль берега, да и та, скорее, дорожка, прикатанная до твёрдости камня. Дома стояли нестройно, без всякого плана, когда-то каждый лепил, где придётся. Чуть дальше, в глубине долины, темнели ещё несколько избушек. Стены бревенчатые, крыши старые, покрытые шифером, местами почерневшим под тяжестью лет и таежной сырости.
Но над парой печных труб лениво струился дымок.
Лёха глубоко вдохнул, втянул в себя не только запах печек, но и будто саму надежду. Здесь есть люди. А значит, есть шанс вырваться из этой глуши живым. И не попасться Кирпичу в лапы. Вот только браслет… Но Леха старался о нем не думать. Не придут же за ним на вертолете прямо в поселок. Или придут? Нужно рвать когти, и как можно скорее.
Но прежде всего нужно было сменить одежду. В своей лагерной робе Лёха слишком бросался в глаза, и любая встреча с людьми могла обернуться не в его пользу. Он прошёл чуть дальше по улице, прислушиваясь. Людей не было видно. Только пара шавок, выскочивших из-за забора, облаяла его с безопасного расстояния и снова юркнула в щели между досками.
На одном из подворий, прямо на верёвке у кривого сарайчика, сушилось бельё. Штаны, застиранная куртка, тельняшка, несколько пар носков. То, что нужно.
Лёха огляделся, убедился, что никто не видит, и быстрым движением стянул одежду, перекинул через плечо. Спустился к реке, в заросли ивы.
Свою робу снял, смотал в тугой узел и зашвырнул подальше в воду. Теперь, переодевшись, он ничем не отличался от местного рыбака или охотника. Ну или просто – алкаша.
Когда вернулся к улице, взгляд зацепился за машину возле одного из домов. «Нива» – грязная, с помятыми боками, облезлой краской и ржавыми порогами. Настоящая советская рабочая лошадка, явно ещё из тех времён, когда машины собирали не для понтов, а чтобы по бездорожью могли карабкаться.
– То, что надо… – пробормотал Лёха, вглядываясь в мутные стёкла.
Мысль очевидна: нужно убедить хозяев добросить его в большой город, в райцентр. Там уже можно дальше рвануть, затеряться среди людей.
Он толкнул калитку, скрипнула ржавая петля. Зашёл в ограду, осторожно ступая по утоптанной земле. Постучал в дверь кулаком.
– Эй, хозяева! Есть кто живой?
Тишина. Лёха помедлил, постучал еще, а потом приоткрыл дверь и сунул голову внутрь. В нос ударил запах махорки и варёной картошки.
Навстречу вышла пожилая женщина – сухонькая, морщинистая, с узкими глазами-щелочками. Следом за ней появился мужик примерно того же возраста, такой же мелкий, будто они были выточены из одного куска дерева. Оба чернявые, с раскосыми глазами и плоским лицом. «Сородичи тех, которых мы взяли на реке», – мелькнула у Лёхи мысль.
– Доброго дня в хату, – улыбнулся он как мог искренне, чтобы сразу вызвать доверие.
– Ты кто такой? – мужик глянул недобро, прищурился, опершись рукой о кривой косяк.
– Да я тут… проездом, – начал Лёха, подбирая слова. – На реке был, заплутал малёха. Вы не подскажете, как до города добраться?
– Нет здесь городов, – покачал головой хозяин. – Или ты про какой? До нашего райцентра двести километров, не меньше.
– Автобусы тут ходят? – уточнил Лёха, хотя сам понимал, какой услышит ответ.
– Автобусы… – хмыкнул хозяин. – Тут только на «Ниве» можно пройти. Или на «уазике».
– Слышь, отец, – мягко перешёл Лёха к делу. – Может, подбросишь меня до города? А?
– Странный ты какой-то… Турист, говоришь?
– Угу…
– Мне некогда, – покачал головой мужик. – Сезон сейчас. На рыбалку идти надо. Сезон – он год кормит. А это целый день уйдёт, в два конца-то…
– Отец, тебя как звать? – спросил Лёха, выдерживая паузу.
– Чалтыс я, – неохотно ответил хозяин, почти не разжимая губ.
– Слушай, Чалтыс, – снова улыбнулся Лёха. – Я ж не на халяву. Рассчитаюсь. Денег у меня нет… но есть лодка с мотором. Я её тут по дешёвке прикупил, думал, справлюсь. А силы переоценил, заплутал по вашим местам. Ни к чему она мне теперь. Забирай лодку с мотором, а меня добрось до города. Договор?
– На моторе каком? – прищурился Чалтыс, взгляд его стал внимательнее.
– «Ямаха», – гордо сказал Лёха. – Не фуфло китайское. Движок огонь… Пятнадцать кобыл.
Мужик молча перевёл взгляд на жену, та едва заметно дёрнула плечом. И Лёха понял, что разговор сдвинулся с мёртвой точки.
– Всё оно сейчас в Китае клепается, – хмыкнул Чалтыс, но глаза у него блеснули, интерес не стал скрывать. – Ну, пойдём, покажешь лодку. Турист.
Он отошёл к полке, взял оттуда охотничий нож с костяной рукоятью, по виду самодельный, тяжёлый, с узким клинком, и повесил на пояс. Следом потянул с гвоздя моток тонкой, но явно прочной верёвки.
– Это тебе для чего? – спросил Лёха, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
– Тайга, – спокойно ответил старик. – Без ножа и верёвки я из дома не выхожу.
– А-а… понимаю, – закивал Лёха. – Дикие у вас места.
Чалтыс не ответил. Подошёл к стене, снял с крюка ключи, похожие на автомобильные, сунул в карман и коротко кивнул:
– Пошли.
Они вышли из дома, прошли немного по берегу, к пирсу. Лёха указал на трофейную лодку:
– Вот она. Смотри, какая красавица. Мотор ещё на обкатке, считай. Новье, в натуре.
Старик прищурился, посмотрел внимательно.
– Откуда ты знаешь, что он на обкатке, если ты сам с рук купил?
– Продавец сказал, – пожал плечами Лёха.
– Продавец, может, тебя и обманул, – холодно бросил Чалтыс.
– Да, может… но, вроде, честный, – проговорил Лёха.
– А ты знаешь, что обманывать нехорошо? – голос старика стал вдруг твёрдым, с металлической ноткой.
Лёха напрягся, почуяв неладное.
– Ну, короче, отец, мы договорились, да? Вот, забирай, а меня отвезёшь, – сказал он, стараясь держаться бодро.
В ответ Чалтыс кинул ему моток верёвки:
– Вяжи себе руки.
– Чего?
– Руки вяжи…
И в ту же секунду он выхватил нож, шагнул вперёд и выставил руку с клинком. Ни следа добродушия, во взгляде его теперь застыл холод.
– Ты… чего? – опешил Лёха, пятясь.
– Я сказал – вяжи! – наступал Чалтыс, поигрывая ножом.
– Отец, ты чё… не дури. Отвези просто до города, и всё, – заговорил торопливо Лёха.
– Отвезу, – кивнул старик, сжимая рукоять ножа, – связанным. Стреноженным – к участковому тебя повезу. Эта лодка… где ты её взял, собака? Где взял её?
– Нашёл! – выпалил Лёха, отступая ещё шаг.
Старик приближался, нож поблёскивал в руке, угрожающе качался в такт шагам.
– Врешь! Это лодка Сартылая! Я ее знаю…
Лёха поднял ладони, закивал часто-часто:
– Да, да, конечно… сейчас… – пробормотал он и нагнулся за верёвкой к земле. – Участковый пусть разбирается. Я ни в чём не виноват, сам увидишь. Но за это ты меня отвезёшь в город потом…
Он говорил торопливо, изображая испуг. Но пальцы вместо верёвки подхватили с земли камень – небольшой, с куриное яйцо. Лёха распрямился и резко метнул этот камешек.
Бросок получился точный: камень врезался прямо в лоб. Хрустнуло, и Чалтыс на секунду застыл, глаза закатились, нож качнулся в руке.
Лёха рванулся вперёд, перехватил выпадающий клинок и, не раздумывая, вогнал его старику под рёбра. Повернул еще для верности, разворотив плоть.
Старик дёрнулся, выдохнул хрипло, обмяк. Лёха выдернул нож, вытер клинок о куртку Чалтыса, когда тот уже лежал на земле.
– Где там у тебя ключики? – усмехнулся Лёха, шаря по карманам мёртвого рыбака. Пальцы нащупали связку, и среди всех прочих он сразу узнал характерный ключ от «Нивы». – Вот они, ключики… – ухмыльнулся он ещё шире. – Сам виноват, уговор есть уговор. Договаривались: лодка в обмен на «довезёшь».
Он подхватил тело за подмышки, стащил к реке и, пыхтя, заволок в кусты у воды. Скинул в заросли так, чтобы не сразу нашли, чтобы с дороги не видно было. Накинул сверху веток, выпрямился, вытер лоб тыльной стороной ладони.
Вернувшись к дому, где стояла «Нива», увидел в калитке жену Чалтыса. Маленькая, сухонькая, с прищуренными глазами-щелочками, она уставилась прямо на него. В её взгляде не было сомнений: в руке Лёхи блеснул нож с костяной рукоятью, нож её мужа.
– Убили! – взвизгнула она. – Убили!
– Заткнись, дура! – рявкнул Лёха и рванулся к ней с ножом.
Она, визжа, юркнула в дом, хлопнула дверью. Лязгнул крючок, и тишина – укрылась. Лёха рванул дверь. Раз, другой – бесполезно. Зло сплюнул, развернулся и поспешил обратно к воротам. К «Ниве».
Он сунул ключ в замок зажигания, провернул, двигатель с хрипом ожил. Мотор затрясся, холодный. Лёха резко выжал сцепление, воткнул передачу и дал газу. Машина дёрнулась, колёса побежали по утоптанной глине.
Бах! Позади что-то рвануло. Заднее стекло разлетелось крошкой, осыпав его затылок и плечи.
Лёха обернулся: у ворот стояла жена Чалтыса, прижав охотничье ружьё. Она уже переламывала ствол, выщёлкивая гильзу и вставляя новый патрон.
– Вот суки! – прошипел он. – Что за народ… лишь бы по дяде Лёше палить.
«Нива» вылетела из поселка, бухая подвеской на колдобинах, и понеслась по грунтовке. Сзади снова грянул выстрел, эхом ударил по тайге.
Сквозь разбитое заднее окно звук был явственный, но пуля прошла мимо. Расстояние стало слишком большим, пожилая женщина не смогла уже достать убийцу мужа. Лёха не видел, как по её щекам катились слёзы, а губы шептали проклятие: «Тебя найдет тот, от кого бежишь».
Он радовался, что всё так ловко провернул с тачкой. Вжал педаль, мотор ревел, машина тряслась и прыгала по ухабам. Дорога здесь была одна, другой не намечалось. «Наверное, в город ведёт», – подумал Лёха, стискивая руль.
Глава 3
Когда группа «Б» поднялась по склону, уже вечерело. Туман вздымался из низин, тянулся вдоль камней сизыми полосами, и каждый шаг давался тяжело. Сартылай шёл впереди – вел группу к пещере, где обещал им ночлег, но с каждой минутой в его душе всё сильнее нарастало сопротивление. Он начал понимать, что ошибся со своим решением. Старый охотник читал следы леса – те самые, которых обычный человек, в том числе и все его пленители, не увидел бы, даже если пальцем ткнуть. Примятая трава, сдвинутый с места камешек, лёгкий изгиб ветки. Сейчас всё говорило о том, что беглецы скрылись именно в пещере выше по склону.
Обычные люди для него ничего не значили бы. Тайга привыкла к чужакам – городских, если те забредали сюда, она порою и убивала. Но эти… Сартылай к ним проникся. Потому что их преследовали – те самые, кто убил его сына. И значит, посторонние в пещере уже не выглядели врагами. Скорее, наоборот – жертвами, такими же, как его мальчик.
Единственное, что удерживало Сартылая от открытого шага, от бунта – желание отомстить. Он ждал момента, высматривал случай, скрывал всё под маской запуганной до безразличия покорности. Для зэков он был пленным проводником, для самого себя – волком, готовым рвануться, как только представится возможность.
– Ну и где эта чёртова пещера? – хрипло бросил Кирпич, вскинув ружьё и вытирая лоб рукавом.
– Похоже, мы заблудились, – пожал плечами Сартылай, нарочито спокойно оглядываясь по сторонам. – Где-то здесь была, я знаю… Или там… А, да, точно. Нам туда.
Внутри он уже принял решение – нужно увести их от пещеры, сбить со следа. Но и Кирпич был не так прост, чтобы позволить охотнику крутить им, менять их маршрут. Он вгляделся в узкие глаза Сартылая и прочёл в них ложь. Местный был неглуп, опытен и смел, но врать он так и не научился за всю свою долгую жизнь.
Лес не жаловал лгунов.
– Ты мне п*здишь, старик, – сказал Кирпич тихо, и в этой короткой фразе было больше ярости, чем если бы он рычал.
Замах.
Приклад ружья врезался в грудь. Сартылай охнул, повалился на камни, закашлялся, ловя воздух губами, словно та рыба, что лежала сегодня у него в лодке. Здоровяк тут же шагнул к нему и опустился на корточки. Вытянул нож, блеснувший в сгущающихся сумерках, и приставил острие к горлу старика. Другой рукой он отставил в сторону своё ружьё, чтобы ничто не мешало приступить к допросу. К пыткам.
Сартылай лежал неподвижно, чувствуя обжигающий холод стали. Но в его тёмных глазах не было страха. Там отражался только огонь мести, словно костерок охотника, едва тлеющий из-под камней, но готовый вспыхнуть при первом случае. Но Сартылай понял, что если промолчит, убийца его сына убьет и его. Убьёт – и уйдёт. И сказать, где пещера, он не мог. И погибнуть от руки убийцы сына тоже…
Но кто движим желанием не выжить, а исполнить задуманное, выход всегда найдёт.
– Говори, падла, что ты там вдруг надумал? – прорычал Кирпич, нависая над проводником. – Почему не хочешь нас отвести к этой чертовой пещере?
Молчок…
– Я сначала вырежу тебе один глаз, потом другой… – хрипел зэк.
Но договорить он не успел. Сартылай, собрав все силы, резко вскинул руки, обхватил ладонь зэка, сжимающую рукоять ножа, и рванул на себя. Клинок вошёл глубоко, хрипло заскрежетав о кость, пробил горло. Охотник дёрнулся, глаза его расширились от боли и предсмертного всхлипа. Кровь хлынула по пальцам старика и по пальцам зэка.
– Вот бл*дь! – вздрогнул от неожиданности и досады Кирпич.
А на лице Сартылая в тот миг застыла улыбка. Он уже не мог говорить – горло рассечено, дыхание рвалось кровавым пузырём, но губы его шевельнулись. Кирпич, глядя сверху, сумел прочесть: «Я ухожу… Ничего вы не найдёте…»
– Твою мать! – и Кирпич плюнул прямо в лицо умирающему. С силой вырвал нож из горла, отшатнулся, а затем вновь подошел, сел на корточки и с брезгливостью вытер клинок о куртку старика.
– Ищите! – рявкнул он остальным. – Ищите эту сучью пещеру! Она где-то здесь!
– Я видел… – отозвался один из зэков, задыхаясь от тяжелого подъема в гору. – Он косился на жёлтый куст, я заметил. Когда мы проходили вон там, наверху был жёлтый куст. Приметный такой. Возможно, вход в пещеру где-то там. И ложбинка как раз подходящая в скале.
– Косился? Куда эта черноглазая сволочь только ни косилась…
Волна ярости и шока схлынула, и Кирпич заново оглядел лес. Что они тут найдут сами? А так какая-никакая, а примета.
– Кирпич… А что там, в пещере? – спросил Рыжий. – На кой-она нам сдалась?
– Не знаю, – ответил главарь, облизнув губы. – Но этот вонючий папуас в последний момент вдруг передумал нас туда вести. Почему? Не зря ведь…
– А вдруг там наши малахольные укрылись? – предположил Рыжий. – И старик это понял, хотел заднюю дать, да поздно.
– Тем лучше для нас, – оскалился Кирпич в подобии улыбки. – И хуже для них.
Он развернулся, рявкнул короткую команду, и зэки, толком не отдышавшись, снова двинулись вверх по склону, туда, где застыл жёлтый куст на фоне серых камней.
* * *Я был за то, чтобы покинуть пещеру. Вечером долго говорил об этом, спорил, но потом прислушался к мнению остальных. Люди измотаны, напуганы, их можно понять: они захотели остаться здесь, затихариться, ждать. Свою судьбу принимать всегда легче, чем идти против течения. Меня не поддержала даже Евгения, в которой, казалось, сил на сто лет припасено. Может, Оля бы убедила их, но её теперь с нами не было.
Хотя, если рассудить трезво, даже при таком раскладе у нас оставался неплохой шанс. Вход в пещеру скрыт так, что о нём не догадаешься. Мимо пройдёшь хоть в паре шагов, а всё равно не заметишь – скала и скала, нагромождение камней. О существовании убежища никто не мог подозревать.
Непонятно было другое – каким образом группа «Б» резко сменила маршрут и пошла в горы, прямо по нашим следам. Ясно, что это не случайность. Скорее всего, дело в том чёртовом старике, местном, что идёт с ними. А если он следопыт, если он охотник, то мог знать про эту пещеру. Мог и повести к ней, если приказали.
Эта мысль крутилась в голове, давила, не давала покоя. Но вслух я её не озвучивал. Остальные и так пережили за последнее время слишком много, держались из последних сил. Будоражить их новыми тревогами было бы лишним. Все одно это уже ни на что не повлияет.
Хвороста мы натаскали, вода у нас была, но с едой всё хуже – оставалась последняя банка тушёнки да кулёк крупы. Придётся затягивать пояса, как ни крути. Мы сидели у очага, костерок поддерживали маленький, ровно такой, чтобы хватало света и тепла. Сухие ветки горели тихо, жарко, дыма почти не давали. Я несколько раз выходил из пещеры, поднимался к щели, куда уходил наш импровизированный дымоход, проверял. Над пещерой дыма не видно. Он растворялся на ветерке в сумерках.
Я вернулся в пещеру, когда наши спорили.
– Как они нас нашли? – зло выдохнул Ворон, сотрясая кулаками. – Как?
– Ну, скажешь тоже – нашли, – отозвался Ефим, понизив голос. – Так, мимо покамест бродют. Наверное, направление выбрали то же самое.
– Ни хера не пойму, – не унимался Ворон. – Тут тайга, леса. Тут затеряться – пара пустяков. А они будто знали, что мы свернули. Будто знали, что пошли именно сюда. Мы же крюк сделали спецом…
Он осёкся, глядя в пламя. Я видел, как в его глазах горело не только раздражение, но и страх. И этот страх таился в душе у каждого – только выражался он у всех по-разному.
– Браслет… – вдруг проговорил Сергеич, и сказал так громко, что все аж дёрнулись.
– Что? – переспросили мы все разом, уставившись на него.
– Они могли отследить маячок, – выдавил он, задирая штанину. На его ноге, вокруг лодыжки, остался след – красная натёртая полоса, будто от кандалов. – Чёртов браслет. У каждого в группе «Б» он был.
– Ну и что? – хмыкнул мажорчик. – У тебя же его теперь нет.
– У меня нет, – язвительно отозвался Сергеич, – а у докторишки проверяли? – он кивнул на Евгения.
Тот под его тяжёлым, колючим взглядом словно сжался, втянул голову в плечи, сидел молча, а глаза вдруг забегали.
– В смысле? – вскочил мажорчик. – У него что, на ноге маячок? И мы с этим бегаем от них? А ну, показывай ногу! Интеллигент, блин.
– Давай ходулю, сука, – рявкнул Ворон, тоже поднявшись.
– У меня ничего нет, – залепетал Евгений Петрович.
Сидя, не вставая, он начал пятиться, нелепо отползая назад на заднице, переставляя руки и ноги, как перевёрнутый жук.
– Держи его, мужики! – прокряхтел Ефим, поднимаясь. – А ну, задирай штанину, курвец!
Скрутили доктора сообща. Брюки натянули вверх, и раздался коллективный вздох. На ноге врача сидел чёрный, словно из обсидиана, браслет. Красный индикатор мигал размеренно, в такт сердцу.
– Вот сука… – выдохнул Ворон и, не сдержавшись, зарядил кулаком прямо в морду врачу.
Удар вышел тяжёлый. Голова Евгения мотнулась, он повалился на бок, распластался на полу пещеры.
– Убил? – выдохнул Ефим, сгибаясь над ним. – Пошто убил-то? Надо было поспрошать с него!
– Да не-е, – мотнул бородой байкер. – Жив, чертило. Или притворяется, или отрубился. Не убил, хотя хотелось бы…
– Нужно срочно избавиться от него, – вставил веское слово Костя. – Он нас подставил, вы понимаете?
Его голос прозвучал на высокой ноте, почти на пределе, и спрашивал он так, будто кто-то здесь ещё действительно не понял.
В пещере на миг повисла тишина.
– Да ты что?! – всплеснул руками Ефим. – Как же ж мы живого человека выкинем?
– Тогда ногу отрезать, – не унимался Костя, зло блеснув глазами. – И выкинуть. Ногу, в смысле, вместе с браслетом.
Ворон тем временем ковырял браслет на докторе ножом, драл руками, пытаясь сорвать, кряхтел так, что жилы вздулись на шее. Но браслет сидел намертво.
– Это бесполезно, – глухо сказал Сергеич. – Его невозможно снять. Мы пытались. Нам сказали, что титановый сплав, все дела…
– Но ты же как-то снял, – напомнил я, всматриваясь в него и его ногу.
– Ну… эта-а… у меня, наверное, просто бракованный оказался, – замялся он, прикусив губу. – Сам отвалился.
– Врёшь, – сказал я тихо, но твёрдо, уловив в его глазах тень лукавства.
– Ха! Командир, хочешь верь, хочешь нет, – заговорил он быстро, оправдываясь. – В натуре говорю: был браслет – и нет. Ни у кого из группы не отвалился, а я потерял. Ну сами подумайте… я бы так на лыжи не встал, если б он у меня под штаниной висел. Потому и сбежал, повезло – и к вам прибился. А теперь сами видите, кто тут крыса. Я подлянку вам не ставил, вот он – ваш корефан с браслетом. Вот поэтому вас и видят.
– Но, – возразил я, – неужто зэки, группа «Б», сами отслеживают нас по этому браслету? Этот браслет, скорее, для устроителей испытаний. К нему должна быть какая-то программа, компьютер или телефон. Не думаю, что у зэков есть доступ к данным, которые посылают устройства.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Сергеич. – Может, они отсылают куда надо, а может, им передали сигнал.
– В любом случае, – глухо сказал Ворон, и с каждым его словом в пещере всё гуще нависало напряжение, – от докторишки надо избавляться. И чем скорее, тем лучше.



