Осенняя поездка в прошлое

В 1929 году умер отец Анны Антоновны – Щепанский Антон Казимирович, ее мать уехала на родину к сестрам, а Анна Антоновна с семьей переехала на жительство в Подмосковье, потому что в Москве, Ивану Петровичу – человеку без паспорта, проживать запрещалось. В Подмосковье они прожили до 1932 г, затем переехали в город Ростов-Великий – это 150 км от Москвы на берегу Плещеева озера, где и прожили до 1933 года. Все это время Иван Петрович занимался торговлей антиквариатом и даже был некоторое время искусствоведом в Историческом музее Москвы.

Какой доход приносила эта деятельность неизвестно, однако были случаи, что семья оставалась без средств существования, а Иван Петрович, уезжая в Москву, задерживался там органами милиции. Тогда Анна Антоновна оставляла детей одних, старшей дочери было 13-15 лет, ехала в Москву и, по-видимому, как-то помогала Ивану Петровичу разрешить ситуации с его арестами. В 1933 году, когда в центральной России был голод, Анна Антоновна с детьми уехала в Сибирь – на родину к матери, а Иван Петрович остался в Подмосковье и до 1935 года старался как-то обеспечить семью. Он посылал деньги и некоторые вещи для продажи, но, вероятно, получалось недостаточно, и в мае 1935 г он тоже приехал сюда в Сибирь. Чем он здесь думал заниматься неизвестно, но сразу по приезду, он, по доносу, был арестован и осужден на 10 лет лагерей, якобы за спекуляцию (в 1990 г Иван Петрович был реабилитирован по этому обвинению).

После осуждения и отправки мужа в лагерь, Анне Антоновне в течении года приходили письма Ивана Петровича, разрешенного содержания, например такое:

«11/VII-36 года с 4ой фаланги письмо 3е.

Вот уже около 3-х месяцев я не получал от тебя писем. Как писал в предыдущем, на 6 фаланге есть три письма, теперь уж может и больше, но до сих пор выручить не могу. Среди них уверен, есть же и от тебя. Не получая, всё передумаешь: и заболела ты или даже какое новое несчастье стянулось над твоей головой, и забыла уже меня, ну всё думается! С новой фаланги первое письмо послал 19/VI и второе – 2/VII. Завтра пошлю это, получишь второе уже. На три ближайших дня и я должен получить. Пока – весь нетерпенье! И так, пиши чаще. Это письмо посылаю с оказией, тороплюсь и лишь вкратце повторю существенное: – если не раздумала и не боишься разделить мою судьбу – посылай (по адресу: ДВК, гор. Свободный, Управление Бамлага НКВД, отдел по колонизации.) заявление о твоём желании колонизироваться со мной «вместе с мужем И.П.Д.», упомяни о своей прежней револ. деятельности и желании учительствовать вместе со мной. В общем изложи всё, что там подберёшь. Такое же (копия) заявление срочно заказным и мне на возбуждение ходатайства. Анна, не получая от тебя (писем) – окончательное решение я не посылал. К осени, началу учебного года надо бы устроиться. Тебе– то обязательно надо. Так что не совсем надеюсь на благоприятный результат, подавай и в горнаробраз. Не топчись на месте. И в минувшую зиму надо было устроиться. Ну ладно. Что дети? Ава уже приехала? Сегодня, но лишь во сне, я получил твоё письмо. Всё Ромочку вижу, чаще всех. Тебя тоже часто. Что буду делать, если не удастся колонизироваться? Здоровье поправляется, я не писал тебе, а был очень-очень плох. С января (теперь уже проходит) мучил фурункулёз, а тут цинга начиналась. Истощён до отказа. Все беды было навалились на меня. Боялся писать ведь и лишней тревогой нагрузить тебя. Но обошлось и пока прошло мимо.

Теперь отдыхаю, понятно в условиях Бама, а то всё на общих. Теперь знаю, что ещё поживу. Учёл опыт и довольно быстро. И всё-таки, что буду делать дальше, ума не приложу. Надеюсь, понятно, на лучшее. Пока же – один! И тут нечего умалчивать! Один! Ладно! Ребята пусть тоже пишут. Ты же не забывай своего старого верного друга. Что с Серёжкиными уже разъехались и как? Что делала дальше? Поподробнее о себе. Ни перевода, ни посылку ещё не получал. Посылку ещё на зиму точно послала или нет? Писала, что скоро пошлёшь. Острая нужда теперь уже минула и я выскребся кое-как. Уже справляюсь, но может впустую. На всякий случай – пиши и пиши. Адрес ещё раз сообщаю: всё тот же и лишь замени 6 фалангу на «фаланга № 4 искусственная». Пиши же! Ну, пока, до нового! Целую всех вас: тебя очень-очень, детей, бабушку. Авуся! Напиши мне самостоятельное письмо. Если будешь Аничка слать посылку – конверты с марками обязательно вложи, бумагу не надо – пока есть. Ну, ещё раз целую!

Кроме заявления в Свободный пиши и в Москву в Упр НКВД и ещё кому ты подумаешь.

Но всегда надейся, не получив ответа от меня пиши-пиши и пиши: живу от письма до письма.

Что ещё сказать тебе? Тоскую о тебе, люблю тебя, думаю о тебе, беспокоюсь о тебе.

Целую!!!

Ещё больше оценил Аня, теперь, когда прошлое было брошено. Прости.

Иван».

К этому письму небольшое пояснение:

В лагере Иван Петрович надеялся, поскольку он осуждён за спекуляцию, оформиться колонистом и поселиться вольным вместе с семьёй на Дальнем Востоке – такое тогда практиковалось с целью заселения этих территорий СССР. Поэтому и многие его письма посвящены решению этого вопроса, о чём он просил и Анну Антоновну. Может быть, что-то из этого и получилось бы, но в 1937 году письма перестали приходить. В лагере, также по доносу, Иван Петрович был обвинен в контрреволюционной деятельности и в 1937 году он был расстрелян, но семья до 1990 года об этом ничего не знала (в 1990 г Иван Петрович был реабилитирован и по этому обвинению).

С арестом Ивана Петровича его жена Анна Антоновна с детьми, старшей из которых было 17 лет, осталась без средств существования. Имея среднее педагогическое образование: Ялуторовское педагогическое училище, Анна Антоновна сдала соответствующие экзамены и получила в 1939 году Аттестат учителя начальных классов РСФСР, в котором было указанно следующее:

«Домова Анна Антоновна, окончила в 1915 году учительское женское училище в г. Ялуторовске, прошедшая установленный испытательный стаж педагогической работы в школе, удостоена на основании Постановления Центрального Исполнительного комитета и Совета Народных Комиссаров Союза ССР о введении персональных званий для учителей от 10 апреля 1936 года, звание учителя начальной школы.

Народный комиссар просвещения РСФСР

14 апреля 1939 г №224490»

По-видимому, Анна Антоновна стала работать учителем начальных классов в своём городке еще до получения аттестата – примерно с 1936 года, сначала в начальной школе, а потом в семилетней школе, где и проработала до 1954 года до выхода на пенсию при учительском стаже 20 лет. Потом, до 1957 г она еще поработала библиотекарем в той же школе, т.к. прожить на учительскую пенсию, имея двух иждивенцев было трудно. А этими иждивенцами были ее мать – Щепанская и внук – сын её дочери Лидии.

Следует отметить, что пенсионная система СССР в 50-е годы еще только формировалась, и право на пенсию имели еще не все, но военнослужащие, врачи и учителя считались необходимыми для государства специалистами и обеспечивались пенсиями по старости или выслуге лет. Эти пенсии позволяли жить скромно, но не в нищете, как после 1991 года.

С возвращения на родину в 1933г и до 1958 г Анна Антоновна проживала в доме своей матери, который достался ей по наследству от сестры.

Этот дом сохранился и в настоящее время. Он из сосновых бревен на фундаменте из лиственничных столбов, под железной жестяной крышей, имел общую площадь примерно 40 м2, жилую около 30 м2 и включал сени, кухню и 2 комнаты, примерно 14 и 8 метров. При доме был двор и огород общей площадью участка 8 соток (впоследствии 6 соток). На участке стояли: сарай – для дров и коровы и амбарчик – для кое-каких продовольственных запасов, весьма незначительных. Хотя до революции 1917 г, по воспоминаниям Евдокии Платоновны, в амбаре её собственного дома на зиму обычно хранились: туша коровы, туша свиньи, 2-3 бараньих туши, около 50 тушек птицы (кур, уток и гусей), а также несколько мешков муки и крупы, бочки с солениями и маслом.

Собственный купеческий дом Евдокии Платоновны находился метрах в 50 от дома ее сестры Марии на берегу речки и был примерно в два раза больше. Этот дом был реквизирован в 1918 году, и в 30-50-е годы там проживало 3 семьи, а в настоящее время он снова принадлежит какому-то торгашу – назвать этих нынешних спекулянтов купцами или торговцами просто невозможно.

Но вернемся к условиям жизни Анны Антоновны. В доме, общей площадью 30 м2 (т.е. малогабаритная двухкомнатная квартира в панельном доме 60-х годов) в 1935 году проживали:

Щепанская Евдокия – мать Анны Антоновны; ее сестра Пелагея; сама Анна Антоновна; трое ее детей: Августа, Лидия и Борис – всего 6 человек. При этом, маленькая комната в доме сдавалась квартирантам – обычно семейной паре без детей. Как там размещались 8 человек, особенно зимой, когда из-за сибирских морозов на улице долго не пробудешь, представить достаточно трудно.

Тем не менее, дети Анны Антоновны – дети врага народа, получили среднее образование, дочь Августа впоследствии окончила институт, дочь Лидия тоже училась в институте, но из-за войны вынуждена была оставить учебу. Сама Анна Антоновна – жена врага народа, за труд в годы Великой Отечественной войны была награждена медалью.

Доносчики и подлецы от власти и при власти сгубили много невинных людей, но власть в целом, была в интересах большинства, чего нельзя сказать о действующем в России с 1991 года режиме.

Итак, Анна Антоновна учительствовала, а домашнее хозяйство вела ее мать Евдокия Платоновна, которой в 1935 году было уже 68 лет, но она была энергичная и неутомимая в повседневном труде женщина. В домашнем хозяйстве всегда была корова (до 1954 года), а иногда и две, иногда заводили и откармливали поросенка, были и куры – все это требовало постоянного труда и заботы. А кроме них еще был огород, который летом требовалось поливать и носить воду из реки. Также надо было заготовить дрова для отопления дома и накосить летом сена для коровы – все это требовало мужского труда, а мужчин в доме не было – одни женщины да сын Анны Антоновны – Борис, которому было 13 лет. Но как-то справлялись, даже во время войны, когда Борис был призван в действующую армию и женщины вообще остались одни.

В 1940 году умерла сестра прабабушки – Пелагея, но у старшей дочери Анны Антоновны – Августы родилась дочь Наталья, так сказать произошла замена старого на малого. Потом, там же родился и сын у второй её дочери – Лидии.

После войны дети Анны Антоновны разъехались по своим семьям, а именно:

дочь Августа уехала в Подмосковье, дочь Лидия осталась в городке, но переехала в дом к мужу, а сын Борис переехал в другое село, а потом в другой район Сибири. Анна Антоновна осталась в доме с матерью и внуком – Иваном, сыном её дочери Лидии, который в два года оказался без отца, не был принят новым мужем и остался на воспитании у бабушки.

После войны Анна Антоновна так и жила здесь с матерью и внуком в бывшем доме своей тетки Марии. Летом во время учительских отпусков она выезжала, иногда, в гости к старшей дочери Августе в Подмосковье или к сыну Борис, а ее мать Евдокия Платоновна оставалась на хозяйстве.

Последняя корова была в хозяйстве, кажется, до 1954 года, а после уже нет, так как содержать и ухаживать за коровой это большой труд. К тому же, в эти годы Хрущев обложил подсобные хозяйства сельских жителей непомерными налогами в натуральной форме: имеются в хозяйстве курицы – надо сдать государству определенное количество яиц, есть корова – сдавай молоко и т.д. Вот так: дурак у власти способен загубить любое дело, извратить любую благородную идею. А кроме дураков, были еще и предатели, откровенные и скрытые враги и проходимцы всех мастей, что и показала перестройка и последующий развал страны с возвратом принципа их жизни: «или всех грызи, или лежи в грязи», вместо добросовестного и созидательного труда, как основы существования человеческого общества.

В 1955 году Анна Антоновна получила письмо от бывшего узника Бамлага, сидевшего вместе с Иваном Петровичем и после освобождения проживающего в 70 км отсюда. Как о нём узнала Анна Антоновна неизвестно.

Вот это письмо:

«1/Х-55.

Здравствуйте Анна Антоновна!

Ваше письмо от12/IX-55 получил только сегодня. Не знаю, почему оно так долго шло. Прежде всего, хочу ответить на Ваши вопросы.

С Иваном Петровичем мы встретились в тюрьме в 1935г в августе. Затем в сентябре нас погрузили в вагоны и отправили на Восток, ехали мы в разных вагонах – в дороге находились 42 дня. Это «путешествие» вымотало нам душу и силу, когда нас выгрузили, мы еле на ногах стояли. Прибыли мы на станц. Архара, там мы снова были вместе, спали рядом и кушали из одной миски.

В то время Иван Петрович был совершенно здоров и чувствовал себя великолепно, духом не падал и нас молодёжь держал в настроении и не давал журиться.

Работали мы также вместе, на физических работах. Норму выполняли, кроме того у меня было достаточно денег, мы же делились, кушали вместе и досыта. Таким образом, мы быстро восстановили потерянные силы в дороге, аппетит был ужасный, когда деньги стали подходить к концу мы меняли своё барахло на продукты, таким образом, восстановили силы.

Дополнительного срока он не имел, всего у него было 10 лет и только.

В отношении Вас он ничего мне не показывал, только всегда говорил, что жизнь у него прожита, жалел детей и Вас, что благодаря его судьбе и Вам с детьми тяжело.

Он меня многому научил, как жить, с кем дружить, вообще благодаря его советам я остался жив и, что называется, вышел в люди. Затем в декабре 1935 года нас с ним разлучили, его оставили на месте, а меня перебросили на другой участок, но в феврале (примерно) 36г я с ним снова встретился, он тоже был здоров. Тогда он сказал, что сидеть он не будет, при первой возможности будет бежать, причём он хотел пробраться в Китай, а оттуда в Америку. После этого я его не видел, а слухом пользовался, что свой план он осуществил.

Правда там так много умирало народа, но Иван Петрович не мог допустить до такого положения, чтобы умереть с голода или от мороза, он умел жить и выходить из любого положения.

Вот примерно всё, что я знаю о нём. Теперь хочу пару слов написать о себе. Меня посадили, мне было 20 лет, меня не судили, а «особое совещание» НКВД за «антисоветскую агитацию» вынесло решение посадить меня на семь лет и пять лет поражения прав, а когда у меня кончился срок, меня вызвали и объявили, что есть указание из Москвы задержать меня до конца войны, таким образом, я 3 года 7 месяцев просидел лишнего, да и вообще не знаю, за что отсидел, просто им были нужны люди и их набирали, выдумывая всякие преступления.

Освободился я 18 октября 1945 года и вот уже 10 лет я мытарюсь, так мне дали такой паспорт, что в городе меня не прописывают, могу жить только в небольших посёлках, вот это меня и привело поселиться в Называевском. Здесь я построил себе домишко, завёл хозяйство, корову, свинью, гусей, кур, свой огород, таким образом, немного поднялся на ноги.

Жаль одного, что мне не дали получить образование. Я ведь был принят в военную Академию, мне так хотелось её окончить. А теперь вот стал неуч. Кроме того, когда меня освободили и оставили по «вольному найму» при лагере, там ещё работал почти 4 года. Кое-как удалось развязаться с лагерем.

Анна Антоновна! Я хотел Вам посоветовать дать розыск на Ивана Петровича. Нужно написать Министру Внутренних дел с указанием фамилии И.П., год рождения, срок наказания, в каком году осуждён, где он отбывал срок.

Я думаю, что Вам ответят и если он жив, то сообщат, когда он освободился, а если действительно он сбежал или умер, Вам тоже должны сообщить.

В Заявлении укажите, что в 1935-36гг он отбывал срок наказания на ДВК в Бамлаге на строительстве вторых путей в 11 отделении Бамлага НКВД ст. Архара. Это будут последние сведения о местонахождении Ивана Петровича.

Действуйте смелее, тем паче Августа находится в Москве, она может добиться приёма к Министру и лично рассказать. Можно ещё обратиться в ГУЛАГ НКВД (Главное управление лагерей) оно тоже находится в Москве и там на всех заключённых имеется картотека. Действуйте смелее и настойчивее, всё-таки что-то Вам сообщат о нём.

В октябре я буду у Вас, обязательно зайду к Вам и подробно всё расскажу, как пришлось нам с ним пережить все трудности.

Вы, если будете ехать через моё село, обязательно остановитесь у меня. Я живу у самой дороги, как только въезжаете в село мой первый дом на левой руке.

Ну, на этом кончаю, передайте привет Марии Алексеевне.

Будте здоровы, не печальтесь.

До свидания.

С приветом Евгений Харченко

1/Х-55г

P.S.

Если что будет неясно в розыске Ивана Петровича, пишите мне, я постараюсь более подробно описать что нужно и как нужно действовать».

В этом письме политзаключённого 30-х годов поражает оптимизм автора, его человечность и участливость к судьбам других и конечно уровень развития. Он закончил только среднюю школу и после этого почти 20 лет провёл в лагерях, ссылках и на жительстве в небольшом посёлке, но имеет развитый стиль изложения мысли и грамотность, недоступную современным выпускникам школы.

Анна Антоновна последовала совету Евгения Харченко и в 1957 году, когда Хрущев неистово разоблачал культ личности Сталина, вместо поиска и наказания ретивых исполнителей репрессий на местах, Анна Антоновна попробовала узнать судьбу своего мужа и обратилась с письмом в КГБ. Вот это письмо:

«В Комитет Государственной Безопасности При Совете Министров СССР от гр-ки Домовой Анны Антоновны.

Заявление

Прошу Вас сообщить мне о судьбе моего мужа – Домова Ивана Петровича. Вот необходимые сведения о нем:

гр-н Домов Иван Петрович родился в 1887 году в Могилевской области, Мстиславского района, Мозолевский с/совет, деревня Сохон.

Осужден в 1935 году 19 июля по ст. 192а УК и 107 УК на 10 лет.

В 1935-36 годах он отбывал срок наказания на ДВКа в Бамлаге на строительстве вторых путей в 11 отделении Бамлага НКВД ст. Архара. Это последние сведения о его местопребывании.»

А.А.Домова 27 июня 1957г.

Интересна судьба этого письма и ответа на него, а именно: областная прокуратура сделала запрос в Амурскую область, где находился Бамлаг. Амурская прокуратура ответила, что Иван Петрович был осужден «тройкой» к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Далее Амурская прокуратура пишет: «Но не надо лишний раз будоражить людей известиями о расстрелах их родственников в 1937 году. Сообщите жене, что ее муж в лагере простудился, заболел и умер от воспаления легких в сентябре 1937 года и похоронен в г. Свободном Амурской области на лагерном кладбище, могилу установить невозможно».

«Заботливая» областная прокуратура пошла еще дальше и, зная о письме Харченко Е., которое наверняка в 1955 году было вскрыто и прочитано в МВД, письмом по месту жительства Анны Антоновны просила передать, что Иван Петрович, отбывая срок в Бамлаге совершил побег в 1937 году, перебрался в Китай, а оттуда в Америку, где через некоторое время заболел и умер.

Этот ответ и был передан внучке Анны Антоновны, которой было в этот момент 17 лет и она училась в 10-м классе, здесь в городке (приехав на лето к бабушке она захотела остаться и, закончив школу вернулась к родителям в Подмосковье).

Так и родилась легенда, что Иван Петрович убежал в Америку и возможно даже жив, а Анна Антоновна так и не узнала правду о судьбе своего мужа.

Характерно, что все это враньё местные прокуратуры творили по собственной инициативе, якобы в интересах государства, также как ранее, их собратья совершали репрессии, желая выслужиться и перевыполнить якобы какой-то план. Поистине: услужливый дурак хуже врага.

Вспоминается такая притча. Беседуют русский и американец о положении в своих странах. Русский сетует, что в России никак не наладится жизнь, а почему? На это американец отвечает: «У нас в Америке только 5% людей нормальных, а остальные дураки, но у власти всегда находятся нормальные люди, а у вас в России 95% процентов нормальных людей и только 5% дураков, но у власти всегда находятся именно эти 5% дураков.

И с этим можно только согласиться, добавив, что российские властные дураки инициативны, вороваты и обычно правят вместе с предателями и проходимцами всех мастей.

Но вернемся к биографии Анны Антоновны. Самые тяжелые военные и послевоенные годы прошли, жизнь как-то налаживалась и в 1957 году Анна Антоновна закончила работу библиотекарем и окончательно вышла на пенсию в возрасте 63 лет. Представляет интерес, что это была за пенсия, и как можно было прожить на одну пенсию втроем: мать и внук на иждивении.

Насколько ему помнится, ее учительская пенсия была 360 рублей, да за престарелую мать была доплата 50 рублей. Итого 410 рублей в месяц. Что значили эти деньги в 1957 году, в сибирском городке:

Буханка хлеба весом 0,8-1 кг стоила 1,5-2 рубля; литр молока – 1 рубль; мясо – 10-15 рублей килограмм; сахар – 7 рублей килограмм; литр керосина – 60 копеек: летом всю еду готовили на примусах или керосинках; дрова для отопления дома – 40-50 рублей за кубометр: для дома с двумя печами нужно было 12-15 кубометров на зиму – это 2 пенсии. Жить на пенсию можно было очень скромно, но и не нищенствовать как сейчас. Еще Анна Антоновна сдавала комнату квартирантам за 100 рублей в месяц (обычно это были 2-3 студента местного сельхозтехникума).

Тем не менее, содержать большой, по местным меркам, дом было накладно, и в 1958 году Анна Антоновна указанный дом продала, и купила там же меньший (6×3 м, кухня и комната) куда все трое и перебрались.

В 1959 году ее внук поступил в местный сельхозтехникум, а это стипендия 160 рублей. В 1961 году внук начал работать слесарем, а потом токарем и материальные проблемы решились.

Затем внук поступил в институт в Москве, в этом же году, в возрасте 96 лет умерла мать Анны Антоновны – Евдокия Платоновна. Дом был продан и с тех пор Анна Антоновна жила, так сказать, в гостях у детей, в основном у старшей дочери в Подмосковье, иногда приезжая летом на свою родину.

Эти годы, вероятно, были самыми спокойными и человечными в жизни Анны Антоновны.

Каких-то определенных забот и обязанностей уже не было. Она много гуляла, читала книги, что любила делать и раньше, но не хватало времени, а начав скучать, переезжала к другим детям и внукам, не будучи в тягость никому. Нужно отметить, что характер Анны Антоновны был спокойный и выдержанный, что объяснялось врождёнными качествами и воспитанием. Никто и никогда не видел её в состоянии крайней депрессии или яростного раздражения, поэтому общение с ней было простым и доброжелательным.

Последний раз она возвратилась на родину летом и осталась там, жила сначала у свекрови своей дочери Лидии, а затем и у дочери. В это время у нее уже развивалась неизлечимая болезнь, она ослабла и слегла, к тому же оступившись, она сломала ногу – это часто случается с пожилыми людьми, случилось и с ней: как раньше и с ее матерью, незадолго до смерти.

Оправиться от болезни и со сломанной ногой Анна Антоновна уже не смогла и умерла зимой, на 83-м году жизни. Похоронена Анна Антоновна рядом с матерью – Евдокией Платоновной Щепанской и ее сестрами, от могил которых остались только безымянные бугорки: где и сидел сейчас Иван Петрович – её внук.

Такая непростая и трудная жизнь в непростое и трудное время.

И краткое заключение от Ивана Петровича:

Его бабушка – Анна Антоновна родилась в конце 19-го века, прожила в России три четверти бурного 20-го века, включая Первую мировую войну, Революции, Великую Отечественную войну и послевоенные и послереволюционные разрухи. Стараниями отца она получила приличное по тем временам учительское образование и вышла замуж тоже за учителя, который волей судеб был еще дворянином и офицером. С такой родословной в то время долго не жили и он, по доносам, был арестован и уничтожен, оставив жену и троих несовершеннолетних детей. Оставшись без мужской помощи и поддержки, Анна Антоновна не сломилась, смогла вырастить троих детей и дать им тоже достойное образование, а в наше время проблемой является воспитание даже одного ребенка, а не троих.

Только в возрасте 63-х лет она смогла уйти с работы на заслуженный отдых и, по-видимому, только эти последние 20 лет ее жизни были относительно спокойными.

Достойно выполнив свое женское предназначение, Анна Антоновна закончила свою жизнь в возрасте 82-х лет, оставив (на тот момент) после себя 3-х детей, 8 внуков и 4-х правнуков и подтвердив этим, что жизнь прожита не напрасно и их род на ней не прервался.

XXIV

Закончив воспоминания о бабушке, Иван Петрович вновь осмотрелся по сторонам. Где-то здесь, на кладбище, лежат многие его знакомые по детским и юношеским годам. О некоторых умерших он узнал случайно, о других ему сообщили ещё оставшиеся в живых и проживающие здесь школьные товарищи и просто знакомые. «Да, жизнь течет быстро, а пятьдесят лет прошедшие с его отъезда – срок большой для человеческой жизни. Можно бы навесить почивших друзей, но как это сделать? Не бродить же по кладбищу, выискивая знакомые фамилии и всматриваясь в фотографии на памятниках и крестах. Надо будет поискать провожатого и пройтись здесь с ним», – думал Иван Петрович.