скачать книгу бесплатно
– Я отрицательно отношусь к этому вопросу.
Секундное замешательство на том конце провода, и:
– А что, был печальный опыт?
Тут я замолчал на секунду, выравнивая дыхание от непомерной наглости и апломба моего телефонного визави. Взяв себя в руки, задаю встречный вопрос:
– Молодой человек, как вы относитесь к сексу с мужчиной?
– Отрицательно! – с обидой в голосе отвечает нагловатый тип из банка.
– А что, был печальный опыт?
Трубку бросили.
Бабах! Грохот и сотрясающий стены хохот коллег длился долго. Но ведь, сбил же меня с мысли, зараза этакая!
Резонный вопрос
Среди моих родственников и друзей есть и те, что относятся к одной из благороднейших, но непомерно утомительных профессий – к врачам. И, не редко, от них слышишь разные истории из их медицинской жизни. Часто в такие истории поверить сложно, но, увы, поскольку юристы и врачи, по сути, работают почти с одним и тем же контингентом, то поверить в реальность той или иной истории не сложно. Так и тут.
Каждый лекарь, что имеет тяжкую долю трудиться в поликлиниках, сталкивается ежедневно с такими персонажами, у которых на лице написано немудреное выражение: «Я все сама (сам) знаю, а ты тупой, и я тебе расскажу как меня надо лечить». Чего греха таить, у нас юристов, такие персонажи тоже не редкость. И от таких докучливых и спесивых снобов – всезнаек мы стараемся избавиться любыми способами, вплоть до запрещенных. Условно-запрещенных. Но с врачами в поликлиниках этот номер не проходит. Они вроде как клятвой, какого-то там Гиппокрампа, связаны. Пришел больной – лечи.
И ведь самое противное у них, у врачей – горемык состоит в том, что эти «кадры» «прописываются» в поликлинике и ходят туда чуть ли не каждый день, как на работу. И тянут, и мотают твои нервы с завидным постоянством. С таким, что к концу работы в поликлиническом отделении (врача), или к концу жизни такого «кадра», сия персона, приставуче-снобливая, наматывает себе на память у каждого врача воооот такой вот клубочек нервов. Со временем врачи обрастают здоровым (а порой и не очень) цинизмом и интеллигентным пофигизом, результатом которых могут быть и такие ситуации:
В славном граде Омске в районе улицы Заозёрной, жила некая дама постбальзаковского возраста, с, якобы, высшим образованием, и, даже, со степенью кандидата поросячих наук, любившая проделывать операцию по наматыванию в клубочки нервов врачей себе в загашники. И вот однажды, так она усердно наматывала эти клубочки , так старалась, брюзжала, гундела, ворчала, и истерила, что вывела из себя уважаемого доктора в годах. Ну как в годах, лет под семьдесят ему было. Но доктор (будем звать далее его доктор Р.), к слову сказать, был сама обаятельность и вежливость. И специалист был высококлассный: и как диагност, и как терапевт. Сразу видно старую школу. Пациенты его всегда (ну или почти всегда – как же без частично недовольных или тех, кому уже не помочь) были ему искренне благодарны. В результате доктор, долго слушавший монолог мадам о том, что кругом все воры, врачи – сволочи и неучи, хапуги и мерзавцы, и никто лечить не умеет и не хочет, не выдержал. Правду говорят – бойся гнева терпеливого человека. Вначале он предложил ей посетить место с лингамом. Деликатно так. Чтоб не оскорбить.
Мадам округлила очи, но не замолчала, продолжив уже озвученную ранее тематическую лекцию.
Осознав, что «сударыня» (именно так он к ней обращался) не поняла, что ей предложили, доктор уже с некоторым раздражением предложил ей уйти к пенису.
Мадам округлила очи до размера апельсинов, но лекции не прервала. Видимо, слово «пенис», как и слово «лингам», тетеньке было не знакомо.
По истечении третьей минуты бухтения, доктор не выдержал и откровенно послал её на х..ер (ну, вы поняли, куда он ее на самом деле послал) .
«Сударыня» в тот же момент, оскорбившись до глубин копчика, превратилась в злобную и смрадную фурию, и с визгливым воплем: «Я этого так не оставлю!», с низкого старта, рванула с жалобой к главному врачу.
Отпихнув секретаря и других посетителей, со словами «Этот урод за все поплатится!», мадам влетает в кабинет главврача, где состоялся примерно следующий диалог:
Фурия, не меняя интенсивности ультразвуковой атаки, на самых высоких нотах, на какие только была способна, выплевывает в лицо главврачу:
– У меня нет слов! Это просто возмутительно! Вы знаете, что ваш врач Р. себе позволил?!
Главный врач, посмотрев на мадам поверх очков, невозмутимо ответствует:
– Вы меня простите, но, зная этого врача как человека и специалиста, я абсолютно уверен, что доктор Р. ничего предосудительного сделать не мог. Это ж доктор Р.!
Любительница чужих клубочков нервов , захлебываясь от распирающей её злобы и запинаясь от захлёстывающих чувств, выпаливает на том же ультразвуке:
– Этот ваш Р… Он… Он… Он меня на х…ер послал!
Главврач, не прекращая смотреть на мадам поверх своих очков, медленно закипая, отвечает удивленно-возмущенно:
– И Вы решили, что это ЗДЕСЬ?!
Про каннибалов
Сижу за компьютером. Уже далеко за полночь, а я спать не хочу. Близится рассвет. Удивительно, как быстро у меня начался «час волка», и как долго он у меня длится. Включил телевизор… По новостям трещат о героизме врачей борющихся с коровавирусом. Не спорю, они герои. В основной своей массе – герои. Но они не только герои, но и в первую очередь люди. Человеки. Такие же, как и любой из нас. И тем обиднее становится, когда эти люди вынуждены терпеть измывательства «людей со светлыми лицами» или откровенного былда, возомнившего себя пупом земли.
Вчера приходил ко мне мой знакомый Александр. Врач-дерматолог. В понедельник он уволился из поликлиники. По многим причинам. Мы сидели с ним долго, иногда опрокидывали по рюмашке чая, закусывая конфеткой и вафлями моего производства. Он мне рассказывал, что он уволился спокойно, после сложных двух месяцев полукарантинного режима. Сейчас можно. Он просто устал настолько, что волком вой. А когда он десять лет назад в «неотложке» пахал во время учебы н запомнил такую ситуацию (далее рассказ веду с его слов).
Из его бригады уволили врача. С треском. С грохотом. С волчьим билетом. За «нарушение, несоответствие и прочая, и прочая». Якобы.
Вот как он описал того врача: «Посмотришь на нее – ничего такого в ней нет . Симпатичная, тихая, спокойная женщина, только 35 разменяла, а все еще привлекательная. Интеллигентная, и вроде должна быть ранимой и нежной, да вот была крепкой, как кремень. Никогда не теряла присутствия духа и хладнокровия в любой критической ситуации. Но, вот тогда… она просто сорвалась. Довели…»
Лето 2010 года в Питере выдалось сложным. И в первую очередь из-за погоды. Июнь месяц отбомбил дождями в первую неделю и на том осадки завершились. И началось пекло. Днем до 40 градусов жары. В тени. Народ то в обморок, то в бессознанку валится. Вал вызовов. Острые приступы, сердца… вал внезапных смертей. Кого успевали – откачивали… А иногда просто шел человек – и бац, уже мертв. Сердце жары и духоты питерской не выдержало. Это днем. Да и ночью не лучше. Да еще и свалки мусорные горят – совсем «хорошо». Получите «подарочек»– тут уже астматики и чахоточники загибаться стали. Что не день – то смерть от апное. В общем, в Питере был реальный ад.
И вот в середине июля бригада дежурит днем. Полсмены прошло – а уже все выжаты как лимоны. У самих врачей цветные круги в глазах появляются. А халявить низ-з-з-зя, ибо на «неотложку» в Питере последняя надежда у страждущих. И тут – вызов – в районе метро «Международная». Дом в 25 этажей. Забираться на 15 этаж. Лифт не пашет по причине выхода из строя в связи с жарой. В результате вся бригада из машины чуть ли не рысью форсирует пешком. Забрались. Язык на плече, руки даже дрожат, в глазах опять цветные круги. Заходит бригада на этаж (ибо по черному ходу шли) , а там «больная» лет сорока стоит у дверей, выставила перед собой свой понтофон и снимает нас. И при этом так бодро и задорно комментирует «Вот так у нас «скорая» на вызов торопится». И лыбится, гнида. А на лице… в общем лицо интеллектом не обезображено. Одно глумление, тупость и апломб.
Сдержались все, молча вошли. Усадили эту «мадаму», начали задавать вопросы: что болит, на что жалуется? Ну «мадама», вместо приветствия, вываливает на «неотложников» ушат дерьма, попутно сообщая, что живет одна, жалобы на здоровье имеет невероятные, но при этом ни единой внятной. Из всего разговора основная и любимая, повторенная на 99% вопросов: «плохо, чо непонятного?!». Задолбала!
В результате бригада застряла у этой дуры больше часа. А эта… сидит и консультации требует по всем имеющимся, включая экзотические, заболеваниям, обязательного расписывания лечения и рекомендаций аж до старости. Только соберется бригада уходить – а это «чудо» начинает бравировать фамилиями чиновников и прочих шапочно знакомых фсбшников, которым при отказе тут же будет отзвон. Блин, какой-то вампир. В итоге ушли абсолютно вымотанные и убитые.
Только спустились – следующий вызов. В другой конец района. Согласно записи: «потеряла сознание, не дышит».
Несется «неотложка» через пробки. По жаре. По духоте. Влетает во двор «сталинки», а там толпа народа, не проехать не пройти. Но врачей пропустили быстро. Не успели… на земле лежит труп сухонькой старушки. Лицо синее, глаза багровые – черт его знает, может, инсульт, а может еще чего, уже не сказать. Ибо по такой погоде любая болячка может стать причиной смерти. Не успела бригада из машины выйти, как на нее набрасывается дочь усопшей. И в волосы вцепляется кому-то из мужиков, и плюется, как верблюд. И помоями поливают (фигурально, хотя могли запросто натурально дерьмом облить). Толпа нагрета и готова «неотложку» растерзать. А за что?
Но делать нечего, вызывают труповозку и оформляют документы. Через час закончили, думали отдохнут немного, чтоб хотя бы не так тяжко было. А хрен-то там! Только отпустили с этого вызова— на-те вам хрюшку: повтор на тот же адрес, к предыдущей тетке, диспетчер по телефону «жалуется на качество помощи».
Едут. Все матерятся, кроме врача. Она сидит и так странно молчит. И желваки по лицу гоняет.
Снова на 15 этаж на пешкарусах, снова эта «мадама» с телефоном. Да не одна. Уже с подругой, такой же не обезображенной. Стоят и в голос обсуждают бригаду: мол ну и торопливость, нерадивость и безалаберность у вас, пилюлькины.
Уже в полуобморочном состоянии Александр задает вопрос: «Какой у вас повод к вызову?». А эта…. с ушами (крепко он ее приложил в нашей беседе), лыбиться и через губу бросает: «Да вашу бумажку я куда-то задевала, где вы назначения писали – напишите еще одну».
Тут врач, тихая, милейшая женщина, делает шаг вперед и с размаху ей по роже. Кулаком. В носогубную складку. И на весь подъезд раздается ее истошный крик: «Да пошшшшшла ты, с…ка!». И еще раз кулаком, и еще! И в тоже место. Чтоб вы знали, если со всего маха в носогубную складку заехать – то человека можно с одного удара вырубить. Эта «мадама» аж отлетела и рухнула к своей двери. Так бригада врача еле оттащила. Потом привели ту дуру в чувство, выписали ей слабительное, влили в нее касторки столовую ложку и по-быстрому спылили.
Но вот без последствий то не прошло…
Знакомые чиновники у той дуры, оказывается, действительно были. И реально знакомыми.
На следующий день звонками замучили, все угрожали, сволочи. В общем, чтоб конфликт не раздувать врача уволили по статье, без права работы в «неотложке» вообще.
– И знаешь, – сказал Александр, – она, тогда уходя, криво так улыбнулась и сказала, что черт с ними, с этими начальниками и чиновниками, равно как и с этой дурой. Что, мол, работа, где с убийцами и людоедами надо сюсюкаться, а не морду бить ногами – не для неё. И вот так мне это запало в душу, что я долго задумывался над её словами. А ведь, и, верно, та «мадама» настоящая людоедка и убийца. Не было бы ее вызова, ее кривляния, распальцовки – мы бы тогда реально смогли спасти ту бабушку. И к многим другим бабушкам, чьи жизни сожрали вот такие вот мадамы».
И я задумался… Ведь прав та Врач! И Саша прав! Ведь такие «мадамы» разных возрастов по сию пору живут, в ус не дуют. И «неотложку» вызывают. Ради забавы и на потеху своему быдлогопническому эго. Смотрят на врачей своими лицами, не обезображенными интеллектом, своими каннибальскими глазками. Глумятся. И отнимают ради своего быдлоэго жизни у тех, кому помощь действительно нужна. Пожирают их, как молох…
И они так любят толковать про «врачей-убийц»: вот уж ирония судьбы… надо же… как забавно…
Спасение улетающих
На дворе лето. Хорошо. Авиашоу? Замечательно! Главное, чтоб все было в тему и синхронно.
Техник команды «Небесные ирокезы» Семеныч, проводив в старенький АН-2М последнюю партию спортсменов в их ярких комбинезонах, решил, что можно наконец расслабиться. А почему бы и не расслабиться? Ведь техника работает, почти как часики, претензий со стороны спортсменов нет, форменной одёжой обеспечен, при работе и при зарплате. Живи и радуйся.
Он зашел в ветхий сарайчик в 12 кубических метра объемом, расположенный на краю летного поля, в котором складировалось всякое ненужное барахло, аккуратно прикрыл дверь, дернул щеколдой, преграждая путь непрошенным гостям, достал из-под ящика с остатками порванных парашютов три топора, и, обтерев руки о свой ярко-желтый как и у всей команды комбинезон, принялся нарезать свежие, ароматные сладкие казахстанские помидоры, которые по случаю ему привез один родич. Солонка в виде двухсотграммовой банки стояла тут же. А в ящике с останками парашютов лежала на всякий случай палочка казы.
А тем временем авиашоу продолжалось. Вот показательные выступления летчиков вертолетчиков. Вот конкуренты «ирокезов» сделали звездочку из 40 человек. А затем, под радостное улюлюкание толпы разорвали фигуру и спустились с дымовухами в… ногах. Затем прыгали десантники, стреляя холостыми во все стороны. А приземлившись – изображали жуткое месилово с воображаемым врагом. И много, много чего еще. И вот наступило время выступления «ирокезов». И фигуры, и индивидуальные, и групповые прыжки. Но, последним номером показательной программы спортсменов был трюк под названием «Спасение в воздухе».
Согласно сценарию, из самолета выбрасывается чучело в комбинезоне, имитирующее то ли выпавшего по дороге пассажира, то ли парашютиста с неисправным парашютом. (ну, ну…«Под крылом самолета о чём то поет, упавший за борт пассажир…»). Вслед за «горе пассажиром» прыгает спортсмен, догоняет это чучело в воздухе, обнимает, нежно и крепко, почти как девушку, раскрывает свой парашют и оба приземляются. Толпа в восторге, неистовствует и купает в овациях спортсмена.
Зрители, собравшиеся на летном поле, с удовольствием наблюдали за трюками авиаторов, заедая зрелище шашлыками, донёрами, прочим фастфудом, и запивая прохладительными и не очень напитками. И вот, наконец, финальный номер.
От самолета отделяется человек и летит к земле. Спустя пять секунд, следом выпрыгивает другой и, вытянувшись в струнку, несется следом за первым, который машет руками и ногами, неловко падая и приближаясь к земле. Кто-то вскрикнул, толпа замирает. Я бы даже сказал, что замерзает. Но второй парашютист мастерски настигает первого, хватает его за руку и готовится обнять. Но в это время, то ли порыв ветра, то ли еще какая причина разрывает спортсменов.
Все, времени на выпендреж больше нет. Сейчас надо свою жизнь спасти, исключить , так сказать воздушный инцидент. А по сему, второй спортсмен, помахав на прощание рукой товарищу, раскрывает парашют и начинает плавное снижение к поверхности земли.
Но вот есть одна закавыка: дело в том, что народ, тот, что стоит на земле и наблюдает снизу на все это безобразие в небе, и не подозревающий о подвохе, цепенеет как кролик перед удавом.
А меж тем, тело, не имеющее парашюта, стремительно приближается к земле. Уже кажется, что оно преодолело звуковой барьер, и явственно был слышен хлопок преодоления этого барьера. Только это немного иное: просто тело сие на огромной скорости врезается в ветхий сарай на окраине аэродрома.
Грохот, тучи пыли, обломков шифера и ветхих досок взметнулись на месте сарая. Сарайчик не просто разнесло. Его разметало! Как при попадании настоящей бомбы.
Народ в шоке и спешит на помощь пострадавшему! Скорая помощь, включив сирену мчится к месту трагедии, не очень-то рассчитывая кому-нибудь помочь. Просто, хотя бы соскрести то, что осталось от незадачливого любителя полетать. Следом бегут зрители, крича, что надо разбирать завалы.
Но добежав до того места где была сараюшка, все в нерешительности замирают, ибо не знают как поступать в таких случаях. Их взору явилась большая куча досок, над которой вьется густое облако пыли. Внезапно доски начинают шевелиться. Особо впечатлительные дамы визжат и падают в обморок. А из-под останков сараюшки выползает Семеныч, в своем ярко-желтом, залитом портвейном и заляпанном помидорами летном комбинезоне, ошалело озирается и изрыгая проклятия на всех языках, какие знает, и даже на тех, какие не знает, поливая всех даже не трех этажным, а виртуозным десятиэтажным матом, машет кулаком удаляющемуся самолету, вопит на всё летное поле:
– Спасатели хреновы. Не можешь поймать – не смеши людей! И карасиков не пугай! Больше я у вас, мерзавцев …………….., не работаю…
Завершив сию тираду, Семеныч зыркнул на собравшуюся толпу и зарделся. Врач скорой помощи ойкнула, закатила глазки… и упала в обморок.
Шок
Если у тебя есть в доме питомец, которого ты вырастил с щенячьего (котёночьего) возраста, то ты относишься к этому живому существу по-другому. Потому что он для тебя не питомец, а член семьи. И его бедки, беды и бедищи, равно как и радости ты воспринимаешь как свои собственные.
У меня спаниель. Нет, не какой-то там кавалер или декоративный, с длинной и запутанной родословной. Он породистый. Настоящий спаниель. Но с дефектом. А мне было плевать, когда я его забирал, что у него там какой-то дефект, который не дает ему права участвовать в выставках. Мне нужен был друг и любимец, а не средство зарабатывания жестяных кругляшек.
И вот представьте себе такой мохнатый комок черного цвета с белой мордой, на которой застыло выражение строгого учителя. Который вот так возьмет и скажет: «Ай-ай-ай, мой дорогой! Почему уроки не сделал?»
Пять лет ему. Он доволен жизнью, немного своенравен, порой вреднючка такая, что хоть туши свет. Но любимый. И той же монетой платит тебе.
И тут надо такому случиться: заболели у нашего Джека ушки. Где, когда его просвистело – никто не знает, но понимают, что надо лечить эти ушки, чтоб песик наш был весел и радовал нас как можно дольше.
Ветеринар сказал, что ничего страшного. Прописал две недели осмотра, и уколы каждые три дня в течение месяца.
И вот месяц близится к концу. Мы идем к ветеринару за очередной порцией лекарства в вертлявую попу, и ушки нас почти не тревожат. На улице благодать, все цветет и пахнет. Народу на улице из-за самоизоляции немного, а те что есть , идут неспешно и с достоинством, и чуть ли не раскланиваются каждому встречному. Будь на них шляпа – точно бы приподнимали в знак приветствия. Джек наслаждается солнышком, весенним ветерком и теплой погодой. Дай ему волю, устроил бы ходьбу и на передних, и на задних лапах.
И вот в таком радужном настроении мы являемся к ветеринару. А там нашему Джеку совсем счастья привалило. Ибо он увидел ЕЁ! Да! Там была девочка той же породы, что и сам Джек! Сразу слюни до пола, хвост вентилятором, игры в прятки и догоняшки в ограниченном пространстве. Морда масляная, приторно сладкая, того гляди, сейчас патокой по полу растечется. И всё до тех пор, пока эту девочку не отвели в кабинет ветеринара.
Наш Джекушка, видя, как уводят объект его желаний, с досады и разочарования сел на попу, погрустнел и вздохнул так, что даже людям стало грустно. Смотришь на его серьезно-грустную мордаху, и чувствуешь, что еще чуть-чуть и заплачет наш мальчик. И ты с ним на пару.
Время идет, мы ждем своей очереди, Джек грустит, хотя по истечении пятнадцати минут уже не так глобально. Он просто грустит. Стоически. С чувством собственного достоинства.
И вот, спустя полчаса отворяются двери кабинета и из него выходит вначале хозяйка той девочки, а за ней остриженная почти налысо сама девочка.
Что тут случилось с нашим Джеком! Челюсть натурально отвисла. Глаза в полморды. В глазах нешуточный ужас. Поскуливает, жалобно так. Передними лапами засучил. И на попе едет назад, отодвигаясь от этого ужаса.
А девочка… Увидев Джека, она бросилась с радостным лаем к нему. Наш песик от испуга подскочил на полметра из положения сидя на попе, в прыжке развернулся и рванул от лысой подружки, оглашая окрестности воплем ужаса.
И вот этот забег длился до тех пор, пока она его в угол не загнала. Бедный Джекушка в угол вжался, в комочек маленький пытается свернуться. Дрожит. Зажмурился сильно-сильно. И уже не скулит, даже не воет. А пищит от ужаса. Народ вповалку от смеха. А хозяйка той девочки хохочет, и говорит сквозь смех, мол, замучились они подстригать свою питомицу, и вот на лето решили (по согласованию с ветеринаром) остричь ее покороче. Ну ведь никто же не предполагал, что в тот же день и мы – я с Джеком, к этому же ветеринару заявимся.
А девочка посмотрела удивленно на Джека, грустно вздохнула и потрусила к хозяйке. На том они и отчалили.
А тем временем пришла наша очередь идти на процедуры. Я говорю: «Пойдем, Джек». А он всеми лапами уперся. Я тащу его, а он едет на попе и скулит, мол, хозяин не веди ты меня туда на пытки адовы. И так же жалобно он выл, что из кабинета сам ветеринар вышел посмотреть, что за оказия такая в приемной. А как увидел, так и рассмеялся. С трудом мы Джека в кабинет затащили. Он туда въехал на попе, всеми лапами упираясь в кафельный пол и зажмурившись сильно – сильно
Евклид за рулем
Еду сегодня в маршрутке по делам. Каким? Судебным, но это не важно. На очередной остановке в салон вваливается парнишка лет семнадцати и спрашивает у водителя:
– До Среднеохтинского доеду?
Водитель (к слову – яркий представитель народов Кавказа – типаж просто песня. Не "Сулико". А что -то мужественно – веселое) отвечает:
– Параллэльно едем.
Парень, жертва ЕГЭ, уточняет:
– То есть пересекаем?
Водитель:
– Параллэльно, в эвклидовом понимании!..
Иди ко мне!
Так получилось, что в середине 90-х годов, мой братишка перевелся из подмосковной части в Новосибирск.
Жил он, конечно же, у нас, то есть у родителей. А если быть еще более точным – в одной комнате со мной.
Родичей в Новосибирске у нас достатком. И живут они в разных частях города. Одно и спасало – метро. Но метро в Новосибе не большое. По сравнению с московским или питерским – микроскопическое, даже сейчас. А тогда нужно было еще и пройтись до ближайшей станции минут, эдак, 15. Наша тетушка (дай Бог ей здоровья) часто гостила у нас. И, как правило, засиживалась. В результате мы, вдвоем или в одиночку, провожали тетушку до метро.
Одним летним днем, кажется это было в середине августа, мы пошли провожать тетушку вдвоем. Было около 11 вечера, но уже темнело быстро. Довели тетушку до станции, попрощались и неспешно двинулись домой. Путь наш лежал через двор одного дома на улице Гоголя, поскольку мы таким образом срезали значительную часть пути и оказывались дома несколько быстрее, нежели мы шли вдоль по Гоголя. Но чтоб попасть в этот двор и пересечь его, нужно было пройти через арку, которая не освещалась никак. Нет, на самой улице Гоголя освещение было. Все-таки дорога, проезжая часть. А вот свернешь во дворы – всё, свет закончился. Местные гопники и «прихватизаторы» либо били лампочки, либо воровали. Во дворе спасал только свет из окон квартир. Не светло, но и не скажешь, что темень, хоть глаз коли.
Вот мы пересекли с братом улицу Семьи Шамшиных и приближаемся к арке. О чем – то говорим отвлеченном. Видим, в проеме арки силуэт девушки (силуэт, кстати, нам понравился). Зашли мы в эту арку. По повороту головы понимаем, что она смотрит на нас. Ну смотрит, и смотрит – нам то что. За погляд денег не берут. И тут девушка таким нежным и тихим голосом вдруг произносит: «Иди ко мне». Даже в этой полутемноте было видно, как у нас у обоих отвисли челюсти от неожиданности. Кому это она? Мне или брату? Или обоим сразу? Страстная девица, просто офигеть. Мы притормозили слегка. Я хотел было спросить, кому она это, как из-за поворота, из-за угла арки вылетает чудовищных размеров псина (кажется датский дог). Ни дать, ни взять – песик Баскервилей. Только морда не светится.
Честно говоря, мы встали как вкопанные, и пока эта сладкая парочка мимо не прошествовала, с места не трогались. А когда отошли – хохотали и хихикали как сумасшедшие.
«Иди ко мне!»
