скачать книгу бесплатно
Шинэлка выслушал доклад дежурного по роте, и пошёл по спальному помещению, периодически он останавливался, нагибался к лежащему, и проделывал какие – то манипуляции, я (со своего второго яруса) пытаюсь понять – что делает этот трезор? Когда он подошёл к соседней кровати, я разглядел – старая сволочь щупает пульс, пытаясь определить, спит солдат или притворяется. Пытаюсь дышать размеренно, закрываю рот и дышу носом (чтобы бдительный майор не уловил алкогольных паров), сердце бешено колотится, если шинэлка пощупает мой пульс – я попадусь второй раз за день. Он задумчиво постоял у моей койки, развернулся и пошёл по направлению к канцелярии.
– Ну, чё, ушёл? – Седой хотел продолжения банкета.
– Не знаю, сходи посмотри.
Седой пригнувшись, побежал по проходу, и очень быстро вернулся назад.
– Ты чего?
– Он в канцелярии сидит, сука такая, срывает нам застолье.
– Подождём.
Минут через сорок, Седой повторил свой забег, результат тот же.
– Ладно, давай спать, продолжим в следующий раз.
Заново прокручивая в голове события дня, я отчаянно вертелся на постели.
– Слышь, ты чего там – трахаешься? Чего дёргаешься? Пришли и мне кусочек пиздятины, хоть бы пару раз ширнуть…
– Правую руку свою ширни, можешь даже не пару раз, а больше…
– А может, я к тебе на второй ярус запрыгну, и поностальгируем вместе, а?
– Иди к Шинэлке подкати, поностальгируй, остряк…
Ещё одно преимущество розовой воды – отсутствие утреннего похмелья, с утра нас ждала бодрящая зарядка – бег с голым торсом вокруг ароматно благоухающей столовой, гусиный шаг на плацу (любимое упражнение Коржикова, стоит кому – нибудь встать в полный рост, тут же следовала команда «отставить», все возвращались на исходное положение в начало плаца, и процедура повторялась вновь, пройти плац полностью удавалось раза с восьмого, полученного заряда бодрости хватало на целый день). Старшие товарищи (солдаты прослужившие дольше нас) не оставляли нас своим вниманием и заботой, как только мы входили в столовую, со всех сторон раздавались бодрящие, вселяющие уверенность в завтрашнем дне крики «вешайтесь», стук металлических мисок об столы, свист – мы были окружены сочувствием и любовью. Самые гостеприимные люди работали на раздаче, особенно добрым самаритянином был один светленький сержант, заботясь о том, чтобы мы не набирали лишнего веса, и не страдали от одышки и сопутствующих ожирению явлений, он всегда накладывал нам такие микроскопические порции, что ими с трудом можно было бы насытить и воробья. Седой пытался возмутиться, его энтузиазм был тут же вознаграждён – ему в голову полетела тарелка, только реакция спасла его от повреждений. На просьбу Кочана положить ему мяса, последовал совет пососать клитор старой бабки, легко понять, что походы в столовую очень быстро стали нашим любимым времяпровождением.
Приближалось время распределения по ротам, Седой и Кочан были счастливыми обладателями водительских прав, и поэтому считали, что комфортная служба в автороте им обеспечена, и поглядывали на меня снисходительно, как на человека, не имеющего перспектив в жизни. Шёл последний день нашего пребывания в приёмнике, мы сидели в ленинской комнате, ожидая распределения, в дверях появился сияющий Кочан.
– Ты чего это такой радостный, знаешь чего о распределении?
– А как же! Вам лохам со мной не сравниться.
– Куда тебя? В штаб что – ли?
– Почти. Домой. К маме.
– Что? Ты чего Кочанишка? Слишком долго в туалете пробыл? Нанюхался?
– Пошёл ты, меня комиссовали, папаша надавил на нужные рычаги, гудбай неудачники!
– А что у тебя, болезнь какая – то? Ты же здоров!
– Порок сердца третьей степени, я практически при смерти, будете доставать меня, умру прямо здесь, но предварительно обдам вас залпом дерьма – мышцы расслабляются перед смертью.
– Ну ты и гнида, и ведь молчал всё это время, слышь Седой, давай оставим нашему товарищу памятный знак, пусть вспоминает о военной службе, а?
– Это ты о чём?
– Проделаем ему в заднице дыру размером с арбуз, ты недавно просил ширнуть пару раз, твоя мечта близка к осуществлению, давай я его подержу, а ты расслабься, сбрось напряжение…
– Я тебе «подержу», ты чего городишь, сука, я вас обоих на тот свет отправлю!
– Ты посмотри, и это человек с пороком сердца третьей степени, тебе нельзя напрягаться, сердечко не выдержит, и мама получит тебя в красивом, чёрном пакетике, будь мягче, сделай товарищам приятное…
– Да вы чего, сбрендили оба – Кочан вскочил на ноги, и пытался сорвать с себя ремень, я просунул руки подмышки Кочана и заблокировал его голову сзади (сведущие люди называют этот приём двойным нельсоном), Седой неспешно поднялся, снял ремень, и ласково взяв Кочана за круглую щёку правой рукой, левой расстёгивал штаны, Кочан обречённо взвизгнул, и попытался вырваться. Все присутствующие в ленинской комнате с интересом наблюдали за происходящим, я почувствовал, что тело Кочана обмякло, и его стало трясти.
– Кочанчик, ты чего – плачешь, брателло, да мы рады за тебя, поздравляем!
Я развернул его к себе для того, чтобы по – дружески обнять, и получил удар в солнечное сплетение, от неожиданности я даже присел, было очень больно, из глаз текли слёзы, очень легко, без всяких усилий, словно вода. Кочан стремительно выбежал из ленкомнаты.
– Ммм, мне кажется, что Кочан нашей шутки не оценил, совсем.
– Ыгы…мм
– Что ты сказал? Прости, не всё разобрал.
– Сссс…
– А, ну да, точно, я думаю также, полностью согласен!
– Ссссука…
– Точно – точно! Ты просто гений красноречия!
4.
Шинэлка долго зачитывал список фамилий – все вышеназванные распределены в роту охраны, берём шинэлки и выходим строиться!.
Рота охраны встретила нас тишиной, в расположении был только дневальный, и дежурный по роте, он неторопливой, модельной походкой (одна косолапая нога перед другой) подошёл к нам, улыбнулся (продемонстрировав отсутствие передних зубов), и гостеприимно прошамкал – шафки ффанные, – и исчез из поля зрения.
– Чего он сказал?
Дневальный чётко, как и положено военному произнёс – старший сержант Пыжиков сказал, что вы все – сявки ссанные, добро пожаловать во Вторую РО и ХЗ!
Воодушевлённые оказанным приёмом, мы расселись в спальном помещении, ожидая дальнейших указаний. Спальное помещение делилось на две части, в отличие от приёмника, кровати здесь были одноярусные, побродив по помещению, мы обнаружили тренажёрный зал (в самом конце казармы).
– Класс! Буду ходить качаться! – мечтал маленький, коренастый крепыш с татуированными предплечьями. Прошло два часа, нас никто не бил, над нами не издевались, потихоньку мы стали осваиваться, служба уже не казалась такой страшной. Помещение наполнилось людьми незадолго до обеда, на нас никто не обращал внимания, складывалось ощущение, что нас просто нет. Людские ручьи обтекали нас, не задевая, солдаты смотрели сквозь нас, мы будто бы превратились в невидимок. После обеда к нам подошёл здоровенный ефрейтор, старательно глядя в сторону, он брезгливо произнёс – в бытовку все, бегом!
– Чего?
– В бытовку я сказал! Бегом, бля!
Вломившись всей толпой в бытовку, мы обнаружили там двоих солдат, сидевших на табуретках. Говорить начал тот, что был повыше и помощнее, темноволосый, круглолицый, с вывернутыми наружу губами, он презрительно сцеживал слова, с трудом сдерживая ненависть.
– Вы, душня ебаная, оказались во Второй роте охраны и химзащиты, наша главная обязанность – несение караульной службы, мы ходим в караулы через день (через день на ремень) и порядком заебались, поэтому, вы должны как можно быстрее выучить устав, и начать ходить в караул, чтобы мы с Филей (он мотнул головой, в сторону сидящего на табуретке товарища) могли отдохнуть. У нас тут зверья нет, никто не будет вас долбить просто потому, что вы – духи, но это не значит, что вы здесь будете шарить (шарить – отличное армейское словечко, означает «бездельничать»), всё, что приказывают «старые» – исполнять бегом, если не будете залупаться, всё у вас будет нормально, никто вас и пальцем не тронет. До полугода, вы – духи, прослужили шесть месяцев – пряники, год – черпаки, полтора – ветераны…
– Самое главное (с табуретки встал второй, голубоглазый, светловолосый, непристойно и неприятно улыбаясь) – вы попали в роту охраны, а это значит, что никто, ни один пидор из другой роты, будь он хоть дед, хоть дембель, не может вас чмырить, посылайте на хуй любого, не можете дать ему по пиздюлятору, говорите мне, или Пиночету (он мотнул головой в сторону губастого), мы разберёмся, это понятно? Наша рота держит шишку в этой сраной части, всех остальных я видал… (дальше следовал подробный рассказ, где именно он всех видал). Всё остальное догоните по ходу, свободны!
Рота состояла из четырёх взводов, первый и второй несли караульную службу, третий был комендантским – несли службу на КПП, четвёртым и самым маленьким по численности, был взвод химической защиты. Я попал в первый взвод, командиром второго взвода был долговязый прапорщик по прозвищу «Папик», чутко поводя усами, он обошёл новобранцев, мне показалось, что он принюхивается к ним, выясняя – от кого из них можно ожидать неприятностей. Всех вновь прибывших, он передал в попечение здоровенного старшего сержанта Руслана Дудуевича, в то время как мы (первый взвод) спокойно учили устав, или чистили оружие, второй взвод мужественно нырял носом на пол под выкрики «вспышка справа», «вспышка слева», изображал слоников, выполняя команду «газы», или наслаждался процессом облачения в ОЗК. Мы мирно разбирали СКС, и в этот момент, какой – то дед в растянутом свитере толкнул меня под руку, и пробурчал – неправильно делаешь…
– Тебе чего, старый? Иди куда шёл, учить он меня будет, я этот карабин могу с закрытыми глазами собрать – разобрать…
Сержант из нашего взвода зажал нос и рот рукой, покраснел, и, фыркая, отбежал в сторонку, чтобы спокойно посмеяться, дед шарахнулся от меня, и ушёл в сторону канцелярии.
– Чего? Чего такого я сказал?
– Ничего – ничего, всё правильно, а то ходят здесь всякие…
Дневальный громко выкрикнул мою фамилию, сопроводив её командой зайти в канцелярию.
– Разрешите войти?
– Заходи.
Из – за стола энергично встал, и пружинистой походкой подошёл ко мне светловолосый капитан.
– Злобарь – знакомая фамилия… пьяница? Самовольщик? Это у тебя в приёмнике были проблемы со спиртным?
– Никаких проблем, подходишь и берёшь… подходишь и берёшь…
– А ты ещё и шутник… знакомься – он указал рукой на старика в растянутом свитере – командир первого взвода, старший прапорщик Андреич! Начальство надо знать в лицо! Для того чтобы улучшить тебе зрение, объявляю тебе наряд на службу вне очереди!
– Есть наряд на службу вне очереди!
Краснолицый, нос в форме турецкого ятагана, через слово сплёвывающий на пол, постоянно дёргающий левым плечом (работа нервная) старшина Бейвнос был местной знаменитостью. Старшины других рот пугали им своих солдат, подобно тому, как матери пугают непослушных детей Букой – вот придёт Бейвнос, и порвёт вас на сотни маленьких, вопящих от боли солдатиков. Говорили, что он проходил срочную в нашей части, и искалечил двух дедов, пытавшихся припахать строптивого молодого. Он был счастливо женат, имел злобную жену (огромную белобрысую бабищу, носившую пару очаровательных, детских, розовых бантиков в сложно закрученных волосах) и дочечку Виту, нежное, воздушное, семипудовое создание, частенько звонившее по телефону в роту, и требовавшее папу к телефону, густым мужицким басом. Те, кто имел счастье видеть Виту вживую, говорили, что она вся в папу – усата, краснолица, и куртуазна в общении. Удивительно, но проводя свою жизнь в компании таких хрупких бутонов, Бейвнос всегда приходил из дому в плохом настроении. После доклада дежурного по роте, он неторопливо обходил спальное помещение, на взлётку летели, брошенные мощной рукой старшины мыльные принадлежности (лежащие не в том отделении тумбочки), спрятанные под матрасом носки, небрежно висящие шинели, слышался треск отрываемых шевронов (небрежно пришиты). Удовлетворив бросательный рефлекс, старшина переходил к ударным тренировкам, дежурный по роте мог получить удар в грудь кулаком, или маленькой, засаленной, пластиковой клюшкой весёлого оранжевого цвета по голове, спине, или ногам. Уничтожив наряд морально (или физически, в зависимости от настроения) Бейвнос приходил в доброе расположение духа, становился весел и игрив. Утренний разнос, был для него своеобразной психотерапией. В день моего первого наряда, старшина был благодушен и мягок.
– Выходим на инструктаж.
Заступающий наряд в составе сержанта Пыжикова (того самого, беззубого красавца), рядового по прозвищу Бубер, и меня, выстроился рядом с курилкой, у входа в казарму. Бубер (низкорослый амбал с гигантскими, перевитыми венами предплечьями) громко, не стесняясь присутствия старшины, прогудел – щас опять про говно втирать будет.
– А как же, именно, именно! Старшина ласково, по – отечески глядел на меня – скажи мне, рядовой, сколько водки должен выпить солдат за два года службы?
– Сколько влезет, товарищ старший прапорщик!
– Молодец, а какая самая главная обязанность дневального?
– Следить за порядком в расположении роты?
– Неправильно! Сразу видно, что ты – молодой, и службы ещё не знаешь. Главная обязанность дневального – следить за чистотой очек!
– За чистотой чего?
– Толчка! – голос старшины обрёл силу и мощь.
– Один посрал и не смыл за собой, пришёл второй, навалил котяхов, желудки у вас как у котят, а срёте вы как лошади – огромными кучами, иной раз заходишь в туалет и удивляешься – какую жопу надо иметь, чтобы срать такими поленьями? Шпалы из дерьма лежат, такими узкоколейку вымостить можно! Дерьмо прессуется, лежит слоями!
От криков старшины трусливо примолкли птицы на деревьях, проходившие мимо молоденькие связистки, услышав рычащее, раскатистое «дерррьммо» испуганно шарахнулись в сторону, не обращая на них внимания, старшина продолжил.
– Для того чтобы дерьмо не прессовалось (Бубер устало закатил глаза) дневальный должен раз в полчаса, налить в тазик воды, и смыть во всех очках, а затем пройтись по ним кирпичиком, хлорочкой, очки должны блестеть как у кота яйца! Вы привыкли пёзды вонючие щупать, да стаканы опрокидывать, ни хуя делать не хотите, всё ноете, словно маленькие девочки – «этого нет, того нет, работать не можем», а здесь девочек нет! Здесь есть мальчики с большими хуями, и главная ваша обязанность – чистота очек!
От последнего вопля старшины, жалобно дзинькнули стёкла первого этажа. Про Ричарда Львиное Сердце писали, что он был обладателем настолько мощного голоса, что от его криков приседали кони, сдаётся мне, что (по сравнению с Бейвносом) он был просто писклявым кастратом.
– Всё понятно?
– Так точно!
– Пыжиков, отгадай загадку – залупился и висит?
– Не знаю.
– Жёлудь. А ещё одну. Залупились, и висят?
– Жёлуди.
– Декабристы. Надо было историю учить в школе, глядишь и в армию не попал бы. Инструктаж окончен.
5.
Все заступающие в наряд, караул, на КПП, выстроились на плацу. Дежурный по части, круглолицый, с отливающими синевой, гладко выбритыми, круглыми щеками, рассматривал стоящее перед ним воинство через толстые очки, нижняя губа его была брезгливо оттопырена. Бубер пробасил – Муся – фашист сегодня дежурит, жди каких – нибудь гадостей. «Муся – фашист» неторопливо следовал вдоль строя, выборочно спрашивая обязанности дневального, дежурного по роте, дойдя до роты охраны, он остановился, и сладострастно прикусив губу, произнёс.
– Газы!
Все заступающие в караул, мгновенно одели противогазы. «Муся» стал рыться в подсумке ближнего к нему солдата, и вытащил оттуда пакет с белым порошком – отставить газы!
–Это что?
– Протеин.
– А – а, знаю – знаю, протеин, кокаин, героин…
– Да нет, я качаюсь, мне для набора массы надо…
– Качаешь? По вене что – ли?
– Товарищ майор…
– Этот мешок я отдам командиру роты. Пусть этот ваш ММ – м Чмырепан, разбирается. Правую ногу к осмотру.
Все покорно вытащили из сапог правую ногу.
– Носочки носим! Не по уставу. Я снимаю вас с караула, вы не готовы к заступлению, пусть ваш ротный зайдёт в штаб.
«Муся» спокойно прошёл до конца строя, репрессии закончились, остальные роты заступили в наряд в полном составе.
– А чё, у нашего ротного фамилия Чмырепан?
