скачать книгу бесплатно
– Малы, размера на два…
– Да ты как – будто в них родился! Разносишь!
– Да я в них шагнуть не могу!
– Привыкнешь, военнослужащий должен стойко преодолевать тяготы и невзгоды военной службы, вот и иди, преодолевай. Следующий!
«Седому» достались кальсоны, с огромной, прожжённой чем – то круглым, дырой на заднице – Бог шельму метит, быть тебе дырявым!
– Ну, товарищ прапорщик, ну как же так…
– Съебал отсюда, до следующей бани всего неделя, там тебе бельё поменяют, а пока так ходи, вентиляция, мамкины пирожки из задницы быстрее выветрятся.
– Вы просто волшебник, товарищ прапорщик, наслаждаюсь вашим искусством!
– Секрет прост Гаврилов – всё для людей, всего себя отдаю, горю на работе! Всё людЯм! Уводи отсюда своих вонючек, что – то вид у них сильно стрёмный.
Одетые в шинели меньшего размера, тесные сапоги, с трудом держащиеся на макушках шапочки детских размеров, мы были похожи на махновцев, после ограбления очередного поезда.
– Да это же друзья Миклухо – Маклая! Я тут со своим младшим кино по телеку видел, там таких же показывали, эти как его… пи… ппу…па… пи– да – рассы Новой Гвирнеи, вот! Хрен выговоришь!
– Папуасы, товарищ прапорщик, не пидарасы, а папуасы.
– От же сука, начитанный, да? Ничего, в роту придёшь, тебе там кукушку на место быстро поставят, всё, Гаврилов, уводи их.
2.
Часть, в которую мы попали, оказалась своеобразным накопителем – сюда свозили призывников, в течение трёх месяцев готовили их к строевой службе, учили разбирать карабин, а затем отправляли по другим частям. Тянулись однообразные дни: строевая, изучение устава в Ленинской комнате, стрельбы, чистка оружия. И так изо дня в день. Весело было только по ночам, в том случае, если дежурным по роте оказывался сержант Коржиков.
– Заняли удобное положение ко сну! Рота, отбой!
Старые, продавленные кровати издавали жалобный скрежет.
– Раз скрип!
Кто – то сдавленно ойкнул – два скрип!
Наступила полная тишина, все замерли в ожидании чуда – вдруг сегодня пронесёт?
Не скрипела ни одна кровать, Коржиков подошёл к ближайшей, и пнул ногой лежащего на ней бойца – три скрип! Рота, подъём, форма одежды номер четыре, строиться на подоконниках с матрасами, повзводно! Время пошло!
Двести человек одновременно рванулись из своих кроватей, надо успеть одеться за сорок пять секунд! Толкотня, мат, на пол летят табуретки, сбитые впопыхах, кто – то падает, ударяясь челюстью о дужку кровати, раздаётся громкое клацание зубов, Коржиков громко хохочет, хлопая себя по ляжкам. Через минуту, приёмник представляет собой живописное зрелище – на всех подоконниках стоят, или висят чумазые, потные военнослужащие, бережно придерживая матрасы.
– Отставить! Строиться повзводно! Матрасы положить на кровати!
Коржиков горделиво обходит строй, сержант похож на генералиссимуса после выигранной битвы, такой боевой задор горит в его взоре. Он останавливается возле огромного, похожего на мамонта солдата по фамилии Белаз – бритый наголо череп, надвое разделённый продольным, розовым, уродливым шрамом, с кончиков губ свисает слюна, мохнатые брови, из – под очков злобно блестят маленькие глазки серийного убийцы.
– Правую ногу к осмотру!
Белаз снимает сапог, и вытаскивает голую, без признаков портянки ногу.
– Где портянка?
– Я не успел (сиплым басом оправдывается Белаз), я…
– Портянка! Где?
Белаз обречённо вытаскивает портянку из кармана шинели.
– Даун, бля! «Я не успел». Наряд на службу вне очереди!
– Почему? Это несправедливо. Я не …
–Два наряда!
– Я хотел…
– Три наряда! Как надо отвечать?
–Хорошо… то есть…
– Есть три наряда на службу! А не «хорошо»! Не слышу?
– Есть три наряда на службу!
– Рота отбой!
Грохот сапог, швыряемые в шкаф шинели, мат, визг, все обречённо прыгают в койки.
– Отставить отбой, сложить обмундирование!
Какое – то время уходит на то, чтобы аккуратно сложить наши ПШ.
– Отбой! Приняли удобное положение для сна!
Слышно возмущённое фыркание Белаза – раз скрип!
– Я не скрипел!
– Два скрип!
– Да это несправедливо, а как же права человека?
– Три скрип! Рота подъём! Строиться! Форма одежды номер два!
Душа сержанта поёт, он получает от происходящего такое чистое, незамутнённое удовольствие, что становится завидно, на его розовом, круглом лице деревенского парня написано самое настоящее счастье. Коржиков обходит строй, останавливается возле Седого, и ощупывает его погоны, найдя щель между стежками, он просовывает в неё пальцы, и с наслаждением отрывает погон, а затем и другой – шить надо так, чтобы спичечную головку просунуть нельзя было, понял?
– Понял.
– Ещё один баран! Как должен отвечать военнослужащий? Так точно! Понял?
– Понял.
– Дебил! Не понял, а так точно! Теперь понял?
– Да! Понял! То есть, так точно!
– Что ты понял?
– Я понял, что я – дебил!
– Молодец!
Коржиков подходит к Кочану, и тянет ремень на себя – ух, ты! Да у нас тут дедушка! Ремень на яйцах висит! Сколько вам осталось до дембеля, товарищ старослужащий?
Сержант закручивает бляху ремня до тех пор, пока на лице Кочана не появляется выражение боли, вот так вот ремень должен быть затянут, и тренчик поправь!
И тут же без перехода – рота, отбой!
Вот так, скучные дни перемежались весёлыми ночами, испачканную ночной беготнёй взлётку (армейское название пола) мы дружно отмывали днём, время бежало быстро – скучный день – искромётная ночь.
Командовал «приёмником» чудной майор, которого мы называли майор – шинэлка, он неожиданно врывался в расположение, дневальный орал «смирно» выпучивая глаза, и подходил к майору с докладом, тот громко кричал – и замерли все! Выслушивал доклад, и привычно командовал – все взяли шинэлки, и выходим строиться! Ты – взял свою шинэлку?
Майор искренне считал, что главное для военнослужащего – взять шинэлку, без неё военнослужащий несостоятелен как боевая единица…
По вечерам в казарму часто забредали солдаты из других рот, вначале в поисках жратвы, сигарет, а когда всё домашнее изобилие сошло на нет, то в поисках земляков. В девять часов все должны были сидеть у телевизора, смотреть программу «Время». Обычно я садился рядом с «седым» и «кочаном», прозванным так за необычную форму головы. Они лениво переругивались, выясняя, кто из них был круче на «гражданке» – у кого было больше тёлок, тачек и прочих доказательств крутизны. Вся перебранка затевалась с одной целью – не заснуть, многие клевали носами, всхрапывали, за что дежуривший по роте сержант поощрял их ударом ноги по голове. В один из таких нудных вечеров в казарму зашёл гнутый как банан, длинный тип с грязным лицом, и руками, покрытыми до локтя машинным маслом. Он не спеша шёл по проходу, пожимая всем руки, ему доставляло удовольствие видеть, как брезгливо морщили лица те, кто уже пожал его замасленную клешню.
– Здорово зёма, привет зёма – он медленно приближался к нашему ряду, «кочан» машинально пожал ему руку, и полез за платком, «седой» нервно смеясь, вскочил со стула, и шарахнулся в сторону, «чухан» протянул руку мне – привет зёма!
Я смотрел сквозь него.
– Зёма ты чего?
– Отойди, ты мне телевизор загородил.
– Зёма, привет!
– Ты мне не зёма. Съебал отсюда.
– Что? Ты сука мне брезгуешь руку пожать…я тебя… тебе пиздец…я щас за старшими схожу…
Минут через пятнадцать он вбежал в казарму и злорадно проговорил – слышь земляк, с тобой там поговорить хотят, выйди на минуту…
Я пошёл, уверенный, что «Кочан» и «Седой» идут за мной следом. На крыльце стояли трое, один из них сделал шаг вперёд, и неторопливо протянул – дай мне вкууусную сигарету, землячок.
– Не дам, «землячок».
Кто – то из троих присвистнул – парень – то борзый.
Неторопливый (он оказался азиатом) протянул – пошли, поговорим на воздухе. Мы зашли за угол, и мне в переносицу тут же прилетел ослепляющий удар, от неожиданности я сделал шаг назад, и правая нога предательски заскользила по льду, левый боковой свалил меня на бок. Азиат неторопливо обшарил мои карманы, вытащил сигареты, закурил, и смачно заехал мне в живот ногой
– Слышь, сучонок, если я говорю – ты делаешь, эт поняаатна?
Не дождавшись ответа, он плюнул мне в лицо, и исчез из поля зрения. Я с трудом поднялся, доковылял до угла, «седой» отсвечивал свежим фингалом, иллюминация осветила левый глаз, «кочан» пытался улыбнуться разбитыми губами. «Чухан» визгливо заголосил
– Поняли, пидары? Ещё раз, и я вас…
Азиат нанёс ему чудовищной силы лоукик, чухана просто срубило, громко причитая, он рухнул на снег, двое друзей азиата радостно заржали.
– Завали хавало Лошарик, твоё место – мойка, бегом на кухню, посуда ждёт.
«Лошарик» поднялся, и скособочась, побежал в сторону столовой. Азиат неспешно последовал за ним в сопровождении друзей. «Кочан» спросил у меня.
–Ты дал ему сигарет?
– Угу.
– Так какого… ты выпендривался?
– Кто ж знал, что он – спортсмен?
– Эх, ты, я думал ты – крутой…
– А я – крутой, но бывают и покруче меня…
Дежурный по роте сладко улыбался.
– Ну чего, побазарили? Ты – он почти ткнул мне пальцем в нос, – не на того потянуть решил, этот татарин с моей роты, у него семнадцать профессиональных боёв на ринге…
– А ты чего, предупредить не мог что ли?
– Откуда я знаю, вдруг ты тоже боец, и его отбуцкаешь, всегда интересно посмотреть на такое. Ну ладно, хорош базарить, упали на стулья, смотреть программу «Время».
Утром майор «Шинэлка» привычно прокричал своё «и замерли все», и принял участие в утренней поверке. Проходя мимо строя, он заметил наши побитые рожи, и тут же вызвал нас троих в канцелярию.
– Вот вам бумага, пишите.
– Чего писать?
– Правду, обо всём, что произошло, кто вас бил, почему, мы разберёмся, виновные будут наказаны.
Минут пять в канцелярии было тихо, мы увлечённо писали.
– Вот, вся правда, и ничего кроме правды.
– Таак, «вчера вечером я зашёл в умывальное помещение, поскользнулся на куске мыла, и ударился носом об раковину, в тот момент, когда я стал подниматься, я поскользнулся повторно, и ударился челюстью об ножную ванну» – ты издеваешься надо мной, мальчик? А что у тебя написано (он схватил лист Седого) – какой слог, прямо поэма! «Испытывая жажду, я нетерпеливо ворвался в умывальную, моё нетерпение сыграло со мной злую шутку, второпях я наделся глазом на умывальный кран, чем причинил себе жуткие страдания» – молодец, орёл! Тебе бы книжки писать! А у тебя? (он взял лист Кочана) « Недосыпание – болезнь двадцатого века, она снижает умственную активность, неблагоприятно влияет на потенцию» – ишь ты, буду знать теперь, как интересно, дальше «засыпая от усталости, я упал лицом на стол для приёма пищи, и разбил себе губы». Я всё понял, вы – долбаные трусы, вместо того, чтобы вывести мерзавцев на чистую воду, смело и откровенно рассказать обо всём, что случилось, вы покрываете преступников, да – да, здесь произошло преступление, это называется неуставными отношениями, и карается по закону. Вы препятствуете осуществлению правосудия, благодаря вам, виновные избегут заслуженного наказания. Вам угрожали? Запугивали вас? Признавайтесь! Быстро! Что молчите? Я знаю, что вам сказали – расскажешь, будешь стукачом, да? Так вас учат? Так вот, покончить с дедовщиной можно только одним способом – объединить наши усилия, усилия офицеров и солдат пострадавших от этого уродливого явления. Если вы не дадите показания, то преступник в очередной раз уйдёт от ответственности, а значит – подобные вещи будут повторяться, завтра кто – то другой пострадает, может быть лишится жизни, и виноваты в этом будете вы. Разорвите этот порочный круг, круг молчания, расскажите о том, что произошло, и я помогу вам, мы переведём вас в другую часть, туда, где никто не знает о произошедшем, зато виновные будут наказаны, остальные поймут, что возмездие неотвратимо, ну, вы поможете себе, и остальным?
–?!
