скачать книгу бесплатно
Но в следующую секунду ужасающая мысль вырвала меня из оцепенения.
Речь отца!
Сердце дрогнуло. Как много я пропустила? Я бросила еще один взгляд на сияющую арку, под которой исчез наставник. Возможно, он просто оказался суевернее прочих. В конце концов, сегодня состоялись похороны. «И ничего более. Ничего». Я вновь и вновь мысленно повторяла эти слова, словно перебирала обереги, пока не стерла из памяти образ двух миров, что сходились перед моими глазами в ослепительную призму.
По прислоненной к полкам лестнице я поднялась прямиком к полой крыше и стропилам над отцовским святилищем.
Грубое, шершавое дерево кололо ладони. Я крепче сжала перекладины и улыбнулась, когда под кожу скользнули занозы. «Я здесь. Я не призрак. Призраки заноз не сажают». Спокойно и уверенно я втиснулась в зазор между балками, оттолкнулась ногами и исчезла под потолком.
В первый раз, когда я забралась на стропила, сердце мое стучало так неистово, что я едва слышала, о чем там спорили придворные, советники и отец. Женщин не пускали в святая святых внутреннего двора, и поимка повлекла бы за собой суровое наказание.
Но вскоре я наловчилась и теперь шныряла между перекладинами точно ящерка. Поджав под себя ноги, я надежно устроилась на стропилах и затаилась. Не знаю, сколько часов я уже провела вот так, подслушивая из своего укромного уголка. Там, наверху, я могла притвориться безмолвной и мистической владычицей, что повелевает людьми внизу. Там я узнавала то, чему не в силах научить ни один наставник: как над каждым в комнате довлеет власть, как слова льнут к ногам сытой кошкой или мелькают шипящим раздвоенным языком, как легко захватить внимание публики. Там я почти понимала все жизни и истории, сокрытые в бесчисленных талмудах и свитках летописей в архиве. В святилище отец встречался с иностранными сановниками, здесь проводились военные советы, обсуждался урожай и принимались важнейшие решения. Оно было сердцем королевства, а на троне восседал мой отец. Согласно архивам, он правил с десяти лет. Если у него и были братья и сестры, в записях их имен не сохранилось.
Я прижалась к стене и приготовилась слушать. Самое начало я пропустила, но придворных оно явно потрясло. Даже из моего укрытия было видно, сколь бледны их лица, да и воздух словно накалился от напряжения.
В святилище хранились все напоминания о войне, бушевавшей не менее шести лет. Вдоль стен, словно железные черепа, выстроились помятые шлемы. Придворных они нервировали. Некоторые даже отказывались сидеть подле доспехов мертвецов, но отец настоял:
– Мы не должны забывать тех, кто служил нам верой и правдой.
Всякий раз, как я взбиралась на стропила, шлемы будто увеличивались и множились. Теперь они перекрывали стены от пола до потолка. И пусть они были отполированы и очищены от крови, само их присутствие наводняло комнату чем-то потусторонним. Солнечный свет, отражаясь от металла, застывал вокруг шлемов сияющим ореолом, и отец словно выступал перед призраками.
– Ваше сиятельство, мы не можем поддержать это решение. Должен быть иной способ закончить войну, – произнес Аджит – советник с детским лицом и залысинами, которые он прятал под огромным пагри [5 - Тюрбан.].
Он стоял, сотрясаясь всем телом и прижав крошечные руки к животу, словно ему туда кинжал всадили по самую рукоять. Раджа бы мог – таким гневом озарилось его лицо.
– Нам пока хватает солдат, – продолжил Аджит, – и лекари уже набрались опыта. Мы даже можем победить, пожертвовав еще лишь парой сотен…
Я нахмурилась. Он что, не видел шлемы на стенах? Эти доспехи когда-то защищали людей. «Лишь пара сотен» для королевства – это чьи-то возлюбленные, братья и сыновья. Как-то неправильно чтить мертвых бездействием.
– Еще как можете, и вы подчинитесь моему решению, – отчеканил раджа.
Он выглядел измученным заботами, и темные глаза запали так, что казались бездонными провалами голого черепа.
– Но мятежные королевства…
– Мятежные королевства хотят того же, чего и мы, – резко перебил отец. – Хотят пищи в животах. Тепла в очагах. Хотят, чтобы дети их успевали дожить до наречения именем. Они сражаются с нами от отчаяния. Кто еще услышит их мольбы? Десятилетняя засуха? Неурожай? Потливая горячка?
– Но, ваше величество, они направляются к столице.
– Именно. Безумный шаг, а значит, им нечего терять. В этой войне проигрываем только мы. Мы не можем сражаться с окраин и должны привести их сюда. А теперь выполняйте приказ: устройте сваямвару [6 - Древний индийский обычай, когда девушка выбирает мужа из списка или из числа прибывших на смотрины женихов.].
«Свадьбу? – От его тона по коже продрал мороз. – Но все мои сестры на выданье уже обручены, и осталась только…»
– …Едва мятежные королевства прослышат о гороскопе принцессы Майявати, они откажутся от свадьбы, – промолвил один из советников отца, Джаеш.
Прежде он мне нравился. Говорил тихо и отличался от остальных придворных бо?льшим свободомыслием. Но в тот миг я его возненавидела, возненавидела за слова, что сорвались с его губ и пригвоздили меня к месту.
Все, включая меня, полагали, что гороскоп отвратит от меня всякого, защитит от предложений. И семнадцать лет он меня не подводил. Но теперь желанное свободное будущее вне брака уплывало из моих рук, секунда – и нет его.
– Ваше величество, не хочу проявить неуважение, но гороскоп принцессы, как известно, предрекает довольно тревожное супружество, что свяжет ее со смертью и разрушением. Мы можем невольно оскорбить…
– Слухам в дипломатии места нет, – вскинул руку раджа. – У нас есть долг перед народом, и я не допущу, чтобы люди страдали из-за суеверий. Мы должны привести врага ко двору. Должны положить конец этой войне.
«Конец войне». Я понимала, что он прав. Смерть нависала даже над нами, укрытыми во дворце. Джаеш поклонился и сел. Они наверняка уже обсуждали меня между собой. Разложили всю мою жизнь на нити и мгновения, словно ленту, которую так просто разорвать. Чудо, что я не сверзилась со стропил. Я знала своего отца лучше, чем кого бы то ни было. Я наблюдала за ним годами. И за первым замыслом всегда таилось еще десять. Обычно я могла отыскать брешь в его словах, вскрыть их и увидеть, что там, под слоями дипломатии и сладкими речами. Но не сегодня. Голос его был монотонен. Почти до боли. Раджа говорил с непоколебимостью скалы, с которой летело вниз мое сердце, чтобы разбиться.
– Сваямвара состоится через несколько дней, – продолжил он. – Лидеры мятежников будут встречены как дорогие гости и просители руки моей дочери. Составьте новый гороскоп и скройте все следы прежнего. Сделайте его убедительным.
Меня пронзило дрожью от макушки до пальцев на ногах. Вдалеке эхом разносился звон колокольчика придворного писаря. Шаркали башмаки. Голоса, гулкие и твердые, сливались и отступали, пока в святилище не воцарилась тишина. Я подтянула колени к подбородку, прижалась спиной к стене. Замужество. Все свои знания о нем я почерпнула в гареме, где жены погрязли в мелочных дрязгах и скуке, а утешение находили лишь в шелках и сплетнях.
Случалось, что в глазах обрученных сестер я ловила проблески надежды и любопытства. Может, они представляли, как покинут Бхарату и новый город примет их в нежные объятия, а супруг встретит каждую с предназначенной только для нее улыбкой. Но я слышала немало рассказов жен и знала, что ждет впереди. Другой гарем. Другой муж. Другие женщины, спрятанные за решеткой из слоновой кости, с вечной тенью прутьев золотой клетки на лицах.
Я посмотрела вниз на опустевшее святилище. Я воображала всякое будущее, но такое – никогда. Никогда не думала, что стану кем-то иным, кроме ученой старой девы, но именно этой судьбы я желала – желала жить среди свитков и каждый день погружаться в крошечные вселенные, сотканные из написанных строк. И ни перед кем не отчитываться.
За моим удивлением крылась еще одна печаль. Пусть я никогда не мыслила о браке, но мечтала о любви. Не тайной, о какой шептались по углам и в покоях некоторых жен. Мне было нужно соединение душ, одно на двоих сердцебиение, что удержит ритм, даже раздели нас океаны и миры. Я не хотела союза, наспех вымощенного войной. Не хотела принца из сказки или какого-нибудь юнца с молочной кожей и медовыми глазами, что поклянется в любви, не успев перевести дыхание после знакомства. Я жаждала чувств, неподвластных времени; непостижимых, будто сама ночь, и в то же время понятных, как мое собственное тело. Я мечтала о невозможном, и тем проще было выбросить эти мысли из головы.
3. Любимые дочери
Не знаю как, но я смогла спуститься со стропил, по лестнице и покинуть соты архива. Мне было все равно, кто меня увидит и о чем спросит. Бхарата уже от меня отказалась. В доме собственного отца я стала лишь гостьей, коротающей время в ожидании, пока паланкин унесет ее в другую клетку.
Я была на полпути к гарему, когда за спиной послышался топот ног.
– Принцесса Майявати, раджа Бхараты, Рамчандра, просит вас немедленно явиться в сады.
Прежде чем обернуться, я прикрыла лицо вуалью. Почему каждый стражник всегда уточнял «раджа Бхараты, Рамчандра»? Будто я не знаю, как зовут моего отца. «А, этот раджа. Я-то думала, вы про какого-то другого правителя». Дураки.
– Сейчас?
Стражник моргнул. Он был молод и красив зыбкой, неприметной красотой. Даже вдруг захотелось спросить, не собирается ли он вписать свое имя рядом с именами своры волков, что явятся в Бхарату, дабы претендовать на мою руку в сваямваре. Должно быть, я неосознанно усмехнулась, потому как юный стражник вздрогнул, хоть и попытался это скрыть. Наверное, решил, что я наслала на него проклятье.
– Да, принцесса. Он ожидает вас в садах.
Что-то новенькое. Отец никогда никого не ждал.
– А если я откажусь?
Стражник отшатнулся:
– Я…
– Не волнуйся, это просто вопрос.
– То есть вы…
– То есть я пойду с тобой, – медленно протянула я. – Показывай дорогу.
Он развернулся на пятках и, секунду поколебавшись, зашагал обратно по тропинке. В груди заворочалось чувство вины. Стражник лишь выполнял свой долг. Он даже не оскорбил меня открыто ни словом, ни делом – иные гаремные жены, к примеру, плевали на мою тень.
Я хотела было извиниться, но передумала. Слова прозвучали, их не вернуть. Вокруг нас в ранних сумерках мерцал двор моего отца. Хотя солнце почти зашло, небо оставалось насыщенно-имбирно-желтым. Облака осыпались сверкающей киноварью, что исчезала где-то в сплетении древесных крон. Тут и там в серебряной глади озер плескались последние проблески света, и догорало под водой плоское пламя.
С первого взгляда казалось, будто вход в сады Бхараты отмечен лишь беспорядочно разросшимися розами. Но стоило присмотреться, как под лепестками расцветало кованое железо врат, что змеилось вверх, соединяя деревья – инжир и ниим, сладкий миндаль и кислый лайм – в живые перголы. По саду кружила стража. В этих алых одеждах они напоминали свирепые деревья, готовые насадить солнце на копья, коли оно упадет.
– Одну минуту, принцесса, – выпалил стражник. – Полагаю, его величество заканчивает обсуждение государственных вопросов с наследным принцем.
Я изогнула бровь за вуалью. Если отец и обсуждал что-нибудь с наследным принцем, то лишь перечень его сумасбродств. Не дожидаясь ответа, стражник неловко поклонился и ушел, а я, едва убедилась, что одна, устремилась на строгий голос раджи к укромной рощице. Мой единокровный брат стоял посреди поляны, съежившись в тени отца, понурив голову и теребя рукава.
– Как смеешь ты нас позорить? – громыхал раджа.
– Я не виноват, отец, этот селянин проявил непочтение…
– Он чихнул.
– Да, но ведь прямо на мой шервани.
В этом был весь братец Сканда – глупец. Где раджа выбирал мудрость, Сканда предпочитал богатство. Где раджа слушал, Сканда всматривался.
– Хочешь знать, в чем разница между нами и остальными? – спросил раджа.
– В чем?
– Ее нет.
– Но…
– Червям, что питаются нашим пеплом, нет дела до наших титулов и чинов. И подданные тебя не запомнят. Не запомнят оттенок твоих глаз, твой любимый цвет или красоту твоих жен. Они будут помнить лишь след, что ты оставишь в их сердцах. Наполнишь ты их радостью или горем. Вот твое бессмертие.
И с этими словами раджа покинул рощу. Я припустила прочь по дорожке, тяжело дыша и надеясь, что он меня не заметил. Солнце уже скрылось за дворцом, превратив все вокруг в розовое золото.
Издалека раджа, как всегда, выглядел безупречным, сияющим. Но стоило ему приблизиться, как я заметила новые детали. Усталые морщинки в уголках глаз, иной наклон плеч. Так не похоже на него, так неправильно. Я словно видела отца впервые, и то был сутулый пожилой человек, нацепивший тонкую шкуру величия. Встретившись с ним взглядом, я отвела глаза. Казалось, глядя на него такого, я вторгаюсь во что-то личное, чего не должна знать. Или, может, чего знать не хочу.
Я опустилась на колени, упершись кончиками пальцев в его ступни, как и положено, в знак почтения и уважения.
– Рад тебя видеть, дочь, – произнес раджа.
Я всегда узнавала отца по голосу, по словам. Стоило ему заговорить, и все предыдущие странности были забыты. Он не славился нежными, приятными интонациями. В его голосе громыхали раскаты грома и звенела церемониальная торжественность, но эти привычные звуки затрагивали самые важные струны моей души. Убаюкивали, даруя ощущение безопасности и покоя, и на миг я решила, будто сейчас отец скажет, что встреча с придворными была обманом, что он не собирается выдавать меня замуж за незнакомца, что я останусь здесь навсегда. Бхарата не была раем, но этот ад я хотя бы знала и предпочла бы его любой другой суровой стране.
Однако следующие слова раджи лишили меня всякой надежды.
– По традиции древних королей мы устроим для тебя сваямвару, – объявил он. – Ты получишь возможность сама выбрать мужа, Майявати.
Голос его разлетелся по округе. Ладони вдруг стали липкими от холодного пота, и от моего спокойствия не осталось и следа. Разум попытался скрыться от неизбежного, но зацепиться было не за что, а спрятаться – негде.
Раджа смотрел на меня выжидающе.
– Да, отец, – выдавила я.
И поморщилась от собственного тона, который наверняка и от него не ускользнул. Я думала, отец начнет ругаться, но он лишь приподнял мой подбородок:
– Тебе одной я могу доверить такой выбор.
Я хотела вырваться из его хватки и спрятать внезапно заблестевшие глаза, но раджа держал крепко и смотрел понимающе. Наконец он разжал пальцы, опустился на мраморную скамейку под душистым лаймовым деревом и чуть сдвинулся, предлагая мне устроиться рядом, но я осталась стоять. Сесть – значило бы принять этот вынужденный брак. Я же была против.
– Ты всегда сидела на стропилах над святилищем – с тех пор, как сумела впервые туда забраться, – произнес отец на одном выдохе.
Я вскинула голову. В голосе его не было осуждения, лишь задумчивость и… теплота. Я заглянула в его лицо, но не прочла в знакомых чертах ничего, кроме боли и груза прожитых лет.
– Откуда…
– Трудно не заметить, как из архивного зала каждую неделю сбегают учителя. – Теперь отец почти улыбался. – Но я даже не пытался тебе помешать, ибо хотел, чтобы ты знала, хотел, чтобы видела, сколь тяжело бремя власти. – Он замолчал и шумно вздохнул; плечи чуть поникли. – Возможно, я надеялся, что если приоткрою завесу, то ты простишь мне все, чего я вынужден тебя лишить.
Я смотрела на него пораженно. Никогда еще мы так долго не оставались наедине. До сего момента официально я встречалась с отцом лишь раз в год – в свой День возраста. Порой он даже вручал мне подарки. Не то чтобы мне одной… Мои единокровные сестры тоже получали маленькие приятности – гроздья драгоценностей и модные шелка, – но мне всегда доставалось нечто особенное. Благоухающие томики поэзии или трактаты по ведическому праву. Настоящие сокровища. Я надеялась, это потому, что раджа хочет избавить меня от удушающей судьбы моих помолвленных сестер, но в конце концов я не стала исключением.
Он встал и положил руку мне на плечо – словно плитой свинцовой придавил.
– Даже любимая дочь все равно всего лишь дочь.
Я подавила желание отшатнуться. Из голоса отца исчезла теплота, сменившись монотонным холодом, знакомым мне куда лучше.
– У тебя всегда был мужской ум, Майявати. Если в следующей жизни удача дарует тебе другой пол, ты сможешь стать прекрасным правителем.
Дворцовая стража обступила раджу алым полукругом, и он ушел, не обронив больше ни слова. Несмотря на вечернее тепло, я задрожала. Его слова болезненно впивались в кожу. Каждая фраза – шип, от которого не увернуться.
Второй раз за сегодня я очутилась где-то, не понимая, как туда попала. Я шагнула в гарем, и меня захлестнул шквал звуков.
– Чего раджа хотел от тебя?
Я подавила стон. Чувство вины перед юным стражником испарилось без остатка – вот ведь язык без костей. Наверное, следовало напугать его еще сильнее.
Из тени вышла Парвати, моя единокровная сестра, угрожающе – насколько может угрожать некто столь красивый и утомительный – сверкая нефритово-зелеными глазами.
– Ты теперь станешь королевской девадаси[7 - Девочка, посвященная божеству при рождении или по обету, живущая и служащая при храме до конца своей жизни.]? – спросила она. – Все равно никто не верил, что ты выйдешь замуж.
Я едва не подавилась смехом. Я бы предпочла стать девадаси и всю жизнь провести при храме, чем раствориться в безвестности.
– Правда, что раджа обличил тебя? – подала голос одна из жен, и я повернулась к ней.
Новенькая, по крайней мере, я ее раньше не видела. Тонкие губы, торчащие зубы – сомневаюсь, что отец польстился на ее красоту или воспылал чувствами. Вероятно, она, как и я, жена политически выгодная. Она уставилась на меня – сначала с любопытством, затем смущенно.
– Меня ждет свадьба, – сказала я всем.
Гарем наполнился визгливыми криками.
– С кем? – не поверила Джая. – С чудовищем, что подходит тебе по гороскопу?
– Уверена, что раджа не солгал, лишь бы пощадить твои чувства? – уточнила другая жена.
Вскинув подбородок, я уже хотела протиснуться мимо, как вдруг услышала тонкий детский голосок. В облаке каштановых кудрей ко мне подбежала Гаури и обняла меня за ноги. Я склонилась к ней, уткнувшись носом в сладкую макушку и крепко сжав худенькие плечи, словно единственный якорь, удерживающий меня в этом мире.
– Ты бросаешь меня? – спросила Гаури.