Красный Треугольник

Нет, это был не Мурьетта.

– Я могу только предположить. – Тимур старался не попадать взглядом на снимки, хотя так и подмывало всмотреться.

– Да что вы? Любопытно, любопытно…

– В банке мне сказали, что нашли кого-то с моими документами. Это так?

Порфирьев шлепнул по столу:

– Проговорились! Вот ведь банкиры. Так и доверяй им тайну вклада, без штанов останешься, правда? И что же вы предполагаете?

– На нем моя куртка.

– Заметил? Молодец, а я бы вот так по фотографии не смог вещичку узнать, что я, рассматриваю их, что ли, это пусть жена делает. Ну, ладно, пустяки. Так как она оказалась на трупе? Вот ведь загадка.

Его мягко подталкивают в ловушку, понял Тимур. Нужно время на то, чтобы сообразить и не сболтнуть лишнего, чего потом он не сможет объяснить. А объяснить нельзя слишком много. Тимур начал аккуратно:

– Несколько дней назад мы с приятелем поменялись одеждой.

– О! Как мушкетеры. И в чем смысл маскарада?

– У него было свидание с девушкой, он застрял по делам, не успел переодеться, заехал ко мне и попросил дать что-нибудь приличное. Друг сильно торопился, и я дал первое, что попалось под руку. Я забыл, что там лежат паспорт, удостоверение и телефон.

Порфирьев делал вид, что слушает вполуха, между тем следил внимательно.

– Когда он заехал?

– Кажется, в понедельник.

– Во сколько?

– В обед.

– Прямо на работу заезжал?

– Конечно. Иначе я бы дал ему что-нибудь другое.

– Как же вас пропустили без удостоверения?

– Охрана меня в лицо знает, забыл, когда в последний раз и показывал.

Следователь сочувственно покивал:

– Да, офисная жизнь – не сахар. Сам вот так же маюсь. Не помните, как звали вашего приятеля?

– Федор.

– Фамилия? Имя, отчество? Где живет?

Надо было что-то отвечать. Как объяснить, что не знаешь о приятеле ничего, кроме имени. Как он вообще стал близким другом? Молчать нельзя. Пришлось выдать историю знакомства институтских времен.

Копать и припирать к стенке Порфирьев не стал, а только спросил:

– Что же это ваш дружок всегда на свидания бронежилет надевал?

Отвечать было нечего.

Иван Петрович смахнул снимки, налил себе полстаканчика газировки, отхлебнул и спросил:

– А где это вы загуляли на три денька? Небось получили от начальства по шапке?

– У моей любовницы муж уехал в командировку. Я поехал с ней за город и застрял. Просто свалился в штопор. Три дня бешеного секса.

– То-то я смотрю, усталый вы какой-то. – Порфирьев хмыкнул и подмигнул. – Ох, молодость, романтика, и осень расцветает как весна. Устои морали пали под напором феромонов. Шалун. Не одобряю, но и не осуждаю… Что ж, друг мой, раз уж получился разговор у нас честный и откровенный, прямо скажу – без протокола, то и я не стану скрывать интерес.

Толстячок метнулся к допотопному сейфу, скрежеща, загнул массивную рукоятку и извлек бумажную папку. Распутав тесемочки, вынул небольшой снимок и показал, не выпуская из рук:

– Узнаете?

Лицо Федора было снято анфас, как на паспорт. Только прическа короткая и без бороды. Тимур подтвердил личность.

Убрав снимок под броню, Порфирьев взял листок, густо запечатанный словами.

– Нарзиев Тимур Мансурович, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. Прописан на Васильевском острове, работает таможенным брокером, не женат, детей нет, ближайшие родственники живут в Казани. Обычнейший гражданин. Даже налоги платил исправно. Но вот что странно…

Иван Петрович взял паузу и впился взглядом в Тимура:

– …господин Нарзиев имел склонность пропадать и появляться.

– Как? – невольно вырвалось у Тимура.

– О! Вас тоже заинтересовало?

– Да не очень… Странно, что он называл себя Федором.

– И как долго тянулась вечная дружба?

– Недели две… Не помню точно.

– А если подумать?

Порфирьев переменился, озорной пончик зачерствел и кольнул острым.

Тимур удрученно признал необыкновенную краткость дружбы. И это, кажется, понравилось Ивану Петровичу.

– Тогда придется рассказать вам кое-какие любопытные факты. Но только сугубо между нами. Договорились?

Свидетель не возражал.

– Представьте себе историю. – Порфирьев отхлебнул водички. – Некоторое время назад на улице находят труп с обезображенным лицом. У трупа есть паспорт, и опознать личность не составляет труда. Жмурика помещают в морг и оповещают родственников. Но не проходит и трех дней, как владелец паспорта заявляется живым и здоровым. Оказывается, его ограбили на улице, отняли одежду и документы. Прекрасно, что человек жив и здоров. Плохо, что на районное отделение вешают «глухарь». Проходит еще несколько месяцев, и уже в другом районе опять находят мертвеца с этим паспортом. И что любопытно, история повторяется. Живой труп является за своими документами, получает их по предъявлению своей личности, а менты зарабатывают новый «глухарь». Но на этом история не заканчивается. Хотите угадать, что случилось в третий раз?

– Опять воскрес? – печально спросил Тимур.

– Вот именно! – Порфирьев погладил роскошную лысину. – Такие вот эксперименты с живой природой проделывал не кто иной, как господин Нарзиев Тэ эМ, которого вы ласково зовете «Федор». Но это только начало удивительной истории. Как понимаете, даже в нашей неповоротливой системе иногда умеют кое-что сделать. Как-то раз умная голова сложила нераскрытые дела из разных отделений, и вдруг явилась миру любопытная картина: вроде бы появился маньяк, но какой-то уж больно странный: расписывается на своих преступлениях. А еще повезло определить личности, которые непонятным образом завладевали паспортом Нарзиева. Как думаете, кто они?

– Не знаю…

– Да никто. Самые обычные средненькие обыватели. Только незадолго до смерти у каждого из них появлялся дружок: то Иван, то Николай, то Дмитрий. Родственники дружка не видели, только слышали о нем. Вам это ничего не напоминает?

В кабинете стало душно, словно воспылала невидимая печь. Может, это секретный инфракрасный прибор заработал, чтобы спутать мысли и сбить с толку?

Выдержав прилив жара, Тимур спросил:

– Как их убивали?

Порфирьев на глазах растаял и удовлетворенно кивнул:

– О! Понимаю! Детективчики почитываем, коллега? Тайны следствия или нож в копчике? Вот они ягодки массовой культуры… Правда? Вот именно. Действительно, убивали однообразно: сзади по затылку, чем-то острым вроде топорика. Полголовы то есть сносили. Но нижнюю половину – оставляли. Если интересует, могу показать снимочки…

– Нет, – быстро отказался Тимур. – Вы думаете, и меня…

– Хороший вопрос, господин Новиков. – Иван Петрович опять собрался в плотный комок. – Думаю, ответ известен вам.

– Почему?

– Да потому, друг мой, что уж больно много недоговариваете. Темните, скрытничаете. Помочь не хотите. А зря. Мы ведь вас даже не свидетелем видим. Именно – помощником. То, что выжили, по моему разумению, сильно спутало планы господина Нарзиева. Может, и правда повезло, и секс на стороне спас. А может, и нет. Не знаю, а вы говорить не хотите. Ну, не калеными же щипцами из вас правду тянуть. Да и засунули их куда-то, когда надо – так сразу и не найдешь.

Порфирьев округлил щечки улыбкой. А Тимуру предстояло сделать немедленный выбор. Что-то удержало от того, чтоб нырнуть в омут откровения, и потому он ответил:

– Я рассказал все, как было.

– Пусть так. – Следователь устало вздохнул. – Но если передумаете, не сочтите за труд звякнуть.

Сунул визитную карточку, на которой скромным золотом красовался государев орел, а рядом фамилия и немаленький чин.

– И вот еще. – Порфирьев пасьянсом разложил пять снимков. – Совсем случайно, никого не знаете из этих людей?

Требовалось большая тренировка, чтобы не показать виду. Наверное, Тимур выдал себя с головой. Потому что не был готов к такому сюрпризу. Конечно, он знал всех. Но, чтобы найти шаткое оправдание, указал только на одну фотографию:

– Вот эта…

– Да? Чудненько. Как фамилия ее?

– Борожкова, Мария Викторовна.

Порфирьев согласно кивнул:

– Близко знакомы?

– Она была моей девушкой. Расстались больше года назад. Я ничего о ней не знаю.

– Вот видите! Как помогли! – Порфирьев довольно потер ладошки. – А остальных никак не узнаете?

Теперь уже уверенно Тимур отказался, но уточнил:

– Они имеют отношение к Федору?

Пухлые пальчики ловко сгребли фотографии, утрамбовали по формату и спрятали среди бумаг.

– А вам зачем знать?

– Любопытно, во что вляпалась женщина, на которой чуть было не женился.

– Ну, раз так… – Порфирьев пораженчески поднял руки. – Все эти господа проделывали фокусы в стиле вашего приятеля Нарзиева. Только в отличие от него, их пока не нашли с расквашенным лицом. И никто не подавал заявление об их пропаже, так вот странно. Но их нет. Может, уехали в длительные командировки или подались в леса. Так что я не могу с уверенностью сказать, жива ли ваша прошедшая любовь.

Иван Петрович положил рядом с собой Тимуров паспорт и служебный пластик сотрудника банка «Наш», черкнул на пропуске и хлопнул личным штампиком.

– Так что если вспомните о Федоре или госпоже Борожковой что-нибудь… – он протянул только квиток, – …а также если с вами случится любая глупость, даже и не знаю, что придумать, быстренько сообщите мне. А уж мы поможем. Договорились? И вот еще что…

Тимур напрягся, а Порфирьев мармеладно улыбнулся:

– Прямо не пойму одну мелочишку: и как это вас пропустили в наше учреждение без паспорта? У нас с этим строго. Тоже вот загадка?

Тимур скроил невинную физиономию и свалил все на умение вести переговоры.

– Вот ведь как! – Следователь подтолкнул к нему личные документы. – Вот что значит менеджмент! А мы все по старинке, кнутом да пряником… Ну, ладно. Значит, провожать не надо. Дорогу найдете.

Дверь гулко захлопнулась. В пустом коридоре Тимур был один, но казалось, что рядом не одна пара глаз. Все же он понял, что именно показалось неприятным в этом общительном человеке: сколько ни буравил его треугольниковым взглядом Тимур, но Порфирьев никак не желал показывать себя не кем иным, кроме как самим собой.

15-й до Эры Резины

Возвращаться в офис? Не могло быть и речи. Отмазы более нерушимой, чем «задержали у следователя», придумать сложно. Тимур прыгнул за руль и рванул к дому. У него в кармане так и болтался брелок с зеленым глазком. Он отчетливо представил, что будет, когда «бомбу» Федора найдут рядом с его подъездом, а ее обязательно найдут, раз за дело взялся такой жук, как Порфирьев.

Зачем он промолчал о Треугольнике? Да вот как будто заслонка встала поперек горла. Конечно, Порфирьев не поверил бы, но и в сумасшедший дом бы не упек. Почти наверняка. Зато хоть выговорился бы. А что случилось, если признал бы на фотографиях цех противцев в полном составе? Как объяснить, чем они там занимаются? Ивану Петровичу непременно захотелось бы с ними повидаться. И Салах хорош, конечно. Этот снимок Машки Тимуру ни разу не попадался: смеется, волосы еще длинные по ветру, красота. Весело ей.

Под красный светофор и рев клаксонов добавил газу – не вовремя вспомнил рюкзак с топориком. Вот, значит, для чего друг Федор изготовился. Вот почему одеждой поменялся. Втерся в доверие, заморочил голову и влез в душу. Нет, не так, не втерся, а заставил считать его другом. Как пришлец лютый управлять лизнецом. И спасло буквально чудо, пусть и жестокое. А то лежал бы тихонько на битом кирпиче. На фотографии рюкзака рядом с телом не было. Может, боевой трофей прихватил спаситель.

«Девятка» шмыгнула во двор и проскочила ряды припаркованных машин. Тимур затормозил рядом со своим пятачком, так и не придумав, что делать с изуродованной «бомбой» на проколотых шинах.

Машина Федора осталась ночевать на свободном местечке в дальнем углу двора. Но там, где должна дожидаться раскуроченная «БМВ», мирно спал потертый «Опель». Тимур заглянул под днище «немца»: никаких следов, как будто век здесь торчал. Потыкал брелком в разные стороны – удача свалилась на голову: «бомбу» угнали добрые люди. Так что теперь он чист и неприступен.

Мамаши катали коляски, возвращались работяги на ночную спячку, с деревьев облетала ржавая листва. Грязный рай спального квартала лениво развалился до застроенного горизонта. Мирно и тихо. Отчего же смутная тревога?

На седьмой этаж Тимур поднялся пешком, избегая лифта. В мусорном пакете все еще валялась амуниция. Надо выбросить одежку, как только стемнеет, а соседи впадут в спячку. И не думать о Треугольнике. Просто не думать. Ведь это просто.

Холодильник обнаружил выдающийся запас продовольствия. Будет чем занять челюсти. Он залез под душ, сделав воду горячей, как кипяток, отстоял до легкого ожога и, не вытираясь, прошлепал на кухню. И там долго метал на стол нескончаемые запасы.

В безобразном изобилии сгрудились упаковки колбас, сыры, рыбные и мясные консервы, йогурты и шоколадки, рядом расположилась немаленькая горка хлебов. Все это подпиралось пакетами соков. Нестерпимое богатство, обитальцы лопнули бы от зависти.

Тимур прогнал неправильные мысли, натужно развеселился и разодрал первую попавшуюся запайку. Пахнуло удивительным ароматом копчености и специй, пергамент среза сочился жирными бусинками. Тимур понюхал и уронил колбасу на пол. Оказалось, что есть совершенно не хочется, как эту субстанцию можно жевать и глотать, не мясцо же… Будто голод вывернулся наизнанку.

Нет, есть хотелось, но чего-то другого. Покопавшись в груде снеди, Тимур отчетливо понял, чего хочет: вот сейчас бы глоточек Тёплой Водицы и мясцом закусить…

Нет, нет, ерунда, не может быть. Он просто устал и не хочет есть. Потом разберется.

Босые пятки зябли на кафельных плитках, по телу стыли капли воды. Тимур завернулся в плед, плюхнулся на диван перед телевизором, но желание давить пульт не появилось. Он пялился в пустой экран, пока на темной плоскости не стали проступать удивительные картинки. Кандалы уходят цепями к потолку, лежат холмики глаб, он бежит от Мурьетты, шатаются стенки вагонетки Супермарио, торбники рвут на части богатенького собрата, лужники слизывают кровь и блевотину, прыгает хозяин «Отпущалок», режет отличную резину ножницами Йежи. Он увидел смеющихся Вкл и Выкл, близнецов, но даже не родственников, чувствовал вкус дождевой воды, вспомнил, как пахло в подвале, где он провел вторую Ночь. Он падал под ударом цепопика стремительного Клайда и задыхался в темноте топки, стоял на подоконнике цеха Полетов и чувствовал в ладонях тяжесть отборного мясца Матильда. Он вспомнил грустное лицо чудака, выдававшего себя за Темнеца, которого так хочет уничтожить Чингиз, и Батый хочет, и Кортес, и даже Мика, этот явно затаил на него особую обиду. И везде на экране попадалась Машка – грозный Салах размахивал смертельным махобоем.

Там была настоящая жизнь. Хоть рискуешь пойти на мясцо или получить по затылку шестогантом, но было что-то такое, что заставляло быть самим собой, а не приложением к компьютеру и правилам офисного распорядка. А что здесь, в Далёке, к которому так рвался?

Завтра утром придется натягивать галстук, тащиться в офис и целый день перебирать бумажки, слушать треп приятелей, пилить откаты и делиться с шефом, и так до выходных. А потом шататься по кабакам и клубам, подцепить девку или не подцепить, а просто нажраться в стельку, проспаться до воскресенья, а потом снова ошейник – рабочий день – домой.

Может быть, ему, проклятому мозаку, плюнуть на банковскую пайку и податься в Треугольник лакать лужи? Да ведь не обязательно становиться лужником. Могут же быть исключения. Здесь же силен, может, и там дорастет до месреза. Все может быть. Лучше лизнецом в Треугольнике, чем начальством здесь.

Вот босс и крутой браток поняли, кто они такие на самом деле. Тимуру можно было приказывать им что угодно: трусливый лужник и подлый лизнец покорились его воле.

И что дальше?

Об этом предупреждала Машка? Неужели зря искал выход из Треугольника? Непоправимая ошибка, что он не согласился на предположение посланца Темнеца. Ведь цена-то, выходит, шутейная. Тут удовольствий хоть лопатой накладывай, но что в них толку, если теперь ему нужно совсем другое. Тимур боялся признаться отчетливо, что же ему нужно на самом деле, но уверенная прямота пацана, делающего карьеру, уже трещала под напором смутных желаний.

Серело. В домах напротив зажигались проруби окон. Он сумерничал в полутьме, завернувшись в кокон пледа, и болтался посреди глубочайшей неопределенности своей жизни.

Тоску должен был развеять Интернет. Тимур залез в почту и обнаружил, что с понедельника ящик засыпан спамом под завязку. Вычищая письма десятками, чуть было не удалил одно с незнакомого адреса. Но, вчитавшись в отправителя, снял галочку и открыл.

От «Федора», отправлено под настоящим именем и фамилией:

«Извини, дружище, это письмо ты не должен прочитать. Искренне надеюсь, что оно будет висеть в твоем ящике до скончания Сети. Но если читаешь, значит, случилась беда. Одно радует: наверняка ты уже не сможешь высказать мне, что думаешь, и дать в морду. Конечно, тебе сейчас неприятно узнать, что твой лучший друг, на меньшее я не согласен, оказался… не важно кем. Честно говоря, мне безразлично.

Времени мало, ты позвонил и подтвердил, что ООО «Надежда» ждет с контрактом. Поэтому о деле. Просить прощения мне не за что, так было надо. Если ты каким-то чудом остался жив – это главное извинение. Могу предположить, что ты вернулся в Далёко и теперь не знаешь, как здесь жить. Скажу по себе: я не смог. С каждым разом, когда я возвращался, было все хуже.

Что тебе делать? Решай сам. В качестве искупления вины объясню, как вернуться. Если вдруг припрет. Больше все равно некому…»

Дочитав, Тимур удалил свой ящик со всеми потрохами и расколошматил ноутбук о подоконник. Бесполезная железка больше не понадобится.

Сборы прошли по-тревожному, бодро. Он выскочил, когда зажглись уличные фонари, швырнул на заднее сиденье пакеты, забитые жратвой, прыгнул за руль и, даже не прогрев двигатель, как аккуратно делал и в теплую погоду, сорвался с места. До Обводного канала долетел, особо не заботясь о правилах, въехал на тротуар набережной и хлопнул дверцей.

Кремлевская стена завода высилась неприступным бастионом. Хилые лампочки мазали воду канала и парапет пятнами. Пахло свежим пожарищем. А вот и шлагбаум. Он опущен, за ним виднеются контуры цехов.

Приблизившись к строжке, Тимур постучал. Ответил ленивый тявк пса, сонный охранник скрипнул окошком, уставился злым глазом:

– Чего надо?

– Впусти.

– Погадить негде? – ласково спросил страж. – Вон, под любым деревом на канале, выбирай.

– Мне в Треугольник.

– Куда?

– Мне надо назад. Очень надо.

– А больше ничего? Иди отсюда.

– Ладно… Ищем всегда, найдем с победой. Понял, о чем я? Вернуться Внутри. Ясно? Я чистый от резины. Понял? Ну как, теперь можно?

Охранник вытащил рацию:

– Вот что, парень. Обкурился или не протрезвел, твое дело. Но если не провалишь отсюда, вызываю наряд. Они за две минуты доедут. Врубился?

– А вы знаете как…

– Что «как»?

– Про то, что… там…

– Сваливай, пока цел…

Тимур вынул две крупные купюры:

– Дружище, может, договоримся?

Не разглядев денег, охранник щелканул рычажком и доложил в черное нутро коротких волн:

– База, база, я – Пятнадцатый. Прием! Срочный вызов!

Нарываться дальше – бесполезно. Напрямую входа не было. Федор не соврал.

Подхватив пакеты, Тимур отступил к ограде канала. Великая стена с пустыми глазницами окон тонула в ночи города. Она скрывала другую Ночь. И в глубине той Ночи были они. Каждому надо дожить до утра. Чингизу, Батыю, и последнему лу`жнику, и даже Темнецу. И Машке надо дожить. Она там совсем одна со своим дурацким махобоем. А он здесь и ничего не может сделать. Даже перекинуть упаковку колбасы.

Тимур прислушался, надеясь, что хоть какой-нибудь шум подскажет, что творит Ночь. За стеной не раздавалось ни звука. Словно никого и вправду не было. Треугольник затаился.

Брелок, спасший его от полета, улетел на дно канала. Теперь так надо.

Отъехав, Тимур заметил яркие сполохи пожара и проблески тревожных маячков. Тут же оказался гаишник, лениво вращавший жезл, направляя движение мимо затора: пожарный расчет тушил полыхающий остов. И хоть до него было метров десять, Тимур понял, что это ясным пламенем догорала «бомба» Федора. По дверцам «бээмвухи» тянулся жирный след, а колеса покоились на спущенных покрышках. Костер полыхал весело, в зеркальце заднего вида казался ярким пятнышком, пока не исчез за поворотом.

На Васильевский он долетел стремительно.

14-й до Эры Резины

Пакеты, полные еды, зашвырнул в помойку, чтобы у бомжей сегодня ночью был пир. Набрав код на двери подъезда, Тимур распахнул створку, но замешкался на пороге. Мелькнула узкая тень и с металлическим звоном впилась в створку. Удар был такой силы, что зубчики вгрызлись по основание и застряли. За дверью кто-то лихорадочно дергал, пытаясь вернуть оружию боевое состояние.

Он не стал раздумывать, откуда в мирной новостройке взялся махобой, а кинул резиновый мячик. Раздался смачный шлепок. Черный шарик отпрыгнул в ладонь, а за железной створкой чье-то тело, шурша, повалилось на землю. Тимур был уверен, что одного удара достаточно, но руку держал наготове, когда шагнул внутрь. Волнения и даже беспокойства он не испытывал. Как будто так и должно было случиться.

Лампочку коварно свинтили. На краю темноты лестницы и света дворовых фонарей корчился дождевик, согнутый до земли, как в молитве. Незнакомец убаюкивал рану ладонями. А махобой-то у него был Машкиной модели.

По-уличному резво Тимур саданул своего не-убийцу по печени, парень свалился на бок, но лицо не открыл, сквозь пальцы сочились бурые ручейки. Мячик поразил нос, раненый тихо постанывал. Медлить было нельзя, каждую минут могли появиться соседи.

– Встать! – приказал Тимур и попробовал вырвать махобой. Зубцовка засела крепко, но поддалась усилию.

Пошатываясь, убийца-неудачник поднялся, оказавшись сильно ниже Тимура, и двинулся вон из подъезда.

Тимур схватил его за шиворот:

– Не спеши, еще не познакомились.

Человек замер.

– Это тебе не поможет, – заговорил он гнусаво, как комический персонаж, у которого в кровавой вмятине исчезла часть лица.

– Кто послал?

Тот закашлялся и выплюнул багровый сгусток.

– Говори, или поведу в ментовку. У меня там хорошие знакомые. Они тебя не так обработают.

– Не поведешь, – улыбнулся тип сквозь мучение.

– Почему?

– Нельзя сказать о Треугольнике.

– Мне пофиг твой треугольник. Было покушение на мою жизнь, и я задержал нападавшего. Выкладывай. Федор, то есть Тимур Нарзиев тебя подослал?

– Ты не понимаешь…

– Чего?!

– Возвращенец не должен жить.

– А что так?

– Слишком сильный для Далёка. Нарушит гармонию…

Лицо ночного гостя толком было не разглядеть, ничего в нем особенного не наблюдалось, неспортивный хлюпик, как только махобоем себя не прикончил.

– И что мне делать? – неожиданно спросил победитель.

– Выбора нет, – прогнусавил тот и побрел в сторону шоссе.

Наверное, полагалось пребывать в страхе или впасть в панику, но наступило облегчение, как в первые минуты под душем. Обождав, пока пошатывающийся недо-убийца скрылся за углом дома, Тимур осмотрел двор, задушенный легковушками, скрутил махобой и поднялся в квартиру в отличном настроении.

Лечь спать? Нереально. Требовалось усмирить проснувшуюся энергию. И он позвонил Юльке. Извергнулся поток женских обид, что пропал, затем водопад слез о том, что, как последняя дура, связалась с таким мерзавцем, после чего несгибаемая девица согласилась «бросить все дела».

Примчалась и с порога кинулась на шею. Тимур механически сжал упругое тельце и ничего не почувствовал. Юлька нежно покусывала и всасывала его язык, но ощущение физического равнодушия тормозило.

Она потерлась щекой, нежно, как ей казалось, сжала у него в паху и томно шепнула:

– Я в душ.

С Тимуром творилось что-то совсем не то.

С Юлькой они проводили вечера пятницы до утра понедельника. Иногда пересекались в рабочие дни. Ему нравилась эта штучка, с ней было легко в жизни и интересно в постели, уютно, как с домашней кошкой. Возможно, стоило решиться на что-то большее, вроде семьи. Он даже подумывал: не пригласить ли ее пожить вместе. Девица все чувствовала и умненько рулила им.

Но сегодня было по-другому.

За стенкой шумела вода, дама хотела предстать в свежести. По заведенному обряду, Тимур развалился на простынях и включил панель, передавали городские новости. Пожарный запинался о выгоревших этажах, но жертв не было, потому что завод находится в заброшенном состоянии, без персонала. Корреспондент пролепетала о проблемах промышленности вообще.