Красный Треугольник

– Ты говоришь как Темнец. Это плохо. – Йежи уселся за стол, вынул рулон резиновой ткани, портняжные ножницы и принялся старательно вырезать правильные куски. Как будто собирался шить новенький костюм. То, что он делал, очень походило на работу портняжки.

Не до конца поверив, Тимур прошептал:

– Ты Закройщик?!

Йежи работал ножницами молча. У него получались трапеции, прямоугольники с круглыми выемками и еще какие-то детали, понятные лишь портным. Как будто шил на глазок новый костюм.

– Ты Закройщик? – повторил Тимур и, вынув остаток колбасы, положил на краешек стола: – Йежи, дорогой, покажи мне выход. Я тут с ума сойду. Не могу больше. Так устал, что просто сам готов себя отпустить. Пожалуйста, покажи выход. Я очень хочу домой. Ну, пожалуйста… Ну что мне, на колени встать?.. А, Закройщик?

Йежи и глазом не повел, кромсая резину:

– Ты нужен здесь.

– Я не смогу…

– Ты будешь хотеть назад, но пути не будет. Тебе будет очень плохо.

– Хуже, чем сейчас, быть не может. Договорились?

– Что ж, раз так… – Йежи отбросил ножницы. – Зачем ты пришел сюда?

– Чтобы найти выход.

– Чего ты хочешь?

– Вернуть Далёко.

– Кто ты такой?

– Чистый от резины.

Йежи схватил ножницы, с головой погрузился в работу и зло буркнул:

– Уходи.

Тимур выскочил в дальнюю дверь так быстро, что даже не сказал спасибо.

18-й до Эры Резины

Снова знакомый пятачок, где-то неподалеку должен быть корпус с исчезнувшим офисом «Надежды». Совсем рядом – выход к Обводному. Должен быть выход. Но его нет.

Ночь скоро. На той стороне пробежал тенью лизнец, в проулке проковылял торбник со своей ношей. Все было на месте. И он был все там же. Тимур осмотрелся, чтобы отыскать дверь, из которой выскочил, но она растворилась в каменных джунглях.

Так нагло и грубо его давно не обманывали. Попросту кинули как последнего лоха. Надеяться не на что. Терять нечего. Последняя запайка колбасы осталась у Йежи, на шокере – одно деление. На мячик надежды мало. Так или иначе, его поймают и отпустят или месрезы, или противцы. Последнее спасение – пойти к Темнецу, ну, пусть не настоящему, но ведь этот придурочный наверняка приведет к самому. А это новый шанс, новая, блин, надежда. Но ведь он и его предал!

Сверкнула лихорадочная мысль: можно все исправить. А заодно хорошенько отплатить господам противцам. И с большим удовольствием – Чингизу. И Йежи не забыть, как без него.

Тимур прикинул по небу: до наступления Ночи не много, надо спешить.

Место, которое назначил замотанный чудик, нашлось на удивление легко. Одноэтажный каменный сарайчик торчал среди высоких корпусов чужаком. И запах от него шел такой знакомый, словно возвращал в Далёко: пахло бензином. Тимур пробрался внутрь через разбитое окно и наткнулся на источник: бочка топлива. Постучал по ней – бочка оказалась полной.

Поднажав, Тимур уронил ее набок и приоткрыл заглушку. По углам собрал обрывки тряпок, бумаг и древних газет, аккуратно смочил в бензине и выложил дорожкой до отверстия. Но дорожка все равно получалась коротковата. Пошарив по карманам, нашел контракт с ООО «Надежда»: бумажки одну за другой смочил в топливе и добавил в цепочку. Вот теперь как раз хватило, чтобы оказаться у двери. Тщательно отерев ладони, Тимур щелкнул зажигалкой.

– Будет вам и Темнец, и шашлык с дымком! – И поднес турбоогонек к краешку бумаг.

Огонь вспыхнул, побежала красная молния. Тимур кинулся наружу, спрятался за углом. По его расчету рукодельный шнурок должен доползти до бочки вот-вот. Но пока было тихо.

Откуда ни возьмись, к домишку приблизилась стайка голышей в покрышках и с любопытством заглянула внутрь. Что-то их привлекло неожиданное и интересное.

– Назад! – заорал Тимур со всей мочи. – Пошли вон!

Лу`жники пугливо заулыбались.

Желто-оранжевый гриб взрыва раскидал тельца голышей, камни и куски крыши. Грохот ударился в стены и понесся по улочкам завода. На какое-то мгновение стало тихо. И вдруг загудело ровно и протяжно. Над развалинами бушевал огненный шквал, закручиваясь тугим канатом. Дворик осветился красным.

Пожарище росло стремительно. В нем прорезался странный звук. Вернее, звук обычный: вой пожарной сирены. Добавилось рычание мотора и визг шин. Из-за корпуса вывернула красная машина в блеске сигнальных маячков с телескопической лестницей, лихо развернулась и встала. За ней спешили другие. Матерясь и перекрикивая друг друга, посыпались пожарные расчеты в шлемах и огнеупорных куртках, разматывая пожарные шланги. Лестницу выдвинули к очагу огня. Старший по рации сообщал о пятом номере пожара. Кто-то орал, что до гидранта не дотянуть, что надо увеличивать рукав. Кто-то вызывал на подмогу соседнюю часть.

Тимур закрыл глаза и сказал себе, что надышался парами бензина, это глюк, ничего серьезного.

В бок заехал твердый ботинок огнеборца.

– Чё разлегся, бомжара? Чеши отсюда!

– Куда? – расслабленными мозгами выдал Тимур.

– Да хоть на хер! Туда вали, придурок! – Брезентовый рукав указал куда-то назад.

Тимур послушно поднялся и оглянулся.

Шлагбаум задран зенитной пушкой, под него то и дело въезжают новые пожарные машины. Чуть дальше, на набережной Обводного канала, скопились зеваки. Охранник лениво любуется на пожар. Даже барбос поднял голову. Выход был там, где ему и полагалось быть, на своем месте. Его невозможно не заметить.

Без надежды Тимур поплелся к шлагбауму. Его больно толкнули в плечо, но он не обратил внимания, боясь, что видение рассыплется миражом. Под ногами веной вздулся шланг, зашипел огонь, потянуло дымной вонью.

Около сторожки Тимур послушно затормозил, ожидая, что у него потребуют права на выход. Но охранник лишь зевнул и уставился на огонь.

– Так я пойду? – нерешительно спросил беглец.

Страж равнодушно пожал плечами, а псина даже не повернула носа. Собака такая.

Задержав дыхание, как перед нырком, Тимур перешагнул линию. Ничего не произошло. Вернее, все осталось на местах. Подъехала черная легковуха, высыпали многозвездные офицеры МЧС. На него не обращали внимания. Тимур миновал гигантскую арку, под которую может въехать корабль, и вышел на набережную. Самого настоящего Обводного канала.

Даже в темноте нашел машину Федора там, где ее оставили. Как ни странно, за прошедшие дни хозяин ничего не сделал, чтобы отволочь тачку на безопасную стоянку. В результате «бомба» лишилась всех зеркал и дворников, заднее стекло было мстительно разбито, по дверцам ползли длинные раны от гвоздей, а на капоте нацарапали краткое слово, прокололи три шины и умело нагадили прямо на крышу. Пролетариат выразил свое отношение к роскоши.

Пискнув брелоком, Тимур занял водительское кресло. Пахло благородной кожей и дорогим одеколоном. Так пахнет сказка. Кошмар закончился. Теперь, понял Тимур, он каждый день будет жить как последний, и все, что осталось там, забудет страшным сном. Даже Машку. Надо скорее домой.

На пассажирском сиденье валялась связка ключей от родной квартиры. Каким-то чудом она выпала и не остались в куртке у Федора. Кошмар действительно кончился.

Мотор нехотя ухнул, крякнул и завелся. Уняв легкую дрожь, Тимур отжал сцепление и тронулся. Машина ковыляла на целой покрышке, немилосердно скособочась. Что он скажет, когда его остановят гаишники в изуродованной «бомбе» без прав и документов? Глубоко наплевать.

На первом светофоре на него уставилась девчонка из «Туарега». Тимур ответил таким взглядом, что глупое существо рвануло прямо на красный свет, чуть не сбив ночного прохожего.

Нестерпимо захотелось оглянуться. В сказах за это следует неминуемая кара, но Тимур посмотрел в зеркало заднего вида. Над кремлевским профилем фабрики вставало багровое зарево. Плясали проблесковые маячки «Скорых». Пожарные делали свое дело. Тушили пожар неизвестного происхождения. Кошмар – позади.

Тимур ехал слишком медленно и оказался у себя на Васильевском Ночью, нет – просто глубокой ночью, когда окна дома были темны.

Дверь квартиры открылась, как обычно. Накатил родной дух, хоть и с примесью затхлости. Прежде всего Тимур включил весь свет – так соскучился по электричеству. Но и этого показалось мало. Он врубил телик, аудиосистему и микроволновку. Все работало и накручивало счетчик. Часы показывали время, телефонная трубка гудела, предлагая позвонить кому угодно. Как это было прекрасно. Даже плесень в пустом холодильнике. Наконец Тимур вспомнил, что разгуливает по дому в грязной форме. Все, от куртки и до кальсон, запихнул в пластиковый мешок, чтобы выбросить утром.

Теперь самое главное. Ванна наполнилась горячей водой, Тимур медленно погрузился в обжигающее тепло и стал пить ледяную воду, открыв на полную мощность холодный кран. Вода имела вкус свинцовой трубы, пахла рыбой, но ее было вдоволь. Какое счастье!

А может, и не было ничего? Может, хватил лишнего с Федором, провалялся в бреду и только сейчас очнулся. Ну, конечно, они же там, за обедом, начали, а потом, наверное, понеслось, и потому он даже не помнит, как оказался дома. Это очень просто проверить.

Тимур осмотрел запястья: тонкие зажившие следы, будто зализанные, пересекали сгиб. А на левой лодыжке остался след содранной кожи.

Ну и что, кошмар все равно кончился.

Он мылся до утра.

Около шести часов Тимур надел чистую одежду и отправился в ближайший круглосуточный маркет. Сонная кассирша и дремлющий охранник не одарили вниманием раннего посетителя.

Тележка катилась мимо еды. Как ее много. Сначала стеллаж с хлебом. В плетеных корзинках любые сорта: черный, белый, сдобный, с семечками, с кунжутом, заварной, лаваш, чиабата и даже бублик. Это безумное, несравненное богатство можно получить всего лишь за деньги. Первым желанием было схватить все сразу. Опомнился, бережно прикоснулся к половинке ржаного и вдохнул восхитительный аромат чуть жженой корочки с горчинкой. И дышал, борясь с желанием пасть на колени. Наверное, даже пал бы, но заметил, что дама, выбирающая мюсли, косо на него поглядывает.

Кинув пяток хлебов и несколько копченых рыбин с соседнего прилавка, Тимур заспешил к отделу колбас и там чуть не свихнулся. Стеллажи копченой, вареной, варено-копченой, сырокопченой, полукопченой, с молоком, со сливками, с сыром, с языком, да кто его знает, с чем, могли привести любого обитальца в шок, даже месреза. А он мог взять все это и съесть, не экономя и не дрожа над последним кусочком. Бросил всего-то десяток палок.

Но безбрежное море еды только распахнулось. Что было дальше, Тимур помнил плохо. Сорвался и мел, что попало, не мог остановиться. Все казалось, что если не взять вот это, вот это, вот это, вот это и вот это, и это тоже, он не сможет наесться. Очнулся он у кассы с тележкой, на которой громоздилась гора.

Кассирша недоверчиво уставилась на раннюю закупку, оценила одежду покупателя на платежеспособность и спросила:

– Ваше?

– Наше, – согласился Тимур.

– Пробивать?

– Бейте.

– Вот это всё?

– Чего не хватит, докупим.

Чек вышел на каких-то жалких несколько десятков тысяч. Глупая кассирша не знала, сколько это стоило бы там. Тимур вдруг понял, что все время думал о Треугольнике. Все, хватит. Больше этого нельзя допустить ни в коем случае. Кошмар кончился. Здесь Далёко.

В дом он принес шесть забитых пакетов, загрузил холодильник до треска полок, но так устал от новых впечатлений, что не смог есть. Ничего, оставит пир на вечер.

Часы показывали восемь. Пора отдаться службе.

17-й до Эры Резины

Володька, приятель из службы безопасности, вытаращился, схватился за скрытый микрофон, чуть не вырвав с корнем, и даже забыл спросить пропуск для проформы.

Тимур приготовился получить изрядный нагоняй, может быть, остаться без премии. На всякий случай запас несколько оправданий, которые пошли бы в ход, судя по ситуации, и даже отмазку, почему не привез контракт. Но как только он вошел в холл банка, сбежалась толпа, обступив Тимура плотным кольцом. Коллеги разглядывали его с плохо скрываемым любопытством и молча, что было странно: все-таки не умер, а прогулял три дня.

Вдруг все рассеялись, пропуская небожителя в эмергильдо-зегновом костюме и тонкой оправе золота на переносице. Первый зам осмотрел мелкого клерка с нескрываемым отвращением и приказал следовать за ним.

В просторный хайтековый кабинет на втором этаже Тимур попал впервые. Сюда и его начальника пускали не часто, а менеджеров среднего звена и вовсе при огромном везении или увольнении по собственному желанию.

Было указано на гнутый стул, скорее тревожно, чем строго, и наместник финансовых богов спросил:

– Что это значит?

Тимур принялся мямлить оправдания. Лепет был безжалостно прерван:

– Как понимать то, что произошло?

На этот вопрос имелось много ответов и ни одного честного.

– Я требую немедленных объяснений.

Пропасть на три дня – суровое преступление, но в голосе босса слышалась неформальная тревога. Тимур признался, что ему требуются уточнения.

– Уточнения? – У начальника недобро поползли очки. – Нашего сотрудника находят зверски убитым в каких-то руинах возле Обводного канала, мы стараемся перекрыть все каналы информации, чтобы у сумасшедших вкладчиков не случился припадок паники, а господин покойник заявляется живым и здоровым. Может быть, вы дадите «уточнения», как такое возможно?

Тимур на всякий случай потрогал себя: нет, кажется, вполне материален, не призрак. Значит, должно быть объяснение.

– Почему решили, что это я?

– На трупе ваша одежда. В карманах – паспорт и служебное удостоверение.

– А кто ездил опознавать?

– Ваш непосредственный начальник.

– Он узнал мое лицо?

Зам аккуратно вычеркнул что-то в ежедневнике:

– Судя по служебной записке, вы направились подписать договор поставки. После чего исчезли на три дня и не появлялись на рабочем месте. Машина осталась на корпоративной стоянке, но телефон не отвечал, дома вас не было. Это вполне достаточно, чтобы объявить вам два выговора и уволить по статье. После чего будет невероятно трудно найти работу в банковском секторе. А мы всячески этому поможем. Я достаточно уточнил ситуацию?

Мерно гудел компьютер, на плоском телевизоре шевелил губами диктор бизнес-новостей, под ним текла строка важной информации и биржевых котировок. Люди напряженно пытались заниматься делом, бороться с кризисом и кое-как зарабатывать на жизнь. В самый неподходящий момент на Тимура снизошло озарение: до всего этого ему нет дела. Удар был столь силен, что менеджер среднего звена тупо молчал.

Босс по-своему оценил случившуюся запинку в деловом протоколе увольнения:

– Предлагаю выход из сложившейся ситуации. Пишите подробное объяснение вашего поступка, точное время и место пребывания, мы рассматриваем, и если находим безопасным для репутации банка в это сложное время, уволитесь по собственному желанию. Вам ясно?

Объяснительная. Расписать охоту Мурьетты, заточение в топке, висение в цеху глаб, поединок Машки и Клайда, да и все прочее. Это показалось настолько забавным, что Тимур улыбнулся.

– Вижу, вы разумный человек, хотя и оступились. Это будет вам хорошим уроком.

А какой урок вынес бы ты, босс, испив Тёплой Водицы, закусив мясцом или получив удар цепопика – вот вопрос?

– Слушаю вас…

Большой начальник милостиво ждет челобитную. Чтобы примерно высечь холопа на ужас остальным. Сочинить жалостливую историю, как встретил девушку своей мечты, а она оказалась обычной проституткой, напоила и обобрала? Можно, конечно. Можно придумать и еще что-то примитивное о выпивке, и о том, как случайно потерял куртку. Чем больше измазать себя дерьмом, тем легче поверит босс. Но надо ли? К чему вранье, если правда так проста, что лощеный мозг топ-менеджера скорее взорвется, чем примет ее. Тимуру стало совершенно безразлично, что с ним сделают и какое клеймо влепят в биографию. Все это показалось мелким, никчемным и беспомощным. Он равнодушно сказал:

– Были дела.

– Что? – Зам даже поперхнулся.

– Я был занят, – отчетливо проговорил Тимур.

Что-то произошло. Как будто на долю мгновения привычный, устроенный и такой уютный мирок большого босса вздрогнул, как от толчка далекого землетрясения, скособочился, открыв ржавые подпорки и разваливающийся фундамент.

Мир вздрогнул и встал на место. Стол для совещаний с матовым стеклом по цене маленькой квартиры стоял как стоял, элитная техника и кресло для богоподобной задницы тоже. На местах оставались роскошный костюмчик и золотая оправа на носу. Вот только босса не было. В его шкуре притулился лизнец, который взирал на Тимура с голодным страхом. Лизнец трясся и не знал, как заслужить милосердие пришлеца лютого. Извивался, голубые глазки выкатились, и резиновая безрукавка ходила мелкой дрожью. Лизнец боялся, что сейчас его отпустят и станет он мясцом. Открытие было необратимо.

Тимур моргнул, зам вернул привычную плоть, но беспомощно глянул на своего подчиненного, вытер рукавом бесценного костюма взопревший лоб и, споткнувшись, засеменил в кресло. Большой начальник спрятался за монитором, сосредоточенно зашлепав по клавишам.

– Я пойду? – спросил Тимур.

– Да-да, конечно, идите… работайте.

– Мне писать заявление?

– Не надо… Зачем же… Все же выяснилось… Спасибо… Все хорошо… Главное, все объяснилось… Мы вами дорожим… Конечно…

Лизнец суетился, стараясь стать полезным, и преданно улыбнулся.

Тимур мстительно саданул дверью так, что референт Инночка, зализанная блондинка, о которой говорили всякое, выронила чашку утреннего кофейка. Теперь весь день пятно на платье.

По дороге в свой отдел он старался ни с кем не встречаться глазами, буркал приветы и уворачивался от разговоров. То, что произошло, не доставило радости. Наоборот: он испытал глубочайшую растерянность. Не так странно, что топ-менеджер банка оказался самым обычным лизнецом: в конце концов, у каждого свои недостатки. Куда хуже то, что босс увидел кошмар лизнеца: безжалостного пришлеца лютого, готового разорвать его на клочки. Увидел и понял. А если не понял мозгами, то уж печенками наверняка. Он не мог ничего знать о Треугольнике и лизнецах. Он просто был лизнецом. Не помог спортзал два раза в неделю с качалкой мускулов. Когда явился хищник, лизнец трусливо поднял лапки. Объяснить превращение наглого начальника в заискивающего слизняка обычными словами сложно. Но они оба увидели друг друга настоящими. И слабый запросил пощады. Что же теперь будет?

Помахав корешам и кивнув шефу за стеклом загородки, Тимур уселся перед компьютером. Любопытство коллег сгущалось кисельной тучей, мужики переглядывались и перемигивались. Наконец, Мишка, державший закупку продуктов, решился:

– Ну, как ты?

Конечно, имелось в виду: «с кем это ты, парень, завис напропалую», а также сколько выпито, потрачено, оттрахано, наворочено и наломано дров. Иного и быть не может.

На морде Тимура была такая равнодушная наглость, что от него отстали.

Он повертелся в уютном кресле, включил комп, уставился в экран. На столе скопилось больше десятка заказов. Но как заниматься такой ерундой, когда жгут две проблемы: кого нашли в его куртке и что случилось с боссом. Конечно, простые ответы Тимур знал, но не хотел принять их, а потому лихорадочно искал любые увертки, даже безнадежные.

Мелодично тренькнул служебный телефон. Подняв трубку, по заведенному порядку сообщил:

– Новиков слушает, добрый день.

Бархатный баритон поинтересовался, не будет ли у Тимура желания в ближайшее время навестить его по важному делу. А лучше прямо сейчас. Недалеко, езды буквально минут десять, если без пробок.

Заглянув в клетушку шефа и стараясь не смотреть ему в глаза, Тимур известил:

– Меня к следователю вызывают, буду после обеда.

И хлопнул дверью без разрешения.

16-й до Эры Резины

Родимая «девятка» по кличке «Танк» ежилась под слоем осенней грязи, закашлялась на повороте ключа, обиженно заворчала, но завелась.

Происшествие случилось на повороте: подрезал «Лексус». Тимур не успел затормозить и слегка чиркнул по задней фаре полированного чудовища. Из зализанного гроба вывалился бычок в черной футболке с золотой цепью для овчарки, вразвалочку подгреб, саданул по дверце ботинком и лениво сообщил:

– Ну, все, козёл, ты попал!

Он даже счел нужным наклониться в опущенное стекло.

Тимур посмотрел прямо в его глаза. Там, за пеленой блатной удали, жался в темный уголочек заурядный лужник, голенький и запуганный, дрожащий от холода в натянутой на бедра шине. Даже белки глаз у него и на самом деле были зеленые. Лужник увидел, что напоролся на пришлеца лютого, а быть может, месреза, или еще страшнее – противца, и хочет только одного – покорно лизнуть карающую руку. Лужник испугался смертельно, пустил слюни и покорно отполз.

Верзила нерешительно отступил:

– Да ладно, братан, не психуй. Все нормально, замнем. Типа, сам виноват. Быковал не по делу. Лады?

Тимур и так дозволил лужнику говорить без спроса, куда уж больше.

Здесь детина приветливо махнул лапкой и крикнул:

– Бывай, братан!

А там лужник удирал, благодаря свои небеса, что остался жив. Наверное, Тимур мог заставить его ползать на брюхе и вылизывать языком колеса. Он мог все. Самое удивительное: браток это понял. «Лексус» визгнул и испарился.

Как ни странно, гаишники, просто обожавшие ощипывать скромную «девятку», сегодня гордо отворачивались. Так что Тимур доехал быстро.

Вместо рядового отделения полиции его пригласили на Литейный проспект в самый большой дом, похожий на гигантский куб с прорезанными в нем окнами, стенами кровавого мрамора во весь первый этаж и дубовыми дверями, способными остановить гранатомет. Вдоль тротуара прогуливался патруль автоматчиков в голубом камуфляже.

Дежурный за толстой решеткой строго спросил к кому, проверил по древнему компьютеру и потребовал паспорт.

Тимур признался в полном отсутствии главного документа гражданина.

Караульный сержант нахмурился и строго изрек:

– Без паспорта нельзя. Где паспорт?

– На трупе остался, – не моргнув, сказал Тимур.

Живец, хоть и в погонах, скукожился, потупил серые глазки и, не глядя, сунул сквозь жерди квиток с красной полосой, набрал внутренний номер, излишне громко назвал фамилию посетителя, получил в ухо подтверждение и только тогда нажал кнопку пуска.

Калитка зажужжала и отворилась, чтобы в нее смог протиснуться человек. Церемониал должен был производить гнетущее впечатление. Словно уже арестовали, и большим счастьем будет, если позволят выйти. С порога свидетеля настраивали: все расскажи, и тогда выпустят из клетки, может быть. Тимур должен был испугаться и ощутить себя ничтожеством. Но пребывал в спокойствии.

Нужный кабинет прикрывала дверь, которую не меняли с тридцатых годов прошлого века. Тимур вежливо постучал.

– Да-да, пожалуйста! – крикнули оттуда добродушно.

Комната оказалось с высоченным потолком, при этом узкая и неудобная. Большую часть ее занимал безразмерный шкаф с глухими дверцами, заменивший одну стену целиком так, что входить пришлось через коридорчик в нем.

Навстречу поднялся невысокий мужчина, неопределенно-зрелого возраста, слегка полноватый, в дешевом костюмчике, сверкающий изрядной лысиной. Сунул пухлую ладошку и улыбнулся так сладко, что на щеках сложились сдобные складочки.

– Спасибо, что нашли время! – проговорил он, стискивая ладонь Тимура мертвым захватом. – Понимаю, что занятой человек, понимаю. У всех теперь проблемы, времени не хватает, кризис, надо стараться. Как у вас с работой? Проблемы не грозят?

Тимур уверил, что пока не стоит волноваться.

– Вот и славно! – Толстячок опять пухло улыбнулся. – Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Надеюсь, долго не задержу, ну, так все равно не на фуршете… Кстати, чаю не хотите? А кофе? Может, минералочки? Да что же вы такой скромный… Ой, забыл… Порфирьев, Иван Петрович.

И он сыграл поклончик.

Тимур промолчал, следователь уж точно знает, как зовут свидетеля.

– Время у нас с вами дороже денег, так я сразу к делу? Да? – Порфирьев порылся в бумагах, выхватил мятый конверт и вытряс хилую стопку фотографий. – Взгляните?

Снимки наверняка были с места преступления. На первом тело располагалось среди битых камней, привольно разбросав руки и неестественно поджав ноги, как замерший бегун. На другом – его можно было обозреть сбоку так, чтобы хорошо просматривался взъерошенный затылок. Последний снимок предъявлял лицо жертвы. Вернее, все, что от него осталось. Там, где должны были находиться черты, пузырилось кровавое месиво. Тимур сожмурился, глубоко вздохнул и вернул карточки.

– Зрелище не из приятных, но что делать, уж потерпите.

Порфирьев как будто случайно разложил фотографии на столе в ряд.

– Понимаю, вопрос странный, но все же: не узнаете потерпевшего?