Обман развития

– Это ужасная трагедия, слышать такое неприятно независимо от времени. Но я не имею к ней отношения.

Бенджамин резко выключил видеосвязь, сразу же обернувшись к Ксении:

– Немедленно рассказывай, что тебя с ним связывает!

Она хотела было солгать, даже скорее умолчать детали, но, видя его напор, попросту не нашла сил увильнуть. Сев обратно за стол, преодолевая множество эмоциональных барьеров, Ксения внезапно осознала, что за последние четыре года ни разу никому не рассказывала об этом. Более того, в момент повествования ее память так и будет искать опровержение слишком долго живущей в ней мучительной истории.

– Еще до БКТ, когда я работала общественным защитником, ко мне обратилась женщина. Тогда я много занималась бесплатными делами, так что была только рада. Ее проблема заключалась в сыне. Лео – обычный пацан четырнадцати лет, коих миллионы. Но, несмотря на то, как его любили оба родителя, да и жили они вполне прилично, потянуло пацана на… скажем-с так, зависимость. Но не от запрещенки, нет – а от игры. Почему так? А оказалось, что, подключаясь через очки и прочие аксессуары к виртуальной онлайн-реальности, сама эта приблуда медленно, аккуратно, но влияла на мозг человека посредством скрытых сигналов звука и цветовых вспышек. Это потом мы узнали об этом, а сначала не придали значения: ну, игра как игра, ничего особенного, сотни лет уже таким. Рейтинг позволял, а если не было возможности дома, то целые игровые залы с дополнительным погружением работали отлично, внимания не привлекали, а по бумагам все чисто. Так вот, пацан этот начал воровать, чтобы оплатить новый час развлечений, – вроде бы терпимо, подростки вечно фигней страдают. Но потом это повторилось вновь и вновь – и вот он уже перестал быть собой. Его мать хотела засудить компанию, мол, их игры вредят нашим детям, при этом сами родители толпой туда водили их, да и сами время проводили не меньше. Популярная штука была – про новую вселенную, где люди могут что угодно, – «Дорога света». Я пыталась ее убедить, что дело не в какой-то там игре, а в людях, долго пыталась – но она желала суда… А мне что? Ее право. Начали копать, изучать, медленно, но верно двигались к серьезному иску, потому что начали проявляться то те нарушения, то эти… Честно, рутина, а не работа, все как по учебнику. Только, пока дело рассматривалось, Лео умер. Кровоизлияние в мозг. Одно за другим – и дело стало коллективным. Были еще родители, как и жены, пытающиеся спасти мужей, мужья, желавшие спасти жен от зависимости – зависимости, толкающей людей на преступления ради денег. Этими залами управлял один человек, их было-то пять штук, все на окраинах, где победнее. А вот домашнее распространение уже было в руках Эхо. Но он не производитель, а бумаги оказались поддельными, то бишь этот урод сам выставил себя жертвой. Вот-вот должен был быть суд над Кираном – владельцем залов, до последнего отрицающим обвинения. Адвокат у него был хороший, грамотно оспаривал все улики: мол, прямых доказательств нет, а стимуляторы… ну оказалось, что все идет по верхней кромке. И тут Киран умирает от сердечного приступа в тридцать жалких лет – совсем не совпадение. Но я-то знала, что он пешка. Слепой бы увидел, что этот идиот – всего лишь дурачок, за которым стоит кто-то умнее, создавший липовую компанию-разработчика и наладивший производство. А умер Киран в тот самый день, когда некто неизвестный – так и не узнала кто, но можно догадаться – обещал мне слить всю правду, даже с уликами против Эхо.

Голос задрожал, лицо искривилось болезненными рытвинами, а внутренняя боль безжалостно истязала его, мешая говорить ровно.

– На следующий день… я должна была ехать с ними. Муж поехал с дочкой и сыном… машину подрезал грузовик, они потеряли управление… столкновение с другим авто… вылет с моста… Вся моя семья была убита, потому что я… потому что не хотела сдаваться. Мне сказали, что это была случайность. Обычная случайность. Но я знала, что это был он. Через день все залы были закрыты, а Эхо пропал, заплатив всем жертвам много денег, разумеется, за их отказ от претензий. Мне он тоже предлагал. Был разговор, личный: мол, откажись от дела, а деньги пусти на благотворительность. «А то столько детей гибнет каждый день, ты же сама знаешь, ты же мама, можешь понять их всех», – говорил мне этот урод.

Ксения спрятала лицо и, плача навзрыд, с трудом сдерживала себя от истерики, породившей самую настоящую беспомощность. Бенджамин не знал, что сказать, как и не знал, чем мог помочь. Инстинктивно его тянуло на обуздание беснующихся чувств, он явственно ощущал неприятное давление всей ситуации с Эхо, втянутым в которую ему хотелось быть меньше всего. К тому же все это напоминало ему личное, связанное с его любимой горе. Оставленная рана от гибели Майи все еще приносила терзание, пусть и прошло семь лет. Не раз он осознавал, что будь у него с ней дети, которых бы безоговорочно любил больше себя, то в случае их гибели… такое он бы точно не пережил, тут сомнений никогда не было. В редкие моменты он был благодарен за их отсутствие, хоть и ненавидел себя за это.

– Если ты хочешь расплаты, то знай, я не буду на твоей стороне, – преисполненный личного опыта, тяжело произнес Бенджамин. Ксения подняла голову, уставилась на него измотанными глазами. – Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

– Ты сам видел, какой он, этот Эхо. – Ксения проигнорировала слова Бенджамина, даже, более того, откровение и вовсе укрепило в ней назначенный маршрут. – Что? Думаешь, я предвзята или некомпетентна? Вот уж тут не тебе меня судить, я твою историю отлично знаю. Как и твоего дружка Итана Майерса.

– Раз знаешь, тогда прислушайся, потому что именно вот этот нрав и упрямство, а следовательно, и слепота лишили меня самого важного в жизни! Думаешь, почему сейчас я неспешен, почему больше думаю, чем делаю? Да потому что научился нести ответственность! Думать в перспективе, а не в моменте! – Бенджамин захотел рассказать ей о неожиданной встрече в момент облавы «Лучшей Жизни», как и о том, к чему привело то молчаливое знакомство, даже, более того, как пример, поделиться частью важнейшего для всего мира, выросшего в промежутке плана… но не смог. Причиной тому послужил в основном страх потери контроля над всей ситуацией: ведь если Ксения или кто-либо узнает, то появится новая переменная, наверняка, преднамеренно или нет, способная разрушить все, над чем он работает. Аккуратно и вдумчиво он произнес то, что Ксения хотела услышать в последнюю очередь:

– Сейчас, хочешь ты этого или нет, но придется пойти навстречу.

– Что? – Данное решение, ожидаемо, удивило до потери речи, словно ее предали. Не будь она уже к концу дня вымотана, она, скорее всего, не дала бы ему и слова, навесив трудно срываемые ярлыки. – То есть он что – прав насчет роботов? Вы привезли их на территорию Мегаполиса?!

– Это не важно. Дай мне сказать, успокойся хоть на минуту! На проверку уйдет время, потому что я не могу просто так позвонить, ведь моего разрешения никто не спрашивал, я больше не самый главный.

– А может, Итан? Он не просто так уле…

– Зачем ему это? Ты не представляешь, какое влияние и ресурсы у него в руках, роботы – это слишком примитивно.

– Но это его ремесло, его сфера работы! Да и кто-то точно в этом виноват, раз не ты и не он…

– Ты не слышишь меня! Этот Эхо считает себя самым умным и хитрым. Дадим ему в это уверовать, подпустим к себе поближе – пусть потеряет бдительность, а нам проще будет маневрировать на нашем поле. Стратегия, Ксения, – сейчас это наше лучшее оружие. Я не собираюсь принимать серьезных решений на горячую голову… напринимался уже.

– В той клинике не только использовали ворованных детей, там еще и мозги промывали стимуляторами, пока человек был в виртуальном мире, а точнее женщина, вынашивая там ребенка, типа терапия такая! Хоть понимаешь, как это все влияет на людей, потому что «услышь эхо» – это оно. Он буквально предлагает людям стать частью виртуального мира, отчего те теряют связь с реальным и…

– Не утруждайся, я знаю про это больше твоего, и даже больше, чем он. Но у нас нет особого выбора.

– Послать его куда подальше – вот он, выбор. Что он сделает? Обнародует фото и видео – так оспорим моментально, а даже если нет, то, уверена, никто не удивится наглости ЦРТ проводить ремонт военной техники за жилыми окнами, а к плохой репутации вы привыкли.

– А паники не боишься? Это сразу подхватят, а с его ресурсами будут продвигать до последнего.

– Думаешь, люди так легко поверят?

– Они верят в Эхо и его альтернативу реальности. Люди и так от падения рождаемости теряют голову, а тут еще…

– Не удивлюсь, если это из-за Эхо. Спровоцируй спрос, чтобы твое предложение было принято.

Бенджамин не хотел, чтобы она так думала, но правду сказать не мог все по тем же причинам сохранения максимального контроля. Все скручивалось в очень неприятный клубок, отнимая у него и так малое количество кислорода, возводя его тайный проект в последний шанс уберечь мир от невидимой, но оставляющей все больше улик надвигающейся трагедии.

– У меня есть два условия. Да, раз уж ты ждешь от меня содействия в этой… афере, то я хочу кое-что взамен. Первое – мне нужны поддержка и содействие ЦРТ в этом деле, полные и безграничные, в том числе на официальном уровне. Поручишься за меня и обеспечишь прикрытие жопы, что бы ни происходило!

– Разумеется, иначе я бы не согласился.

– А второе… я хочу знать, есть ли что-то, что ЦРТ скрыл о смерти моего отца – Артура Конлона. – Она не была уверена в искренности этого вопроса, подобное скорее выскочило как попытка что-то заглушить внутри, возможно, просто отвлечься. – Ты тогда еще был обычным работником, лаборантом, а отец – главой безопасности. Двадцать два года назад он, как сказали, погиб, но… Что-то во мне не верило тогда, не верит до сих пор. Я думала, что отпустила это, но порой всплывает и… Знал бы ты, сколько раз ставили под сомнение мою лояльность из-за того, что он работал когда-то в ЦРТ… Возможно, иного шанса у меня уже не будет, так что пользуюсь твоей лояльностью. Может, как сказали, так и есть, но… сам понимаешь, всегда хочется убедиться наверняка.

Ксения никогда бы не поверила в уступки Эхо или кому-то из его окружения. Привыкшей идти напролом, ей всегда виделась единоличная победа над этим человеком, где если и будут последствия для кого-либо, то все будет оправдано достижением цели. «Что будет дальше?» – ответ этот всегда был и будет для нее один: не важно. Если бы не Бенджамин, закрепляет она решение, то все бы сложилось иначе, с другой же стороны, вряд ли есть еще кто-то способный на нее так повлиять, как это сделал он.

– Хорошо, если что узнаю, то обязательно скажу. – В его словах слышалось искреннее понимание и сочувствие, окончательно подтолкнувшее Ксению на столь радикальную стратегию в борьбе с внутренним врагом. – И не переживай так сильно, успокойся, сохраняй голову трезвой.

– Мне это будет сделать намного проще, если у нас появится долгосрочный план.

– Кто сказал, что его нет?

Сброс с плеч некоей ответственности начинал приятно греть, разрешая ей не быть к себе слишком требовательной. Единственное, в чем она была уверена, – это желание поскорей закончить этот длинный и тяжелый день.

– Звони ему.

– Сейчас? Бенджамин, думаешь, он ждет там…

– Я не думаю, а знаю.

И правда, ответ не заставил себя ждать. Вновь Эхо оказался перед ними, не потерявший ни грамма уверенности, его совершенно не смутил ранний обрыв связи.

– Мы соглашаемся на твои условия, – громко, сухо, как человек, больше отрабатывающий должность гонца, нежели заинтересованное лицо, произнес Бенджамин.

– Воистину правдиво утверждение «Путь уже выбран, мы его просто расчищаем». Наше сотрудничество – это судьба. Человек создал механизм не просто так, а ведомый инстинктом природы к единению всех связей. И вот, собрав знания, мы создали лучший мир, поддавшись эволюции. Виртуальный космос избавляет от всех пороков и слабостей человека, превознося лишь лучшее.

– Чего ты хочешь?!

– Ксения, вам ли не знать, как важна для меня роль созидателя, создающего единство среди всех потерянных существ. Прошу отметить, люди сами ищут этого, мы никому ничего не навязываем. Даже наш союз – это результат моего и вашего выбора.

– У людей нет той свободы…

– «Свобода не нужна, когда есть предназначение» – вот во что я верю, что есть истина. Раз это происходит, значит, нет альтернативы.

– Чего конкретно ты хочешь?

– Церковь. Единая, открытая, бесплатная. Система обслуживания, люди, ресурсы – это все в избытке, этим надо делиться, чем мы и займемся в доме для нашей большой семьи. Все, что просим, помимо разрешений, – скромную на вид и содержание территорию в Мегаполисе. Немного, для начала пару десятков зданий. Люди сами придут, потому что слышат эхо, подталкивающее их на единство. Всем без исключения мы поможем избавиться от всех пороков и слабостей, превознося лишь лучшее. А там…

– Всю бюрократию в мой офис, начнем работу с завтрашнего дня. Но есть условие.

– Всегда есть условие, и я понимаю какое. Не беспокойтесь, мне незачем разжигать разрушающее наше сотрудничество пламя.

Только Бенджамин хотел отключить этот надоевший ему разговор, как Ксения в мгновение вспылила:

– Где мой брат?! – Бенджамин и Эхо не сводили с нее своих удивленных лиц. – Раз уж мы тут теперь партнеры, то скажи, что вы сделали с моим братом?!

Эхо многозначительно молчал, Бенджамин же с трудом вспомнил, что у Ксении и правда был родной брат, но он не знал этой истории, способной вот-вот разрушить с трудом налаженный контакт.

– Ты думал, он погиб, да? Там, вместе с моей семьей! Но это не так, он смог выжить, чего ни ты и никто не узнал. Мы инсценировали его смерть, потому что он не мог простить себя за гибель моего мужа, сына и дочери! Мы подстроили его похороны, а он, взяв новую личность, внедрился в твою гребаную организацию еще два года назад, совершив преступление как этап проверки! Он собирал мне сведения, копал так глубоко, как мог, потому что, как и я, хотел уничтожить всю вашу паршивую компанию фанатиков, решивших, что лишь в цифре люди будут счастливы! Да, пропаганда у вас отличная, хорошо заливали об идеальной жизни в цифре, где можно создать любой мир и сценарий, и прочую фальшь!

– Остановись!

– Нет, Бенджамин, нет! Раз уж мы тут подковерные игры воротим, то пусть скажет, что сделал с Димой, потому что он пропал три месяца назад! Пропал! Перестал отвечать на все сообщения, появляться в обозначенных местах – а мы с ним хорошо проработали всю систему общения, чтобы не раскрыть друг друга. Эхо, ответь мне честно, где мой брат?

Эхо вновь не выдавал ничего конкретного, и в момент чрезмерно импульсивного выпада Ксении Бенджамин отключил связь.

– Что ты себе позволяешь?!

Она почти столкнулась с ним лбом, отдавая все последние силы на донесение столько важной ей мысли.

– Этот человек отнял у меня все… – жалостливо простонала она в слезах, процарапав в нем болезненные раны, – еще и брата, моего последнего близкого человека! Да, я жажду мести – но это не мешает мне увидеть, как его руки тянутся к власти над людьми. Посмотри на улицы – там найдутся тысячи готовых подключить мозг к компьютеру и уйти в мир грез, подальше от реальности. Мы знаем утрату слишком хорошо… Это бегство от боли – лишь обман, но ведь притягательный, а когда нечего уже терять, то разве не хочется спрятаться от всего там, наплевав на реальность? Ты и я знаем, как легко туда угодить, потому что знаем первородную причину. Этот человек не должен достичь своей цели!

Бенджамин решил более ничего не говорить – не из-за риска начать новые пререкания, обязательно провоцирующие очередные конфликтные всплески, а по причине уважения ее состояния. Никто из них уже ничего не хотел говорить, им оставалось осознавать все события с поправкой на имеющиеся уже планы и проекты.

Ксения достала из шкафа бутылку чего-то дорогого и разлила в два стакана, поставив один для Бенджамина. Сначала он снял затемнение единственного окна в этом кабинете, а потом уже взял выпивку и уставился в открывшийся огромный Мегаполис. Через окно бил голубоватый оттенок вывесок, создавая в кабинете необычную изолированную атмосферу.

Ксения отодвинула свой стул из-за стола, дабы не мешать, и упала на него, откинувшись на спину, мечтая отключиться в ближайшую секунду, чего достичь было невозможно из-за гнета терзающих мыслей. Как бы она ни пыталась убедить себя в плюсах сотрудничества с Эхо, ее все равно выворачивало наизнанку от одной лишь мысли об этом, пусть и временном, союзе. Чувство предательства всей своей семьи жутким ядом расползлось по ее телу, превращая в самое ненавистное себе создание, где спасительным элементом являлось принятие безысходности. Но было еще кое-что, непривычное и оттого пугающее, каким-то неоднозначным способом дарующее ей чувство безопасности благодаря наличию неожиданного союзника в лице Бенджамина. Так родился новый вопрос на конец дня: сможет ли она поверить в то, что больше не одна?

Сделав глоток, Бенджамин вновь столкнулся с разочарованием от безвкусности когда-то действенного зелья, окончательно свыкаясь с этим горьким чувством. Глядя в окно, он всерьез удивлялся, как этот большой мир перед ним даже не подозревает о таких судьбоносных для него решениях в каком-то крошечном кабинете. А ведь за свою долгую карьеру ему довелось практиковать данную закулисную игру слишком часто. Но в этот раз все было как-то иначе. В нем зарождалось то, что вскоре он интерпретирует именно как зудящую, почти смеющуюся над его устаревшими убеждениями цикличность. Подняв глаза наверх, туда, к почти невидимым из-за яркости Мегаполиса звездам, чуть ли не впервые в жизни Бенджамин испытал зависть к Итану.

КОСМОС

1

Как бы Итан ни убеждал себя и окружающих в отсутствии хоть сколько-то ощутимого на него влияния всевозможных факторов воздействия, выставляя воспитанное упрямство на пару с адаптивными навыками в первые ряды защитных аргументов собственной неуязвимости, гнетущая истина раз за разом настигала его болезненно разочаровывающим эффектом. Но все же принимать нереализованность той или иной задумки обычно не составляло ощутимого труда именно за счет нерушимого убеждения, что любая неудача – это лишь маленькая заминка на большом и сложном пути к заветной цели вне зависимости от свойства и контекста. Да и сами эти неудачи представляются отличным доказательством правильности выбранного пути, как некий способ полировки образа цели. К счастью, перфекционизм уже давно выветрился, развязав ему руки для бесконечных возможностей интерпретировать те или иные события с последствиями под свою нужду, твердо веря в непоколебимое: цель оправдывает средства, а значит, плохое и хорошее являются не более чем ярлыком. И вот преисполненный самыми разными взлетами и падениями путь подошел к концу, наконец-то дав ему место, где он разрешит себе познать истинное, уникальное в его жизни, практически невозможное и ранее чуждое, а главное, по его мнению, заслуженное состояние покоя.

Уже несколько часов он висит в своей комнате на Точке благодаря отсутствию гравитации, безуспешно разрешая сну забрать его в свои миры. Можно было бы принять определенные лекарства, но за последние несколько лет данная зависимость стала доказательством несостоятельности, а должный эффект все равно не поддавался на контакт. Вероятно, присутствует хроническая болезнь – но какие-либо попытки обратиться к медицинскому анализу попросту им не рассматривались. А все потому, что как только он задумал постройку Точки со всеми вытекающими проектами и свершениями, благодаря отдаленности от планеты, Итан упрямо связал эту грандиозную задумку со своим внутренним состоянием. Некое вознаграждение за страдания, должное стать его обителью безмятежности, где он наконец-то обретет чистоту мысли не только в виде награды, но и как отправную точку великих замыслов, для которых, разумеется, необходимо отпустить прошлое. На деле же сыграл обратный эффект: все собранные по пути проблемы никуда не делись, оставшись с ним один на один. В некотором смысле он видел в этом своеобразное перерождение, освобождающее от связи с человечеством, но вот прошел день после прибытия – а он все так же чувствует себя тем самым уставшим от мира человеком, запертым в колючих объятиях эмоционального осадка всей своей жизни.

Итан не хочет открывать глаза, не хочет никого слышать, не хочет даже осознавать свое тело в этот момент. Единственное допустимое – это крик. Животный яростный крик во все горло, выпускающий болезненно-жалостливую несправедливость, границу с чем делит жесточайший гнев. Крик его повторяется вновь и вновь, волнами разгоняя сердце до предела, все дальше уводя от становившегося мифическим состояния умиротворения. Выдохшись, вновь ощущая уже слишком хорошо известную тяжесть, Итан будто бы и никуда не улетал, а остался все там же, все с теми же связывающими его и несовершенное человечество эмоциональными крюками.

– Может быть, нужно время? – заботливо прозвучал голос Кассандры.

– Нет. Это было бы слишком просто.

– Итан, ты опять ищешь какой-то потаенный смысл?

– Не знаю.

– Может быть, пытаешься создать этот смысл?

– C этим я решительно завязал.

– Это слышать я рада. У нас впереди очень много работы – не хочу, чтобы ты дальше мучил себя, придумывая новые и новые смыслы своего состояния. Недомогание, усталость, бессонница – это все может идти от простого стресса, которого, не мне тебе рассказывать, за жизнь ты навидался.

– Хах, вот это забавно подметила, очень и очень забавно.

У него уже не оставалось сил злиться, с каждым всплеском четко ощущалось истощение ресурса, подталкивая к возможно временному, но все же смирению. Решив пока сохранить результаты эпизода, он захотел провести день в приятном осознании прогресса, начав новый этап грандиозного плана, по результатам которого, как ему верится, все прекратится.

Оказавшись за пределами своей каюты, Итан не без удовольствия оглядел собственную, пусть и небольшую, но очень уютную лабораторию. По правой стороне была полоса иллюминатора, прямо над длинным верстаком, обустроенным для работы с железом, в частности компьютерным. Впереди – полностью забитое складское помещение со всеми возможными деталями и сырьем для трехмерных принтеров, в общем и целом то было важнейшим поручением Кассандре – прислать и рассортировать все «игрушки». А все для того, чтобы наконец-то дать себе волю в реализации потенциала творца и изобретателя без страха разорения примитивными умами. Но вот ощутить ту истинную свободу от человеческого мира, оставив позади все мучающие его изнутри, словно наказание, недомогания, так и не получилось. Итан уставился в иллюминатор ровно тем же наивным взглядом, каким некогда наблюдал процесс создания Точки, видя в этом огромном шаге свое спасение. Сейчас, столкнувшись с разочарованием от невозможности разорвать связывающие его и все человеческие пороки невидимые нити, Итан допускает ошибочность собственной слепой надежды, удивляясь неожиданному ответу на претензию неудачи, – расстояние недостаточное. Надо туда, как можно дальше – тогда все должно получиться!

– Итан? – Кассандра спросила с особым требовательным напряжением.

– Да, что такое?

– Я три раза тебя окликала, вот что! Все в порядке?

Удивившись, он осмотрелся вокруг себя, словно собирая окружение вновь.

– Извини, я что-то задумался… Впервые в космосе, к такому не сразу привыкаешь. – Итан вновь смотрел на звезды. – Смотрю и удивляюсь, насколько необычно… далеким… знаешь, я даже и подумать не мог, куда меня занесет, да еще и с такой заявкой первооткрывателя.

– Прошло три недели с твоего отлета, тебе бы обратиться к людям, рассказать о самочувствии. Интервью дать не прошу, но было бы неплохо.

– Пусть этим Четверка займется, – отмахнулся Итан, не сводя глаз со звезд.

– Итан, это не их работа, они тут не за этим.

– Я вот смотрю, – заговорил он совершенно непривычным для себя мечтательным тоном, – да все представить не могу ту открытую перед нами безграничность. Сколько мест, сколько тайн предстоит нам с тобой изучить, познать, может, даже создать новые! Я думаю, все же стоит позаботиться о некоего рода маяках или обелисках, может быть…

Возможно, он бы еще долго поддавался меланхоличному состоянию, если бы Кассандра не произнесла каким-то странным тоном:

– Бенджамин настоял, чтобы я сообщила ему, когда ты проснешься, как и сказала тебе о срочности вашего скорого разговора.

– Что он хотел? – спросил Итан, наконец-то обратив внимание на окружение.

– Я могу соединить вас…

– Просто дай сводку, я же знаю, что ты не можешь не быть информирована о происходящем. От тебя тайн не существует.

– Значит, ты не будешь сомневаться в важности моей просьбы лично поговорить с ним.

– А еще знаю, что, будь вопрос серьезным, ты либо сразу сказала бы, либо уже со всем разобралась и без меня. Так что, раз его делу ничто не угрожает, то нечего лишний раз воду баламутить.