скачать книгу бесплатно
– Эх ты… Контра недобитая… – шепнул Сорокин. – Нашел о чем языком молоть…
– Пошутить хотел, – шепнул Петя.
– Пошутил?.. – сказал Валерка. – Хорошо, если никуда не капнет…
– Наговорились? – терпеливо спросил Аркадий Ильич. – Я?то не капну, как вы говорите, курсант. Смотрите, как бы свои не заложили… Итак, продолжим. Изучать предмет мы начнем с «Философских тетрадей» В. И. Ленина. Запишите список литературы. И хочу предупредить, товарищи курсанты, ни один зачет, ни один экзамен по общественным дисциплинам я не буду принимать без конспектов.
Список оказался внушительным.
– И это все прочитать? – изумился Воронов.
– И законспектировать. Но это не значит – переписать ту или иную работу. А кратко изложить её основную мысль
– Ни фига себе… – вздохнул Воронов.
Сорокин изо всех сил тянул руку. Закончив с Мартыновым, и очень довольный собой – поставил – таки курсанта на место – он оглядел аудиторию, заметив руку Сорокина.
– Что у вас, курсант? – спросил он недовольно.
– Курсант Сорокин, – поднялся Валера.
– Слушаю вас.
– Аркадий Ильич, а вы в бога верите? Бог есть или нет…
– Вообще – то я – агностик.
– Объяснил, – шепнул Коля Рогову.
– Нам марксистам – ленинцам не пристало верить в бредни, что распространяют служители церкви. Религия – опиум для народа и она является идеологическим инструментом, с помощью которого царизм управлял народом. Слава Богу, мы с вами живем в социалистическом государстве, где поповщина, церковь никакого отношения к государству не имеют, отделены от него, а мы с вами, вместо Закона божьего изучаем основы марксистко – ленинской философии, которая напрочь отметает попов и иже с ними. Курсант, я не понимаю, чему вы улыбаетесь… Ваша фамилия?
– Воронов, – поднялся Коля.
– Что я сказал смешного?
– Да ничего, – мрачно сказал Воронов. – Настроение хорошее, а вы – извините – на Тарапуньку похожи.
– А-а… – улыбнулся замполит. – Мне все это говорят. Садитесь, Воронов.
На следующей «паре» пришел Менинзон, мрачный, как курсантская жизнь.
– Допрыгались? – спросил он с порога. – Садитесь. Ученье – свет, – злобно сказал он, – а неученых – тьма. И что мне с вами делать?
Ответом было ожидающее молчание.
– Вот и я не знаю…
– Чего это он разошелся? – тихо спросил Рогов Колю.
– Ты у меня спрашиваешь?.. Не знаю…
– Третий стол – разговорчики! Ладно, черт с вами! Доставайте самую толстую тетрадь и пишите название курса: «Детали машин». Перевернули страничку. Написали – «Введение», а ниже пишем: «Машины в зависимости от сложности и габаритов разделяются на некоторое число сборочных единиц – в скобках узлов и деталей. – Написали? – Деталь – изделие, изготовленное из однородного по наименованию и марке материала…». И пошло, и поехало… Два часа курсанты пыхтели, не разгибаясь, записывая за преподавателем.
– Ой, зачем я на свет народился, ох, зачем меня мать родила?.. – сказал Воронов после занятий. – Это же…
– Так это только начало, то ли еще будет, – Вася тряхнул рукой.
– Вот тут и подумаешь… – тоскливо заметил Воронов, – а не свалял ли я дурака …
– Вопрос не в тему, – сказал Вася.
Воронов промолчал.
Когда утихли первые радости по поводу перехода школы рядового состава в среднее мореходное училище, то многие курсанты задумались. Ну – да, оно, конечно, здорово, но планы намечались совсем другие, а тут снова за парту, и ещё неизвестно закончишь ты это училище или нет… Начальник на построении не на шутку разошелся. И он по – своему прав. Но сомнения терзали второй курс. Дома ожидали, что сын через год самостоятельным человеком станет, а выходит ему трубить и трубить, как медному котелку. Наверное, приятно прийти на судно не матросом, не в машинное отделение рядовым, а штурманом или механиком. Легко сказать – сделать попробуй… Поддался общему унынию, царившему на курсе, и Коля Воронов. Да и в окружении молодежи он чувствовал себя неуютно. Двадцать четыре года, вроде как, и не возраст, чтобы думать о старости, пенсии, склерозе и обо всем, что сопровождает пожилых людей. Так это с одной стороны. А с другой – было бы куда комфортнее на душе, если бы не ушел Князь, например. Где он теперь?.. Гуляет, видать, по заграницам, пьет джюс, орандж, купается в бассейне, а вечерами ходит по заграничным бабам.
В это время, когда Воронов терзал себя, слегка завидуя другу, Князев стоял у борта своего судна и мрачно смотрел на порт Находка. Он тоже завидовал Воронку – новость о том, что его оставили в училище, каким – то путем достигла ушей Князя.
«И что я хотя бы на балалайке не играю, – тоскливо думал он, – везет же Ворону… Говорила мама – учись, так нет… А теперь – не слушал мамку, слушай склянку… Тут и к бабке не ходи, Моисей расшибется, но оставит его в училище. Играет Коля на трубе, что Луи Армстронг, заслушаешься. Эх – х…».
Князев сплюнул в темные воды бухты и отвернулся от панорамы порта. Да, он моряк, ходит в «загранку», виза открыта, зарплата не хилая, можно приодеться и сменить форму на гражданское платье, можно и в ресторан посидеть, но всё это мелочи. Придет Коля на коробку – четыре года пролетят, не заметишь – механик, отдельная каюта, зарплата побольше, опять же, комсостав… От вахт, конечно, не отвертеться, так зато пришел в каюту и кум королю, сват министру. Хоть на голове стой. И тут мысль, сверкнувшая в мозгу, заставила его вздрогнуть.
– О, а что это я?.. – вслух сказал Князь. – У меня же десять классов… Ну – у, Коля, мы ещё посмотрим… Я же заочно могу ДВВИМУ окончить! Плавсостав, куда они денутся…
– Князь, ты с кем это разговариваешь? – спросил вахтенный матрос, что скучал у трапа.
– Сам с собой, – ответил Князев.
– Бывает, – согласился матрос. – Я, например, тихонько пою на вахте, когда нет никого. Говорят, что у меня голос, как у Лемешева. Ты бы в город сходил, так и шиза посетить может.
– Я в каюту, – сказал Князев, – придавлю ухо минут на шестьсот.
– Тоже дело. А я бы сходил, – мечтательно произнес матрос. – Возле якорей всегда телку снять можно. Да не вырваться, завтра уходим.
– Далеко – не знаешь?
– Штурмана говорили, что в Сидней, это в Австралии.
– Я в курсе, что Сидней в Австралии.
– Молоток, – матрос отошел к трапу, а Князев спустился в каюту.
Сидней, Гонконг, Порт – Саид, Бомбей – какая разница, в конце концов…
В классе самоподготовки находился один человек. Первокурсник из судомеханического. Сорокин, не обращая внимания на то, чем занимается курсант, уселся за стол, открыл тетрадь и погрузился в тайну логарифмической линейки. Кажется, все просто. Но два умножить на два выдавало верный результат – четыре, а вот 12,5 умножить на 3,4 – не получалось. То есть результат был, но, как говорится, ни в какие ворота, а уж тем более с ответом не сходился. Валера открыл руководство по линейке, внимательно прочел главу о действиях с десятичной дробью, попробовал опять, и снова вышло черте что.
– Нет, я её никогда не одолею, – огорченно сказал он вслух.
– Что – то не так? – спросил курсант.
– Ты что?нибудь петришь в этом деле? – безнадежно спросил Валера и показал на линейку.
– А-а, это… Ну, не на уровне доктора математических наук, но получалось. Покажи, как ты делал?
– Смотри, – Валера задвигал движком, засопел и установил бегунок на конечный результат.
– Все понятно, – сказал курсант. – Ты не учитываешь разряды делений, а отсюда и ошибка. Толя, – протянул он руку.
– Валера.
– А теперь – смотри.
Работая с линейкой, Толя объяснял, что такое разряды делений, как считывается результат.
– При навыке в работе, можно получать значения до четвертой цифры. И не спеши. Сначала дробное число умножай на целое, потом простенькое, например: два и четыре на один и два. Потихоньку научишься. Все надо делать морамора, как говорят на Мадагаскаре.
– А что это означает? – спросил Валера.
– Тихо – тихо или потихоньку, – улыбнулся Толя. – Потихоньку от простого к сложному.
– М-да, – сказал Валера. – А ты где научился?
– У меня отец кандидат физико – математических наук.
– О, как, – сказал Валера. – Тебя – то чего в мореходку занесло?
– Удрал, – сказал Толя. – Отец хотел, чтобы я стал художником, а это свободная профессия, богема, там такая коньюктура…
– Так ты рисуешь?
– Художники пишут – маслом или акварелью. Сейчас – да. Замполит попросил изобразить, на свой вкус, что – то похожее на Айвазовского…
– А можно посмотреть?
– Это только эскиз, набросок. Я вообще?то не люблю показывать наброски. Да ладно…
Сорокин подошел к «эскизу» и ахнул:
– Это ты нарисовал?
– Нравится?
– Я, конечно, мало в этом понимаю, но твой набросок… Елки – зеленые!.. Нет, Толя, твой отец прав – тебе не место в мореходке. Тебе надо в академию художеств.
– И ты туда же…
– Толя, я не из «шестерок». Да и чего мне перед салагой лысиной по паркету стучать… Но тебе скажу прямо, ты – гений!
– Да знаю я, – не смутился Толя. – Может, и приду я в академию, но хочется не с пустыми руками, а чтобы с десяток таких работ было, что – ух!
– Слушай, фамилию свою скажи.
– Зачем? Нет, ну, пожалуйста, Педан.
– Запомню.
Толя усмехнулся.
– Ты извини, Валера, мне ещё над композицией поработать надо. Фигура вот этого моряка – он показал карандашом – не очень нравится. Надо бы добавить экспрессии. Не находишь?
– Я в этом не понимаю, – смутился Валера. – Про компрессию знаю, а экспрессию – нет.
– Расскажу при случае, – сказал Толя и склонился над рисунком.
– Ну, не буду мешать, – сказал Валера.
– Ага, – кивнул Толя.
* * *
Много – много позже, когда Валерий Павлович Сорокин – уже поседевший – смотрел мульт – фильм: «Жил – был пёс», в титрах мультика, среди фамилий художников – мультипликаторов он встретил знакомую: А. Педан.
«Неужели тот самый!..» – ахнул он в душе, а вслух сказал, улыбнувшись:
– Мора – мора…
– Это что? – спросила жена.
– Да так… Очень далекая юность. У нас в мореходке учился один парень А. Педан – ушел со второго курса. Талантище! Рисовал, как Рафаэль. Он если что – то делал, то говорил: «мора – мора» потихоньку, значит.
– Это ты к чему вспомнил?
– Да вот… припомнилось, – сказал он, не вдаваясь в подробности.
* * *
Воронов работал до изнеможения. Мысль о том, что он может оказаться в «середнячках», и его будут держать в училище, только потому, что здорово играет на трубе, его угнетала. Он со всей пролетарской силой вгрызался в гранит науки. А тут ещё Менинзон вздумал дать ему сольную партию на трубе и мордовал на репетициях. Всё это вместе изматывало Колю до последнего.
Моисей Самуилович считал себя последователем Глена Миллера и разучивал с оркестром музыкальную тему «Поезд на Читачунгу». Где соло на трубе отводилось Коле Воронову.
– Так – так – так, – усмехнулся Аркадий Ильич, – разучиваем зарубежную эстраду?.. Советским курсантам насаждаем буржуазную идеологию… Интересные дела в вашем оркестре, Моисей Самуилович, вы не находите?
– Но позвольте! – возмутился Менинзон. – Эти мелодии слышит вся страна! «Серенада Солнечной долины» идет в широком прокате.
– И что?
– Да ничего, собственно, раз фильм шагает по стране, следовательно, его одобрили на самом верху!
– А вы зря нервничаете. Если этот фильм посмотрит тракторист или доярка – это один момент. Но мы с вами готовим командные кадры для флота. Улавливаете разницу? Вы заранее подготавливаете курсантов к буржуазной культуре и негативному восприятию советских идеалов и музыки в частности. И я, как заместитель начальника училища по политической части, очень рекомендую сменить репертуар оркестра.