Счастье

Стихотворения

***

На ветру спадала прядь твоих волос

По нежной, тонкой шеи и на плечи.

Играло заривом, чаруя как колосс,

Но каждую секундую калеча.

И взглядом лишь одним бывало

Мой дух в груди топила ты в слезах,

Когда в ночи под лампою мерцало

Отсутствием любви в твоих устах.

И только ты одна могла походкой,

Пройдя совсем немного

И обранив неловкое "Привет",

Убить во мне дышать желание и робко

Собой украсить белый свет.

***

В твоих глазах тонули ночи.

Под покровом тишины

Острый взгляд

Кромсал меня на очень,

На очень мелкие куски.

Красотам в ночь

Подстать тебе не приходилось,

И редко кто во тьме мог разобрать,

Что ангелу на землю вдруг случилось

Себя в столь дивном теле укрывать.

И я подумать бы не мог чуть раньше,

Слегка касая прядь твоих волос,

Что в мире не найдется слаще

Мне вида, чем твоих белесых кос.

«Ночь»

Закину тело в бездну ночи,

Бездушной тряпкой кину об асфальт

И, притворяясь будто бы нарочно,

Начну косыми тропами петлять.

Упрусь в бездомность уличного света,

Слегка потупив свой я взор,

Осветит ярко улицу комета,

И память вспомнит каждый твой укор.

И легкость утреннего неба,

Креня своим завесом на меня,

Заставит звать себя "повеса"

И все еще любить тебя.

Триптих

1

Прошу, сдержи меня в дверях,

Покуда что-то между нами есть.

Не дай же сгинуть мне во мрак,

Холодным улицам не сделай честь,

Ведь оба много знаем об уходе.

Быть может видим мы сейчас,

Как оборву печаль всей этой ноте

И обниму тебя в последний раз.

Мои слегка обветренные губы

Глаголить будут только о любви,

Смотря в глаза неяркие… И руки.

Под светом тускло гаснущей звезды.

И пусть уход необратим по ныне,

Запомню лик твой милый навсегда,

Всю радость горечи и страсть полыни,

Тебя одну лишь сердцем унесу в года.

2

Бесцеремонно наганом выстрела

Смотришь на меня молодого,

Больного,

Держа прицел на расстояние выдоха,

Ожидая последнего моего вздоха,

Когда я с кручи крученной безмолвно,

Сердце сжимая раскатом души.

Будь со мной, пожалуйста, нежна и молвна

Или всей своей силой меня ты души.

Пусть руки твои теплые лаской

Твердо обхватят томное горло,

Пусть назовут эту хватку удавкой,

Сделай это нежно и жестко.

3

Сердце любит мое

Несносно и глупо,

Да руками своими его я душу.

Глупое сердце

Любит тебя безумно,

Как последнюю

В темном небе звезду.

Но видеть ее не хочу в свете лунном,

Незачем сердце мое мне терзать.

Буду надеяться в темные сутки,

Что где-то сгорает любви благодать.

Закроюсь от света и не увижу,

Как ты

Сгораешь в разлуке одна,

Но что-то в груди моей стрельнет,

Услышав

Как скатилась с щеки

Твоя горя слеза.

И хоть сердцу я не позволю страдать,

Сжимаясь от боли раскатом души,

Но, если придется мне слечь умирать,

Обещаю,

Последние

Слова

Твои.

***

Перестали литься синевою небеса,

Над крышей хат замолчали крылья.

Откройся предо мною, матушка зима,

Дай тобой родной напиться.

В твоих снегах пушистых сласть

Бродить похожим на повесу. Я не вор!

Мне нечего украсть.

Люблю твоих волос-метель завесу.

И пить желаю лишь твою

Любовь в сизовых рукавицах.

Хотя прости, я нагло вру,

Но прошу тобою простудится.

***

Сердцу тесно в груди

В одиночестве биться,

В одиночестве пить и плясать.

Сердцу немедля остановиться

Призывает ожившая стать.

В разлуке однажды с "собою",

И в ней до сих пор пребывая,

Ищется сердцу свободы

В объятьях рук твоих утопая.

И покуда покоя не знаю,

Сердцу весело и темно.

Каждый день почти что бывает

Замрет оно намертво разом,

Лишь на взгляд твой один уповая.

***

Горят угли, немного тлея,

Слегка дрожит усталый огонек.

Я тут пожар затеял,

А он держался лишь денек.

Глаза тупятся в темноте,

Видна лишь краска на углях.

Да кто же выжег в январе

Так много разных слов назад?

Пестрит обломками рябины

Хваленный вид лисичьих стай,

На тельце их узор неприхотливый

Да позади собачий лай.

И только было это раньше,

Но помню точно как сейчас:

Схвачу я веточку украткой

Да начну листок рукою отрывать.

Сожму его рукой младенца,

Не выдержав, закрою в миг глаза,

И тут же всей душой и сердцем

Взорвет меня сумления слеза.

Склонюсь к мозоленной постели,

Спущу тяжелою чело.

Накроет с головою дух застеля,

Заскрипит усталое окно.

***

Ты рану мне на сердце оставила живую,

И жить мне с ней порою сложно так.

Хоть ямбы, хоть хореи не помогут

Разобрать душевный мой бардак.

И даже миг, мгновение с тобой,

Не облегчит мне душевного терзания.

И если даже выпадет возможность быть с тобой,

И этот путь сулить мне будет лишь страдания.

Желаю искринне навечно мне пропасть,

Забыть все похоти судьбы и смуту.

Но в безвести мечтаю я узнать:

Зачем я жил

И для чего я буду.

***

Сердце в миг застыло точно,

Как будто пуля била наповал,

Когда лишь вас узнав заочно,

Влюбился и слегка поцеловал.

Прижав к себе давно в порыве,

Любимой стать в далеком ноябре,

Нет сил мне справиться по ныне

С душой, сгорающей в огне.

***

За что ты мне дана такая?

Быть может где-то согрешил,

И от того судьба– гурьба скупая

Позволила лишь чтоб любил.

Но чтоб любя, любимым не бывать,

Себя всего терзая горем,

Лишь взгляд твой колкий наблюдать,

Губить себя в бурлящем море

И видеть глаз твоих холодное сиянье,

Как будто нежностью пропитано оно,

И сквозь года в тебе лишь видеть счастье,

Похоже так

Судьбе моей уж суждено.

***

В душе моей, огромной сече

Надломом вырваны слова.

И как бы я тут не был мечен,

Поймете вы, друзья, едва.

Не знает ваша мысль порою,

Зачем зажглася новая звезда

И от чего душа стоит горою,

Когда уж порвана узда.

Хотя, какая я вам тут гора?

Отчего и звать имею право?

Да разве будет выть гора?

Гора не знает слезы. Браво!

А что же я лишь губы мечу,

Слова свои пытаюсь приложить.

Да коли души лечит?

Да коли помощь жить?

Конечно, нет, и горько от того,

Что душу перед вами раскрывая,

Я понимаю, что "Пусто!".

Что я вам в жизни-то

Не помогаю.

Да ладно вы, а что же я?

На голос чванства отвечаю:

"Зачем же льются из меня слова?"

Товарищ, я сам не понимаю.

***

Из дня и в день и каждый раз

В причуде жизни быстротечной

Увидеть лишь желаю вас,

В толпе заметить взгляд последний.

И сразу быстро затаить,

Прикрыть его сердечными пластами.

Лишь взгляд твой колкий не забыть,

С собой нести вперед с годами.

Пусть спутник будет тяжкой ношей,

И сердце из нутри он будет рвать

Собой. Клянусь, я груз не брошу

И с ним на дно пойду опять.

***

Ночная смуглость во дворе

Задержана на месте преступления.

Обрывки света кончились в начавшейся игре,

Рассыпавшись при виде лунного свечения.

По тропам утренней ходьбы,

Рассеявшись людским раскатом,

Собой сжигаются младые юнги-огоньки

На корабле городовых пожаров.

Под трепет холода, мозолистой работы

Горят усиленно на вахте морячки,

И лишь при виде чей-нибудь невзгоды

Моряк кричит на палубе "Огни!

Огни ему давай же, ну же

Себя в работе не щади.

Пока еще кому-то нужен

Себя работе посвяти!"

Окрикнув палубу с пол раза,

Подняв в минуту весь состав,

Моряк сдержал заботу сразу,

В последний раз собой сгорав.

За тем лишь он за дело сгинул,

Светя собою всем вокруг,

Лишь чтоб твои сердечные глубины

Теплом согрело слово "Друг".

***

Я стал заложником твоим,

Любви своей в тебе не чая.

Мне горько думать, что с другим

Ты можешь жить, любить и не страдая.

Мне трудно признаваться в этом,

Но прошу не злись, любовь моя.

Для меня ты как два пуда неба,

Что я запрятал в рукава.

Для меня тут нету ближе.

Прости, что вновь уперся я в слова,

Но я не знаю как сказать мне душу тише,

Когда смотрю в твои веселые глаза.

***

С тобой знакомы мы недавно,

И вижу я тебя впервые, брат.

Ну кто же знал, что так досадно

Мне будет смерть свою встречать.

И небо все теперь такое…

Надеюсь видишь ты его,

И как кричат грачи рекою.

Не я один же вижу это полотно?

Но ты совсем не смотришь в небо,

От чего же, друг, тоска твоя?

Понимаешь, брат, тут все уж вмерло,

Пора спускать твои надежды на меня.

Но ты не слышишь слов моих: "Не надо",

Тебе упреки вовсе не к лицу.

И тащишь так, товарищ, брата,

Как не желал бы и врагу.

***

Творец души моей – поэт,

Заложник жизни озорной.

В родных краях он был воспет,

Слагая путь себе строфой.

Изрядно истоптав дороги,

Храня в себе родимые края,

«Куда ведут сегодня ноги,

Туда иду и с ними я».

Прошедший радости и горе,

Вкусивший счастие страстей,

Моложе вас уж нету боле,

Хранит ваш дух рязанская метель.

***

Луна оскалом небо кружит,

Свербит расплывчато узор.

Как будто все лучи и тучи

Слились в единый унисон.

И в пляске ветреных напевов

Под четкий ритм, хваленый лай

Огнем горит, и сердце смело

Кричит в огне: «Еще давай!».

***

Одинокость в ночи наблюдая,

Сыскать глазам забавы на стене

И, ласково на эту чернь взирая,

Примкнуть к твоим глазам во тьме.

Вцепиться ночью разом в сновидение,

Пытаясь разглядеть узоры губ,

Любить твои ночные похождения

И нежность театральных рук.

Припомнить на мгновение моментов,

Сыскать для них похожие слова

И, пытаясь вымолвить волну ответов,

Любовью пред тобою жечь свои права.

***

Порою рвется и горит

Пожаришь страшных вой внутри.

А порою все молчит,

Застывши внемлет мне покой.

Порою, лишь закрыв глаза,

Тебя увижу пред собой.

И снова настигает в миг тоска

От разлуки с твоею красотой.

И даже во мгновение ночи,

Что длится целыми часами,

Увидив под покровом тишины

И погрузившись в вас глазами,

Я побоюсь восполнить наш провал

Своими пылкими речами.

Я побоюсь испортить вас

Своими лесными словами.

"О ком вздыхает лира"

В порыве сумрачных ночей,

Хохочет чувствами игриво,

Как будто чья-то новая метель

Украдкой рвет меня тоскливо.

Не жалко ей моих печальных чувств,

Не живет она страданием и горем.

Лишь об одном я сообщить вам мчусь,

Что лучше уж не пить совсем, чем стать испитым морем

И жить в спокойный снегопад

В лачуге-юрте северных народов,

Чем с лихвою греться у костра под град

Во время пиршеств и застольев.

Но, лира, ты поешь совсем иначе.

Тебе и скорбь, и радость, все в беду.

Но, лира, ты поешь совсем иначе.

Да только так, как я и не пойму.

***

Прекрасно думать и смотреть,

Когда еще столь ранний час,

Чтоб души бренные согреть,

Теплотой окропил нас.

Когда еще не слишком уж светло,

Когда еще на сердце живы раны,

Откинуть все, что в душеньку зашло

На грязный пол как старые стаканы.

И просто всей душою лицезреть,

Как рвется солнце в город по утру

От части хаты старые согреть,

От части золотом рассеяться в снегу.

***

Улыбка губ, движенье глаз,

И я тобой уже объят.

Стою, смотрю в твои глаза

И порицаю я себя.

Предавшись робости момента,

Во мне исчерпаны слова.

И только ты спасаешь от сумленья,

И только ты всегда мила.

«К.»

Покуда знать тебя я не устану

И памятью своею в том клянусь,

Что даже если лик твой не застану,

То все равно на встречу обернусь.

И пусть года, свой шаг чеканя,

Дождем пройдут все мимо нас.

Любви и жизни лишь желаю

Тебе одной и каждый раз.

***

Над беззвездным небом

Погасла новая звезда,

Осветив мне в темноте тебя,

Как последнее пристанище огня.

***

Застыло сердце в торопях,

И маятно дышать теперь,

Твой облик ласковый в снегах

Припоминать мне каждый день.

И рано утром просыпаясь,

Еще держа закрытыми глаза,

К тебе родной не прикасаясь

Лишь мельком думать: "Как Она?"

А вскоре вечер томно пребывая

Горя, любимая, страдая,

Искать мне поцелуя нежных губ

И теплоту любимых рук.

***

Лабиринты душевных терзаний, Прочь!

Сегодня начнется рассказ "Любовь".

Каждый желающий услышать и понять

Прошу, читать.

Первое и главное. Глаза.

Взгляд кинул случайный

И пропал навсегда,

Как в море корабль на рифы

Или жизнь сорвалась,

Как с моста

От случайного

Взгляда.

Глаза.

Второй же.

Дыхание.

Вспреет воздух разом

И гланды ударом перебьет-

Начало экскурса в любовь.

Захочешь сказать, подышать,

Но молчок.

Это сердце в горле горит,

Как багровый уголек.

В третьих.

Память и нежность.

Неразлучность всегда.

Как две капли кипящего моря,

Что лодку с тобою тащут на мель.

Нежность и память любят

Пьянящую хмель.

В четвертых. Конец.

«Про учителей»

Сталь закаляется

Ни в шахте, ни в кузне.

Рука рабочего куда же

Искусней?

В труде выбивает готовый

Продукт потребления общего,

В трудовом бою вскоре

Придет пополнение большее.

Чем было и будет в будущем.

Сейчас назревает пора

Повышения культурности

Эффективностью пера.

За каждым рабочим числится,

Но в списке не занесено

Имя, фамилия учительницы,

Рубившей к знаниям окно.

Вы думаете просто,

Открыл рот да сиди, разъясняй?

В науке педагогической

Не выживет патологический лентяй!

Не выживет, не проживет,

Не закалит сталь до металла упора.

Преподавательский расчет

Железу каркас и опора.

***

Мой взор давно вас излюбил,

Исцелованная ходите значит!

А заметить взгляд из грубых скул

Не простая задача?

Подпирает служба рядовая

Сердечным промыслам судьбы,

Когда фонарь, огнем мерцая,

Проводит вас в объятья темноты.

Волнуюсь честно и без лести.

Хотя и знаю, это смысла лишено,

Ведь только крик из темноты кромешной,

И враг узрит мое ружье.

Вы ушли, а я надумал

Такой вот поворот судьбы,

Но завтра вас увижу снова

Пока горят фонарные столбы.

И сил мне хватит напоследок

Узнать хоть крошечку тебя,

Сними же с имени завесу:

Влюбленный 3-его полка.

«Отдам в Хорошие Руки!»

Любовь!

Для сердца

И мозга-

Камера пыток.

И болью нежится она,

Когда в волне очередных

Попыток

Мерцают ласково глаза.

Продам.

Продамся.

И продаюсь.

Отдам в хорошие руки!

Необжитое местечко

В укромном сердечке

С табличкой граненной:

"Я отдаюсь".

Берите

И забирайте.

Возврату не подлежит.

Товар первоклассный

Со словом: "Отдамся".

От чего же рука

И ценою грешит?

Рублики,

Бумажки

И фантики-

Не мера для сердца большого!

Мне б немного романтики

Для таинья вида стального.

***

Скажи мне, солнце,

Сколько ты светило ей?

Я знаю, солнце, долго,

А я вот несколько ночей.

Своим невнятным светом,

Своей обветренной душой

Хотел быть рядом, вместе,

На что был отдан мой покой.

Но нет.

Судьба не в том духу бывала.

Судьба любила не меня,

Когда в твоих глазах,

Подобных морю,

Тонула лодка бытия.

«Гимн Человечеству»

Шагом метровым, увесистым,

В ширь да в длину

Занимает пространство

Жизнедеятельности,

Как рабочий в труду.

Снимая одежки времени,

Бросает прочее вон.

Так называется

Гимн человечества,

Такой его моветон.

Тешится сам над собой,

Корит и грызет.

Мысль его– инструмент.

А прошлое– сырье.

Каждому, кто шагает увесисто,

Каждому, кто корит и поет,

Играет Гимн человечества

С Маршем наочеред.

Город №237

Утро

В каморке повеяло утренним холодком, который приходил во все квартирки дома каждый понедельник, предвещая скорое пробуждение граждан. Игривые потоки воздуха обвили ноги жильца, от чего он накинул на них белую сорочку, испытывая естественное желание согреться, он все еще грезил о продолжение сна, но понимал необходимость пробуждение. Под импровизированным одеялом стало жарко, спальные принадлежности полетели на пол, но из-за скромности комнаты залетели на шкаф, где им и было выделено место. Жар сошел на нет, вместо него вновь пришел холод, в ногах начались судороги, каждая частичка тела начала ощущать всю трудность пробуждение после Воскреся. Немного покорчившись от боли жилец слегка шатаясь встал на ноги, все еще ощущая боль в икрах, от чего стоял одной ногой наискосок, чтобы выбрать себе самую удобную позу для ходьбы, но мысль о такой никак не приходила в голову. Пришлось встать так, как это делал он всегда, выпрямив спину, склеив ноги в плавник, который распускался в конце, и положив руки по швам трусов, жильца одолели думы о местонахождение одежды.

Как оказалось она лежала прямо перед ним на одиноко стоящем посреди комнате стуле, с образовавшейся посредине трещине, в которой спрятались носки. Аккуратными и бодрыми движениями человек-рыба в раз одел брюки, в два одел пяджак, не забыв накинуть под него тельняшку и в три потянулся за носками. На злость и серость будню они застряли в разломе так глубоко, что пришлось засунуть руку по самый локоть, чтобы хоть как-то зацепиться за белоснежную материю носков. И вот когда рука уже уцепилась за край носка, почувствовав все его могущество и величие, когда гражданин уже представил как он одним движением надевает этот божественный носок на свою ножку, раздался во всеуслышание голос граммофона "Немыслимо! Небо опустилось на все десять метров! Это абсолютный рекорд со стороны Бога, товарищи! Радуйтесь в меру, товарищи! Может начаться обваливаться небесная твердь! Ура, товарищи! Трехкратное Ура, Ура…"

"Юра!" с дребезгом влетел в окно кирпич, пробив попутно створки окон, он точно приземлился в центр лба гражданина, гражданин упал. И встал он лишь через час, но при этом хорошо выспавшимся и бодрым как огурчик, хотя пиджак и был помят сзади. Видимо кирпич послужил катализатором сна, сыграв роль таблеток пустырника, и откинув гражданина землю, он обеспечил ему заряженное энергией утро. "Феноменально!" прокричала чья-то мало знакомая гримаса за окном, после чего скрылась за углом дома. Хозяин каморки лежал посреди комнаты, а поверх него, прямиком на ребрах, лежал булыжник с запиской. Оторвав письмо от бездушного камня, он сразу же ринулся читать его, но из-за того что не умел это делать, смог разобрать лишь имя Юрий. Гражданин вскрикнул "Это я Юрий", из соседней каморки ответили "Знаем!" и Юра утих. Деваться было некуда, узнать что же там написано стала задачей дня для него, от чего тело переполнилось радостью и скрытым веселье. И хотя пока ему не была известна истинная причина радости, это ни в коем случае не мешало гражданину насладиться моментом и порадоваться за себя. Добрых три с половины тунита он пролежал на полу, направив взгляд в потолок, пытаясь предугадать что же написано в этом письме, которое принес ему почтальон. Но потом понял о надобности срочных сбор и резко встал на ноги, окинув взглядом свою квартирку. Правее от деревянной двери висел календарик с фотографией бобра и бобрихи во время совместного сгрызания дерева, дальше по часовой стрелке шла железная кровать, на которой расположился старый матрас, а проследовав еще дальше можно было увидеть окно и вплотную представленный к углу стены шкаф. Все, комната заканчивалась, круг замыкался.

Кирпич грохнулся на пол, ради сохранности кирпича и письма Юра решил положить их в карман брюк, где они смогли найти свое пристанище среди больших и желтых скрепок, которыми он в случае чего ремонтировал свой маленький, нагрудный значок. И тут он вспомнил что чуть не забыл его надеть, и так сильно был напуган от этого, что даже ком встал в горле, но удачно нащупав во внутреннем отделение пяджака неброский, пластмассовый круглешок, он успокоился. Сердце успокоилось. Это был совсем крохотный и почти незаметный брелок в виде сердца красного цвета, который он обычно носил под правым боком. И уж почти выйдя из квартиры, немного приотворив дверь и сделав первый шаг в коридор, в котором в этот же момент начали открываться все двери, взгляд его пал на ноги, и он понял что без носков. Пришлось вернуться в комнату.

Носки все еще лежали в глубине деревянной впадины стула и вылазить сами не собирались. Оставалось только одно, достать их самому. Рука вновь потянулась в глубины древесины, пытаясь зацепиться за белые края носков, и быстрым движением, уже приловчившись к этой рыбалке, резко вытянула носки из под гнета палки. Но силы было применено так много, что они просто-напросто отлетели в соседнюю стену, уронив труженика, и выпустив из под своих объятий белого ворона. Тот в свою очередь воспользовавшись растерянностью хозяина, начал облетать просторы квартиру кругом в несколько метров и неистово каркать. Юра резко вскочил и бросился в погоню за вороной, но она, как и всегда, оказалась быстрей и проворней хозяина, от чего тот никак не мог ее догнать. В других квартирах тоже зародилось неистовое карканье, и в тот момент когда все жильцы устали от проворных птиц, перестав за ними гнаться, общее карканье стихло и Юрий не был тому исключением. Его ворона села на шкаф и начала величественно наблюдать за действиями хозяина.

Хотя он и был растроен что вновь не смог поймать ворону, но зато удалось раздобыть себе носки, которые ему пришлись в самый раз, ведь они были его. Дверь вновь начала открываться синхронно с остальными дверями от других квартир, Юрий вышел в коридор и сразу же все остальные жильцы покинули свои жилища, показывая пальцем на него, и что-то в тайне от чужих ушей проговаривая про себя, видимо это были не особо приятные Юрию слова. Но он все же нашел в себе силы, натянув поверх лица привычную улыбку растерянности , поздороваться со своими соседями, на что они ответили ему крайне не дружелюбным видом с крайне злыми глазами, которые говорили сами за себя. И хотя по началу он шел в сторону выхода медленно и все еще немного улыбаясь, одновременно придерживая в кармане брюк кирпич, но в конце сил категорически перестало хватать на это, и он выскочил из коридора, с диким страхом захлопнув за собой дверь, как это делают герои фильмов ужасов, что уже преодолели монстра и в панике захлопывают дверь за ним.

Полдень

Не смотря на всю громкость заявления, заметить тот факт, что Бог опустил облака на десять метров, было почти не возможно. И если бы не отчаянные заголовки газет по типу "Бог опустил облака, чтобы мы могли их лучше видеть!", то об этом вряд ли бы вообще узнали. Но любой разговор или даже обычный клич человека содержал в себе эту новость как первоочередную. Люди даже перестали приветствовать друг друга словами "здравствуйте", теперь на место них пришли поздравления "с понижением неба". И абсолютно каждый разговор теперь выглядел так.