Лань Белая

Она надела Яжену на шею амулет, легонько прижала ладошкой к груди.

– Наполняй его Силой всегда, везде. И в трудный час он вернёт её сторицей.

– Может себе наденешь? – он накрыл худенькую ладонь своей и прижал сильнее.

– Меня Сила бережёт, – мягко пояснила Става. – А вот вам достаётся…

– Зачем тогда мы?

– Ваша Сила, Яжен… Пора возвращаться домой.

Става потянула руку к себе, он отпустил. Имеет ли он право удерживать то, что не в его власти?

– А дитя? – вспомнил Яжен слова про поиски чистого дитя.

– Ждёт. Давно уж.

– Откуда знаешь?

– Велияр поведал, – Става улыбнулась.

– Опять во сне?

–Мы как слепые кутята, пожала она плечами, – не разбираем порой того, что под самым носом творится.

Дитя

Сквозь щели сарая просочились лучи восходящего солнца, коснулись краешков соломинок, осветили рыжий локон. Сено зашуршало, появилась голова. Рыжая, лохматая, заспанные глаза блеснули задорной синевой. Ещё не до конца проснувшись, девчушка выбралась из душистой сенной кучи и вприпрыжку побежала к колодцу нагонять утро.

– Ба, ба! – Её звонкий голосок проник под ставни небольшой покосившейся избушки.

– Чего голосишь?

– Ба, я на луг, Лушку уведу.

– Уводи, чего ж шум-то такой поднимать? И травы сколь снесешь возьми.

– Ага, ба, до вечера.

– Беги, беги, пострелёнок.

Девчонка, подхватив, за кусок веревки, из загона однорогую козу, скрылась в кустах.

– Встала что-ль? – послышалось из глубины избушки.

– Да и убегла уж.

– Вот непоседа.

– Это верно.

– Ну и славно, Агафья.

– Добре, Евстигнея.

Две сухонькие старушки принялись хозяйничать по дому. Все их движения были плавными, но не медлительными. Они слаженно, без споров и лишних договорённостей выполняли одно за другим дела и со стороны казались одним организмом, живым, многоруким, согласованным.

– Хорошо бы попросить Любара про покос-то, Агафья.

– Добре, Евстигнея. Вечор схожу.

И снова дела, дела, дела…

– Коса-то в сарае. Точила недавно, Евстигнея.

– Ну и славно, Агафья.

И вновь заботы и работы… Эти старушки были трудолюбивы, страстно охочи до работы, до дела, любого, чтобы ноги ходили, чтобы руки заняты были перекладыванием, перекручиванием, перематыванием… И охота эта скрывала, топила грусть, боль, тоску… А тосковать было по кому. Уж с полгода как Евстигнея потеряла дом и дочь. Огонь возник внезапно, и словно прожорливый зверь сожрал все нажитое и родное дитя, успели спасти внучку и это одно скрашивало утрату. Агафья тосковала по сыну. Давно не получала весточки, да сны приходили странные, тревожные.

Вот и сговорились две тоскующие души жить вместе, не давать друг дружке впадать в уныние и растить внучку красавицу. Девочка росла удивительная и радовала Агафью и Евстигнею. Да суета ежедневная помогала отвлекаться. Вот и слышно было ежечасно.

– Как ты, кума?

– Та помаленьку.

– Ну и славно, Агафья.

– Добре, Евстигнея.

В то утро всё было по-особенному. То, что внучка спозаранку умчалась на луг – не в новинку, а вот два необычных сна, у каждой из старушек, настораживали. Поначалу молчали, пытались рассудить по-своему. Потом не выдержали.

– Я же ж сон выглядела, Агафья.

– Да ну? И странный сон-то, Евстигнея?

– Ещё какой…

И пошли у них рассуждения и предположения о смысле снов тех странных. А снились обеим их дети. Снились спокойные, вроде, как и счастливые. Только о дочери их беспокойные. Но старушки в один голос убеждали, что с Беланочкой справятся, и воспитать смогут и на ноги поставить. Но дети известили их, что судьба у Беланы особая, чтобы не препятствовали Агафья и Евстигнея судьбы той исполнению. Что путь у их дочери дальний, и заботы о ней на другие плечи лягут. Старушки только руками развели, настолько всё было странным.

Стук в дверь прервал беспокойные обсуждения.

– Става! – обрадовались старушки. – Доброго дня тебе!

– И вам доброго здравия, Агафья! Бог в помощь, Евстигнея!

Гости прошли в избу.

– А Раяр где же? – шёпотом спросила Агафья.

– Прости, не уберегла. Беда случилась с Раяром, погиб он, – Става виновато склонила голову. Агафья обняла девушку. Они знали её ещё малышкой, когда Раяр, прикреплённый к берегине на охрану в походах, приводил свою подопечную в дом, показывал ей жизнь обычных людей, другую, нежели при храме, где росла Става.

– Они сейчас с Млавой, – успокоительно приговаривала старушка, глядя на кивающую Евстигнею. – Так же, Евстигнеюшка?

– Так, – кивала та, украдкой скидывая слезинки.

– Вы устали небось с дороги-то?

– Не сильно.

Става обнялась с Евстигнеей.

– Агафья, Евстигнея… За Беланой я…

Старушки молчали, переглядывались и теребили кончики платков. Сон сбывался. Внучка для них была лучиком света. Нельзя такого лишиться… Но и для девочки как, хорошо ли плохо, сдюжат старушки? Несомненно справятся, но небось в храме то, да с приглядом Ставы, получше выйдет для Беланы?

– Ежели против вы… – робко произнесла Става.

– Пусть идёт, – прошептала Евстигнея.

– Пусть, – просипела ей в эхо Агафья.

– Чем мы можем помочь? – собственный голос казался Яжену чужим, но он чувствовал, что обязан задать этот вопрос. Этот дом – дом его друга и наставника. И теперь – его дом, в плане необходимых работ и помощи. И отказа он не приемлет.

Агафья молча принесла косу, Евстигнея завязала в тряпицу ржаной каравай, крынку молока, вывели их на луг, который когда-то косил Раяр. На опушке у леса сидел ребёнок. Девочка. Она пела и плела венок, видимо для себя, так как рог козы был уже украшен.

– Белана!

Яжен с удивлением заметил в голосе Ставы дрожь. Она очень заметно волновалась. И, за более года совместных странствий, Яжен изучил девушку настолько, что был полностью уверен – волнение это не из-за долгой разлуки.

Девочка подбежала и радостно бросилась в объятия.

– Здравствуй, Става! А где…?

Става прижала девочку крепко-крепко, зарылась в её пшеничные волосы.

– Его нет, Белана. Нет твоего бати больше. Он с матушкой. Они теперь всегда рядом.

Они затихли. Яжен бросил суму, взял косу и пошёл на полосу. Он не хотел выпускать боль, что поднялась из груди и застряла комом в глубине горла. Ритмичные взмахи, полная сосредоточенность и приятная усталость… Мышцы стонали от давно забытой радости труда, мысли занялись другим. Любо. Дед улыбался в широкие усы, глядя на внука и приговаривая, напоминая…

… «Чти Правду, по которой жили твои Предки. Следуй путями Древних Богов, ибо они некогда были людьми твоей Крови и героическими деяниями обрели бессмертие» …

Они ушли втроём. Белана сидела на шее Яжена и напевала, теребя его лохматые вихры. Става шла рядом.

– Мы выглядим настоящей семьей! – косой взгляд на девушку и скрытая улыбка.

– Жениться тебе надо, – покачала та головой.

Он рассмеялся. Как говорил Раяр, для некоторых вещей молод ещё…

Часть вторая. Лань

Сон

– Лань белая… бледная, тонкой иньей покрытая. Очи чёрные, широко раскрытые… Ножки точёные, да проворные, ветром подпоясаны. Летит она, земли не касается, ни единая травинка под ней не пригибается, лишь колышется едва. И туман следом стелется…

Она перевела дыхание, продолжила.

– Блазнит, тешится, манит за собой, но вблизь не подпускает. Тает, теряется, да вскоре вновь появляется. Бьет копытцем, головкой мотает, зовёт…

– Единожды? – Велияр оперся о посох, склонился ниже, чтобы расслышать шёпот молодой берегини.

– Ежели… – с сожалением пролепетала та, – не докучала бы… Каждый раз, как сомкну веки.

– Когда ж приключилось?

– С тех самых пор…

Велияр вздохнул, догадываясь о причине ночных кошмаров юной берегини.

– Не твоя вина в погибели Раяра. Он честно нёс свой долг. И не твоя вина, что оберег с ним оставила, так сердце рассудило. Нам не ведомо, что вернее.

– Не справилась…

– Поди ж, и жалеешь ещё?

Става кивнула.

Велияр погладил длинную седую бороду, переложил посох в другую руку, задумчиво оглядел несчастную берегиню.

– Отпусти её, дитя. Что нам с лани твоей, ежели она к себе не подпускает?

– Так сон же…

– Ты в Яви отпусти, а Навь уже урок передаст.

Лицо девушки просияло, но она ещё колебалась.

– Чует душа, неспроста она блазнит, будто сказать что хочет. Может весть передать или тайну приоткрыть какую…

– Пусть себе бегает по Навьим лесам, да души неокрепшие оставит в покое. Ты о своей душе думать должна, да девы малой.

– Белана…

Става мягко улыбнулась, вспоминая, как привела девочку впервые в храм. Велияр принял её радушно, но показался суров.

– Ты ли, дочь Млавы и Раяра?

Девочка не отвечала. Вцепилась пухлыми ручонками в рукав Ставы и уставилась синими глазёнками на старца.

– Она, Велияр.

– Боишься грядущего, дитя?

Белана ещё крепче вжалась в подол берегини, но упорно продолжала молчать.

– Дерзка, али скромничаешь? – улыбнулся Велияр и протянул сухую коричневую ладонь…

Очень скоро они сдружились, но первая встреча не выходила из думок Ставы.

Велияр тихо кашлянул.

– Идти тебе надобно, подрезать корень Мороха, что стелется по земле нашей.

– Видение было?

– Соберись, завтра выступаешь. Утром навет передам.

Былое

– Става!

Громкий крик стрелой пролетел через луг. Девушка обернулась. Знакомое лицо, фигура… Яжен. Повзрослевший, возмужавший…

После их возвращения, воин перешёл из храмовых обратно управским ратником в родное селение. Он часто навещал Агафью и Евстигнею. Старицы растягивали беззубые рты и угощали пряными щами из смеси таинственных трав, скучали по внучке. Белана жила при храме под приглядом Ставы и других берегинь. Сама Става навещала старушек редко. Чаще занималась поручениями Велияра и заботами о храме. Потому Агафья и Евстигнея млели от счастья, когда Яжен коротко стучал дважды в подоконное бревно, смущённо омывал руки и лицо, протирая поданным рушником, и восхищенно следили за немногословным юношей, который ясно подмечал худые места, чинил, ремонтировал.

– Сколько лет?! – радостно воскликнул Яжен. – Как живешь? Чем душа тешится? О чем дума мается?

– Приветствую. Уж вёсен пять минуло, а ты прежний, – Става не скрывала разочарования. Как всегда, он задавал слишком много вопросов. Воин не должен так поступать.

– Потому что мне не всё едино, – его оправдания имели смысл, но слишком узкий, не глубокий.

Става покачала головой.

– Завёл ли семью себе?

– Незачем, – улыбка сошла с лица, сменившись растерянностью.

– А Род как же? – Става не знала, о чем спросить, что сказать, слишком много времени прошло.

– Не нужен мне никто, кроме одной… а той я не по нраву.

– Сказал ей о том, что на сердце? – участливо поинтересовалась девушка.

Яжен досадливо мотнул головой.

– Странный ты, – Става перебросила косу с плеча на спину. – Где в бой рвёшься без нужды, а поговорить решиться не можешь. Вдруг и люб ты ей, да скрывает.

– Мала надежда… – скривился Яжен. – Как Белана? Агафья с Евстигнеей тоскуют.

– Зайдём завтра. Растёт…, да ты и сам видел, наведывался на днях.

Он и в самом деле был недавно в храме, навещал девочку. С берегиней не встречался, та часто отлучалась по поручениям. Вот и в тот раз не свиделись, но знал, что передадут о его приходе.

– Об отце, матери помнит? – Яжен и не сомневался, что думы о Раяра и Млаве не выходят из головы берегини, но хотел услышать подтверждение.

– Каждый день…

– Вернее было бы оставить её со старицами. Родная кровь всё ж.

– Не нам ведомо, что вернее, – вспомнила Става слова Велияра.

– А кому? Не в твоих ли силах было предотвратить беду? Ежели бы сказала, как оно может выйти, ушли бы до ночи с того гиблого места. На лугу тени слабее были… и Раяр бы справился…

Глаза Ставы затуманились от слез. За все годы жизни при храме она плакала впервые. И не от боли, расставания, потому, как всегда находила оправдание случившемуся, а от нелепых обвинений молодого воина, который и служит-то в чужой управе. А самое обидное, что считала Яжена одним из немногих, кому можно довериться. И оберег дарила не потому, что он храмовым воином тогда считался, а потому что не желала бед на его голову.

– Меня винишь? – тихо спросила она, сдерживая дрожь и сглатывая ком в горле.

– Могла и предупредить. – Яжен уже и не рад был такому повороту, но от слов своих не отказывался.

Става кивнула.

– Я услышала тебя.

Скользнув взглядом по широкой груди воина, где замысловатыми лапками поблескивал оберег, она развернулась и пошла к храму.

Нет, она не жалеет. Она действительно не желает бед на его голову, пусть и не разумную.

Надежда

– Тяжко земле нашей, заневолил её Морох гибельный, расползается гнилью выходец из Курочья, беду несёт живым и мертвым…

Три старца – Велияр, Всеслав, Разумир вполголоса передают навет. Става спокойна. Уже не впервой отсылают в неведомый путь, указанный Богами в видениях волхвов.

Всеслав протянул ей ножницы. Става отрезала прядь волос и передала, с инструментом, обратно. Таков ритуал. Ежели худо произойдёт, узнают и, как случится возможность, помогут.

Разумир подал мех с водой и краюху хлеба, который, то ли от трав, то ли от способа приготовления, но долго не портился и был сытен.

Велияр благословил и обнял на прощание.

Затем Става отошла в сторону и внимательно стала слушать напутствие. Волхвы тихо делились мыслями друг с другом, а берегиня наблюдала и запоминала, пытаясь понять, куда держать путь и для чего. Если образ складывался, Става молча покидала храм следуя одной ей известному пути. В сложных же случаях, когда берегиня слушала слишком долго, старцы начинали подсказывать. Но в этот раз все обернулось иначе.

Первым озвучил свои мысли Разумир.

– Оберег нужен тайный, с письменами куражными… Его Сила поможет остановить напасть.

– Один погребён, но другой есть у Яжена, – припомнил Всеслав необдуманный поступок Ставы. Подаренный оберег нельзя просить обратно, но можно предложить его вернуть. – Он уже не храмовый воин, ни к чему такой дар управскому ратнику.

– Над Яженом крылья темные, оберег сохранит его… не могу позволить ему погибнуть… – вырвалось у Ставы. Впервые она подала голос при напутствии. Старцы удивлённо поглядели на берегиню, словно не было никого, и внезапно появилась. Става смутилась, но продолжила.

– Такие, как над Раяром были тогда… – Голос ее дрогнул. – Не уберегла, не смогла, не успел оберег Силой напитаться, не спас Раяра. И я слаба была, не защитила…

Велияр вздохнул и обнял плачущую Ставу.

– Лань та белая от боли твоей. Отпусти горемычную, пусть бежит себе. Да и не ушёл Раяр, душа его оберегом удержана, с тобой связана, вот и мучаешься. Завершить нужно начатое и отпустить воина.

– Как? – Става всхлипнула, сдерживаясь и прислушиваясь к совету.

– Найди оберег, сотвори прощальный круг над ним, – напутствовал Велияр, – успокоится лань твоя, на свободу вырвется. И к нам важная вещь вернётся для боя с темным Морохом.

– Верная мысль, – кивнул Разумир. – Оберег, что с Раяром оставила, спробуем вернуть, для дела надобно.

– А ежели душа оберегом питается, заберу и сгинет она?

Беспокойство берегини на секунду передалось и старцам, но Велияр твёрдо развеял пустое.

– Полно страху нагонять. Душа его к небу поднимется, ввысь взлетит голубкой вольною…

– Сестрица!? – в спорах да обсуждениях не заметили, как в храм вошла девочка-подросток. – Ставушка! – голос ее дрожал, во влажных глазах отражались огоньки свечей. – Верно ли, то, что жив батя мой?

– Ланушка, – растерянно прошептала Става, – не совсем так.

– Я поговорить только хотела, – запричитала Белана, – увидеться разочек…

– Лана…

– А вы за вещь… его… хотите… Нет! Ни за что не позволю!

– Тоскует, – глядя вслед убегающей Белане, грустно подытожил Всеслав произошедшее.

– Поди ж, убежит совсем, – ахнула Става.

– Ведает куда? – поинтересовался Велияр.

– Яжен ей рассказывал, где погиб Раяр… – виновато шепнула берегиня.

Разумир поджал губы и покачал головой.

– Ступай, найди, – мрачно напутствовал Велияр, – беда над дитем.

Прижав к груди подарок волхвов, Става выбежала из храма. Она догадывалась о цели Беланы – спрятать оберег, не отпустить душу отца… Упорства ей не занимать, поставила цель – добьётся, и сомневаться не приходится… Как же бьется сердце, и ком в груди… Всегда спокойна, а тут волнуется. Забота ли, вина ли?

Става обошла всю округу, не пропустила и потаённые места, где Белана любила прятаться, но увы, девочки нигде не было. Незаметно для себя, в суете, беготне и волнении, берегиня вышла за храмовую стену. Только здесь она остановилась и, в тоскливом смятении, уперлась взглядом в светлый круг на темнеющем небе.

В путь

– Бей, ещё резче, давай, бей!

Яжен начинал выдыхаться. Его давила вина за слова, сказанные Ставе…

– Продолжай, не смей останавливаться, бей!

Кулаки судорожно дрожали… Он всё равно прав…

– Бей!

Брызнула кровь.

Яжен остановился, с безразличием разглядывал окровавленные пальцы и прислушивался, как замедляется дробное биение в груди.

– Хватит, на сегодня довольно.

Ратники расходились. Каждодневные тренировки добавляли умений и сноровки, но сильно выматывали.

Яжен не стал тратить время на отдых. Подгоняемый острым чувством необходимости, поспешил к старушкам.

– Не захаживали ли гости? – с порога поинтересовался он.

– Зарян, Дён да Вечор, – отшутилась Агафья. – Так те каждый раз жалуют.

– А Става, Белана?

– Откуда ж им быть? – удивилась Евстигнея. Давненько не доводилось. Знать, дела у берегини, а Ланушка при ней, помогает…

Но шутка шуткой, а заинтересовались старицы. Впервой Яжен с такими вопросами подходит.

– Ой, не тот Става, человек, что обманывать станет, – пробормотал он.

– Обещалась? – шепотом спросила Агафья.

Яжен кивнул. Старушки переглянулись.

– А ты бы слетал сизым соколом, сведал бы, что у них и как. Верно, Евстигнея? – предложила одна.

– И то правда, Агафья, – кивнула другая.

Ратник кивнул. Мельком оглядев двор и отметив наличие дров, он махом натаскал воды в банную бадью и заторопился в храм.

– Гостинцев, – протянула Евстигнея узелок…

У приоткрытых храмовых ворот задумчивый старец концом посоха ковырял песок. На приветствие Яжена Велияр лишь грустно кивнул. Ратник хотел пройти за стену, но остановился.

Велияр говорил тихо, не поднимая головы, словно беседовал сам с собой.

– А и бывает, что вспыхивает искра, когда души встречаются. И душа эта – самый важный человек. Входит в жизнь легкой поступью, пробуждает тщательно сокрытое в глубине, помогает узреть ширь разумную и вольные просторы, толкает вперёд, а затем… затем уходит…

Не про Ставу ли и Раяра рассуждает волхв?

– На то она и родная душа, хоть и кровью сторона…

Или же про Ставу и Белану? Про иных у Яжена и мыслей не приходило.

– Со мной, али с Богами беседу ведёшь?

На громкий вопрос Велияр встрепенулся.

– А и душа твоя разве не слышит? – проворчал старик. – Мало с Раяром был, не успел он тебя обучить. Ратник ты славный, открытый, и огонь горит ярко. В Силе твоей обережной нужда у храма. Что, как сопроводить берегиню одну в путь дальний? Знаком уже с ней, дорога веселей пойдёт.

– Велияр… мы… – под пристальным взглядом волхва путались мысли. Яжен не мог подобрать слов в оправдание их размолвки. – Мы повздорили…

– Даже так? – Седая бровь поползла вверх, но Велияр вовремя сдержался и вернул её на место, пряча ухмылку в белой бороде. Старик долго молчал, прежде чем горестно выдохнул.

– Увела Белану боль старая. В лес ушло дитя. Става по следам той боли отправилась.

Яжен нахмурился, сжал край широкого кожаного пояса. Старец не смотрел на него, вглядывался вдаль и думал о своём.

– Оберег с собой? – внезапно хрипло спросил волхв.

– Всегда.

– Хладно по ночам, – Велияр ткнул посохом в небольшой тюк у ног, скинул суму с плеча и протянул ратнику. – Догоняй, – указал рукой путь, махнув широким рукавом.

Яжену не пришлось повторять. Закинув на плечо суму со снедью и прихватив подмышкой тюк со шкурой, он зашагал в указанном направлении.

Ждал Велияр возвращения Ставы, или знал, что не вернётся, но придёт Яжен и можно будет отправить его охраной? Сложно предположить, что таится в седой голове… Волхв подмигнул луне и аккуратно прикрыл ворота.

Венок

Старую ель вывернуло с корнем. Сильный ветер или гроза. Или дерево одряхлело и, однажды накренившись, повалилось, уступая место юной поросли. Комья земли, на обнаженных корнях, обросли мхом и свисали лохмотьями, образуя естественный заслон от ветра и дождя. Белана натаскала сухих листьев и спала, свернувшись калачиком, словно ёж в уютной норке.

Ей снилась матушка… Лица не видно, размыто, стерлось из памяти… Но ощущается твёрдая уверенность, знание, что эта красивая женщина с тёплыми руками и есть матушка. Млава прижала Белану к груди и ласково гладила по голове, аккуратно распределяя медно-рыжие прядки. Тихий напев убаюкивал.

Спи мой ангел, сладким сном,

Звенит месяц за окном,

Ветер дрёму навевает,

В небе звёздами играет.

Утром снова мы вдвоём

Солнышко встречать пойдём.

Дальний путь, как долгий сон,

С рассветом кончится и он.

Спи, дочурка, баю бай,

Ты корней не забывай.

В пути или в преградах,

С тобою буду рядом.

В завершении колыбельной, Млава надела на голову Беланы венок. Запах луговых трав защекотал в носу.

– Ап-чхи!

Сон как рукой сняло. Матушка, куда же ты? Белана моргнула несколько раз, протерла глаза… Наваждение не отпускало.

– Матушка?

– Нашла… – Става устало улыбнулась. – Ох и непоседа же ты.

– Не просила, – насупилась Белана и отвернулась.

– Но ждала, – берегиня поправила венок на рыжей голове.

– Откуда? – встрепенулась Белана, сняла плетёный подарок и прижала к лицу, пробуя вновь наполниться чувствами из сна.

– На лугу собрала, с присказкой тебя найти, – ласково пояснила берегиня. – Всю ночь шла…

– Никуда от храмовых не деться…

Става вздохнула, достала из сумы краюху хлеба – дар волхвов, отломила кусок и протянула Белане. Пока та отщипывала помаленьку и задумчиво жевала, тихо повела рассказ.

– Он пришёл с далекого севера, совсем юным воином. Встретил дочь кузнеца, полюбил. Справил избу, привёл жену. Долго детей ждали, уж и отчаялись совсем… В обмен на услужение, спросили помощи у храмовых… А через год родилось у воина и дочери кузнеца очаровательное дитя.

– Я? – лицо Беланы смягчилось.

–Ты, – кивнула Става.

– Какие они были?

– Очень добрые. Раяр владел силой секретною, смелостью, разумностью особой, душой широкой. Млава не уступала, но и не возвышалась над мужем. Легка, красива, смех хрустальный. А иной раз задумается, молчит день, два, на третий взглянет на Раяра, и тот, словно мысли прочёл, согласно кивнёт, обсудит или же справит задуманное… Понимали друг друга с полуслова… Я ж как ты была, когда в первый раз с наветом старцев в путь отправилась. Тогда с Раяром и познакомили, прикрепили охранным воином. В тот же день и с Млавой увиделись…

Белана заплела косу и надела венок.

– Проводишь к отцу? Порознь али вместе, всё равно не отступлю.

– Ну если так, то провожу.

– Но оберег не отдам! Веришь?

– Верю.

Морох

На второй день их нагнал Яжен.

– Шустрые вы, аки лани! Всё думаю – сейчас догоню, а они снова в пути…

– Как ты тут? – Става и обрадовалась, и огорчилась. Радостно стало оттого, что с воином защита, а вот самого защитника бы другого.

– Сердце подсказало, – попробовал пошутить Яжен, скидывая с одного плеча тюк со шкурой, с другого самодельную дубинку, тёсанную по дороге. Но, взглянув на нахмуренную Ставу, смущённо добавил. – Велияр отправил.

– Прямо так и отправил?

– По своей бы воле… – возмутился воин недоверию, но вовремя остановился. Не до личных обид сейчас. – Оберегать вас послал, в пути.

– Что ж, – тонкие плечики безразлично передернулись, – оберегай.

– Этим? – Белана с любопытством ощупывала дубинку.

– А то чем же, – рассмеялся Яжен, – не успел вернуться в управу за мечом, срочно идти пришлось.

– Ты и так справишься! – поддержала друга девочка.

Всю дорогу Яжен с Беланой весело переговаривались, смеялись и шутили. Как старший брат с младшей сестренкой.

Става их не слушала. Куталась в шкуру барса и мрачнела с каждой верстой. Дорога знакомая, с Раяром много раз хоженая, да словно чужая. Чувствовалась тревога, насторожённость… Скоро Тырень. Заперла Става в прошлый раз знаками тайными Морох в пределах поселения, но расползался он хладным дыханием по округе, не остановить теперь.