Две стороны. Часть 3. Чечня

Танк, прикрывая эвакуацию раненых, вновь двинулся вперед и на какие-то несколько секунд выскочил со своим правым оголенным бортом за угол здания. Этих мгновений хватило, чтобы бородатый ублюдок с зеленой ваххабитской повязкой на грязной голове прицелился между танковых катков. Лейтенант Кузекин в командирский прицел успел заметить в темном оконном проеме здания, по которому его Т-72 вел огонь, целящегося в танк боевика.

«Сом, назад! – закричал Кузекин механику-водителю Самиеву. – Нас щас долбанут!»

В этот момент боевик нажал на спусковой крючок ручного противотанкового гранатомета и кумулятивный заряд устремился к правому борту танка. Вспышка, и страшной силы взрыв разметал 151-й на осколки – сдетонировал почти полный боекомплект, экипаж погиб мгновенно. Многотонная башня на несколько десятков метров взлетела в небо и с высоты обрушилась на стоящий в двадцати метрах сзади 153-й танк. Башня 153-го от чудовищного удара просела внутрь, пушка упала, придавив люк механика, а осколками командирской башенки снесло полголовы командира танка Евстигнеева и посекло наводчика Лебедева. Двигатель танка, проломив крышу, упал внутрь цеха, едва не убив оставшихся в нём мотострелков.

Когда дым и пыль от взрыва чуть развеялась, механик Кайдалов не увидел еще несколько секунд назад стоявшего впереди танка. Эмиль стал по внутренней связи вызывать командира и наводчика – в ответ молчание. Механик в темноте нащупал ноги Лебедева, подергал его за штанину – никакой реакции, то же самое с командиром. «Лебедь! Евстигней!» – закричал в темноту башни Кайдалов. Он попытался выйти на связь, но радиостанция не работала. Танк тоже заглох и не заводился.

«Может, в танк попали? Лебедя и Евстигнея убило? – мелькнула мысль в гудящей голове механика. – Надо выбираться, позвать на помощь. Вдруг пацаны просто ранены?»

Кайдалов попробовал открыть верхний люк механика, но тот не поднимался, придавленный стволом пушки. Тогда, сдвинув сиденье, он нащупал ручку аварийного "люка героя". Захватив свой АКС, Эмиль вылез на усыпанный битыми кирпичами асфальт между гусениц танка и пополз под днищем в сторону кормы. В красной пыли осталась лежать отцепившаяся медаль "За отвагу".

Механик выбрался позади танка и, пригибаясь, побежал в сторону, откуда они заезжали на эту территорию. Где-то там должно находиться Петропавловское шоссе и там оставался танк командира роты.

Абдулов безуспешно пытался связаться с экипажем Кузекина. Экипаж Лебедева тоже не отвечал.

«Гаврик, давай вперед!» – скомандовал он своему механику Гаврилову, маленькому чернявому пареньку.

Танк командира роты двинулся в глубь завода, и буквально на первом повороте ему навстречу выбежал перепачканный красной кирпичной пылью Кайдалов.

– Товарищ лейтенант, – закричал механик высунувшемуся из люка Абдулову, – по ходу, нас подбили! Танк не заводится, вытаскивать надо!

– А Кузекин где?

– Не знаю. Были впереди меня, потом всё взорвалось и в нас попали. А их я больше не видел. Кажется, в них тоже попали!

– Показывай дорогу! – прокричал Абдулов.

Танк двинулся за бегущим впереди Эмилем. Повернув за очередное разрушенное здание, Абдулов увидел 153-й с провалившейся внутрь корпуса башней и лежавшей на лобовой броне пушкой. Впереди него распласталась танковая гусеница, а рядом лежала искореженная башня с обгоревшим номером 151. «Я сейчас тросы отвяжу на корме, а вы подъезжайте и вытаскивайте танк», – Кайдалов кинулся в сторону своего подбитого танка. И тут по механику начали стрелять откуда-то справа, с территории еще удерживаемых боевиками зданий. Эмиль, пригибаясь, бежал к танку, а Абдулов видел из-за угла, как от стены отваливаются раздробленные пулями куски красного кирпича. Наконец механик добежал до танка, укрывшись за кормой, теперь от пуль его защищала броня. Он отцепил концы двух тросов и махнул рукой. Танк командира роты подскочил к 153-му, остановившись у его кормы, механик бросился цеплять проушины тросов к передним крюкам абдуловского танка, и вновь пули забарабанили по броне, но Эмиль, разгоряченный, с наполненной адреналином кровью, не замечал этого в грохоте танкового двигателя и взрывов за соседними зданиями. Наконец тросы зацеплены и танк дернул задом, едва не порвав их, затаскивая подбитый танк за угол, куда не долетали пули, и можно развернуться, чтобы перецепить тросы за корму «Танюши».

Щербаков, выглядывая из люка спрятавшегося за забором танка, смотрел в сторону штурмуемых заводов и вдруг увидел выскочивший через распахнутые ворота одного из выездов на шоссе танк командира роты Абдулова. Его он узнал по развевающемуся на антенне российскому триколору. За ним на тросах кормой вперед буксировали не похожий на себя Т-72 – почерневший, с низкой, провалившейся внутрь корпуса башней и упавшей вперед пушкой. Танки неслись в сторону АвтоВАЗа и вскоре скрылись за поворотом.

Покалеченный танк видели и остальные танкисты, забравшиеся на башни своих танков и слушавшие всю эту непонятную мешанину голосов в шлемофонах.

– Товарищ лейтенант, нужно ехать нашим на помощь! – сказал подошедший через несколько минут после этого наводчик 158-го Рудаков. Рядом с ним стояли еще несколько танкистов. – По ходу, там наших замочили.

– Да, надо ехать нашим помогать! Отомстить чехам! – перебивая друг друга стали выкрикивать остальные.

– Отставить разговоры! – крикнул в ответ лейтенант. – Пацаны, да куда мы поедем? В какую сторону? – уже спокойнее сказал Щербаков. – Вы представляете, где сейчас наши, где чехи? Куда стрелять? Приказ был стоять здесь в резерве. Я каждые пять минут пытаюсь на связь выйти, никто не отвечает – ни комбат, ни Абдулов, ни начштаба батальона. Там вообще не до нас. Если мы сейчас куда-то поедем, то нарушим приказ. Может, нам вскоре команда поступит выдвигаться на помощь конкретному подразделению, а мы непонятно где и непонятно чем занимаемся! Так что всем разойтись по танкам и быть на приеме и готовыми выдвижению!

Танкисты нехотя потоптались у танка, о чем-то переговариваясь и обсуждая, затем разбрелись по своим машинам.

Время близилось к обеду. Небо оставалось таким же голубым, безоблачным и безмятежным. Грохот взрывов и треск автоматического оружия в районе заводов не прекращался. Где и кто находился в данный момент, непонятно. По обрывкам сообщений в радиостанции Щербаков слышал о раненых и убитых, но поверить в это не мог, хотя бой затухал и разгорался с новой силой всего в нескольких сотнях метров от его взвода. Он всё пытался выйти на связь с командованием роты или батальона, но на его запросы никто не отвечал.

С тяжелыми мыслями лейтенант сидел на спинке своего командирского сиденья, высунув голову из люка, и постоянно курил дешевую отсыревшую "Приму". За этим занятием он заметил въезжающий из-за угла здания, стоящего чуть левее спереди, БТР-80 с красно-желтой эмблемой внутренних войск. Это был тот же БТР, стоявший тут еще с ночи, но среди дня ВВ-шники куда-то уезжали. На броне сидели бойцы с лицами, покрытыми сажей и красной кирпичной пылью. БТР медленно проезжал мимо, и лейтенант увидел, как ему сперва показалось, привязанный к его корме на веревку обломок ветки с отстающей от неё корой. Но вглядевшись, он с ужасом разглядел в ветке человеческую руку в ошметках одежды. Рука волочилась за БТРом, оставляя за собою на снегу след от скрюченных посиневших пальцев.

«Следы заметаем!» – весело крикнул один из ВВ-шников с немного безумными глазами, заметив полный недоумения и ужаса взгляд Щербакова. БТР, развернувшись, остановился в десяти метрах от первого танка. Бойцы спрыгнули с брони и, закурив, о чем-то неспешно говорили меж собой, посмеиваясь и подначивая друг друга.

«Здорова, пацаны! – крикнул тот же "вован". – В футбол сыграем?» – он пнул что-то похожее на мяч, и это слетело с брони "бэтэра", покатившись прямо под гусеницы щербаковского танка. Стоявшие ближе всех к БТРу танкисты кинулись к "мячу", чтобы дать пас, но остановились перед ним как вкопанные – голова с обгорелой ваххабитской бородой смотрела в ясное небо мертвыми глазами.

«Ну чё? – ВВшник спрыгнул вниз. – Давай! Федералы против Внутренних Войск!»

Но танкисты брезгливо попятились, пренебрежительно сплёвывая в сторону.

«Ну как хотите», – невозмутимо сказал "вован" и ударил по голове запыленным берцем в сторону БТРа. Его сослуживцы приняли пас, без особого энтузиазма попинали "мяч" меж собой и потом зафутболили его в сторону груды красных кирпичей. Затем часть из них стала БТРом пытаться разрушить одну из колонн пакгауза, с разгона наезжая на неё носом "бэтэра", а двое пошли кидать гранаты в замерзшую лужу находившегося за забором котлована. БТР бился в колонну до тех пор, пока она рухнула, а за ней и часть крыши пакгауза, завалив обломками кирпича и бетона переднюю часть БТРа. Справа за забором свистели осколки наступательных гранат РГД-шек. Всё это выглядело как какое-то сюрреалистическое безумие, но это происходило на самом деле в этот солнечный январский день. День Крещения Господня.

– Долго вы здесь? – спросил Щербаков у закончивших бросать в котлован гранаты ВВшников.

– Да уж девять месяцев "в командировке". Крыша едет.

Вечерело. На связь из батальона и танковой роты за весь день так никто и не вышел. Бой на заводах затих, лишь изредка оттуда доносилась автоматная очередь, порой одинокий взрыв. По городу стрельба тоже стала стихать. Занята ли территория нашими войсками или находится под контролем боевиков, до сих пор неясно.

– Чё делать, товарищ лейтенант? – танкисты вновь подошли к танку командира взвода.

– Ждать приказа! – твердо сказал Щербаков. – Во-первых, продолжать дежурить на связи. Во-вторых, на ночь организовать дежурство по охране нашего взвода. ВВ-шники вон часового выставили, но на них полагаться не надо.

Совсем стемнело, однако спать Щербакову не хотелось. В караул поставили "молодых", недавно прибывших на замену танкистов. Но лейтенант не доверял ни новым, ни, тем более, давно служившим бойцам, поэтому сидел на своем командирском месте и периодически всматривался в зеленую муть прибора ночного видения. Сзади находились точно свои, а вот впереди – неизвестно. Беспокойство вызывало и то, что весь день рядом шел бой, и кто там сейчас, в этих двух сотнях метрах отсюда, наши или боевики?

Дорога со стоящими друг за другом тремя танками уходила вперед и терялась в темноте, упираясь в запертые на ночь железные заводские ворота. Их еще вечером закрыли ВВшники и завязали на проволоку – хоть какая-то, но защита от неожиданного нападения. Сквозь ворота, сделанные из толстых стальных прутьев, просматривались черные здания промзоны. Вокруг темнота, лишь небо отсвечивает в заревах пожарищ.

За полночь к Щербакову на танк забрался один из недавно прибывших в роту танкистов.

– Товарищ лейтенант, нас "деды" менять не хотят.

– В смысле?

– Ну мы с вечера в карауле стоим, их время подошло, а они спят на трансмиссии и нас нахрен посылают.

Сердце Щербакова бешено заколотилось в груди от злости. Лейтенант, не спавший которую ночь из-за безответственных часовых, голодный и замерзший, в очередной раз понял, что некоторые старослужащие просто ни во что его не ставят! Они не выполняют его приказы, подставляют своего командира и своих сослуживцев, подвергая их смертельной опасности! Это явилось последней каплей. Злоба и ненависть ударили в голову Александру. Он схватил свой автомат, сумку с четырьмя магазинами и выскочил из люка.

«Пацаны, – дрожащим от волнения голосом сказал Щербаков, быстрым шагом подойдя к двум не спящим в этот поздний час ВВшникам, – я сейчас постреляю немного, так что своим скажите, чтобы не волновались…»

– Где эти пидоры спят?! – обратился он к следовавшему за ним по пятам танкисту-часовому.

– На 158-м.

Щербаков забрался на 158-й, где на теплой трансмиссии, с головой закутавшись в спальные мешки, спали механик-водитель Сулейманов и наводчик Рудаков. Александр с силой ударил берцем сначала по одному спальнику, потом по другому, не разбирая, где кто находится, – Подъем, суки! – закричал он, трясущимися от гнева руками передергивая затвор автомата. В складках спальников показались заспанные и ничего не понимающие лица механика и наводчика.

– Товарищ… – что-то попытался сказать наводчик.

– Молчать, уроды! Спать хотите? Сейчас вы у меня навеки заснете! – и лейтенант нажал спусковой крючок. Автомат загрохотал очередью, желтыми вспышками высвечивая из темноты полные ужаса глаза спящих еще несколько секунд назад танкистов. Пули летели прямо над их головами, впиваясь в мерзлую землю сразу за кормой танка.

– Вниз, к стене! – отбрасывая опустевший магазин и вставляя новый, заорал Щербаков. – Вниз, сказал! – он вновь со всей силы лупил ногами по пытавшимся выбраться из спальников бойцам. Наконец они спрыгнули на припорошенную снегом землю, за ними Щербаков. Со стороны за этим настороженно наблюдали проснувшиеся ВВшники и остальные танкисты.

– К стене! – Щербаков вновь передернул затвор автомата.

– Товарищ лейтенант, да мы… – дрожащим от страха голосом вновь что-то попытался сказать Рудаков, но его слова утонули в новой автоматной очереди. Наводчик с механиком повалились в промерзшую колею, пытаясь укрыться от свистевших над головами пуль, крошивших кирпичную стену в нескольких метрах за ними. Второй магазин опустел. Щербаков отбросил его и присоединил новый.

– Встать! Смирно! – лейтенант вновь щелкнул затвором. – Взвод, строиться!

Через минуту танковый взвод стоял по стойке смирно перед Щербаковым.

– Если кто-нибудь еще хоть раз не выполнит мой приказ или будет спать на посту, или как два этих урода, будет ставить себя выше новоприбывших, я лично расстреляю из вот этого автомата! А война всё спишет! Вопросы есть?

– Никак нет! – хором ответили танкисты.

Два часа ночи. Щербаков всё никак не мог успокоиться, курил одну за другой вонючую "Приму". Рудаков и Сулейманов не просто стояли, а ходили в карауле, всем видом показывая, что приказ они выполняют и спать больше не собираются.

«Видимо, только так с солдатами нужно, – думал Щербаков. – Добрых слов и просьб они не понимают. Ведь говорили же мне, куда солдата не целуй – везде жопа».

Тут его внимание привлек какой-то отблеск в окне полуподвального помещения в здании, находившемся около ворот. До здания не более ста метров, и в ночной прибор при приближении заметно, что в подвале кто-то передвигается, освещая себе путь фонарем. Больше ничего не разглядеть, окна находятся на одном уровне с землей, и периодически проем освещается светом, идущим из глубины подвала.

– Рудаков, сюда иди! – громким шепотом позвал Щербаков наводчика, – Посмотри, видишь свет в подвале?

Наводчик долго всматривался в сторону здания, – Нет там ничего, товарищ лейтенант. Вы уже которую ночь не спите, вот Вам и кажется всё.

– Да ты внимательней смотри! Кравченко, – Щербаков ткнул своего дремавшего наводчика. – Глянь, видишь свет там, в подвале?

– Что-то светит периодически, – через какое-то время сказал Кравченко, оторвавшись от ночного прицела.

Щербаков пошел к "вованам". – Мужики, не знаете, кто в том подвале может быть? Ваших нет, случаем?

– Не должно быть наших. Да вы с танка туда долбаните и всё!

– С танка нас же осколками может задеть. Может, постреляем туда из автоматов?

– Да давай. Если в ответ начнут стрелять, тогда точно с танка долбите.

Танкисты и бойцы внутренних войск залегли за грудами кирпича, направив стволы своих АК в сторону здания с подвалом.

– Сейчас по команде выпускаем по магазину в сторону подвала. Старайтесь целиться по полуподвальным окнам, где мелькает свет, – негромко сказал лейтенант. – Готовы? Огонь!

Дюжина автоматов загрохотала, выпуская пули туда, где на черном фоне стены едва различались контуры подсвеченных изнутри подвала окон. Трассеры рикошетили от кирпичной кладки здания, разлетаясь в разные стороны цветными пунктирами. Магазины опустели, и наступила звенящая тишина. В ответ ни выстрела. В окнах подвала темнота.

«Часовые, наблюдать в сторону здания! По сторонам тоже смотреть, это вам не дома!» – Щербаков всё пытался что-нибудь разглядеть в черноте.

До утра в окнах подвала свет больше не мелькал, а Рудаков и Сулейманов простояли в карауле всю ночь.

Морозное утро 20 января. Солнце просвечивает сквозь дымку, затянувшую небо. Щербаков, задремавший лишь под утро, проснулся в холодном танке. Руки и ноги затекли, даже "бэтэры" затихли от холода и почти не донимали своими укусами. Очень хотелось есть, но сухпай перед штурмом никому не выдали, поэтому первое, что сделал лейтенант – закурил, чтобы убить мучивший голод. Откинув крышку люка, он выглянул наружу. Танки молчаливо стояли, покрытые белым инеем. Около стены пакгауза грелись у костра танкисты. ВВшников вместе с их БТРом на прежнем месте не было. Где-то вдали громыхают редкие взрывы и глухо доносятся выстрелы, но с территории консервного и молочного тишина. Александр снова попытался связаться с командиром роты, комбатом, начальником штаба – молчание в эфире. Наконец через час безуспешных попыток в наушниках раздался знакомый голос комбата, – Прокат 30, это Вьюга 40, прием!

– На приеме Прокат 30.

– Прокат 30, доложите обстановку.

– Вьюга 40, нахожусь на той же позиции, где был выставлен вместе с Эшелоном. Сейчас стоим одни, без Эшелона. Что нам делать?

– Оставайтесь на месте! Вы в резерве. Ждите приказа! Как понял, тридцатый?

– Приказ понял. Стою в резерве. На приеме.

– Конец связи.

К обеду выстрелы со стороны заводов вновь загрохотали с прежней силой, постепенно продвигаясь вперед. Судя по всему, наши выдавливали боевиков с территории молочного и консервного. Некоторые из танкистов 3-го ТВ опять порывались куда-то ехать на подмогу, но лейтенант ясно дал понять: приказ комбата – находиться в резерве и ждать приказа. Бойцы сгрудились у костра, что-то негромко обсуждая и косясь на торчащего из люка Щербакова.

– Товарищ лейтенант, – почти шепотом позвал Александра механик Обухов. – Я нашел кое-что, – и он аккуратно положил на нос танка картонный ящик, покрытый инеем.

– Чё там? – нехотя спросил Щербаков.

– Вот! – Обухов, словно фокусник медленно раскрыл верхние створки ящика. На дне его в несколько рядов сверкали на солнце металлические банки без какой-либо маркировки. – ВВшники, наверно, забыли. Я в пакгаузе лазил и нашел.

– Ну-ка давай нож тащи, открывай скорей!

– Тушенка с рисом, товарищ лейтенант! – радостно сказал Обухов, вскрыв ножом одну из банок, двадцать банок всего.

– Так, давай по шесть банок на два других экипажа раздай, остальное сюда! Почти поровну. А открытую давай мне, на дегустацию, – сказал лейтенант, доставая из ЗИПа алюминиевую ложку.

Тушенка с рисом превратилась в сплошной кусок льда, но голодные танкисты, не евшие ничего больше полутора суток, накинулись на неё, выскребая из холодных банок мерзлую массу и оттаивая её во рту. На костре грелась вторая порция, шипя жиром и развеивая в морозном воздухе умопомрачительный запах тушеного мяса.

После неожиданного обеда настроение у всех стало повеселее. Да и стрельба в районе молочного и консервного заводов утихла. Теперь глухой грохот раздавался левее впереди, где за разрушенными зданиями скрывалась река Сунжа. За кормой последнего танка в переулке показался БРДМ с развевающимся на антенне российским триколором. БРДМ двигался в сторону танков, оставляя на запорошенной за сутки белым покрывалом дороге грязную колею. Из люка "бардака" выглянул лысый здоровяк. – А где равняйсь-смирно?! – весело закричал он, глядя на напрягшегося Сашку.

– Сенчин, ты что ли? – узнав командира 2 ТР, Щербаков поспешил навстречу к прыгающему на землю Сенчину. – Игорян! Как я рад тебя видеть!

– Здорова, Саня! – Сенчин заключил лейтенанта в объятия. – Как вы тут?

– Да мы что, в резерве стоим! У наших там жопа, видать. На связь не выходят, комбат только вчера ответил. Непонятно, кто живой, кто мертвый. Ты-то как? Вы же на Терском стояли?

– Так мы и стоим там со штабом полка, – сказал Сенчин. – А за мной вчера Купцов приезжал и сюда привез, вместо Абдулова.

– А что с ним?

– Да ранили вчера тяжело. Когда он в свой люк залезал, в танк с РПГ попали, вот его осколками и посекло всего. На хребет увезли, а оттуда на "вертушке" в госпиталь. Ты вообще что ли не знаешь ничего? Экипаж 151-го погиб полностью, от танка ничего не осталось, на 153-м командир насмерть, у наводчика тяжелое ранение. Пехоту там покромсало жестко, шестую роту и пятую…

– 151-й? Мы же с Кузекиным вот только перед штурмом водку пили… – ком подкатил к горлу Щербакова. – А с шестой ротой я должен был идти, да переиграли, видимо, перед самым утром. Заводы-то взяли?

– Взяли, так что недолго тебе здесь стоять! Чехи в частный сектор отошли. Меня комбат послал посмотреть, как вы тут. Ладно, давай! – Сенчин пожал на прощанье руку лейтенанту и, забравшись на БРДМ, уехал в обратном направлении.

Мост

Через несколько часов на связь вышел комбат. Поступил приказ возвращаться на базу. Танки завели, развернули на месте, сгребая мерзлую землю гусеницами, и взвод двинулся в направлении АвтоВАЗа.

Въезжая на территорию автопредприятия, где сейчас базировался 2-й мотострелковый батальон, Щербаков был очень удивлен поведением однополчан.

– Саня, ты живой? Щербаков, братишка! Живой! – завидев торчащего из люка лейтенанта, кричали ему знакомые офицеры и контрактники.

Он, не понимая, махал рукой в ответ. – Живой, конечно! Что нам, танкистам, будет?

У стоявших на прежних местах остальных танков его встретил старшина Юра Петров. Забравшись на танк, он кинулся обнимать Щербакова.

– Юра, что это мне все так радуются?

– Да тебя тут уже похоронили все, – ответил Петров. – Все же знали, что это ты с шестой ротой на штурм идешь, и что экипаж командира танкового взвода погиб. А то что Абдулов в последний момент передумал и взвод Эдика на штурм послал вместо тебя, никто не знал. Вот считай 19-е января – твой второй день рождения.

Танки Щербакова заняли свои места на "парковке" танковой роты. Чуть поодаль стоял почерневший, с провалившейся башней и смотревшей вниз пушкой танк с бортовым номером 153. С него открутили чудом оставшуюся целой станину НСВТ и поставили вместо поврежденной еще в Дагестане станины на 157-й. Теперь пулемет на башне щербаковского танка мог подниматься и опускаться по вертикали.

Вскоре с территории очищенных от боевиков заводов притащили остов 151-го танка старшего лейтенанта Кузекина. Обгоревшую башню и часть правого борта оставили около ворот базы.

– Вот, все что от экипажа нашли, – капитан Пермяков показал Щербакову обычный черный полиэтиленовый пакет с надписью «Спасибо за покупку!». – По крышам насобирали кусочки какие-то, косточки обгорелые. Все трое в этом пакете. От Кузекина нашли планшет и пряжку офицерскую, – капитан протянул Александру покореженный кусок металла, некогда бывшего пряжкой. На плече капитана висел обгорелый планшет, пробитый в нескольких местах осколками. – В Ростов на экспертизу ДНК будут отправлять всё, что собрали. Пустые гробы домой поедут, Саня.

– А пехота что? Много погибло? – Щербаков отдал обратно пряжку Пермякову.

– Человек десять привезли, может, больше. В одном из цехов лежат. И раненых много.

Первый раз мертвого человека Щербаков увидел в 23 года, когда еще работал на железной дороге. Начальник ПТО отправил Сашку и троих его коллег-вагонников на кладбище, копать могилу умершему на днях железнодорожнику. Дело было в июле, земля мягкая, и к полудню могилу уже выкопали. Пообедав в тени кладбищенской лесопосадки, вагонники ждали, когда приедет похоронная процессия. Гроб с телом привезли часам к двум, самая жара. Из кузова грузовика опустили обитый красной материей гроб с умершим пожилым машинистом, одетым в железнодорожную форму. Его голова с бледным, отдававшим синевой лицом, покоилась на белой подушке, и от гроба шел хорошо различимый сладковатый запах мертвого тела. Щербаков, подойдя ближе к гробу, отшатнулся и чуть не потерял сознание.

– Ты что, мертвых ни разу не видел? – глядя на побледневшего Сашку, спросил его начальник смены Солопов Алексей Алексеевич.

– Нет, – борясь с подкатившей тошнотой, ответил Щербаков.

– Тогда отойди, а то еще в могилу упадешь…

Сейчас, зайдя в цех АвтоВАЗа, где еще не так давно ремонтировали легковые автомобили, Щербаков увидел на заляпанном мазутом и кровью цементном полу два ряда тел погибших бойцов. Ближайший к нему солдат лежал с оторванной ногой, из окровавленного обрубка торчал обломок кости, у некоторых тоже не хватало руки или ноги, кто-то, казалось, просто заснул. И над всем этим витал такой же, как тогда, в мирном июле, приторный запах смерти. Но на этот раз Щербакова не мутило. Не осталось вообще никаких чувств, словно происходило это не с ним. Он медленно шел мимо лежащих сослуживцев, год-полтора назад закончивших школу, еще недавно мечтавших, что вот-вот всё закончится и они поедут домой к своим близким и друзьям.