Тридцать три несчастья

– Вряд ли.

– Тогда я тебя спрячу и сделаю вид, что это я приехала. Я с ними разберусь.

– Они с тобой могут то же самое сделать!

– Вряд ли. Твой тесть жаждет мести к конкретному тебе, и вовсе не настроен мочить всех подряд. И даже если мне пару раз съездят по сопатке, даже если что-то хуже, ты будешь молчать!

– Ты меня совсем подонком считаешь?

– Да мне нас…ть на твою дворянскую честь! У меня дети! Я для них должна выжить! Если эти бандиты будут убивать тебя, то и меня уберут как свидетеля. А если я окажусь здесь одна и скажу, что ты в Москву уехал свою фирму продавать, они, может, сгоряча двинут мне пару раз и кинутся за тобой. Показывай быстро, как вот этот выключатель обесточить!

– Стасу нужно звонить…

– Звонила, недоступен. Попросила Диму его разыскать. Не отвлекайся!

Игорь обвёл взглядом «рыцарский зал»:

– Судя по всему, вот в этой коробке.

Присел на корточки и потянул чёрную круглую крышку на себя:

– Вот этот проводок.

Люба пощёлкала выключателем:

– Теперь назад. Ага, поняла. Что-нибудь от них спрятать надо? Ну, из документов? Нет? Тогда бери верёвку. Если что-то пойдёт не так, пригодится.

– Повеситься?

– Дурак! Время придёт – догадаешься! Пошёл наверх!

Она метнулась под лестницу, нажала на плитку, потом утопила в пол рычажок:

– Давай по мостику и ложись на балкончик! Телефон не забудь отключить!

Он перемахнул через перила и побежал по металлическим перекладинам. Когда спрыгнул на балкончик, она подняла люстру наверх, закрыла крышку и кинулась к распределительной коробке. Потом взлетела по лестнице и взглянула туда, где укрывался Игорь:

– Порядок! В сумерках не увидят! Всё, молчок ради нашего спасения!

И бросилась в прачечную. Так, платье Алисы, которое она вином залила. Люба его отстирала и прибрала: мало ли, вдруг опомнится и назад потребует. Теперь в свою комнату: свадебные туфли. Скотч. Ещё блестяшки какие-нибудь нужны. А, есть же бабушкины серьги массивные. Когда Люба забирала вещи из дома Кузнецовых, Татьяна Николаевна о них ей напомнила: «С их подарками – как хочешь, а память бабушкину забери. Обручальное тебе тоже мама своё отдавала. Не хватало, чтобы твои фамильные драгоценности Серёжкины шлюхи носили!» Кстати, новое обручальное кольцо не забыть! Так, паспорт новый. Всё, теперь назад! Если что забыла, то вряд ли эти бандиты будут тщательно обыскивать комнату прислуги.

Пробежала через холл в кабинет. В последнее время Игорь здесь не работал, поэтому стол был девственно пуст. Бросила паспорт на стол. Очень хорошо, сразу бросается в глаза. Кинулась к двери, но вдруг вспомнила, что где-то должна быть квитанция на воду. Сунулась в почти пустой ящик. Вот она! Положила рядом. Отлично!

По лестнице бегом в свою любимую угловую спальню. За окном всё без изменений. Скинула одежду. Платье Алины с обнажённым плечом. На этот случай скотч прихватила, это вместо белья. М-да, на Алине оно сидело как влитое, ассиметричный подол с одной стороны открывал бедро чуть ли не до трусов, а на Любе оно свободно повисло, полностью прикрывая колени. Взглянула в зеркало: жалкое зрелище! «Ничего, будет вам авангардно», – прошептала она, вспомнив добрую парикмахершу. Выдернула шнур из шторы, подпоясалась, поддёрнула подол так, что на талии образовался напуск. Так, ещё выше! А ноги у неё не хуже, чем у официантки, есть чем смутить. Бритая голова блестит, серьги чуть ли не до плеч провисли. Если это не авангардно, тогда не знаю, что ещё может шокировать неуважаемую публику.

Выглянула в окно и увидела, что в распахнутую калитку вошло пять мужиков. Так, идут, под ноги не смотрят, шпионы хреновые. Теперь следы Игоря затоптаны, не установить, кто по снегу прошёл, мужик или баба. Ну, господи благослови!

Громко стуча по балкону каблуками, она полетела навстречу шуму голосов входящих:

– Толя-а! Это немыслимо! Тебе Темников дороже жены! Я на такси ехала как бюджетница!

Когда она попала в полосу света от стенных светильников, гул стих. Ещё бы, лысые женщины в провинции не столь часто встречаются! Потом её кто-то грубо схватил:

– Это что ещё за чмо?

Но кто-то другой оттеснил её себе за спину:

– А поговорить?

– Да что ты церемонишься! Это шлюха Романова!

– Босс, у вас к ней вопросы есть?

– А как же, – у подножья лестницы остановился худой высокий мужчина. – Есть ли кто-нибудь ещё в доме?

– Я одна приехала… на такси… скоро Толик приедет…

– Один направо, другой налево, третий прямо! Кто вы, странная барышня?

– Я жена хозяина дома. Если вы к Анатолию, то он скоро приедет.

Те, которые препирались из-за неё, разбежались по команде. Теперь напротив неё только двое: Большаков и Аббас. Это, наверное, кличка, на восточного мужчину он не похож.

– Я не понял, Игорь, что ли, уже квартиры сдаёт, настолько обеднел? Ребята, всё осмотрели?

– Чисто, шеф!

– Какой Игорь? Это наш дом!

– Аббас, выключателем щёлкни! Не горит? Ладно, обойдёмся. Ребята, наверх в таком же порядке. А есть ли у вас какие-нибудь документы?

– Ну да… в сумочке… или у Толи…

– Чисто, шеф!

– Спрятаться тут негде. Значит, будем дожидаться моего неуловимого зятя здесь. Так где вы, говорите, ваш, так сказать, муж?

– Они договор оформляют…

– Они – это кто? И кто ты Романову?

– Какой Романов? Не знаю никакого Романова!

– Аббас, глянь, что там в кабинете, может, что-нибудь интересное зятёк забыл? Ну, вспомнила Романова?

– Ой, подождите! Это Игорь? Он у нас на свадьбе гулял! Я что-то забыла, что он Романов… а может, я не знала, что он Романов? А я думаю: какой Романов?

– Ну, заело пластинку! Заткнись! Значит, Романова ты знаешь?

– Ну да! Он Толин партнёр! Он даже жил тут немножко… когда его жена выгнала… или он её?

От оплеухи Люба отлетела к перилам. Зря она дразниться начала, но уж больно противный этот тесть Игоря. «Ничего, я его ещё достану! И даже знаю, чем!» От злости у неё даже деловая жилка прорезалась.

– Босс, глянь!

Ага, попалась, птичка, стой! В руках у Аббаса её новенький паспорт и квитанция на воду.

– И что?

– Вот!

Понятно, на что тычет палец Аббаса: на фамилию в паспорте и в квитанции. Ну, бестолочь, дошло?

– Милославский. Никита, партнёр Романова? Он же умер!

Ага, те же на манеже, две гориллы и дрессированная мартышка! Она выпрямилась во все свои полтора с небольшим метра и сказала:

– Этот дом принадлежит моему мужу, Анатолию Милославскому!

Аббас соображал быстрее, чем его босс:

– Младший брат качка, плейбой. Жизнь прожигает, из-за границы не вылезает.

– Неправда! У Толика фирма строительная! И ещё в одной у него будет скоро контрольный пакет!

И испуганно захлопнула ладошкой рот.

– Так-так, – поднялся на две ступеньки босс. – А как фирмочку-то называют? А?

– «Стройсервис МР».

– Нет, другую!

– Ей-богу, не знаю!

– Ну, – он замахнулся.

– Не слышала я! Они говорили, что жилищное строительство – там что-то занято… что-то не то…

Он схватил Любу за шею:

– Что?

– Вспомнила, – прохрипела она. Вырвалась из рук, отскочила к стене. – Ниша, вот что!

– Тьфу!

Аббас, которого не больно волновали вопросы собственности, нашёл к ней верный подход:

– А ну, быстро говори, что за фирма, а то уши порву!

– Название не знаю. Но будут по московскому проекту завод строить. Мусорный.

– Врёшь! Эту фирму нельзя продать!

– А Толик сказал, что это дураки не знают, как купить! А Толик – он умный и удачливый!

Телефон босса зазвонил. Он рявкнул:

– Ну, – послушал и сказал. – Уходим, охрана Романова выдвинулась.

– А эту?

– Да на фиг она сдалась, эта дура!

Аббас толкнул её довольно чувствительно. Люба отлетела к перилам и успела за них уцепиться, иначе, загремев по ступенькам на каблуках, расшиблась бы. Ушли. Люба продолжала сидеть на ступеньках, потирая ушибленный локоть. Шуршание. Кажется, Игорь собрался вставать. Но снова хлопнула дверь. Вернулся один из качков, тот, что её заслонял:

– Ты ведь не просто так побрилась? У тебя рак?

– И что?

– Я просто… у меня сестра старшая тоже… я хотел сказать… прости меня!

– Бог простит, и я прощаю, – вырвалось у неё. – Вали, пока не замели!

Выглянула во двор, убедилась, что пусто, и вернулась, чтобы подключить электричество и вызволить Игоря.

Он тяжело протопал по металлическим перекладинам и спустился в холл. Опустился на нижнюю ступеньку и сказал:

– Какое же я дерьмо!

– Это называется рефлексия, – вздохнула Люба. – Вместо того, чтобы решать проблемы, ты думаешь о себе.

– Ну, жить мы здесь, конечно, не будем…

– Уже лучше. От «я» перешёл к «мы». Теперь «мы» расширяй. А я пока стриптиз прикрою.

И полетела по ступенькам наверх. Быстро переоделась и вернувшись в холл, застала Игоря уже сосредоточенно расхаживающим мимо входных дверей:

– Ты считаешь, что фирму стоит переписать на Толю?

– Нет. Я не позволю.

– Ты?

– Я. Что смотришь? Я не позволю, я, которая за твою фирму уже получила пенделей. Больного мальчика не позволю риску подвергать. В случае признания его недееспособным я, а не ты, буду его опекуном. И за ним не должно быть ничего такого ценного, к чему всякие психи будут тянуть свои грязные руки. Но у него должны быть средства, необходимые для содержания его в клинике.

– Но псих уже получил информацию.

– Не информацию он получил, а дымовую завесу. Плохо соображаешь. Я дел твоих не знаю, но могу предположить, что среди миноритарных акционеров числятся твой юрист или начальник службы безопасности.

Игорь, во время разговора продолжающий расхаживать от двери кабинета до кухонной и обратно, резко остановился, как будто на стенку налетел:

– Люба, я бы тебя финансовым директором назначил!

– Не отвлекайся. Я немного, на уровне своего среднего образования, знаю теорию. Но людьми как шахматными фигурами я играть не могу. Я мать. Двоих детей. От тебя ещё третьего получила. Он у меня в паспорте значится ошибочно не на той странице. За них буду пожизненную ответственность нести. Всё, дальше сам. Я пошла свои вещи собирать. И ты посмотри, что захватить надо. Сейчас Стас с охраной подъедет.

Предательство близких

Сразу после спешного бегства из посёлка Люба поехала к детям. Катя вообще не пришла к Татьяне Николаевне, где они обычно встречались, сказав, что ей уходить неудобно, она у подружки на дне рождения. Посидели с сыном у доброй старухи, как всегда, попили чая с пирогами. Спасибо, не разрешила сыну проводить, темнело уже. У автостанции встретили её двое подростков, придавили к фонарному столбу и сказала: «Ещё раз в нашем городе появишься – по кусочкам себя собирать будешь».

Теперь Люба жила в служебной квартире фирмы. Так Стас решил. Когда рассказала ему о происшествии, он взволновался: «Ты уверена, что это не наши дела?» Люба отмахнулась: «Нет, это свекровь пугает. Убьют вряд ли, а искалечить могут. Было уже». Стас сказал, что впредь Любу будут сопровождать, но стоит выдержать в карантине ещё недельку, пока они не утрясут все финансовые и имущественные дела. И ей с её засвеченным именем не стоит подвергать опасности близких. Люба согласилась, но потребовала, чтобы к Новому году её освободили.

А перед праздниками она наконец-то рассказала детям о своём замужестве. Приехала она в Утятин в день школьного бала старшеклассников. Катя дёргалась в ожидании своего триумфа на этом балу и всё порывалась сбегать за платьем, которое ей бабушка купила, и показать матери и Татьяне Николаевне. Зашёл разговор о квартире неподалёку, которую Татьяна Николаевна посоветовала снять. Люба махнула рукой:

– Отказали!

– Да как же так?

– А то не ясно… я ещё удивляюсь, что на вас до сих пор не наехали…

Катя сразу сообразила:

– Это бабушка не даёт тебе квартиру снять? Мам, ну, сними подальше, хоть вон в комбинатовских домах за рекой!

– Не даст она мне тут жизни. Вы что, не заметили, что я теперь на машине с охранниками езжу?

– На тебя напали?!

– Встретили, предупредили. Так что лучше бы нам в областном центре поселиться. Если я двухкомнатную квартиру сниму, уедете со мной?

Дети переглянулись. Потом Денис сказал:

– А как же папа? Он совсем один останется.

– Ну, не один. С ним тётя Ира. А ещё бабушка его вниманием не обделит.

– Но нас у него не будет!

– Ясно. Вас у меня уже нет. Мне не приезжать больше?

– Мама, зачем ты так, – возмутилась Катя. – Сними квартиру, и мы будем видеться!

– Понимаешь, Катя, я, наверное, второго перелома челюсти не перенесу…

– Это запрещённый приём!

– Запрещённый, но его применяют. Даже против женщин.

– Но ты же с охраной!

– Это охрана фирмы, в которой я работаю. Здесь я так устроиться не смогу. Даже вообще никак не смогу.

Дети угнулись молча. Понятно, в борьбе за них Люба потерпела поражение.

– Всё, я поеду, что людей задерживать. Если захотите поговорить, звоните.

Люба вышла в прихожую и стала обуваться. Татьяна Николаевна побежала за ней:

– Любочка, детка, не отчаивайся! Они маленькие, их Сонька убедила, что самое главное – деньги.

– Да нет, тётя Таня. Деньги-то и у меня теперь есть.

– Откуда, Люба? Я всё не решалась спросить, откуда? Тебя на большой машине возят с охраной, за тебя адвокат известный приехал хлопотать и дама ещё из областной администрации. Кем ты работаешь? Может, ты почку продала?

Денис взвыл: «Мама!» и кинулся к ней. Люба раздражённо сказала:

– Не выдумывайте! Во-первых, не так уж почки дорого стоит, а во-вторых, мои почки вообще ничего не стоят после облучения и химии.

– Но откуда, Люба? Кем ты работаешь?

– Офис-менеджером я работаю, по-старому это завхоз.

– А деньги тогда откуда?

– Как говорили в известном мультике, чтобы получить деньги, надо продать что-нибудь ненужное. Вот я и продала.

– Люба, не лги! Мне ли не знать, что у тебя ничего не было, когда ты уезжала! Что ты продала?

– Себя. Вижу, что напрасно.

– Ты что… работаешь проституткой?!

– Господи, что за бред! Мне тридцать три года. В таком возрасте поздно начинать карьеру как её там? С пониженной социальной ответственностью! Я вышла замуж за богатого человека.

– Ой, Любочка, слава богу! Вы расписались или так, по-граждански?

– Тётя Таня, сожительство не даёт права на деньги партнёра! Конечно, мы расписались, и я даже фамилию сменила. Но, оказывается, зря! Дети жалеют оставить папу одного. А меня не жалеют. И нафиг я продала себя?

– Но ты вышла замуж, значит, не одна, – сердито сказала Катя.

– Ну, папа твой тоже женился. И даже не один раз. Вот уж он тем более не один! Ладно, не буду вас больше мучить. Звоните, приезжайте в гости. Всегда вам буду рада. В Утятин я решила не возвращаться. Тётя Таня, спасибо вам, что принимали нас.

– Мама!

– Что, Катя?

– Ты что, не будешь к нам приезжать?

– Я приезжаю. Только много ли мы видимся? У тебя кружок, лыжная прогулка, вечеринка у подружки… вот сейчас ты спешишь на школьный праздник. Ты уже давно оторвалась от меня. Ещё до того, как разрушилась наша семья.

– Люба, ну-ка, вернись, – включила строгость, как бывало в Любином детстве, тётя Таня. Сорок лет педагогического стажа сказываются. – Да не разувайся ты, не до того. Садитесь все и расскажите наконец, чего вы хотите. Ну! Денис, начинай!

– А чего?

– Рассказывай, как ты хочешь, чтобы вы жили! Вот вас четверо. Вынесем за скобки бабушку с дедушкой, тётю Иру и маминого мужа. Тебе тринадцать скоро, ты разумный человек, скажи, как было бы лучше всего вам жить! Перечисляй: папа там-то, мама там-то, ты, Катя… начали!

– Я хочу… я хочу, чтобы все жили вместе, как раньше!

– Ты этого хочешь? А это может случиться?

– Может! Я слышал, бабушка сказала: «И чего тебе с Любкой не жилось? Стерва эта хромоногая лучше, что ли?»

– Так, бабушку за скобки вынести никак. Ладно, мнение Дениса выяснили: надо папе с мамой вместе жить, раз бабушка разрешает. Теперь ты, Катя. Говори, как вам было бы лучше. Только ты у нас постарше, поэтому постарайся собственное мнение выражать, а не бабушкино. И можешь два варианта предложить. Мол, если не так, то эдак. Ну, начали!

Катя молчала, мрачно задумавшись. Потом сказала:

– Ну, если по чесноку, то я как Денис. Лучше всего нам жилось бы вместе.

– Так, теперь Люба. Чего бы ты хотела?

– Чего бы я хотела? А давайте сначала я расскажу, чего бы я не хотела! Тётя Таня, я когда-нибудь рассказывала вам о том, как я живу? Да, рассказывала: «Всё хорошо у меня, тётя Таня, всё слава богу! Квартира хорошая, в доме достаток, муж зарабатывает, дети растут». Это я не вас, это я себя убеждала, что всё хорошо! Свекровь шестнадцать лет по темечку долбила, что я дура, нищета, в приличную семью попала и должна каждый день бога за это благодарить. Работа? Куда тебе, бестолковой, ты же ничего не умеешь! В институт заочно? Семью бросать? Будет с тебя, дуры, и техникума! Через пару лет и Сергей поверил, что я дура, а он подарок. И дети в полной уверенности выросли, что папа у них большого ума, а мама недалёкая, только и годна на то, что убирать за всеми. Потому что о папе мама плохого слова никогда не сказала, а папа о маме сроду доброго слова не сказал!

– Неправда!

– Ну-ка, повтори, Катя, эти добрые слова, которые папа обо мне говорил… молчишь? Так нечего сказать! Вот и выходит, что я действительно дура! И дурой я больше быть не хочу! Конечно, сама виновата. Не надо было терпеть, надо было уходить к маме, пока она ещё жива была. Но мама болела, я не хотела её огорчать. «Всё хорошо, мамочка!» Представь себе, Катя, что через год какая-нибудь чужая мама, допустим, Максима Семёнова, скажет тебе: «Это что за бардак в моём доме? Кроссовки Максика грязные валяются!» И ты с виноватой улыбочкой кинешься их мыть. Ишь, фыркнула, уж ты такой дурой не будешь, ты и свои-то не моешь! А если бабушка решит, что ей этот брак выгоден? А он выгоден, у нас в городе богаче Григория Максимовича только Царёв. Но у Царёва сына нет, только дочь. Институт? Зачем девчонке институт? Главное – это замуж удачно выйти. Ты в Москву уехать хочешь? А вот не факт, что бабушка разрешит! Опять фыркаешь? Да, запретить она не может, просто денег не даст! Ах, мы гордые, обойдёмся! Мы на папу надеемся? А у папы ломаного гроша за душой нет! Никогда не говорила плохого о папе, но придётся сказать. Папа на руки очень небольшие денежки получает. Что там в справке в суде было написано – это для того, чтобы мне вас не отдали. Ну, и чтобы папа на старости пенсию получал. А так папа из рук бабушки денежки получает, и каждый раз с поучениями. И чтоб он потом эти деньги жене-дуре отдал! Ну, разве что самую малость. Ещё часть денег бабушка мне выдавала. Очень небольшие денежки. На хозяйство. С кривляньями: эта дура даже семью содержать не может! Так что питались мы на мою зарплату. И одежду я вам почти не покупала. Не на что потому что. Зато бабушка добрая, она вам всё покупала. А мама не умеет одеваться, на ней вещи не смотрятся. Да потому что нет у неё ничего, нечему смотреться! Ну так вот, о Москве. Папа свои расходы ради тебя ущемлять не будет. Да и бабушка проконтролирует, если он слабину даст, она вентиль перекроет. Подрабатывать будешь? Ага, куда там наши провинциальные девушки идут? В официантки! Вес подноса 7-10 килограмм. Не один поднос, Катя, несколько десятков за смену. В двух руках удержать можно. А в одной? Второй ты тарелки на стол выставляешь. Чтобы ни толкнуть, ни расплескать, а? Усложним задачу. Ты склоняешься над столом с подносом, а клиент щиплет тебя за попу. Ну, или шлёпает как вариант. А у нас клиент всегда прав! Нет, такой хоккей нам не нужен! Идём торговать на рынок по выходным. Ну, это ты в Утятине наблюдала неоднократно. Зима, а мы такие гламурные: тулуп, валенки, штаны с начёсом, хриплый голос, сопли до пояса. И общий достархан на газетке за прилавками для сугреву. Лепота? Ещё уборщицей можно. В сериалах это очень красиво смотрится. В форменном халате со шваброй и ведром вся такая красивая. И босс на ведро налетает: ах! И назначает её дизайнером, главбухом или переводчицей с японского. А в натуре мыть надо не только кабинеты и коридоры, а ещё и туалеты. Унитазы не смытые, писсуары вонючие. Ты дома хоть раз туалет мыла? А в офисе кто плюнул, кто сморкнулся, кто презерватив мимо урны бросил. Ещё можно в костюме жирафа флаеры раздавать. Да, забыла сказать, во всех этих вакансиях шлепок по попе – это так, прелюдия. А отказ от всего, что далее клиент захочет – это нарушение правил: чего эта дура кочевряжится? Отсюда ещё один вариант наклёвывается: в содержанки! Но не факт, что найдётся тот, кто согласен столько платить. В общем, бабушку слушать придётся. Ты чего ревёшь? Может, бабушка за этот год жениха тебе не найдёт. Может, сама тебя в Москву отправит, это же престижно: внучка студентка, мы для неё денег не жалеем! Я тебя не унижаю, я тебя предупреждаю. Жизнь – она разная. Для меня она такой стороной обернулась. Вот приехала я из больницы после операции, мне только что страшный диагноз огласили, а дома меня ждёт дверь с новыми замками. Ты знала об этом?

– Но дедушке оставили новые ключи!

– Поясняю для особо сообразительных: две недели не прошло, как женщине разрезали живот, подвинули кишки, вырезали некоторые органы малого таза и снова зашили. Ей больше двух килограммов поднимать нельзя, наклоняться нельзя. Всех забирали мужья, дети, родители. Я на всю больницу одна была такая, которая взяла вещички, с трудом втиснулась в городской автобус и поехала на автовокзал. Там села на утятинский автобус и доехала до нашего автовокзала. Дошла до нашего дома, благо что недалеко. И там встречают меня новые замки. Идти к дедушке в Кожевники?

– Можно было позвонить!

– Да какая же я мать, что ни разу детям не позвонила, да? Или мне кто-то отвечал?

– Нам бабушка не разрешила-а, – заплакал Денис.

– Думаешь, дедушке она разрешила? В общем, мне не следовало ждать ничего хорошего от тех, кто считался моей семьёй. Но это не значит, что все такие. Чужая по крови женщина, малознакомая даже, встретила меня в онкологии и поселила у себя. Были ещё люди, совсем посторонние, но они мне помогали и сочувствовали. Я работала дворником, потом домработницей. Я чистила снег, я убиралась, готовила еду. Работы было больше, чем в нашей семье. Но эта работа была мне приятней, чем домашняя.

– Почему?

– Потому что её ценили. Не только деньги платили, но хвалили, благодарили. Я сделала только одну ошибку: согласилась выйти замуж, не спросив вас прежде, а нужны ли вам мои жертвы. Если бы спросила, не пришлось бы терпеть новые унижения. Просто махала бы тряпкой дальше. Всё, дети.

Люба уже вышла за порог, но вдруг остановилась:

– Катя, не подумай, что я не хочу, чтобы ты училась в Москве. Это была моя мечта – учиться. Я не хочу, чтобы ты рано вышла замуж и стала поломойкой, как я. Я буду помогать. Если буду жива.

Как хорошо, что у неё квартира была теперь! Плакать она давно разучилась. Вот приехала с этого свидания, сбросила всё в прихожей и рухнула на диван, уткнувшись лицом в подушку. И поскуливала как брошенный щенок. А если бы у тёти Клавы? Пришлось бы строить оптимистическую гримасу и врать чуткой старухе, что всё у неё нормально, разве что суставы побаливают на погоду.

Характер она выдержала и первой не позвонила. Тридцать первого позвонил Денис и как-то испуганно поздравил с наступающим. Люба отвечала ласково, но сдержано. Чувствуется, что инициатором разговора была Катя. Она взяла у брата трубку и тоже поздравила. И таким же тоном Люба ответила дочери. Спросила ещё, где они встречают Новый год. Оказывается, Сергей и Ира идут в гости к знакомым. Ну и дела! А как же обязательный приём дорогих гостей – родителей мужа? Любе обрыдли эти ночные посиделки, когда готовилась куча яств, которые подвергались лёгкой критике со стороны свекрови. А она бы вообще ничего не готовила, лучше бы спать легла. В последние годы стало чуть легче, когда дети подросли и стали встречать Новый год с ними. По крайней мере, было на кого переключиться. А самой приятной была встреча два года назад. Свекровь затемпературила и потребовала, чтобы Люба с утра готовила у неё, а вечером приехали бы все остальные. «Не знаю, не знаю, – демонстративно хлюпнула носом Люба. – У меня, похоже, грипп начинается, всю меня ломает». Прозвучало самое любимое слово свекрови «глупости», в ответ на что Люба сказала: «Конечно, мы с вами люди здоровые, но, интересно, как наши разные вирусы будут брататься в наших организмах, и кто победит?» И Софья Семёновна поспешно отозвала своё приглашение, попеняв Любе, что она не подумала о здоровье детей. Сергей ушёл к родителям, но, вспоминая, как поспешно он кинулся собираться, теперь Люба понимала, что не к родителям он отправился. А какой душевный получился тогда праздник!