скачать книгу бесплатно
Рыбачил я до самых сумерек, допоздна, рыба брала вечером лучше, чем в самую дневную жару, когда я купался и отдыхал.
Страшное случилось вечером. У дома Паши меня ждал милицейский уазик. Пашка умер. Меня допросили, записали в протокол. После вскрытия в районной больнице стало известно, что умер он от разрыва сердца. Дело в милиции не возбуждали и хоронили его немногие деревенские, брат его жены и два соседа.
Вот такая история – умер мой друг от счастья, сердце не выдержало. «Счастливые люди живут себе, и мелкие житейские заботы волнуют их только слегка, как ветерок листья осины, все у них благополучно» – как писали об этом классики. А вот фанатично стремившийся к своей мечте Пашка, когда достиг своего «счастья», не увидел смысла в дальнейшей жизни. Он получил все, все что хотел и организм его решил, что дальше жить не стоит.
03.2012г.
О схимнике
(в погоне за счастьем).
Все хотят в Рай. Что одно и то же, что хотеть счастья. Различие составляет вера человека, приверженность к религии. Однако Счастье и Рай это не одно и то же. В краткой энциклопедии по христианству о Рае сказано: посмертное место воздаяния праведным душам, в противоположность аду. Рай, как правило, на небесах, но есть представление, что был Рай и на земле – Эдем, первоначальное место обитания человека.
Был богатый дворянин. Он бросил всё, все прелести мирских балов и развлечений – и ушел в монастырь совершать подвиг, чтобы достичь Райского счастья. В литературе было описано много таких историй: Лев Толстой, например, написал рассказ «Отец Сергий». Долгое подвижничество заканчивается всегда разочарованием – нет Рая и Счастье недостижимо вне жизни мирской.
«Жизнь – это сложная штука» – говорил и Остап Бендер, когда женился на мадам Грицацуевой, ради одного из 12-ти стульев – «Но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывается просто, как ящик. Надо только уметь его открыть. Кто не может открыть, тот пропадает» – высказал Великий комбинатор. И рассказал он поучительную историю.
Итак. Блестящий гусар, граф, был героем аристократического Петербурга. Великолепный кавалерист и кутила не сходил с подмостков светской славы: и в газетной хронике и на страницах иллюстрированных журналов появлялся его портрет с прилизанными височками. И внезапно он пропал, исчез. Жена его, графиня была безутешно расстроена, следы графа не находились.
Когда шум прессы и пересудов утих, из монастыря пришло письмо, все объяснившее. Граф принял монашество и посвящен был в схиму. Графиня стала принимать соболезнования. Рождались новые слухи. Говорили, что это временное помешательство и что он вернется назад. Может быть граф сбежал от долгов, может всему виной был несчастный роман…
А на самом деле граф-гусар пошел в монастырь, чтобы постичь жизнь. Сразу же он принял на себя «великие подвиги» Он стал носить тяжелые вериги, изнуряя тело, но этого показалось мало. Он ходил ни на кого не глядя, но и тут недостатки. Тогда он уединился, чтобы размышлять все время о смысле жизни. Схимник удалился в лесную землянку и стал жить в дубовом гробу.
Подвиг графа-схимника наполнил обитель удивлением. Он ел только сухари, запас которых ему возобновляли раз в три месяца.
Так прошло двадцать лет. Окончилось все плачевно, почти так, как у Льва Толстого. Вышел граф из «затвора», но причина была не такая, как написал Толстой. А достали его клопы. И чем он только их не травил: и керосином и средствами типа «Клопин». Но в борьбе с клопами, которые кусали его по ночам и не давали спать и днем, провел тот схимник много времени. За это время монах заметил, что думать о смысле жизни он совершенно перестал, потому что круглые сутки занимался травлей клопов.
Вот тогда он понял, что ошибся.
Жизнь была прежней, – несмотря на двадцать лет попыток открыть её смысл, – она была такой же темной и загадочной!» – так заключает рассказ Остап Бендер.
Такая история не выдумка, как может показаться.
Был факт, конечно, не адекватный, так как мы не можем знать мыслей человека. Но в истории раскола, борьбы Никона патриарха со староверами, был случай:
Епифаний-монах, за проповеди свои был не раз бит и посажен в темницу. А потому что он не прекращал проповедовать своё «двуперстие» и говорил хулу на «щепотников», последователей Никонских реформ Церкви – ему отрубили язык. Рана зажила, но остался Епифаний немым естественно. Тогда он удалился в лес и построил себе землянку. Он молился иконе Божией Матери, боролся с бесами, которые приходили и досаждали ему. Но потом напали на него «мраши», муравьи видимо, да такие которые кусали его тело. То не были муравьи, как думали переводчики со старорусского языка.
Монах Епифаний был казнен нашей православной инквизицией: его заживо сожгли в избе вместе с протопопом Аввакумом. Но он оставил письмо свое к старцам и святым отцам церкви, в котором описал свою духовную борьбу в лесной землянке. Как он только не боролся с «мурашами» этими, и водой горячей их поливал, и холодом вымораживал и жег. Но они кусали его везде и всюду. На молитве он стоял подолгу, на коленях, а «мраши» подкрались так, что укусили его за «тайные уды», как он сам написал. Ругаясь в борьбе, монах-Епифаний научился говорить. Нет худа без добра – говорит пословица. И вышел Епифаний снова проповедовать, ходя по селам и городам. За что и сожгли его. И сожгли многих и многих – наша Русская православная инквизиция была не хуже Западной католической.
Жизнь, конечно, «темна и загадочна». И уйти от мирской жизни и от её тревог никому не удавалось. Жить телом на земле, а душой на небесах оказывалось невозможно, разве только в «палате №6» – и то, Чехов показал, что и в дурдоме нельзя быть счастливым.
И литература о счастье, и история – свидетельствуют в высшей степени поучительно. Что не надо увлекаться мистикой и религией, чтобы не быть дураками из палаты №6.
Жизнь прекрасна: И в темном зеленом лесу, ранней сухой осенью, свежий воздух наполнит грудь вышедшего из землянки «отшельника». Под ногами у него будет стоять высунувшееся из земли целое семейство белых грибов-толстобрюшек. Неведомая птаха, сидя на ветке, будет петь красивым голосом свою песенку…».
Конец.
Страх —
(рабочее название).
«Мой школьный товарищ, после школы поступил в сельскохозяйственный техникум. После службы в армии, его забирали со второго курса, он не стал его заканчивать, а сразу уехал в деревню. Там он работу нашел в совхозе трактористом и быстро женился и, построив свой дом, обзавелся крестьянским хозяйством».
Так рассказывал мне мой приятель Николай, у костра у реки. Мы с Николаем частенько выезжали на природу, на рыбалку, просто «подышать свежим воздухом». Рыбалка была поводом, да и «подышать воздухом» – тоже, в основном, было поводом встретиться и пообщаться, пооткровенничать с моим другом. Он был истинный любитель рыбалки, но также был хорошим рассказчиком. А я был ему «оппонентом», как он выражался, – спорщиком, но и слушателем прилежным одновременно.
– Итак. Все вроде было у моего школьного товарища хорошо. Но что-то было не так – продолжил рассказ Николай.
– Хорошо жить в деревне: молоко, запах сена, природа вокруг. И сытый всегда и здоровый…. Может быть в этом и состоит счастье, в относительном спокойствии и достатке? – рассудил я в ответ.
Но друг принял спор, никогда он со мной не соглашался.
– Ты в этом уверен? – возразил он. – Счастьеожидает тебя в тихой деревне? Может быть, еще и крылышками машет, как фея, от нетерпения: «приезжайте все в деревню!» – так и ждет оно там! Еще, может быть, оно говорит: «где ты дружище, почему ты не идешь ко мне, к счастью своему. Нет! Это надо быть психом, чтобы делать такие выводы. Счастье никого не поджидает. Оно бродит по свету в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: «лети-лети лепесток, через запад на восток…». Но это наивное счастье надо ловить, ему надо еще понравиться, за ним надо еще и ухаживать, чтобы оно не убежало, не покинуло тебя. Так что не в том дело: что у человека все неплохо образовалось – житье-бытье в деревне, жена молодая и проч. Но был он, почему-то несчастен и, как-то так, – все одинок или отгораживал себя от всего света.
– Ну и что. Что тут удивительного! – сказал я. – Помнишь, я тебе рассказывал историю про женщину, которая жила одна и нелюдимо. Марфа такая, женщина здоровая и неглупая, во всю жизнь нигде не была дальше своего села. Она не видела города, не представляла себе суету улиц, с движением машин, а последние годы сидела у печи и только по ночам выходила на улицу. Её почитали «черницей», чуть ли не святой и ухаживали всем селом.
– Да. Нет удивительного в этом! – сказал Николай. – Людей одиноких по натуре, которые как рак отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете бывает немало. Может быть это атавизм такой, возвращение к прошлому времени, когда человек не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге. Но может быть это разновидность человеческого характера.
Но товарищ мой, кстати, его зовут Сергей Петрович, как и тебя! Тезка и по отчеству… – сказал мне Николай, желая продолжить свой рассказ.
Я не отозвался сразу, потому что глаза мне наполнил дым от костра. Я палкой помешивал в костре и подложил несколько новых полешек.
Места наши, в далекой провинции, были глухие, и реки еще полны были рыбой. Вот и сейчас всплески на реке были слышны в темноте ночи. Немного отвлеклись мы от разговоров. Я ходил к реке проверять свои донные снасти: на ночь забрасывал я на середину омутка закидушку с двумя крючками. Настораживал на леске колокольчик. Однажды, под утро мне попался сом, большой метр с лишним длины. С той поры я и ставлю на ночь по две донных снасти и не жалея насаживаю пучок червей, по два три штуки на крючок.
Вернувшись к костру, я продолжил разговор.
– Ты помнишь, как я сома поймал ночью. Вот и сейчас, червяка объели. Мелочь, наверное, в глубине ерши могут быть.
– Утром было, ты говорил, – сказал Николай.
– Да. Рано утром. А раз попался мне карп – часа два гонял меня по берегу. Видит, податься ему не куда, и подошел сам к берегу. Здоровый был, я сам видел, но как-то, шут его знает, сорвался.
– Да, ну ладно, – попив чайку, Николай отставил кружку и удобно устроился у костра.
– Вот я и говорю. Был мой школьный товарищ нелюдимый. Когда встречал он меня около ворот во двор, всегда был грустный такой, как будто замученный работой. Я бывал у него часто и оставался дня два-три. Днем на рыбалку уходил, а вечерами мы общались и о многом говорили.
На реке и кое-где на лугу перед лесом поднимался туман. В свете полной луны, серебристый его верхний край красиво отсвечивал на фоне темного леса. Узкие клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили высоко над рекой, заслоняя отражение звезд в затихшей воде и цепляясь за прибрежные кусты. Они каждую минуту меняли свой вид: туманные облака, казалось, обнимались друг с другом, другие кланялись, третьи поднимали к небу руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились… Они, эти облака тумана в лунном свете ночи, наводили на мысль о привидениях и покойниках. Потому что, начав рассказ о своем школьном товарище, Николай обратился ко мне:
– Скажи-ка мне, «тезка Сергей Петрович», почему это, когда мы хотим рассказать что-нибудь страшное, таинственное и фантастическое, то говорим не из жизни, а обязательно из мира приведений и загробных ужасов. —
– Страшно бывает человеку то, что непонятно. Это же из детских практик: дети боятся темной комнаты, потому что не знают, что там внутри, – парировал я, вновь начиная спор с Николаем.
– А разве жизнь нам понятна? Вот скажи: разве жизнь мы понимаем больше, чем загробный мир? – и Николай начал свой обычный разговор.
Так мы всегда общались во время наших встреч. Мы могли откровенничать, потому что мы были искренними друзьями. Такую точную и редкую дружбу посылает нам Небо, для того, чтобы мы могли высказываться и спасаться от тайн, которые угнетают людей, пока они не откроются.
Рассказ – разговор Николая иногда прерывался моими репликами и возражениями, но я приведу его полностью, чтобы было связно и понятно.
– Наша жизнь и загробный мир одинаково непонятны и страшны. Кто-то боится привидений и покойников на кладбищах, а кто-то боится жизни – этих огней в небе, этого тумана на реке….
Если подумать в жизни есть много больше непостижимого и фантастичного, чем выходцы с того света – призраки и привидения.
Все знают монолог Гамлета: быть или не быть, ведь это перед самоубийством, когда он хочет его совершить, но не совершает. Он почему не убивал себя – да, просто он боялся тех видений, которые, быть может, посетили бы его в смертном сне. Этот знаменитый монолог хорош, как литературный шедевр Шекспира, но он меня не трогает.
Как другу признаюсь, иногда, в тоскливые минуты мне тоже рисуется смертный час. Моя фантазия изобретает самые мрачные видения. Все боятся смерти и того, что за ней будет. Конечно как дети, ведь Человеку тоже мало лет. Мы уже говорили об этом. По сравнению с динозаврами, которые прожили на земле 120 миллионов лет, Человек живет всего 4,2 или 4,8 миллионов. Ну, в общем, пока наука думает, всего 5 лет Человеку. А Динозавры правили землей и жили 120лет. Все конечно в миллионах, но сути дела не меняет. Эволюция, то есть развитие продолжается. Человек переходит из младенчества к подростковому возрасту, становится не грудником-младенцем, а отроком. Не так давно Человек научился самостоятельно ходить. Ведь раньше он целиком зависел от природы. Не мог противостоять ни жаре, ни холоду. Приспосабливался, то шкуры наденет и прочее.
Теперь, вроде бы, Человек может уже жить в любую погоду и выжить может даже в открытом космосе. Но все это приспособление человечества на грани детской игры. Ведь все равно – в основной своей массе человечество не может выживать ни в жаре, ни в холоде. Как были мы младенцами природы матери, так до сих пор маленькие дети её. И мы должны бояться жизни, и многие боятся жить на белом свете.
Наверное, это считается психической болезнью. Нормальному, здоровому человеку кажется, что он понимает все, что видит и слышит. А вот такой человек, который боится жизни, утерял это «кажется» и изо дня в день отравляет себя страхом. Есть болезни – мании, боязнь замкнутого пространства и т. д., так вот, – есть болезнь «боязнь жизни». Когда человек лежа смотрит на траву и долго смотрит на козявку, которая родилась только вчера и ничего не понимает, то ему кажется, что ее жизнь состоит из сплошного ужаса и в ней, в этой козявке, человек видит себя.
– Что же, конкретно, страшного в этой жизни? – спросил я.
– А страшно все. Человек от природы мало знающий о загробном мире, о том, что такое судьба – вообще, редко обращается ввысь, в поднебесную. Бог отвлекает от страха перед обыденностью, от которой никто не может спрятаться. Лишенный веры в богов, человек поражается боязнью жизни, хотя боится себе в этом признаться.
Вот и хотел я рассказать тебе о моем школьном товарище, который был болен этой относительно новой болезнью человеческой, от которой не придумали лекарства.
Во-первых, он не способен был различать, что в его поступках было правдой и что ложь. И его тревожило это. Он осознал, вдруг, что условия жизни и воспитание заключили его в тесный круг лжи и обмана, и вся его жизнь стала ежедневной заботой, чтобы обманывать себя и людей и делать вид, не замечать этого. И ему стало страшно от мысли, что он до самой смерти не выберется из этого круга лжи.
– Так он поделился со мной своими переживаниями в последний мой приезд к нему.-
Вот он сделает сегодня что-нибудь, а завтра уже не понимает, зачем он это сделал. Жил, где родился, в городе, – поступил в Сельхозтехникум и испугался, приехал в деревню, чтобы заняться сельским хозяйством и снова испугался….
«Я понял, что мы мало знаем и поэтому каждый день ошибаемся, а от этого бываем друг ко другу несправедливыми, клевещем и обманываем других. Расходуем все свои силы на чепуху, которая нам не нужна и мешает нам жить, и это мне страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому это нужно. Я не понимаю людей и боюсь их. Мне страшно смотреть на мужиков, я не знаю, для чего, для каких таких высших целей они страдают и мучаются и для чего вообще живут».
– Вот так он говорил, и я увидел все симптомы этой новой психической болезни. Жаль что я не медик, наверное, это какое-то маленькое открытие в медицинской науке. —
«Если жизнь – есть наслаждение, то работяги-мужики были, по его мнению, лишние, никчемные люди; ведь их жизнь в нужде и непроходимом, безнадежном невежестве. И непонятно, кому и для чего нужна эта каторга жизни: труд, мучения. Никого и ничего нельзя понять». – В тот раз он находился в таком необычном настроении, что говорил еще долго, а кончилось тем, что нас прервали, нашлись дела по хозяйству. И я только через месяц узнал, что друг мой умер, повесившись в сарае. Тогда я понял, почему он покончил самоубийством: он любил жену, но она его не любила, он любил жизнь, но боялся её. Это огромная эпидемия среди людей началась, таких судеб становится все больше…, к хорошему это не приведет.
Друг рассказывал мне свои истинные переживания:
«Знаешь, я могу рассказать тебе, как я глупо в жизни своей поступил. – Вот мне все говорят: у тебя милая молодая жена, прекрасный дом и хозяйство…. Думают, что я счастлив, и завидуют мне. Но никто не знает, скажу тебе по секрету: моя жизнь внешне счастливая – это недоразумение, и я её тоже боюсь.
Знаешь, скажу больше, моя семейная жизнь, которая кажется всем такой прекрасной, – моё главное несчастье и мой главный страх. Я женился странно и глупо. Сразу же когда я приехал я полюбил Машу безумно и ухаживал за нею два года. Я делал ей предложение пять раз, и она отказывала мне, потому что была ко мне совершенно равнодушна. В шестой раз, когда я, угоревший от любви, ползал перед ней на коленях и просил руки, как жалости и милости, она согласилась…. Она сказала мне: «Я тебя не люблю, но буду тебе женой…» – такое условие я с радостью принял. Я тогда понимал, что это значит, но теперь не понимаю: «не люблю…» – что это? Это туман, потемки…. Я ведь люблю её до сих пор, как в первый день свадьбы, а она по-прежнему равнодушна и, бывает рада, когда я уезжаю из дома….
Жестокая пытка! Оттого, что в наших отношениях я ничего не понимаю, я ненавижу себя, и все в голове моей перепуталось, я мучаю себя и тупею, и как назло она с каждым днем все хорошеет…. Я люблю и знаю, что люблю безнадежно…. Разве это понятно? И разве это не страшно? Это страшнее привидений и мертвецов!».
От многих переживаний друг мой, школьный мой товарищ, умер….
Вот такой рассказ поведал мне Николай. И это не в первый раз, мы многократно ездили с ним на природу: «воздухом подышать» и поговорить. И еще много-много разных вопросов обсуждалось в наших беседах….
Конец.
Сны-страхи
сюрреалистический рассказ.
Память – это род встречи со своим прошлым.
Прошлое всегда с нами, и все, что мы собой представляем, – все происходит из прошлого. Мы – творение прошлого, мы вышли из под его «пера». Не понимая прошлого, мы не поймем и настоящего.
Память о прошлом дает нам понимание себя и понимание окружающего. «Было время, когда…» – и начинает человек вспоминать.
Мало кто помнит о своем самом юном возрасте. Память избирательна и иногда, хорошее совсем не запоминается. А плохое помнится долго.
Так вот, когда было мне, от силы, несколько месяцев – я помню (и это нонсенс), как я упал с кровати на пол. В тот момент, вероятно, я потерял сознание. Потому что в все видится мне со стороны. Так отразилось в памяти души моей, которая «отлетела» – покинула тело.
Как понимается это сейчас: младенец упал с высокой кровати головой об пол и возможно был «при смерти». Конечно, приглашен был врач, или была вызвана скорая помощь. Но душа этого младенца, покинув тело, наблюдала за происходящим со стороны. И она может, запомнив события, описать все с величайшей точностью.
Родители жили в то время, снимая угол в частном доме на окраине города. В узкой комнате стояла кровать у стены слева, и стол в другом, противоположном от двери углу, близко к единственному окну, что напротив кровати. На стене над кроватью висел ковер. Смутные силуэты молодой мамы, которая плакала и кричала на молодого отца: почему он положил ребенка на край кровати, что он упал и теперь не приходит в себя. Затем суета, движение нескольких человек, которые толкались-сталкивались в узкой комнатке между кроватью и окном. Потом тишина и провал.
А через несколько времени, возможно, через день или несколько дней, маленький мальчик видел, как пришел с работы домой отец. Он принес рыбу селёдку. Мама взяла мальчика на руки, посадила к себе на колени и кормила с ложечки манной кашей. А отец, видимо пьяный, веселый, – отломил от селедки небольшой кусок и пытался накормить мальчика. Как не давала мама, но он, мальчик, потянулся руками и кусочек рыбы попал-таки ему в рот. Так он ел селёдку в младенческом возрасте. Ни вкусов, ни запахов, ни слов – младенец-мальчик не понимал, но все, что запечатлела его память тогда – сейчас он может воспроизвести точно и объяснить подробно.
Так, будучи чуток постарше, он помнил зиму. Как его, укутанного и перевязанного большим платком-шалью, везли на санках со спинкой. Эти деревянные санки с решетчатой спинкой, он видел и потом, когда ходил в школу. Кажется, выкинули их на свалку-помойку, за ветхостью, когда он начал ходить в школу. А в младенческом возрасте он в них сидел, и везла его мама по улице. И помнил он, как перетаскивала мама санки через железную дорогу. Потом перетаскивала его и усаживала вновь в санки со спинкой.
Такие маленькие подробности жизни из очень далекого (для него) детства редко остаются в памяти человека. Тут начинается мистика.
Человек, будучи младенцем, не имеет представления ни о Боге, ни о потустороннем мире. Но он видит, вернее душа его воспринимает: и мир ангелов и бесов, и различные мистические образы. Потом, взрослея, он теряет уже эту способность.
«Устами младенцев (детей) глаголет истина».
Это высказывание всем почти знакомо. Но почему-то мы отказываемся верить, когда дети, увидев что-то неестественное для нашего «взрослого» мира, говорят нам об этом. Души детские более восприимчивы, и дети видят больше – в нашем мире. Они видят ангелов и видят персонажей сказочных: домовых и барабашек.
Восприимчивость человеческих душ меняется с возрастом от веры человека. Если душа верит, уверена в существовании другого, невидимого мира, она по вере и получит, – что будет видеть тот «сверхъестественный» мир, в котором мы все существуем.
Наука постепенно приходит к тому знанию, которым обладают души младенцев. Уже нашли, что время движется вместе с нашей планетой в пространственно-временном континууме.
А без умных слов и понятий – мир огромен и наполнен многочисленными созданиями, из которых мы можем видеть только лишь 4 процента той, нашей материи. Из мира темных материй – ангелы темные, вокруг нас, рядятся в цветные одежды и соблазняют души человеческие. А ангелы светлые – охраняют людей и учат их добру.
Все так просто, надо только верить. Надо вернуться в памяти своей к детским воспоминаниям. И мы обнаружим, что видели мы и общались с другими нематериальными созданиями в «младенческом» детстве своем.
Так и в нашем рассказе: вспоминая то далекое детство, что увиделось. А душа маленького мальчика уже в самом юном возрасте «отлетала» от его тела. Этот опыт не был случайностью, или лучше сказать, не остался без последствий. Мальчик научился во сне улетать к «другим мирам».
Он часто видел один и тот же сон: как темное большое облако, квадратное и объемное, как большая подушка, что лежала на родительской кровати – вдруг, приближалось и наваливалось на него спящего. И мальчику, от навалившегося груза становилось трудно дышать – и, казалось, он резко умирал. А душа его оказывалась в другом времени, в другом месте: иногда, среди солнечного яркого дня, на какой-то стеклянной светящейся поляне, где были цветы и где бегали красивые солнечные светлые мальчики и девочки. А то он, вдруг, оказывался в темной черной пустыне, где под ногами его был мягкий серый песок, а вокруг ходили мальчики – все черные, с блестящими глазами.
И после этих снов просыпался мальчик рано под утро, всегда перед восходом солнца. Летом это часа в 4 или еще раньше, а зимой позже. Связь сна с восходом солнца мальчик понял, когда проводил лето в деревне у бабушки, на каникулах.
И в этих мистических снах мальчик много узнавал нового и интересного. Но память недолго хранила видения из снов, сны он забывал быстро. А вот знания, вероятно, откладывались в его подсознании. Потому что случалось ему потом, не раз и не два их применять.
Такие сны с облаком-подушкой, которое задавливало его «до смерти» – мальчик считал плохими. Став чуть постарше он решал с ними бороться. Иногда, как только при засыпании он видел приближающуюся темную массу-облако, – он резко просыпался, а потом боялся уснуть. Лежал с открытыми глазами долго, вставал и шел на кухню, пил воду или еще что-то предпринимал, чтобы не спать. Родителям он ничего не рассказывал и никому не говорил о своих «страшных снах». Отцу или матери он отвечал просто – «не спится, не хочу спать». И так при помощи бессонных ночей, не высыпаясь, мучаясь днем, засыпая в школе на уроках, – мальчик постепенно избавился то «снов страхов». Сны эти в раннем детстве снились ему часто, но с возрастом все реже и потом, когда он пошел в школу прекратились совсем. Теперь ему думается, что напрасно….
Ибо знания, из приключений в тех снах почерпнутые, однако всплывали в памяти, да так иногда выручали, помогали ему в жизни, – что после окончания школы, во взрослой жизни, мальчик пожалел, что не стало больше тех «снов страхов». Ведь за «смертью» от облака, всегда, душа его переходила в другой перекрестный мистический мир и что-то познавала обо всей вселенной, приобретая опытные знания.
Как проявлялся опыт души, сохраненный в подсознании мальчика? Это было всегда ощущение «де-жавю» – будто он знал о событии, которое неожиданно случалось с ним в повседневной жизни. И будто бы он знал, как надо поступать в той или другой ситуации: «ну точно, он знал, что надо сделать так, а не иначе. И всегда, это было правильно, если он поступал по тем своим «тайным знаниям». Окружающие его люди удивлялись способности мальчика предугадывать события. «Откуда ты знаешь, что надо так сделать» – говорили ему. Иногда и спорили с мальчиком, а он делал по-своему и был всегда прав.
Так, например, часто случалось им ходить с отцом на рыбалку через лес. И всегда мальчик находил и указывал короткую дорогу к реке. А бывало, говорил, что нельзя будет пройти вдоль реки: «там протока, разлившаяся, не даст прохода». Отец, не послушав, шел по своему, вдоль реки, и они натыкались на тупик. Все равно, как и говорил мальчишка, приходилось им обходить ту протоку.
Были случаи, когда мальчик спасал людей: вдруг, он задерживал тетеньку и не давал ей переходить перекресток дороги в городе. Оказывалось, через секунды, мчалась через перекресток машина на высокой скорости, – ну, точно бы сбила она тетеньку, если бы мальчик ее не остановил.
Он всегда угадывал, наблюдая за человеком, в какой из подъездов войдет этот человек, подходя к дому, к пятиэтажке с 6-тью подъездами. И знал он заранее, что вот тот мужик с пакетами, сейчас, скоро, должен споткнуться и уронить пакет. Точно, вдруг, у пакета рвались ручки, когда мужик спотыкался.
