Один день в 93-м

Они вышли на улицу и так же дворами побрели обратно к метро. Аня, задумчиво улыбаясь, шуршала листьями и разглядывала цветные деревья. Солнце, искрясь и веселясь, брызгало от ее волос.

– Аня! Так ты же так с ним и не поговорила о квартире? – сказал Матвей, сам только осознав это.

– Ну, ты ж его видел! – улыбнулась Аня, – Какие с ним квартиры?!

– Тогда, зачем мы ездили? – недоумевал Матвей.

– А что? Плохо съездили? – улыбнулась Аня.

У метро возле остановки стояла анина «Победа», и ей остервенело сигналил троллейбус. Из «Победы» выскочила брюнетка, та самая, что играла в карты на Соколе. Она бросилась к Ане.

– Заглохла, сволочь!

Троллейбус не унимался.

– Да знаю я! – Отмахнулась брюнетка.

Из троллейбуса высунулся водитель и крикнул что-то не очень лестное про «Победу» и ее водителя.

Аня схватила ключи, и сев в машину, тут же завела ее и отогнала от остановки, вернув миру спокойствие.

Затем она снова вышла, попрощалась с Наташей, а Матвей тем временем сел в машину.

Аня вернулась за руль, но пока не заводила. Они сидели вдвоем в машине, как в домике, молча и уютно. Матвей обернулся к Ане, она смотрела на лобовое стекло и, казалось, глубоко задумалась над чем-то. Матвей мягко ей улыбнулся. Аня посмотрела на него и тоже улыбнулась. Они снова были едины. Рука ее повернула ключ в замке зажигания, и рев двигателя стал аккомпанементом их единению.

Они ехали по Москве, которая между тем стремительно мрачнела, заволакиваемая тучами. Начал накрапывать дождь. Аня включила дворники.

Матвей смотрел через мелькавшие щетки на улицу, погружавшуюся в тоскливый осенний дождь.

Они неторопливо проезжали мимо парка, как вдруг впереди показались две мокрые черные фигуры, отчаянно махавшие руками.

Аня остановила машину возле голосовавших. К ужасу Матвея, это были ребята из братвы.

Один высокий в черном кожаном пальто, черных перчатках, черных брюках, черных ботинках и черной шапке. Второй был пониже ростом коренастый парень с необычайно глупой, даже для братвы рожей со стрижкой бобриком в черной водолазке, джинсах и кроссовках ADIDAS, в то время, как вся страна не брезговала не менее известной маркой ABIBAS. Высокий быстро нагнулся к окну машины и обратился к Ане:

– Бра… Сеструха! Выручи! Дерни тачку.

Коренастый цыкнул зубом, видимо, соглашаясь с товарищем.

– Где застряла-то? – спросила Аня.

– Да там, в парке, мать-перемать – отвечал плащ.

Коренастый подтвердил слова сии, цыкнув зубом.

– Ну, залезайте. Дверь только с той стороны открывается.

Пока ребята обходили машину, Матвей шепнул Ане:

– Ань, может не стоит? Мне кажется, вовсе не обязательно им помогать.

– Да ладно, не переживай, Матвей, – сказала Аня. – Обычные ребята. Я таким постоянно квартиры продаю.

«Ужасная профессия, все-таки!» – подумалось Матвею.

Парни уселись на заднем сиденье. Плащ показывал дорогу, Коренастый только периодически цыкал.

Вскоре они выехали к берегу Москвы-реки.

Дождь прекратился, и взору представилась великолепная осенняя панорама – берег реки, обрамленный разноцветными, чисто вымытыми, готовыми предстать перед солнцем, деревьями. Тучи, начинавшие уже расплываться. И гладь воды, посреди которой, стоял наполовину утопленный 600-й мерседес, цвета вороного крыла. Выглядел он на редкость непрезентабельно.

По берегу прохаживались еще трое ребяток, одетых преимущественно в черные крутые, но мокрые прикиды.

Увидев обоих собратьев, они с руганью кинулись к ним, выказывая нетерпение.

Начались оживленные приготовления к вытаскиванию мерина. Аня достала из багажника стальной трос. Коренастого заставляли лезть в холодную октябрьскую Москву-реку, чтобы зацепить трос. Он усиленно отнекивался и отбрехивался, почему-то не желая выполнять пожелание окружающих, пока, сам вожак с золотой цепью и волевым подбородком – все как полагается – не приказал ему.

Коренастый уныло разделся и приблизился к воде. Цыкнув, он вошел в реку и охнул. Раздался лошадиный хохот братвы. Бедолага быстро пристегнул трос и выскочил на берег, фыркая и отдуваясь.

Аня нажала на педаль газа. «Победа» двинулась вперед. Тросс натянулся, показавшись из воды с уже нависшей на нем тиной.

Матвей стоял вместе с остальными в стороне и наблюдал за процессом. Мерседес не двигался. Еще несколько попыток оказались неудачными. Автомобиль прочно застрял в иле.

Вожак был очень недоволен положением вещей и неодобрительно поглядывал на своих архаровцев.

Аня вышла из машины. Поднялся рев голосов – кто предлагал пригнать КАМАЗ, кто закатать в асфальт каких-то там уродов, кто звонить некоему Лехе… Идей было множество. Вожак сурово смотрел вдаль.

Аня перебила все это многоголосье.

– Пацаны! Че вы базарите? – перешла она на понятный им язык. – Ей зацепиться не за что. В иле сидит. Надо веточек ей кинуть под колеса. И все будет окей.

Вожак посмотрел на Аню одобрительно. Потом он окинул суровым взором своих орлов и сказал «Ну!»

Все тотчас бросились искать палки и сучья.

Скоро на берегу высился ворох веток.

Теперь в воду уже полезли двое. Обоим пришлось нырнуть в ледяную воду, чтобы разложить ветки под колесами. Справившись с этой задачей, оба бросились на берег, стряхивая холодную воду.

Аня еще раз попробовала вытащить несчастный автомобиль.

Мерседес дергался, видимо зацепляя ветки, но все еще не поддавался.

– Крепко засел, зараза! – сказала Аня. – Не дается так просто.

На этот раз свою лепту решил внести суровый вождь. Он объявил своим молодцам, что сейчас они залезут в воду и будут толкать.

Рев негодования пронесся по рядам, но быстро стих. Парни послушно разделись и полезли в воду. Матвей тоже живо скинул брюки и полез с остальными, не желая стоять на берегу без дела. Итак, все заняли свои позиции у мерседеса, Аня нажала на газ, и парни стали толкать.

В это время по реке двигался речной трамвайчик. Так как было уже достаточно холодно, все пассажиры были на нижней палубе, в тепле и уюте. Трамвайчик проплыл чуть подальше, когда до стоявших в воде докатилась волна от него, обдав спины ледяной водой. Все с громкой руганью обернулись. Матвей тоже обернулся и увидел на верхней палубе мальчика, кричавшего что-то и махавшего рукой.

– Мотя! Мотя! – Иди скорее – кричал мальчик. – Тут машина тонет! Мотя!

Матвей сразу же вспомнил. Это был тот день, когда к его другу Мишке вернулся отец из командировки и повез их кататься на трамвайчике. И Мишка тогда пошел на верхнюю палубу и стал звать оттуда Матвея, но тот прибежал, когда интересное зрелище уже скрылось из виду.

– Мотя! – Крикнула Аня, смеясь. Матвей резко обернулся. Мерседес уже стоял на берегу, обтекая, а парни, дрожа и фыркая, одевались.

Матвей вылез на берег и натянул брюки. Они сели с Аней в машину, и уехали из этого странного парка обратно на дорогу.

Снова заморосил мелкий дождик. Дворники «Победы» размеренно делали свое дело. «Победа» неторопливо двигалась по улице Зорге, на которой образовалась вечерняя пробка. Закат загородила пятиэтажка. Во всех окнах первого этажа был включен свет, кроме одного. Окно было распахнуто настежь. В проеме виден был силуэт мужчины, который, облокотившись на подоконник, курил сигарету.

По тротуару, обходя лужи с набухшими в них потемневшими листьями, шли прохожие держа блестящие от дождя зонты. Из магазина «Продукты №12» вышел взъерошенный гражданин и, ссутулившись из-за моросящих капель, пошел торопливым шагом через дорогу. На коньке магазина сидел голубь и уныло глядел вслед прохожему, а сзади к нему осторожно кралась мокрая черная кошка.

– Аня, ты счастливый человек?

– Абсолютно. А ты?

– Наверное, да. Хотя счастье ведь относительное понятие, правда?

– В каком смысле?

– Ну, в смысле, что сегодня ты счастлив. А завтра об этом только вспоминаешь.

– Да, правда. Я тоже часто об этом думаю. Вот я сейчас молода, красива, у меня есть деньги, чудесные друзья. Меня любят. А что будет через 20 лет? Возможно те, кто теперь мною восхищается, даже смотреть в мою сторону не захотят.

И Матвей вдруг подумал, что если он вернется в свой год, то при желании сможет разыскать ее и узнать, что с ней стало.

– Я думаю, ты составишь прекрасную партию.

– Что такое прекрасная партия? Хороший, умный муж, способный обеспечивать, дети, квартира, дача, машина. Летом на неделю в Сочи. Я не хочу этого.

– А чего ты хочешь – карьеру?

– Нет. Я не риэлтор и не бизнесмен. То, что я работаю в недвижимости, это случайность, удача, не более того.

– Ты не карьеристка и не стремишься к семье. Кто же ты?

– Не знаю. Очень сложно понять, кто ты, найти, скажем так, точку опоры, когда все вокруг тебя постоянно меняется.

– Ты не хочешь пойти учиться?

– Получать высшее образование в наше время – безумие.

– Да, но вон студент учится?

– Да, но он псих. Он и сам не знает, что будет через год, когда он получит диплом. Кому сейчас нужны авиаконструкторы?

Матвей замолчал. Он не знал, что сказать, а поэтому снова стал смотреть на проплывающие мимо здания. Дождь кончился. Тут по почерневшим листьям откуда-то прикатился, весело подпрыгивая ярко-желтый мячик. Присмотревшись, Матвей разглядел, что это апельсин. Тут появился еще один, за ним еще. Возле здания стоял грузовик, из которого выгружали ящики. У одного из ящиков отвалилось дно, и оттуда высыпались апельсины, похожие на маленькие солнца, вкрапляя в погрустневший пейзаж мячики радости.

Хотя на небе еще были тучи, горизонт почти расчистился и заиграл миллионами теплых оттенков, окрашивая все вокруг постельными тонами пурпурного, золотого, оранжевого.

Они молчали, слушая, как шуршат шины по мокрому асфальту. И вот из-за туч вытекло размытое солнце. И бежевый капот «Победы» превратился в легкий крем, в который можно, как в теплый песок, опустить руку и почувствовать вибрацию мотора.

Матвей посмотрел на Аню, она улыбалась.

– Слушай, Матвей, а может быть, ты мне поможешь понять, зачем я здесь?

«Или ты – мне», – мысленно ответил он.

– Ань. У меня ночью поезд. В полночь. С Ленинградского вокзала.

– Аа, понятно, – она посмотрела на него грустно и немного обиженно. – Нет. Не понятно. Ты утром приехал. Провел весь день с незнакомой девушкой. Причем сказал, что вечером тебя ждет друг. И ночью у тебя поезд обратно. В чем смысл такой поездки?

– Да черт его поймешь, в чем смысл, – Матвей задумался. Он вообще много и часто думал, однако, в большинстве своем совершенно безрезультатно.

– Матвей, зачем ты обманываешь?

– Я… я не обманываю. Это просто очень глупая и странная ситуация. И я не смогу тебе внятно объяснить, как и зачем я приехал сюда.

Обычно, когда человек в рассказе или фильме попадает в другое время, у него есть какая-то цель: помочь кому-то, разобраться в себе, предотвратить катастрофу – ну мало ли что. А тут он просто провел приятный день, потрогал воспоминания, получил удовольствие – и все, домой. Ему даже не нужно искать обратную дверь – билет в кармане. Так в чем смысл? Может, он должен помочь стране? Но это же не 91-й, это уже заключительный этап разрушения. Что ему бежать к Ельцину, кричать – не стреляйте по Белому дому? Превратить этот прекрасный сон о прошлом в рядовой боевик?

Он смотрел на Аню. А вдруг, правда, смысл в том, чтобы им двоим помочь найти себя? В сущности, что изменилось за эти двадцать лет? Он занимается какими-то бессмысленными, не радующими душу вещами там, в своем времени. Она здесь промышляет аферами, которые ей совсем не нужны. Но тут он натолкнулся как будто на ошибку. Он никак не мог совместить образ той, уверенной в себе женщины, которую он видел на станции, с ищущей себя Аню. И, тем не менее, он был совершенно уверен, что это она и есть.

Аня задумчиво курила, выдыхая клубы дыма в тяжелый влажный воздух в приоткрытое окно машины. Пробка стала почти неподвижной.

– А мы сейчас куда едем?

– Ну, не знаю. На Сокол ехать пока бессмысленно. Раньше девяти вечера там никого не будет. Хочешь, можем ко мне поехать? Я в Крылатском живу.

– О! Хороший район.

– Да ну, ты что! Пустыри одни. Ветер все время. Окна сколько не заклеивала – все равно дует.

– Ты меня уговорила. Поехали.

Снова дверь без домофона. Поломанные вытянутые дверцы почтовых ящиков. Сбитый кафель на полу. Они пошли в дальний угол подъезда, куда не доходил свет единственной лампочки. Аня открыла маленьким ключом дверцу ящика с номером «33» и достала оттуда журнал «ТВ-парк».

Затем они вошли в пахнувший отнюдь не розами лифт и поехали на пятый этаж. На этаже было все-таки почище, чем в подъезде. Мертвенный свет длинной неприкрытой лампы, периодически моргавшей, освещал обитые кожзамом двери и бугристые бледно-зеленые стены.

Когда они зашли в квартиру, сразу стало веселее. Тепло и уют наполнили душу Матвея. Аня провела Матвея в гостиную, а сама упорхнула на кухню. В прихожей и гостиной стояли частично распакованные коробки. Новая импортная мебель черного дерева вперемежку с видимо милыми сердцу вещицами из советского прошлого дополняли хаос. Матвей утонул в чрезмерно пышном диване и взял со стеклянного столика журнал Penthouse с пышноволосой грудастой девицей на обложке. Пышные волосы были как будто обрезаны по кругу ножницами. Вот она эра до photoshop.

– Чай, кофе будешь? А то может коньячка, а, непьющий?

Матвей поднял журнал и, прищурив глаз, как строгий учитель вопросил:

– Это что?

И вот на щечках этой авантюрной девицы заалел румянец.

– Ну а что, интересно же…

– Как люди живут?

– Ну да, – рассмеялась Аня. – Так ты не ответил.

– Давай чай.

– Классно! У меня, между прочим, в пакетиках есть. Пиквик. Со вкусами.

«О, Боже!»

– Ну, давай.

Она вернулась с чашками темного стекла – чистое ноу-хау – и коробкой с «Пиквиком».

– У меня сладкого ничего нет. Но. Икру ешь?

– Ем, – усмехнулся Матвей.

Она снова слетала на кухню и вернулась с батоном белого хлеба и здоровенной жестяной банкой, в которую обычно упаковывали сельдь, но не в этот раз. Банка была полна черной икрой.

– Как… как это может быть?

– Да это Надежда Иосифовна у участкового покупает. Отличная икра. Ешь.

Пока он наслаждался вкусом контрабандной икорки, Аня подошла к притаившемуся подобно пуме музыкальному центру, открыла кассетник, перевернула стоявшую там кассету и запустила музыку. Да не простую, а летние хиты 93-го.

– Ты уж извини, что такой бардак. Я месяц как переехала. Времени нет разобраться. Ну, так как, коньяк будешь?

В руках ее заиграла бутылка с манящей этикеткой Henessy XO. Матвей чуть черной икрой не подавился.

– В «Березке» оторвала. На доллары можно много радостей жизни приобрести, – изрекла Аня, не сдерживая торжествующую улыбку.

Вечные ценности.

Она достала высокие тонкие бокалы под шампанское и наполнила их янтарной жидкостью.

– Хочу сделать себе бар в шкафу, как в фильмах. Но коньячные бокалы приобрести еще не успела. Так что пока так.

Они чокнулись «за нас», выпили залпом хенеси, бездарно закусили его куском нарезного, намазанного черной икрой и радостно посмотрели друг на друга.

А вы коньяк по-другому пьете?

Но наши герои почти вовремя опомнились. Начали рассуждать, как тепло разлилось внутри них, и следующий бокал растягивали и смаковали.

А следующий снова дернули залпом. Привычки так сразу нас не покидают. Иногда и двадцати лет не хватает.

А тут еще заиграло попурри, Аня развеселилась и начала танцевать. Они не заметили, как через некоторое время оказались танцующими при выключенном свете медляк. Песня Lady in red расставила все по местам.

Некоторые вещи не меняются. И все равно, что за обстановка в доме и какой год на дворе. А поэтому совершенно не важно, что там дальше произошло на чрезмерно мягком импортном диване.

Матвей обнимал, казалось, невесомую обнаженную Аню, лежащую на нем. И сквозь негу лениво размышлял о том, какая у нее нежная бархатистая кожа. И тут в глаза ему бросились яркие святящиеся цифры электронных часов – 23:10. Его поезд меньше, чем через час. Нега сразу исчезла, а на смену ей пришло сильное волнение. Страх опоздать. А ведь еще мгновение назад в голове его скользила мысль о том, чтобы остаться здесь с этой прекрасной спутницей и что в сущности ничего его не держит там, в его времени.

– Ань, надо собираться. У меня поезд в полночь.

Аня взглянула на часы.

– Оо! Надо спешить. Ехать-то нам где-то полчаса.

За пять минут они оделись и вышли из квартиры. В лифте шум в голове напомнил Матвею, что совсем недавно они пили коньяк.

– Ань, ты что, машину поведешь?

– Нет, не могу. Поймаем попутку.

На улице она побежала к дороге. Он чуть отстал.

Она стояла у дороги чуть поодаль от него в своем бежевом пальто, подняв голову, чтобы разглядеть, спускающиеся с холма машины.

И тут он узнал ее снова. Это она была девушка на фотографии у Белого дома. Это она смотрела на танки на снимке с «полароида».

Им повезло. Подъехал «москвич», и дедушка, сидящий за рулем, согласился отвезти их на вокзал.

Аня попробовала было объяснять ему, где поворачивать, но встретила недружелюбное фырканье.

– Девочка, я за руль сел раньше, чем ты родилась. Во сколько поезд у вас?

– Без одной минуты полночь.

– Что за сказочный поезд такой? Что-то я такого не припомню… Да ты не волнуйся, успеем.

Дедуля всецело сосредоточился на дороге, предоставив пассажиров самим себе.

Матвей с Аней посмотрели друг на друга и попытались скрыть в улыбке грусть.

Совсем немного времени оставалось, чтобы хотя бы попытаться понять, зачем он здесь был.

– А знаешь, есть такая теория, будто все мы живем по книге.

– Интересно. Как это?

– Ну, мол, вначале текст, а потом события.

– Любопытная идея.

– Вот интересно, по какой книге живет эта страна? – Матвей нахмурился.

Старичок отвлекся на мгновение и с хитрецой посмотрел в зеркало на Матвея.

– Думаю, смогу ответить на Ваш вопрос, юноша, – сказал он, и веселые морщинки заиграли на его старческом лице.

Матвей с Аней с интересом посмотрели на водителя, ожидая продолжения.

– Вез я тут как-то одного человека. Вы не подумайте, я так вообще не таксую. Но бывает иногда, вот как вас, – зачем-то попытался он оправдаться. – Так вот. В дороге мы с ним разговорились. Он рассказал мне, что работает на телевиденье. Слово за слово, стал мне всякие истории из телевизионной жизни рассказывать. И вот у них какой случай был. Снимала их группа принятие присяги президентской. Ельцина, значит. Ну, готовятся к записи, и тут начинается волнение. Во время присяги президент-то руку на Конституцию кладет, а она у нас толщиной в школьную тетрадку. А показ на весь мир. Ну, думают, неловко получается. Надо подложить под Конституцию какую-нибудь толстую книжку, для значительности. Стали искать. Только у оператора и нашлась книжка. Дочке подарок вез – «Незнайка на Луне». Вот на этой книжке Борис Николаевич присягу и принес. Так что, по «Незнайке на Луне» живем.

Матвей с Аней настолько опешили от этой истории, что даже не сразу поняли, что смеяться надо.

Но вот они въехали на Площадь Трех Вокзалов, и «москвич» остановился перед Ленинградским вокзалом. Матвей расплатился с балагуром-старичком. Затем, они с Аней пошли в зал. До отправления поезда оставалось несколько минут.

– Быстро доехали, – отметила Аня.

– Да, хорошо, что поймали этого «москвича».

Они почти бегом прошли через зал и вышли на перрон. Найдя нужны вагон, они остановились, и только теперь посмотрели друг на друга. Предстояло проститься. В голове у Матвея был страшный сумбур. Он не отдавал отсчета в своих действиях.

– Значит, уезжаешь? – Как бы беспечно спросила Аня.

Матвей замялся.

– Да…

Немного помолчали.

– Аня!

– Что?

– Поехали со мной.

– В Ленинград? – Аня заулыбалась, – что я там делать буду?

Матвей посмотрел на Аню долгим, пронизывающим взглядом. «Что я теряю?» – подумал он.

– Ань, слушай…Я тебе сейчас кое-что скажу… Только не думай, пожалуйста, что я сумасшедший.

– Ну? – Аня не улыбнулась, видя с какой серьезностью говорит это Матвей.

– Я переместился во времени.

Брови его спутницы поползли вверх.

– Я серьезно тебе говорю. Я не псих. Это реально так. Я из 2015-го года. Я сел в поезд из Москвы в Петербург, и оказался здесь в 1993-м, и в обменнике встретил тебя.

–В обменнике? – видно, что Аня не собиралась верить в это безумие.

– Аня, я клянусь тебе! Поехали со мной! Там лучше, там безопасно.

Аня улыбнулась.

– А почему бы тебе не остаться здесь? Получается, ты знаешь, что будет?

– Да, я знаю. И поэтому не хочу тут оставаться. Ничего хорошего в ближайшее время тут не будет.

– Да это, по-моему, и без пришельцев из будущего понятно, – засмеялась Аня.

Матвею вдруг стало нестерпимо грустно. Остаться здесь?

Его окликнула проводница:

– Молодой человек, давайте поскорей! Поезд сейчас отправляется.

Он взял ее руку.

– Мне… Уезжать?

Аня усмехнулась:

– Решай сам.

Матвей сжал ее руку, последний раз бросил на нее взгляд, и собрался уж было зайти в вагон, но снова повернулся к ней, кое-что вспомнив.

– Ань, слушай, ты не ходи завтра к Белому дому, ладно?

Она не повернулась.

– Ладно, – бросила в его сторону.

Он вошел в вагон, нашел свое место и безвольно опустился на сиденье.

«Зачем я уезжаю?! Господи, зачем?» Матвей в ужасе огляделся, пытаясь определить, переместился ли он уже во времени. Но поезда – такая вещь. Они покоряют тысячи километров, перемещаются по просторам нашей необъятной родины, но во времени они совершенно неподвижны. Матвей выбежал на улицу. Проводница крикнула ему, что поезд отправляется через минуту.

На улице начинали кружиться снежинки. Снова этот первый снег, но теперь уже в 93-м. В самом конце состава он увидел Ее пальто. Она удалялась, и, нарастающий ритм снежинок, скрывал ее от Матвея. Он бросился догонять ее. И как только он начал движение, снег усилился. Снежинок становилось все больше, и кружились они уже не в милом тихом вальсе – начиналась метель, густая и непреодолимая. Матвею стало не по себе, но он делал все возможное, чтобы преодолеть снег. Ноги его увязали в нарастающих сугробах, глаза пришлось закрыть от колючего снега, и он почти не продвинулся. Он пробежал всего полвагона.

Тогда он сделал усилие и крикнул во всю мощь: «Аня!» Крик получился осипшим, он сам едва услышал свой голос. Творилось что-то странное. Он повернулся к вагону, намереваясь успеть хотя бы в поезд, уже всерьез опасаясь быть засыпанным снегом намертво. И как только он сделал это движение, снег утих. Осталось лишь несколько снежинок, опоздавших на праздник.

Матвей снова повернулся к Ане и, пытаясь обмануть эту черную магию, побежал к ней. Он успел пробежать вагон, как снова началась эту страшная, необъяснимая метель. Он вложил все свои силы в преодоление этой стихии. Меся ногами снег, задыхаясь от ветра, он все-таки, смог преодолеть еще три вагона и достичь Ани. Ее спина была на расстоянии вытянутой руки. Он еще раз попытался позвать ее, и снова – не крик, а шепот. Он протянул руку и схватил ее за плечо. И почувствовал, что под пальто не твердое живое тело, а рассыпающийся песок. Как песчаная скульптура, которая стоит недвижимо, удивляя взгляд, но когда вы дотрагиваетесь до нее, рассыпается, оставляя у вас в руке лишь горсть нагретых солнцем крупинок. В ужасе он отпустил ткань, и пальто, как обрывок бумаги закружил и понес куда-то снежный ураган.

Матвей в страхе попятился назад. В этот момент проводница последнего вагона, уже собиралась закрывать дверь. Матвей вскочил к ней на подножку.

– Куда?! – закричала она.

– Да я из 5-го вагона, девушке ключи забыл отдать, выбегал.

– Билет где?

Матвей вынул из кармана измятую бумажку. Проводница пропустила его в вагон.

Поезд начал движение. Матвей брел через коридоры, машинально отступая в отсеки, чтобы разминуться с идущими навстречу, ожидая тех, кто разбирал белье или убирал чемоданы, стоя в проходе. Он ничего это не замечал. Поезд начало покачивать из стороны в сторону, Матвей шел, все также машинально, ни на что не обращая внимания, один раз чуть не наткнулся на женщину, извинился.

Наконец он снова добрался до своего места. Напротив никого не было. Его полка была нижняя. Расположение мест, номер вагона, все было такое же, как в поезде, который привез его сюда. Даже запах немытых ног, который ни с чем не спутаешь, оставался неизменным. Хотя вряд ли это была примета конкретного поезда.

Матвей с тоской смотрел в окно, видя, как удаляется от него Москва. Он почувствовал, что какая-то пелена мешает ему смотреть. По щекам текли слезы.

Он сунул руку в карман и нащупал какой-то неизвестный ему предмет. Это оказалась анина брошка. Как она попала к нему в карман, он не знал. Может, выронила где-то, а он машинально поднял, намереваясь потом отдать.