Один день в 93-м

Действительно, стаканов не оказалось. Матвей не стал предлагать купить пластиковый стакан, опасаясь, что их еще не продают.

– Постой, у меня есть идея, – Аня улыбнулась.

Аня достала из кармана пачку сигарет LM, вскрыла упаковку и стянула с пачки полиэтиленовый кармашек.

– Ну, чем не стакан? – она улыбнулась.

Затем девушка сунула монету в автомат и подставила полиэтилен под струю газировки. Матвей ошарашено улыбнулся. Она протянула ему воду, которая вся колыхалась в играющем солнечными бликами кармашке. Он сделал глоток. И только в этот миг он действительно весь целиком переместился в этот странный 93-й год. Как пузырьки газа испарилась вся ошарашенность и сомнения. Он все вспомнил и понял, что как бы это ни было дико и безумно, как бы ни были нереальны полеты во времени, именно ему одному повезло, и он переместился в свое детство; в очень странный и жуткий год для всей страны, но в волшебный и очаровательный год своего мальчишеского счастья.

Он допил газировку, жмурясь от восторга, и отдал импровизированную чашу Ане. Аня посмотрела на него со смесью удовольствия и удивления.

– Это что, живая вода? – спросила она, забирая «стаканчик». – Ты весь преобразился.

Матвей не мог объяснить ей, что сейчас произошло, поэтому, он просто улыбнулся, взял ее под руку (к величайшему для нее удивлению), и вошел вместе с ней в метро, предвкушая новые счастливые воспоминания, которые можно будет осмотреть, пощупать, понюхать. Пара подошла к кассе. «Жетончики!» – воскликнул про себя Матвей.

Он купил два, и, повертев зеленоватые кругляшки в руке, протянул торжественно одну Ане. Аня засмеялась его церемонности.

Молодые люди одновременно опустили жетоны в прорези турникетов и прошли в мир метрополитена.

Запах метро был такой же, как и в 2015-м, но было значительно меньше людей. То есть их почти не было. На платформе прохаживались два человека. Спустя пять минут людей стало несколько больше. Подъехал поезд, и Аня с Матвеем с комфортом расположились на пружинном диване в вагоне. На весь вагон было только два рекламных плаката. Один изображал улыбающегося верблюда с батончиком PICNIK, с другого плаката пассажирам подмигивал Леня Голубков из-под букв МММ.

Поезд подъехал к «Тверской». Вагон не только не был забит людьми, но даже оставалось много свободных мест. Матвей с Аней вышли на улицу. Первое, что бросалось в глаза – свободно движущиеся по Тверской машины.

Матвей шел рядом с почти бегущей, но не замечающей этого Аней, оглядывая грязные поломанные лавочки на бульваре. Кругом валялся мусор.

С рекламного стенда на него взирало лицо Распутина с бутылкой водки в руке. Чтобы сомнений не оставалось, ниже английскими буквами было написано – Rasputin.

– Аня, скажи, а что это за странный дом, в котором мы были?

– На Соколе?

– Ну да.

– Это дом моих работодателей. Они там живут, и там же офис.

– Но такая обстановка… Я подумал, что попал в девятнадцатый век. Откуда все это?

– Ну как откуда? Денег полно, вот и развлекаются.

– Они бандиты?

– Нет! Ну что ты? Зачем заниматься бандитизмом, если ты работаешь на рынке недвижимости в Москве? Деньги итак рекой текут.

– То есть они безо всяких нарушений закона обзавелись трехэтажным коттеджем почти в центре Москвы?

– Положим, у них два коттеджа.

«Неплохо живут в то время, когда народ голодает», – подумал Матвей.

– Дом, что напротив, тоже их. И оба живут в этих домах чуть ли не с рожденья. Они были соседями, а потом поженились и организовали вместе бизнес. Все просто.

– Да уж, проще некуда, – усмехнулся Матвей.

Они вышли на Арбат и двинулись к началу улицы. Не успели пройти и ста метров, обнаружилось препятствие – толпа людей с плакатами, транспарантами и портретами Николая II. Над этой толпой возвышался мужичок в картузе. Стоял он на какой-то конструкции вроде строительного стола и со страстью в голосе призывал народ к монархии. Толпа всячески его поддерживала, потрясая транспарантами «Власть – царю» и «Долой проклятых коммунистов».

– Что это? – только и смог вымолвить Матвей.

– Это митинг. Что, первый раз видишь? Сейчас будут просить подпись. Это обязательное условие любого митинга.

И точно. Из толпы выскочила невысокая тетка в серой клеенчатой куртке и с ней двойник Николая Второго. Они сунули под нос Матвею какую-то бумагу с массой подписей и загорланили ему в ухо что-то вроде: «Вернем нашему Отечеству монархию. Не позволим больше коммунистам измываться над верноподданными царя».

Матвей растерялся. Но тут толпа запела «Боже царя храни», все подхватили и от Матвея с Аней отстали.

Они свернули в Сивцев Вражек и отыскали нужный дом.

– Машины, конечно же, еще нет! – возмутилась Аня. – Так. Ты стой тут. Подъедет грузовик, лови его и ставь к этому подъезду. Потом поднимешься на третий этаж. Окей?

– Окей, – улыбнулся Матвей упорхнувшей Ане и стал прогуливаться по пустынному тротуару в ожидании грузовика. Когда он, находясь в глубокой задумчивости, очередной раз повернулся, чтобы начать движение в обратном направлении, перед ним стоял человек. Матвей вздрогнул. Человек был нечесан, небрит и смотрел на Матвея пронизывающим взглядом исподлобья. На плече он держал огромную, очевидно очень тяжелую матерчатую сумку. Он слегка поманил к себе Матвея, хотя тот итак стоял с незнакомцем нос к носу. Матвей нагнулся к нему, и тот шепнул ему на ухо:

– Обои не нужны? – и тут же, отстранившись, многозначительно посмотрел на молодого человека.

Матвей оцепенел, но тут же стряхнул наваждение и отрицательно завертел головой, отходя от странного субъекта.

– По полтиннику рулон, друг, – субъект засеменил рядом.

К счастью для Матвея, вдали показался грузовик, и он, отцепившись от торговца обоями, побежал навстречу машине, показывая водителю, где встать.

Грузовик остановился чуть не посередине улицы, и из него вылезли водитель и грузчик. Одеты они были подобающе. На грузчике красовались синие спортивные штаны, потертые китайские кеды, майка алкоголичка. Водитель был в обыкновенных, оттянутых на коленях брюках странного цвета, что-то вроде «горький шоколад, растертый по мокрому асфальту». Поверх такой же, как у его товарища, майки был натянут старый грязный пиджак. Он снял с носа очки, протер их носовым платком, завернул в этот платок и положил в кабину.

– Ну-с, молодой человек, – обратился он к Матвею. – Покажите нам, пожалуйста, квартиру, откуда необходимо вынести вещи.

Матвей несколько опешил от такого изысканного обращения водителя грузовика, но быстро опомнился и предложил господам следовать на третий этаж.

– Лифта нет, конечно, – со злобным самоудовлетворением прошипел грузчик.

– Алексей, ну какой лифт, прости господи! Ты видишь, архитектура конца девятнадцатого, – рассердился водитель на товарища.

Тут они услышали, как на третьем этаже открылась дверь, и из квартиры полетела страшная брань, крики, визг.

– А ну пошел прочь, сволочь окаянная! Всю душу вымотал, скотина! – верещала какая-то тетка.

Ей вторили другие женские голоса, и из их криков можно было понять, что они полностью солидарны с соседкой, что тот, чье имя не называлось, действительно сволочь, подлец и самая, что ни на есть распоследняя пьянь.

Матвей побежал скорее наверх, чтобы в случае необходимости защитить Аню.

Вбежав в квартиру, он узрел гурьбу теток, сгруппировавшихся напротив угла, где на старом сундуке сидел затравленный пьянющий мужичок в синих трениках, шлепанцах и майке-алкоголичке, явно из той же коллекции кутюрье, что у грузчика и водителя. Мужичок был в разы меньше любой из окруживших его теток, рожа у него была небритая, а в глазах зияли тоска и боль.

Женщины наступали на затравленного и горели желанием вышвырнуть на лестницу, чтоб не мешался, пока вещи грузят. Мужичок отмахивался и отнекивался, пока, в какой-то момент в нем ни проснулась Обличительная Сила. Он поднял мутные глаза на окружавших его и заговорил:

– Что вы меня поучаете!? Чего вы хотите? Вы!!! Как… теперь… ПРОСРАЛИ СТРАНУ!!!! ПРОСРАЛИ!!! – вся тоска и боль вылились в этом страшном реве.

Тут как архангелы подошли вежливые грузчики. Тот, что в пиджаке, подошел к мужичку и стал ему бормотать на ухо какие-то их мужские заклинания. Несчастного увели.

Настало время интереснейшего времяпрепровождения, когда мебель, десятилетиями не покидавшая своих насиженных мест, начинает вдруг срываться с места, подниматься в воздух и переноситься вниз, без всякой помощи новомодных штучек вроде лифта, в грузовик.

Не обошлось без пианино, чрезвычайно тяжелого, вследствие того, чтобы было плотно набито пакетами с гречкой. Был и исполинский шкаф, ради которого пришлось снять с петель дверь. И, конечно, чрезвычайное количество всевозможной утвари, узелков, мешков, ящиков и прочего. Проплыла мимо Матвея и радиола.

Часа за полтора почти непрекращающегося марафона грузчиков, которые ко всему прочему оказались еще и некурящими, беспрерывных женских вскриков, воплей, споров и всех тех житейских особенностей, которые сопровождают погрузку мебели при переезде, наконец, закончили.

Остались только старый коричневый чемодан с металлическими скобами на антресолях, сапоги (что-то из осень-зима ‘78) и две сгоревшие кастрюли. Все это принадлежало девице, прописанной в квартире, но на памяти жильцов появившейся от силы один или два раза. И тут выяснилось страшное.

– Тазика-то зинкиного нет, – заявила одна из дам.

– Как нет?! – всполошилась другая.

Всполошились все.

Начался галдеж, из которого было понятно, что тетки страшно переживают за потерю тазика и необходимо срочно найти виновного и понять, как случилась пропажа.

Аня взирала на этот гомон с минуту, затем, решив прекратить сию бессмыслицу, сказала громко, чтобы плюнули на тазик и садились в подъехавшие такси.

Но Аня неверно оценила масштаб ситуации.

– То есть, как это плюнуть?! – загалдели тетки. – Она приедет и решит, что таз мы украли. Это что ж такое! Мы тазик не крали, нам чужого не надо. Мы люди может и бедные, но честные.

Прекратить просто так это было невозможно. Аня отвела в сторону Матвея.

– Слушай, дружище, сделай доброе дело, сбегай в хозяйственный за углом, купи ты им таз.

Матвей помчался выполнять поручение – ситуация его позабавила. Уже через несколько минут он вернулся с новым сияющим эмалированным синим тазом.

Тетки с презрением посмотрели на сие приобретение. Наконец, одна не выдержала:

– Он же синий.

– И что?

– Так тот зеленый был.

Аня взревела и потребовала, чтобы все немедленно сели в такси.

Наконец, грузовик, в сопровождение двух серых волг, скрылся из виду. Наступила звенящая тишина. Матвей с Аней поднялись наверх. Роскошная четырехкомнатная квартира с высокими потолками, тяжелыми дверьми, паркетом на полу и окнами в полстены. Квартира казалась огромной. Особенно, после того, как ей дали дышать, увезя весь этот бесконечный хлам.

Они прошли на кухню. Это было широкое и просторное помещение – высокий потолок и огромное, распахнутое настежь окно с массивным подоконником подчеркивали размах. Под окном спряталась чугунная батарея с облупившейся коричневой краской. У стены стояла замызганная газовая плита, рядом белая когда-то раковина. Из крана неторопливо капала вода, стекая откуда-то сверху по выпирающим трубам. По периметру расположились четыре кухонные тумбы с разнокалиберными шкафчиками над ними. Одна тумба отличалась от остальных чистотой и веселенькой расцветкой.

Пока Матвей рассматривал роскошную кухню, Аня курила у окна, задумчиво поглядывая на листопад. Затем она взяла сверток, все это время лежавший в углу кухни, положила на подоконник и распаковала.

К удивлению Матвея, оказалось, что это вывеска с названием улицы и номером дома, гласящая: «Самаркандский бульвар, д. 9».

– Что это? – Матвей был в совершенном недоумении.

Аня улыбалась, довольная эффектом.

– Пойдем, – вместо ответа сказала она. Они спустились вниз и подошли к углу дома.

– Сможешь поднять меня? – Спросила Аня, улыбаясь удивленному Матвею.

И не дождавшись ответа, сняла сапожки. Он помог ей забраться к нему на плечи. Аня прикрепила вывеску, благодаря которой совершилось мистическое перемещение в пространстве: из центра Москвы к окраинам города – в Выхино.

Матвей шепотом сказал:

– Это противозаконно. Милиция нас…

– Пойдем лучше проверим, сняла ли милиция остальные таблички.

По всему Сивцеву Вражеку не было ни одной таблички с названием улицы. Только номера домов.

К подъезду уже подъехала БМВ-трешка, из которой вышел тот самый плутоватый молодой человек, который сидел на Сокольском диване среди собак. С ним вышел огромный мужчина с широкой северной улыбкой, и густым басом поздоровался с Аней и Матвеем. Он был одет в новенький, шикарный, совершенно не шедший к нему костюм и блестящие лакированные туфли.

– А, это и есть, – он довольным взглядом обвел дом. – Да, хорошо. Тут до Кремля недалеко, а?

– Конечно! Тут рукой подать. Хотите, можем потом прогуляться.

И молодые риэлторы повели простодушного богача на третий этаж.

Матвей в крайне смущенном состоянии духа пошел за ними. Из разговоров он понял, что мужчина в щегольском костюме – нефтяник, который за всю жизнь третий раз в Москве, и теперь хочет приобрести большую квартиру в центре, где-нибудь поближе к Кремлю. Нефтяник был чрезвычайно доволен квартирой. Они тут же, что называется, не отходя от кассы, пошли к нотариусу на углу, где подписали необходимые документы о купле-продаже квартиры на Самаркандском бульваре, и передали деньги.

После чего молодой плут повез северянина в гостиницу, где тот остановился.

– Ну как? – довольная Аня в третий раз пересчитывала доллары. – Ты все понял?

– Честно говоря, не совсем.

– А-а, что ж ты такой неземной? Я тебе объясню. Но только смотри, – Аня сурово посмотрела на Матвея. – Если кому раззвенишь – в два счета в асфальт закопаем. Без шуток.

Матвей безоговорочно поверил.

– Все просто, – продолжала Аня, вернувшись в свой дружелюбный тон. – Это нефтяник. Туп, как все нефтяники.

Матвей вспомнил про олигархов, но не решился спорить с Аней.

– В Москве третий раз. Нужна квартира в центре. Благо, бабок дофига. Квартира эта стоит 60 тысяч долларов.

Матвей чуть не расхохотался над той значительностью, с какой Аня назвала эту смешную цифру.

– Он не знает улиц Москвы, но цены на квартиры в центре ему известны. Ну вот. Эту коммуналку мы расселили. Мы бы и рады продать ему эту квартиру. Да она не наша. Мы просто выиграли тендер на расселение. Но у нас есть квартира на Самаркандском бульваре, 9. Ну и все просто, он только что подписал документы на покупку двухкомнатной квартиры в Выхино, и выложил за жилье, которому красная цена 15 тысяч – 60. Я думаю, та квартира ничем не хуже. Только до Кремля далеко, – рассмеялась Аня, будто нашалившая школьница.

– Что ж вы ему однушку не сунули? – хмуро спросил Матвей.

– Нет у нас сейчас однушек, – вздохнув, ответила Аня.

Так и не сняв табличку с дома, они направились в сторону Арбата. Матвей молчал. В нем боролись чувства. С одной стороны, ему было неприятно, что он стал соучастником аферы, каких в 90-х было множество. С другой, это все-таки было интересное приключение, такое, о котором в его время нечего было и думать. Да и злорадство от того, что удалось надуть нефтяника, который сейчас какой-нибудь недосягаемый олигарх и до конца своих дней будет скрывать этот позорный факт своей биографии, тоже давало о себе знать. Он взглянул на Аню, которая радостно улыбалась и ничуть не стыдилась своего поступка. И Матвей несколько успокоил свою совесть, сославшись на то, что для времени, в которое он попал, это рядовая ситуация.

Его беспокоило только одно, куда делась та девушка, которую он увидел в самом начале в машине. Ведь это ее он видел на платформе в Бологое. Почему же теперь она занимается в этом странном 93-м году какой-то недвижимостью, какими-то аферами?

Мысли его были прерваны нежным струящимся голоском Ани:

– Может, пожрем? Чувствую, умру сейчас с голода.

– Да, идея неплоха. В Макдоналдс пойдем? – ляпнул он, не подумав.

– Да ну! Там такие очереди! Пойдем вон в пельменную.

Матвей открыл тяжелую массивную дверь и пропустил Аню в этот кулинарный рай или ад, сложно определить истину. Судя по запаху, вернее было второе. Из-за массивной двери на них пахнуло пельменным паром, словно они открыли ни дверь, а крышку кастрюли. К пару примешивались запахи «Жигулевского» пива, водки и уксуса.

Помещение было очень просторное, с высокими потолками, украшенными лепниной. Нижняя часть стены была залеплена бело-голубой плиткой. В зале стояли высокие столы без стульев. Некоторые были заняты полупьяными компаниями мужиков. Они находились на разных стадиях. Одни еще смеялись, рассказывали анекдоты или истории, обильно сдобренные грубым юмором. Другие уже стояли с мрачными рожами, объясняя друг другу правду-матку или жалуясь на жизнь.

Пара подошла к кассе. За ней стояла толстая баба, видимо вскормленная на этих самых пельменях. Белый халат с пятнами и пуговицами, расплавленными под мощным утюгом прачечной, не предвещали ничего хорошего. В ее накрученных бигуди и выкрашенных луковой шелухой волосах терялась заколотая двумя невидимками косынка.

– Что к пельменям? – с беспечным безразличием спросила кассирша.

– Мне сметану, а тебе? – Аня повернулась к Матвею.

– Майонез есть?

– Да, – протянула кассирша презрительно.

– Дайте еще два стакана чая, – попросила Аня.

– Угу. Водки сколько? – привычным тоном спросила тетка.

– Водки не на…

– Дайте 100 грамм, – выпалил Матвей. В этой атмосфере он не мог поступить иначе. Продавщица посмотрела на Аню умудренным опытом взглядом, говорящим: «Эх, молодка, где это видано, чтобы мужик водки не взял к пельменям». Она опустила глаза к кассе, как бы заканчивая свою мысль «Все мужики козлы!» – вместо аминь.

Матвей заплатил. Кассирша выбила чек и насадила его на шпажку к другим чекам. Матвей с Аней продолжали стоять. Кассирша посмотрела на них, как на законченных идиотов, и процедила:

– Вам принесут.

Они отошли к одному из столов. Аня достала маленькую телефонную книжку и стала что-то в ней искать, а Матвей рассматривал интерьер. Стены, выкрашенные масляной краской в голубой цвет. «Скоро краску эту обдерут, покрасят в желтый, заставят все стеклянными шкафами с мобильниками. Лепные потолки закроят подвесные, а вместо продавщицы будут стоять девушки и юноши в желтых футболках с белоснежными улыбками еще менее искренними, чем хамство этой пельменщицы», – думалось Матвею.

Он посмотрел на Аню. Она улыбнулась.

– Это у тебя с голодухи лицо такое серьезное? – Спросила она.

Он усмехнулся.

– У тебя очень красивая улыбка, – сказала Аня тихо.

Матвею захотелось ответить ей комплиментом, но все, что приходило на ум, звучало фальшиво.

– Не знаю, что тебе ответить, – сказал он.

– Ничего и не надо отвечать.

Молоденькая официантка с белыми косами принесла на сером металлическом подносе две глубоких тарелки с пельменями, два стакана чая с чаинками на дне, хлеб на тарелке и еще один граненый стакан, наполовину наполненный водкой.

– Ты, значит, любитель выпить перед обедом? – спросила Аня и с ехидством улыбнулась.

– Клянусь – нет! – Матвей испугался, что она его еще чего доброго за алкоголика примет. – Я и сам не знаю, что на меня нашло.

– Время затягивает тебя, – улыбнулась она.

– Что?! – Матвей чуть не упал. Зря нет стульев.

Матвей поднял на Аню глаза. Она уплетала пельмени.

«Нет, ну можно, конечно, списать на то, что мне послышалось… Но она действительно произнесла это!».

Матвей сделал два больших глотка и закусил обильно вымазанным в майонезе пельменем. Получилось это так залихватски, что пытаться теперь убедить кого-то, что он непьющий, было совершенно бесполезно. Он слегка опьянел.

Отобедав, Матвей и Аня двинулись по направлению к метро «Библиотека им. Ленина» с тем, чтобы отправиться оттуда на станцию «Проспект Вернадского». Там у Ани по ее словам было еще одно дельце, последнее на сегодня.

В вагоне они сели рядом и молчали, каждый погруженный в свои мысли. Матвей иногда оглядывался на рассеяно-задумчивое лицо Ани. Он снова чувствовал какую-то общность с ней, и от этого тепло разливалось по его душе.

Поезд подъехал к ремонтируемой станции «Воробьевы горы» и пошел тише. Мост гремел так, будто собирался немедленно развалиться. Между железными листами иногда возникал свет, но невозможно было ничего разглядеть. Матвей почувствовал, как Аня слегка прижалась к нему. Ему хотелось обнять ее, но он боялся спугнуть миг счастья.

Наконец, они были на месте, и, выйдя из метро, остановились, с удовольствием глядя на окружающий мир, щедро заливаемый солнцем.

– Куда мы сейчас направляемся? – Спросил Матвей.

– Нам надо зайти к одному моему знакомому. Справочник отдать.

Матвей подумал про себя с некоторым неудовольствием: «Что же это за знакомый, Аня?»

– Он студент, – сказала Аня. – Вообще-то, он бывший одноклассник Леши – ты его видел сегодня.

– Это который? С магнитофоном?

– Не, у которого зуб болит.

–Аа!

Аня и Матвей рассмеялись.

– Ну вот. Я с этим студентом общаюсь. Дело в том, что там можно сделать интересный вариант с квартирой. Вот я и езжу к нему в качестве этакого засланного казачка, – улыбнулась Аня.

Матвей глядел на нее озадаченно. Его мало интересовали интриги вокруг студентовой квартиры. Ему не хотелось думать, что Аня готова поддерживать дружеские отношения с человеком только из-за «варианта с квартирой». Помимо этого, его всерьез начала волновать мысль, не читает ли часом Аня его мысли.

Аня тем временем подошла к ларьку. Пока она покупала упаковку «Wagon Wills», Матвей рассматривал витрину. Было странно смотреть на старые этикетки «Coca-cola», «Pepsi», «Fanta». Много было давно забытых им детских сладостей. «Кукка-рукка», он вспомнил, как собирал вкладыши. Газировка «Crash». Он посмотрел на верхние полки. В палатке открыто продавались водка и спирт «Royal». Он и не знал, что такое было. В детстве эти полки совсем его не интересовали.

Матвей и Анна пошли неторопливо по тихим дворам. Скоро они уже стояли во дворе четырех пятиэтажек. Был листопад. На металлической паутинке играли дети, перепрыгивая с балки на балку. Еще несколько ребят выбежали из-за дома и промчались через двор, осыпаемые листьями. Где-то с четвертого этажа высунулся толстый мужичок и окликнул детей. Все бросились к дому и радостно загалдели. Дядя Миша, как они называли мужичка, крикнул им что-то веселое и бросил горсть конфет. Дети засмеялись, собрали конфеты и, поблагодарив дядю Мишу, снова разбежались.

Матвей с Аней вошли в подъезд и, зажимая носы, стараясь не споткнуться в темноте, поднялись на третий этаж.

Аня нажала кнопку звонка. Матвей подскочил – такое дребезжание разлилось по дому. Им сразу же, как будто их ждали у двери, открыли.

В наперсточной прихожей было сумрачно. Пахло бабушкой.

Молодой человек, открывший им, радостно улыбался. Он пожал руку Матвею, поцеловал в щеку Аню и провел их на кухоньку.

Там молодые люди разместились за столом, с которого хозяин поспешно убрал все свои тетради, карандаши, линейки и т.п., схватив все это в охапку и переложив на подоконник.

– Может, хотите суп? Гороховый.

Матвей был не прочь отведать двадцатилетнего супчика, и разносившийся запах подкреплял это желание, но Аня отказалась, и Матвей последовал ее примеру. Аня предложила просто попить чаю и положила на стол «Wagon Wills». За чаем разговорились.

Оказалось, что хозяина звали Сергей. Он был студентом на пятом курсе и готовился выйти в свет авиаконструктором.

Он изучал формулы, погружался в специальные книги, решал уравнения, наслаждаясь жизнью в крохотной квартирке, не замечая того, что творится за окном, да и у него самого в холодильнике.

Матвей смотрел на студента, что-то возбужденно и непонятно рассказывающего и не знал, восхищаться им или признать просто полным дураком, не умеющим жить. Аня вспомнила про справочник, лежавший в кармане пальто, и сбегала за ним в переднюю. Когда Сергей взял в руки крохотную книжицу, то от счастья чуть не заплакал. Он немедленно принялся ее изучать, но, опомнившись, отложил справочник, делая над собой усилие, и вернулся к своим гостям.

Матвей оглядывал кухню, на которой еще чувствовалось недавнее присутствие бабушки – потрепанные, но аккуратные занавески на окне, цветастые самодельные прихватки, висящие на крючках, стеклянные банки, батареей выстроившееся на кухонном шкафу.

Чай допили. Разговор истек. Аня с Матвеем встали, поблагодарили хозяина за все и, радостно улыбаясь, видимо заразившись его оптимизмом, пошли к выходу. Матвей с Сергеем пожали друг другу руки, и хотя Матвей ничего почти не понял из рассказов Сергея, он почувствовал яркую симпатию к студенту.