скачать книгу бесплатно
– ???
– Ну, я ведь не зря вспомнил о запорожцах! Так, что, Платон Иваныч, отправляйтесь сейчас же домой. Не позже, чем через час Наташа должна вручить это письмо Концову.
– А…
– Знаю-знаю, Платон Иваныч: автор тут же начнёт демонстрировать уязвлённое самолюбие! Ну, а вы тактично объясните ему, что письма такого рода исполняются, как правило, на одном, реже – двух листах. И добавьте, что размеры пакета не позволяют вложить в него всё эпистолярное наследие капитана. И самое главное: скажите ему, что люди, подобные атаману, не читают дальше третьего предложения!
После такой инструкции необходимости в «Б» уже не было.
– Теперь – о железнодорожнике!
Михаил Николаевич прозвучал настолько штабс-капитаном, что
«Нумизмат» тут же подтянулся.
– Договорились по всем пунктам. Осталось лишь проинструктировать Концова.
– Машинист – надёжный человек? – «на дорожку» «отработал Фомой» Михаил Николаевич.
– Мой человек!
Многозначительное ударение говорило за себя – и за штабс-капитана. Поэтому он «ограничился сказанным» – и перешёл к прощанию.
– Ну, что ж, Платон Иваныч: нам осталось лишь надеяться. Всё, что можно и нужно, мы уже сделали. В случае… как это у Вас называется?..
Он защёлкал пальцами в ожидании подсказки.
– Форс-мажорных обстоятельств?
– Да-да! Так, вот, в случае форс-мажорных обстоятельств немедленно информируйте меня. Связь – по варианту номер три!
Руки двух шпионов соединились в рукопожатии.
– До встречи, Платон Иваныч! И – с Богом!..
Глава вторая
Минут через пятнадцать «от возвращения «Нумизмата» несчастная дверь его дома вновь содрогнулась от скорострельной работы по ней человеческими конечностями. Это Павел Андреич возвестили о своём прибытии.
Подобно вихрю, капитан ворвался в гостиную, выхватил из-за пазухи кипу исписанных листов – и потряс нею над головой.
– Вот! Написал замечательное письмо! Сейчас вместе посмеёмся!
Наташа, на этот раз одетая, пусть и по-домашнему, но во все предметы, молча протянула руку.
– ??? – не нашёл других слов Концов.
– Давайте!
Связная требовательно щёлкнула пальцами.
– Некогда устраивать коллективные читки! Я сама ознакомлюсь и посмеюсь… если сочту возможным.
Концов обиженно потянул носом – но это не помешало ему передать труд Наташе. Знакомство началось. В процессе его лицо девушки поминутно меняло окрас с пунцово-красного до мертвенно-бледного. Дочитать монументальный труд до конца она так и не смогла. И – не по причине объёма. Письмо было так густо усеяно «русскими словами», что одолеть их чащобы и не смутиться мог один лишь автор.
Обычно о человеке в таком состоянии говорят, что он лишился дара речи или у него не было слов. Данный случай явился исключением. Когда Наташа пришла в чувство, у неё были слова. Много слов. И она даже собралась их сказать – но передумала.
– Это не годится.
Реакция Концова была вполне предсказуемой.
– Что?! Да я над этим письмом весь день просидел! Как последний дурак!
Наташа хотела выйти с подтверждением – но ей посчастливилось.
– Да что Вы можете понимать в литературе?!
Поскольку Наташа «хранила гордое терпенье» – в наборе с молчанием – Концову пришлось сменить тональность. В плане биения на сознательность.
– Ну, Вы же сами поручили мне это дело? Ну, в смысле, написать?
– Да, поручила.
Наташа слегка «отступила от линии». В целях профилактики эксцессов.
– Написать. Письмо, а не трактат на тему максимального использования ненормативной лексики в русской письменной речи. Извините, Павел Андреич, но под Ваше письмо надо ещё найти стойкие уши. Ну, чтобы при чтении вслух они не завяли.
– Для того и писано!
В словах Наташи Концову наверняка послышалось одобрение.
– И, потом: нельзя так… с автором! Давайте спорить! Давайте дискутировать! Глядишь – и родим истину!
Наташа усмехнулась. Явно на тему «Ну, и гусь же ты, Павел Андреич!» Она не ошиблась в оценке Концова – но это не облегчало задачи оппонента. Для пользы дела ей требовалось смягчить оценки – и пролиться, если не елеем – то, хотя бы, бальзамом.
– Вообще-то, Павел Андреич, основную мысль Вы ухватили
верно. Да и изложили её убедительно – даже масштабно. Только пятнадцать листов – это…
– ???
Встречный взгляд Концова. И – не вполне вопросительный.
– …это – пятнадцать листов. Если, кто и осилит Ваш труд – то уж точно не пан атаман. Политики, дорогой Павел Андреич, привыкли к чётким и кратким формулировкам! Поэтому всё письмо должно укладываться не на пятнадцати листах, а на половине страницы. Дальше третьего предложения атаман и читать не станет!
С чувством глубокого удовлетворения Наташа отметила – на всякий случай, про себя – как Концов начал быстро сдаваться и «сдуваться». От автора в его лице остались только испачканные чернилами манжеты. Теперь можно было расщедриться ещё на несколько капель бальзама на израненную душу Концова.
– …Но, повторяю, основную мысль Вы, Павел Андреич, передали верно: угрозы и оскорбительный тон! Правда, в плане объёма и формулировок Вы… как бы это выразиться помягче… Ну, нельзя так писать официальному лицу! Нынче так не пишут! Ну, сами послушайте… Читаю с купюрами.
Наташа откашлялась. Дальше ей пришлось откашливаться «до самого финиша».
«Ясновельможный пан атаман! Если ты, … твою мать, сукин сын и сучий потрох, хохлацкая морда, галушка недоеденная, пропустишь через свою территорию банду Якина, то мы тебя, козла вонючего, выбляд…»
Тут Наташе уже пришлось не откашливаться, а зайтись в кашле. Выходила она из него багрового цвета – и вряд ли только от физических нагрузок.
– Извините, но дальше я читать не могу не только вслух, тем более при мужчине, но даже и про себя!.. Я понимаю, что Вы исходили из лучших побуждений. Но сегодня и запорожцы написали бы письмо турецкому султану иначе!
Наташа заблуждалась относительно художественных и литературных предпочтений Концова. Картинных галерей Павел Андреич не посещал, книг не читал, а в учебниках для церковно-приходской школы, каковую он с трудом окончил в объёме четырёх классов, иллюстраций такого рода не было. Возможно, именно за то, что он был столь «девственно чистым», его и любили женщины. Во всяком случае – в том числе и за это. Поэтому Концов и не думал подражать: писал, как Бог на душу положит. И не его вина была в том, что Бог «положил», не скупясь.
– Вот, в силу этих причин Ваше сочинение и не годится.
Наташа украдкой покосилась на капитана – и всё же перешла от вводной к резолютивной. Рискнула.
– Его следует заменить другим. Вот этим.
Концов взял в руки листок, молча прочитал – и сделал «страшную» мину.
– И это – всё?!
– Этого достаточно.
– А я старался! Я надрывался!
Капитулируя, Павел Андреич махнул рукой, вздохнул – и определил лист в нагрудный карман. Беспартийная Наташа имела теперь основания перекреститься хотя бы в душе.
– Кстати, а как Вы замените письма? Пакет-то будет опечатан! Вы продумали механику дела?
Вместо ответа Концов «убил» её презрительным взглядом.
По этой причине «убитой» осталось лишь вздохнуть и развести руками.
– Ну, тогда переодевайтесь в железнодорожную форму. Так как мы опоздали с подменой в штабе, придётся делать это в купе. Сейчас я проведу Вас к железнодорожникам. Вы сядете с ними на паровоз, и, следуя их инструкциям, проникните в купе. Ну, а дальше…
Договорить Наташа не смогла. Опять же по причине «взгляда-выстрела».
– Тогда – одна просьба. На дорожку: никакой самодеятельности! Без донкихотства, пожалуйста!
– Без дон… чего? – заинтересовался Концов.
– Без донкихотства! То есть, никакого ненужного героизма! Был такой литературный персонаж – дон Кихот. Из романа Сервантеса.
– Не читал, – обрадовал бы Концов любую женщину, окажись она на месте связной. Да и связную, не исключено, обрадовал бы, не будь она… связной.
– Переодевайтесь, Павел Андреич: у нас мало времени. Точнее, совсем уже нет.
Беспрестанно критикуя бывшее в употреблении одеяние железнодорожника, Концов с трудом натянул его на своё тело, некогда худое, а теперь потерявшее от тягот штабной жизни былые очертания.
– Как последний бродяга, … твою мать!
Брезгливо оглядев себя, Концов решительно приговорил новое старое обличье.
– Ладно, пошли!
Тёмными задворками, минут за двадцать пешего хода они с Наташей дошли до заросшего бурьяном пустыря, выходящего прямо на депо. Всю дорогу Концов падал не только в ямы, но и духом. Вопреки себе, он даже не пытался «ухаживать» за Наташей, несмотря на то, что всё: и соблазнительная фигура связной, и не менее соблазнительная темнота позднего вечера, располагало к тому.
Метрах в тридцати от них маячила какая-то фигура, неразличимая в мертвенном свете намечающейся луны.
– Вот он! – провела опознание Наташа. – Дальше Вы – сами. Подойдёте к нему, и скажете: «Здравствуйте, Харлампий Онфимыч, я – от Платон Иваныча». Он – в курсе.
– «Харлампий Онфимыч»!
Концов презрительно скривил губы и сплюнул в бурьян. Как ни крепилась Наташа – а не удержалась «на дорожку».
– Извините, Павел Андреич, но паровозник из столбовых дворян сегодня отдыхают! Так что, берите то, что есть!
Концов – тоже «на дорожку» – игнорировал бестактный выпад, сунул руки в карманы и молча двинулся навстречу судьбе и её провожатому.
– Харлампий Онфимыч? – обдало Наташу нескрываемым презрением.
– Вы – от Платон Иваныча? – почему-то нарушил конспирацию паровозник.
– Отвечать по форме!
Наташа со страхом подумала, что Концов поставит сейчас железнодорожника во фрунт, и, не дай, Бог, выйдет с критическими замечаниями в челюсть. Но Концов в очередной раз изменил себе.
– Веди, «Харлампий Онфимыч»!
Столько яда было в голосе Концова, что Наташа отказалась от намерения перекрестить его хотя бы в спину. Точнее, она перекрестила его – но только плевками. Не дожидаясь, пока фигуры скроются из виду, она резко повернулась и ушла.
Проходя мимо сторожевой будки, Концов зацепился за какую-то железяку, и, неловко взмахнув руками, рухнул в бурьян. При этом он ещё и умудрился растянуться во весь рост. Другой бы на его месте немедленно вскочил на ноги и удалился, не привлекая к себе внимания. Но Павел Андреич зафиксировал падение и вывернул голову в сторону торчащего у будки сторожа.
– Ну, чего уставился, старый хрен? Вместо того чтобы пялить глаза, расчистил бы площадку от мусора! Чуть ногу не сломал из-за тебя, гад!
– Ась?
Подслеповато щурясь, полуглухой старик приложил дрожащую руку к уху.
– Хрясь! – «не изменил такту» Концов. – Вали в будку, чучело!
– И Вам счастливого пути, господин хороший! – «попал в цвет» дедушка.
Несколько раз нога Концова соскальзывала со ступеньки паровозной лестницы. Не захотел он переобуться и сменить щегольские, на тонкой подошве юфтевые сапожки, на поношенные кирзачи.
– Руку подай, что ли… твою мать! – «вежливо» попросил он помощи у молодого парнишки, высунувшегося из двери паровоза. Совместными с Харлампий Онфимычем усилиями они втащили Концова в паровозное чрево. Шумно отдуваясь, паровоз медленно покатил по рельсам, и уже спустя минуту бригада сцепщиков производила его «смычку» с составом из нескольких отливающих лаком вагонов.
Вскоре на перроне появились четыре фигуры в офицерских мундирах. Три из них Концов узнал без труда: полковника Чуркина, капитана Усикова и ротмистра Дулина. Четвёртый, с погонами штабс-капитана, был ему не знаком. Но, судя по тому, как по-хозяйски он отдавал распоряжения солдатам с винтовками, занимавшим места на ступеньках вагонов, нетрудно было догадаться, что это – начальник охраны поезда.
Чуркин передал Усикову худосочный портфель. Офицеры обменялись рукопожатиями. Козырнув провожатым, Усиков направился к вагону. Следом за ним в вагон вошли двое солдат, ещё один расположился на ступеньках – и поезд медленно покатился по рельсам. Когда он набрал ход, Косоротов постучал в угольный ящик. Концову. Когда тот вылез, с инструкциями машинисту пришлось повременить: «слово» взял Концов.
