скачать книгу бесплатно
– Значит, Вы ушли и больше не возвращались?
Было заметно – даже без бинокля – как секретарша очень постаралась не вздрогнуть. Да и её ответный текст «спиной к нам» тоже был «говорящим».
– Н… нет, не возвращалась…
– Тогда, всего доброго, но мы с Вами ещё встретимся.
Стараясь держать шаг с фасоном, девица вышла за двери, и первое, что я услышал, были слова «Важняка»:
– Врёт, как сивый мерин!
– Я тоже так думаю.
У меня и в самом деле не нашлось оснований для оппозиции. Правда, я их не слишком усердно искал: ведь, кроме оснований, у меня уже не находилось ни времени, ни терпения.
– Поедем к себе: не люблю я думать на ходу. А товарища пусть отгружают: нечего ему загрязнять окружающую среду.
«Важняк» оперативно распорядился – и «вольнонаёмные декабристы» из «суточников» засуетились возле трупа с полиэтиленовым мешком. Да, цивилизация, пусть в такой форме, затронула и наш городок. «При коммунистах» у нас «этого Запада» не было: «объект» укладывали на любую подходящую по размеру тряпку. Иногда это было одеяло, иногда – плед, редко – ковёр. Чаще всего транспортировали «жмурика» в простыне. И не всегда это делали наши верные «декабристы» из пятнадцатисуточников. Нередко приходилось напрягать и личные мышцы, подрывая, тем самым, здоровье и авторитет.
Оттого-то я всегда терпеть не мог советские детективы, в которых мордовороты в белых халатах – на носилках! – загружали покойника в карету «Скорой помощи». В реальной жизни врачи быстро поставили нас на место: «Мы возим живых!». Заодно они так же быстро ставили нас и «на уши»: нам, следователям и «операм», приходилось самостоятельно изыскивать и транспорт, и грузчиков.
Спасибо безотказным участковым: именно на их плечи ложилось тяжкое бремя отлова ни в чём не повинных водителей автомобилей, При этом в работу шли не только бортовые авто, но и самосвалы: «на войне – как…» в жизни, а не в кино. Нюансы из отношений родственников усопшего – и к нам, бессердечным, и к способу транспортировки – игнорировались: поначалу – старательно, затем – равнодушно.
Проводив «рабочим» взглядом чёрный мешок, я повернулся к своим ребятам, изнемогавшим у меня за спиной в ожидании долгожданной команды.
– Домой!
Глава четвёртая (год 1991)
«… Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.
Это несоответствие позволило ему обустроить кабинет с подобающим …. бесподобием. В этом «смешении жанров» нашлось место и ампиру, и модерну, и даже соцреализму «от девушки с веслом». В итоге, антикварное кресло красного дерева с позолоченными подлокотниками из девятнадцатого века и офисный шкаф из ДСП и наших дней вполне мирно уживались друг с другом. Из кабинета получился музей в духе коммунальной квартиры и басни Сергея Михалкова «Две подруги»: «Вот волос из турецкого дивана, вот лоскуток персидского ковра! А этот нежный пух достали мне вчера – он африканский, он – от Пеликана».
– Прошу, господа.
«Ахмед» одним из первых в области начал культивировать «новое старое» обращение. Хотя обращение «брат» было ему объективно ближе: как он был «братком», так и остался.
– Какое несчастье!
«Ахмед» решил не затягивать с прелюдией из коньяка и «Мальборо», и сразу же перешёл к делу, лишь оформив этот переход выражением сочувствия.
– Мне уже сообщили, но какое несчастье! Какая утрата для…
– … «деловых кругов» нашей области, – закончил я за докладчика, не забыв проставить голосом кавычки. Разумеется, «Ахмед» их услышал.
– Жаль, дорогой! – покачал он головой.
– Может, хватит уже его жалеть?
«Ахмед» усмехнулся.
– Да я уже – не его… чёрт с ним… или Бог.
– Кого же тогда жаль, или чего?
– «С нами – а не наш». Помните?
Моя бровь сама полезла на лоб: «авторитет» цитировал определение Троцкого Ильичом в пересказе Горького! Уголовник, не только умеющий читать, но и читающий классиков – это или для «Энциклопедии чудес», или для Книги рекордов Гиннеса!
– Не совсем в цель, – определив бровь на место, усмехнулся я. – Я не только не ваш, но и не с вами.
– Вот этого-то и жаль!
«Ахмед» почти обречённо взмахнул руками.
– Потому, что Вы, уважаемый – не чета покойнику. После минуты общения с этим типом, даже без рукопожатия, нужно было полчаса мыть руки с мылом! Я уже не говорю о дезинфекции помещения. А на Вас – ни пятна, ни «крючка». Мы могли бы успешно сотрудничать, к обоюдной выгоде, да Вы не пожелали. Оттого и жаль, что Ваше законное место занимают другие люди: непорядочные.
– Законное место у кормушки? – покривил я лицом. «Ахмед» тоже поморщился и махнул рукой.
– Зачем Вы так? Для Вас… скажем так: долевое участие в СП.
А кормушка – это для скотов, вроде нашего покойника.
– Эк, Вы его приложили! – усмехнулся я. – Какой скоропостижный переход от «сострадания» к правде жизни! Не очень-то, получается, Вы его любили.
– Совсем не любил.
«Ахмед» уже не улыбался. Выражение его лица моментально стало жёстким и недоброжелательным.
– Но Вас часто видели вместе улыбающимися друг другу?
– А куда мне было деваться?!
Горечь в голосе «Ахмеда» показалась мне на удивление натуральной. Я даже расслышал комбинацию из двух знаков, подтверждающих моё предположение.
– Вы хотите сказать, что…
– Да!
«Ахмед» и не пытался убежать от меня взглядом. Более того, уставился на меня в упор, почти не мигая.
– И Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Только это Вы мне в вину не поставите!
– А я и не собираюсь, – равнодушно двинул я плечом. Я говорил сейчас искренно: мне даже не пришлось подделывать равнодушие. – Разумеется, Вы – не единственный «такой друг» усопшего. Но это уже – не моя юрисдикция. Я всего лишь расследую убийство.
Потеплевшим взглядом «Ахмед» «поблагодарил» меня за отсутствие тайных умышлений, и тут же приподнял бровь:
– Вы уверены, что это – убийство?
Я вздохнул и развёл руками.
– Всё говорит за это… даже то, что молчит.
«Ахмед» хмыкнул, и покачал головой.
– Занятный Вы человек. Вот я и говорю: «Жаль»… Ну, что ж: я готов ответить на все Ваши вопросы.
Мы разговаривали с «авторитетом» «тет на тет» – даже без посредничества магнитофона – и всё равно я оценил «готовность товарища к сотрудничеству». И всё – по причине времени. Нет, не из-за его недостатка: из-за его перемены. Перемены в духе установки «здесь вам – не тут!». «Вам» – это таким, как я: «голодранцам-законникам». Нам и раньше цена была… мда… а сейчас мы и вовсе стали «бесценными»: никто не давал за нас никакой цены. Даже копейки. Потому наши жизни уже не дотягивали и до уровня «жизнь – копейка». Прокуратурские «мандаты» не пугали теперь и бомжей – что, уже было говорить за новых хозяев жизни. Так, что «авторитет», по состоянию на осень девяносто первого, вполне мог «послать» меня, а вместо этого сам пошёл навстречу.
– «Начюст» пришёл «на блядки» «упакованным»?
Я, конечно, «нарывался», но «Ахмед» не стал протестовать против «столь вопиющего искажения сущности культурного заведения». Он лишь усмехнулся, и утвердительно качнул головой.
– А «фамильная драгоценность» была при нём?
– Платиновый перстень с бриллиантами? – покривил щекой «Ахмед». – «Фамильная драгоценность», которую я ему «откатил» месяца три назад? При нём, куда же он без неё? А что, товарища «почистили»?
– Да, вряд ли он «потерял вещь по дороге». «Ты не брал»?
«Ахмед» коротко хохотнул: «расслышал» кавычки из «Ивана Васильевича».
– Слово джентльмена, дорогой!
– Тогда – «вопрос на дорожку». Не возражаете?
– «Сыпьте»!
– Вчера с будущим покойником Вы не пересекались?
– Не чаще, чем со всеми остальными.
Лицо «Ахмеда» искривилось в брезгливой усмешке.
– Не удостоился такой чести.
– Но – хотя бы «по маленькому делу»…
– Заходил, но прокурор мне на глаза не попадался.
– А под руку? – почти невинно блеснул я глазами.
Вместо «полагающегося» отвешивания челюсти «Ахмед» неожиданно проглотил слюну.
– Даже так?!.. То есть, и я – тоже?!..
– Не больше, чем все остальные, – максимально приятно улыбнулся я, частично исполняя установку «я возвращаю Ваш портрет».
– Нет.
«Ахмед» уже взял себя в руки.
– А «их» сынка?
– А его не было в числе приглашённых! – усмехнулся «авторитет»: «возьми меня за рупь, за двадцать!».
Оценив уклончивость ответа: «не было среди приглашённых» – не то же самое, что «не было» – я встал из-за стола. Вместе с лаконичным кивком встал.
– Благодарю Вас. Надеюсь, Вы не будете возражать, если чуть позже мы потревожим Вас для оформления показаний?
«Ахмед» тут же вывесил на лицо почти счастливую улыбку.
– Ну, что Вы – буду рад новой встрече!..
… – А теперь поговорим о самом насущном: о туалете.
«Опера» в унисон хохотнули.
– Я сказал что-то смешное? – художественно поработал я бровью.
Первым отвесил – и подтянул – челюсть начальник УУР.
– А-а, ты – в этом смысле… Извини, Петрович: «позднее зажигание».
– Итак?
Подполковник скосил глаза на дежурного «опера» – и тот оперативно нырнул в папку. Спустя мгновение он уже скользил глазами по исписанному листу бумаги.
– Это – список всех посетителей туалета… если, конечно, так можно сказать.
– А как же ещё можно сказать?! – хмыкнул я. – Сказано, как есть. Меня больше интересует другое: «всех»?
«Опер» принялся старательно прочищать горло.
– Хм… хм… Ну, Петрович, как ты сам понимаешь, видеонаблюдение в туалете не ведётся… Не дожили мы ещё до этого… Вот… Поэтому нам остаётся лишь одно: положиться на добросовестность уборщицы.
– Ну, положиться, кажется, есть на что, – воздал я «информатору». – Ладно: «вспомним всех поимённо…»: «глуши, Гаврила»!
Вряд ли знакомый с первоисточниками – другое поколение – «старлей» робко осклабился.
– Ну, тут у меня… А женщин давать?
В отличие от «старлея», мы с подполковником осклабились совсем даже не робко. Больше того: расхохотались.
– Я что-то не то сказал? – обиделся «старлей».
– Нет, всё нормально.
Взмахом руки я благосклонно «отпустил» товарищу – «не семи пядей», но и не последнему по мозгам.
