скачать книгу бесплатно
Выйдя в Рикссален, он увидел Маркуса Едду, ожидавшего приема в окружении гвардейцев короля. Подходя к выходу из зала, он увидел через плечо, что дверь в королевскую приемную открылась. И Маркус исчез.
Неприятное чувство охватило Дагвинда. Король – или Оксеншерна? – решил говорить с ними по-отдельности. Значит, полного доверия не было ни к одному из них.
В то же время это означало, что каждого из них могут ожидать проблемы.
Однако сейчас особых проблем не было, хотя, когда Дагвинд несколько дней спустя попытался войти в дом Поссе, чтобы увидеться с Эмилией, дорогу ему преградили солдаты, расставленные вокруг дома.
– У нас приказ никого не впускать сюда, – сказали ему.
– И кто же отдал такой приказ?
– Я не имею права это обсуждать.
Дагвинду пришлось отправиться восвояси. Он, конечно, догадывался, кто отдал этот приказ. Оксеншерна, и никто иной!
Из дворца больше ничего не было слышно. Дни перерастали в недели, недели – в месяцы. Дагвинду начало казаться, что он стал персоной нон грата после событий в Або, хотя не понимал почему. Через пару недель после того, как Дагвинда Мартинссона не пустили в дом Поссе, он встретил Маркуса Едду. Дагвинд совершал свою обычную долгую прогулку. Это был его способ разгонять тоску. Каждое утро он выходил из своей квартиры в обветшалом доме недалеко от Стрёммена и шел куда глаза глядят, пока голод не заставлял его зайти в одну из харчевен по пути.
В это утро ноги привели его к таможне у Южных ворот. Он бывал там и раньше. Поэтому он не обратил особого внимания на черепа, висевшие в клетках у желтой деревянной входной двери. Это были черепа казненных за разного рода предательство, выставленные напоказ, чтоб неповадно было другим.
У таможни толпились крестьяне, пытавшиеся заключить сделку с таможенником. Никто не хотел платить тридцать вторую часть стоимости товара, установленную в качестве пошлины за ввоз в город. Один человек, приехавший с мехами из Вестманланда[34 - Область в Швеции.], кричал громче всех. Его оценка товара не совпадала с оценкой таможенника.
Дагвинд резко развернулся и пошел назад в город. Хотя воздух еще не совсем прогрелся, отвратительная вонь стала действовать на его обоняние. Он с трудом переносил этот смрад. Он смотрел прямо перед собой, чтобы не встречаться глазами с попрошайками от мала до велика, набрасывавшимися на каждого прошедшего через таможню новичка, который по своей неопытности был легкой добычей.
На площади Йернторгет он увидел Маркуса. Узнав его, он поспешил к нему. Подойдя поближе, остановился. Маркус Едда заметно постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. Лицо его и раньше было бледным, почти изможденным, и это впечатление усугублялось из-за его черных волос. Теперь волосы сильно поседели, хотя Маркус все еще был молодым мужчиной. На лице были отметины, как после оспы, и он немного прихрамывал.
– Маркус! – крикнул Дагвинд.
Тот остановился и оторвал взгляд от земли. Когда он увидел, кто зовет, на его изможденном лице появилось подобие улыбки.
– Дагвинд! Давно не виделись!
– Да уж точно не вчера. Я искал тебя, но безрезультатно. Где ты был?
– Так ты не знаешь, – ответил Маркус Едда. – Я думал, что канцлер рассказал тебе. После встречи с королем я снова побывал в Або. Не очень-то приятная была поездка.
– Я весь внимание, – ответил Дагвинд. – Но здесь не место для разговора…
Над ним распахнулось окно, и женщина выплеснула содержимое ночного горшка. Он едва уклонился.
– Сам видишь, что здесь опасно, – продолжил он. – Позволь угостить тебя выпивкой, пока ты рассказываешь.
Маркус кивнул в знак согласия, и они пошли в сторону моста Шеппсбрун. Там был трактир, над входом в который висела кованая вывеска, качающаяся на ветерке с моря. Внутри была буфетная со столами, окруженными деревянными стульями с высокими прямыми спинками. Там было несколько свободных столов, и они уселись за одним из них. Подошла девушка, все еще тонкая в талии, и спросила, чего они желают.
– Я бывал здесь раньше, – сказал Дагвинд Маркусу. – Их любекское пиво вполне можно пить.
– Пойдет.
Им принесли их пиво, и Маркус начал рассказывать. Всего лишь через несколько дней после встречи с королем и канцлером была организована карательная экспедиция. Небольшой корабль, доверху нагруженный солдатами, отправился в Або. Управляющий крепостью был арестован, а с ним и большинство его приближенных. Маркус должен был указать всех, кто был причастен к заточению его и Дагвинда. Эти несчастные были допрошены, и, если они не рассказывали, что хотел бы услышать начальник карательной экспедиции, их подвергали пыткам.
Наконец стало окончательно ясно, что за всем этим предательством действительно стоял Вильгельм Поссе. Тогда процесс для всех замешанных в предательстве был короток. Голова управляющего крепостью была отсечена мечом. Некоторые другие были позорно повешены, а ряд солдат вывезены в Лифляндию, где они должны были занять первые ряды в случае сражения.
– Кое-кто не пожелал разделить их участь и оказал сопротивление, и я попал в эту свалку, – сказал Маркус Едда. – Вот почему я теперь хромаю. Но лучше хромать, чем расстаться с жизнью, что произошло с пятью протестовавшими.
– Но что случилось со всеми твоими донесениями, которые я должен был анализировать? – спросил Дагвинд.
– За тебя это сделал кто-то другой, – ответил Маркус, отхлебнув пива. – Я днями и ночами сидел с офицерами, рассказывая все, о чем узнал. Так что я почти не помню переход через Аландское море. Я почти все время спал.
– А что произошло с Вильгельмом Поссе?
– Ну да! Ты был влюблен в его красавицу жену. Насколько я знаю, она сейчас красавица вдова. Густавус Адольфус – беспощадный властитель.
Дагвинд торопливо огляделся вокруг. Такое было опасно произносить вслух. Но он не заметил, чтобы кто-то прислушивался.
– И тебе пришлось вернуться в Стокгольм, – сказал он затем. – Здорово. Теперь мы можем чаще встречаться, возобновить знакомство.
Маркус затряс головой. В его бороде висел клок пены, который затем упал.
– Нам не удастся пообщаться, – сказал он. – Уже завтра рано утром я должен отправиться обратно в Лифляндию за новыми сведениями для моего дражайшего короля и его высокочтимого канцлера. Я должен идти, Дагвинд, а то не успею сложить в мешок три пары моих кальсон. Тебе большое спасибо за угощение.
Они никогда больше не виделись после того, как Маркус исчез из трактира. Дагвинд размышлял о том, что могло произойти, что заставило Маркуса Едду так страшно измениться. Может, казни в Финляндии? Но, думал он, солдат и шпион за рубежом должен был встречаться и с более страшными вещами.
Время шло, наступила зима, пришла весна, а затем лето. Услуги Дагвинда, видимо, больше не были никому нужны. Он жил хорошо, ведь корона платила за комнату, в которой он проживал, и каждую неделю он ходил к квартирмейстеру в дом военно-морского флота и получал жалование, обещанное ему по прибытии в столицу.
Он и сам замечал, что становится усталым и вялым, что растет живот от обильного поглощения пива. Время от времени он встречал нищего Йорана Бенгтссона, и в руку этого бедняги, если Дагвинд шел от квартирмейстера, попадал клиппинг[35 - Четырехугольная мелкая монетка, имевшая хождение в то время.].
«Вот как я закончу свою жизнь», – думал он иногда, бредя домой на подгибающихся ногах стокгольмским вечером. Подчас он подумывал, что может вернуться домой. Как-то он поднял этот вопрос у квартирмейстера, но узнал, что будет считаться дезертиром, если покинет Стокгольм. Когда он пожелал узнать почему, тот лишь поджал губы и отвел от него взгляд.
В Стокгольме ему было нехорошо. Тебе будет нехорошо везде, если тебе нечего делать. Небольшого жалования, которое получал Дагвинд, хватало на еду и пиво; если он ел не так много, то мог позволить себе больше пива. За всем этим угадывалась рука Оксеншерны. Это было наказание за то, что произошло с Поссе. Оксеншерна полагал, не зная наверняка, что Поссе никогда не стал бы предателем и не был бы повешен, если бы его жена была оставлена в покое.
Оксеншерна был бы рад, если бы Дагвинд также исчез с лица земли. Но Дагвинд был под защитой короля. Ведь это Густав Адольф пригласил его в Стокгольм, пожелав принять его на службу. Король, возможно, и не знал о том, как Дагвинд проводил теперь свои дни.
Стокгольм был адом.
А в октябре Стокгольм стал адовым пеклом.
Все началось с небольшого возгорания на юго-западе. Две женщины варили пиво в сарайчике, не справились с огнем, и сарайчик вспыхнул; искры были подхвачены сильным ветром, и пожар пошел дальше. Скоро должна была начаться ярмарка, и во многих складских помещениях в округе скопилось много дегтя и пеньки, повсюду хранились дрова, заготовленные на зиму. Вскоре горело все в этом скопище домов, представлявших собой столицу. Народ пытался тушить, но это было почти невозможно сделать.
Дома рушились, хороня под обломками людей. За одну только ночь была уничтожена пятая часть Стокгольма.
Среди боровшихся с огнем был и Дагвинд. Он бегал по крышам, пытаясь с помощью смоченной водой парусины и других мокрых тряпок сбить все поглощающее пламя. Он стоял в цепи людей, которые передавали друг другу ведра с водой, чтобы тушить горящие дома. Там он увидел, как на брадобрея[36 - Парикмахеры в те времена были также и лекарями.], спешившего к пострадавшим, лежащим на улицах и в переулках, упала балка.
Дагвинд бросился к нему, но было поздно. Брадобрей был мертв. Тогда Дагвинд взял его сумку, посмотрел, какие в ней были лекарства, помимо бритвы, расчесок и ножниц, и стал оказывать помощь вместо погибшего.
Всю ночь он боролся за жизни людей, кричавших от боли и смертельного страха. Он ампутировал руки и ноги детей и взрослых, которые без этого могли не выжить или оправиться.
Несколько раз он ошибался, однако в основном делал все правильно. Все, чему он научился у доктора и аптекаря Ладеманна и лекаря Петера а Налдвика, крепко засело в мозгу.
Пожар полыхал аж до полудня следующего дня. Крепкий ветер ослаб, и можно было бороться с остатками огня. В некоторых местах огонь погас из-за недостатка топлива.
Когда опасность миновала, появился король во главе конной свиты, чтобы оценить причиненный ущерб. Сгорела дотла большая часть домов на юго-западе города, между мостами. Там остались стоять лишь черные печи и выгоревшие каменные дома.
Дагвинд только что закончил бинтовать сильно обожженную женщину, как услышал топот копыт. Он поднялся на ноги и обернулся.
Менее чем в пяти метрах от него в седле крупного коня сидел король Густав II Адольф. Дагвинд ладонью убрал сажу из глаз, выпрямился и посмотрел в глаза своему властителю.
– Подойди ко мне, лекарь! – сказал король, вынув свой кошель. – Ты достоин поощрения за свою добрую работу.
– Нет необходимости, ваше величество, – ответил Дагвинд Мартинссон. – Иметь работу – достаточная награда!
– Мне знаком этот голос, – воскликнул Густав Адольф. – Боже мой, да это же Дагвинд! Что ты здесь делаешь? Разве ты не в Лифляндии?
– Нет.
– Когда ты вернулся?
– Я в Стокгольме с тех пор, как отчитался за то, что произошло в Або.
Король ничего не сказал. Он пристально посмотрел на своего испачканного сажей и обгоревшего подданного. Затем он развернул коня и поскакал назад той же дорогой, что привела его сюда, – мимо дымящихся пожарищ, на которых копались в золе люди в поисках уцелевшего имущества.
Глава восьмая
В мире вот уже десять лет шла война, и настала очередь Дагвинда Мартинссона пережить отведенную ему в ней долю.
В 1618 году богемцы подняли восстание против династии Габсбургов, а год спустя они избрали королем вожака евангелистов Фридриха Пфальцского. Но королем он пробыл лишь до ноября 1620 года, когда восстание было подавлено генералом Тилли в битве при Белой горе недалеко от Праги.
Фридрих был вынужден отправиться в изгнание. В 1623 году войска католиков заняли пфальцские наследные земли, и пфальцское курфюрстерство переехало в католическое герцогство Баварии.
Английский король Яков I, которого на родине звали Джеймс I, занял между тем сторону своего зятя Фридриха Пфальцского, и Нидерланды и северогерманские земли почувствовали угрозу со стороны католической лиги, вступавшей в Северную Германию.
Война превращалась в войну престолов, где объединенные немецкие государства в определенных ситуациях поддерживали противную сторону, опасаясь, что кто-нибудь из союзников получит слишком большое влияние. В 1625 году король Дании Кристиан с подачи Франции и Англии решил вмешаться в войну. Датская армия была разбита при городе Луттер-ам-Баренберг в 1626 году. Королевские войска заняли Ютландию, захватив большую часть побережья Балтийского моря, в то время как королевский главнокомандующий Альбрехт Валленштайн, сменивший Тилли, осадил Штральзунд.
Захватив в 1621 году город Ригу в Лифляндии, король Густав Адольф пять лет спустя перенес театр военных действий в нижний Вайхзель. Во время прусской кампании король научился оригинальному военному искусству, особенно в области тактики.
Твердая внешняя политика короля, направленная на превращение Швеции в великую державу, имела большое значение и для внутренней политики. Было заложено много новых городов, он следил за тем, чтобы создавались торговые компании, развивались железные промыслы, и все это для того, чтобы добывать деньги на войну. Густав Адольф знал, что со временем вражда стихнет и для мирных и военных целей потребуются знающие, образованные люди. Поэтому он позаботился о том, чтобы реорганизовать университет в Уппсале.
Граф Аксель Оксеншерна сохранил свое влияние на Густава Адольфа, точно такое, какое он имел при Карле IX. Что же касается Дагвинда Мартинссона, король долгое время не имел никакого представления о том, что случилось с этим юношей из Эргрюте.
Король не был глуп. Оксеншерна до самого конца ходатайствовал о пощаде для Вильгельма Поссе, и это было понятно Густаву Адольфу, так как он знал, что эти двое долгое время были близкими друзьями. Однако на этот раз король пошел против своего советника. Если бы предатель остался жив, это могло быть нежелательно истолковано.
Поначалу Густав Адольф не понимал, почему Оксеншерна так поступил с Дагвиндом Мартинссоном, но вскоре после того, как он повстречался с юношей на улице после большого пожара, он получил недостающую информацию, и связь между Дагвиндом Мартинссоном, Эмилией Поссе и Вильгельмом Поссе стала очевидна.
– Государство потратило кучу денег на образование Мартинссона, – сказал король своему государственному секретарю. – Этот молодой человек умен и предприимчив, хоть он и не проявил свою мудрость, связавшись с Эмилией Поссе.
Оксеншерна поднял брови, но промолчал.
– Валленштайн идет к Штральзунду, – продолжал Густав Адольф. – Там нужен человек, который мог бы взглянуть на ситуацию свежим глазом. Таким человеком будет Мартинссон. Ему надо поехать туда под маской фельдшера. Парень смыслит в медицине. Я сам видел, как он работает брадобреем. Он с честью с этим справится.
Таким вот образом Дагвинд Мартинссон три месяца провел в древнем ганзейском городе Штад у Штральзунда, напротив острова Рюген. В его распоряжении была старая потрепанная квартира возле рынка Альтер-Маркет. Чтобы никто не заподозрил, что он не тот, за кого себя выдает, он каждый день несколько часов оказывал врачебные услуги шведским офицерам. Простые солдаты должны были довольствоваться услугами других фельдшеров в гарнизоне.
Каждый день, окончив прием, он бродил по Штральзунду, любовался старинной ратушей с ее проваленными декоративными фронтонами, слушал звон колоколов трех старинных церквей – Николая, Марии и Якова.
Его вскоре стали узнавать в маленьких пивных на окраине города. Когда посетители узнали о его профессии, они стали подходить к нему, усаживались за его стол и рассказывали о своих болячках. Зачастую он был в силах помочь им, немного смягчая их муки и разговаривая с ними. Было нетрудно перевести разговор на войну, и пришедшие из окрестных селений многое ему рассказывали о солдатах Валленштайна, их численности и передвижениях.
Когда Дагвинд возвратился в Стокгольм на корабле, который был так изношен и пропускал столько воды, что было невозможно понять, почему он еще на плаву, у него было полно сведений о планах германского военачальника.
Король со своим генеральным штабом принял к сведению рассказанное, которое должно было принести большую пользу, когда отряд кораблей будет послан в Штральзунд для облегчения сложного положения шведов.
Дагвинд какое-то время был свободен и мог видеть, что многое из уничтоженного пожаром стало возрождаться. На пожарищах появлялись новые улицы, которые были прямее и шире прежних, а вновь построенные на них дома – солиднее.
Дагвинд возобновил свои прогулки по городу. Посетив верфь, он увидел, что Хенрик Хюбертссон де Грот не врал, говоря о новом корабле «Васа», новой регалии, заказанной королем. Он стоял уже на воде, готовясь к выходу в море.
Корабль был красив и высоко возвышался над водой. «Скорее всего, он будет быстроходным парусником, – подумал Дагвинд. – И это хорошо, а то шведское владычество на Балтике требует все более скорых связей между материком и различными провинциями». Эти провинции были головной болью королевства. В случае захвата врагом они будут препятствовать оказанию им помощи или, по крайней мере, задерживать ее.
Требовались хорошие суда, так как старый флот Густава Адольфа не всегда был готов выйти в море. Во время польской войны король горько жаловался на то, что корабли воевали с большой течью, подчас без мачт и парусов. Было авантюрой перевозить большие массы народа через море.
Дагвинд довольно часто бывал на корабельной верфи, следя за тем, как расцветал новый корабль.
Король и его ближайшие советники тоже думали о новом корабле «Васа», хотя не столько о его красоте, сколько о мощи. До дворца дошли плохие слухи, утверждения, заставлявшие Густава Адольфа ходить взад-вперед по комнатам, беспрестанно призывая к себе советников.
– Я очень полагаюсь на мастера де Грота, – сказал король Оксеншерне. – Он знает свое дело. Однако меня беспокоят вести о том, что Валленштайн направил экспертов в судостроении, которые проникли на верфь и вмешиваются в строительство «Васы».
– Мы очень тщательно проанализировали эти слухи, – ответил канцлер. – Пока что мы не нашли ничего подтверждающего их соответствие действительности. Да и как можно навредить «Васе»? Он под крепкой охраной солдат и работников.
– И все же я беспокоюсь, – настаивал король. – Корабль скоро будет полностью оснащен. Ничто не должно с ним случиться, ведь это королевская регалия. Абсолютно ничего. Пришлите сюда Мартинссона!
Он вернулся в свои покои, чтобы отдохнуть, однако в мыслях короля покоя не было. Время было тяжелым. В тот год вооружение военных кораблей началось необычайно рано. Уже в марте риксадмирал Юлленъельм имел у Альвснаббена в южных шхерах флот из одного большого, восьми средних и пары небольших кораблей, готовых выйти в море. В начале апреля эскадра вышла в направлении Пиллау и Данцига, чтобы установить блокаду. В мае адмирал Клас Флеминг вышел со своими кораблями, чтобы соединиться с Юлленъельмом. С ним был и король. Теперь вот король вернулся в Стокгольм, но лишь на время.
Он должен возвратиться назад, так как все говорило за то, что Валленштайн планирует выйти в море с множеством кораблей. Это беспокоило, и король знал, что надо готовиться к худшему. Теперь каждый корабль был на счету, и король вернулся, чтобы призвать к себе своих советников и поторопить со строительством шведского флота.
– Проследите, чтобы «Васа» был готов! – приказал он.
Густав Адольф знал, что форсировать строительство корабля рискованно, но что было делать? Теперь вот он сидел и размышлял в одиночестве. Усталость брала свое, и он стал кивать головой. Минуту спустя он заснул и не просыпался до тех пор, пока в дверь не постучали и не сообщили, что прибыл Дагвинд Мартинссон.
Королю не надо было долго объяснять, что он хочет. Дагвинд Мартинссон стоял посередине комнаты со шляпой в руке и слушал. Все было ясно и понятно, вопросов не было.
– Это важно, – наконец сказал Густав Адольф. – Помимо как от Бога, благополучие королевства зависит от его флота!
Глава девятая
В народе бытовало выражение: «В Швеции с хворобой стыд и срам: ждет заболевший больницы палату, а получает кирку да лопату».
Дагвинд Мартинссон считал этот стишок мерзким, поскольку в нем утверждалось, что у заболевшего нет никаких шансов на выздоровление. Единственное, на что мог рассчитывать бедняга, это хорошо вырытая могила.
Он поднялся на борт корабля «Васа» со своей котомкой в руках. В ней были рвотное средство, сухой горох для приготовления отвара, клистирная спринцовка, несколько острых ножей и ножниц. Теперь, когда он был на борту официально в качестве фельдшера, он должен был соответствовать. Экипаж имел право на бесплатное лечение всех болезней, кроме сифилиса – болезни, имевшей много названий: сифон, генерал, французская, испанская или неаполитанская болезнь. Болеть им было позорно. Еще в 1612 году Густав II Адольф в своем распоряжении мастеру Маркусу Брадобрею писал, что лечение всех заболевших на судне должно быть бесплатным, «кроме заболевших сифилисом, или французской болезнью».
Как и у всех остальных фельдшеров, у Дагвинда имелось средство и от этой хворобы, ибо подцепившие французскую болезнь охотно платили, чтобы от нее избавиться. Это зло прогонялось на борту отваром из древесины тропического дерева гуайява. Но этого было недостаточно: в течение пятнадцати дней следовало смазывать нижнюю часть живота больного камедью, свинцовыми белилами, терпентином и ртутью.
Дагвинд спустился под палубу, чтобы ознакомиться с имевшимся там медицинским оборудованием. Оно целиком помещалось в большую деревянную бадью, и это его немного разочаровало. В бадье были лишь несколько деревянных ложек, терка, ступка, а также мутовка, разливной кран, таблетница, оловянная фляжка и керамическая кружка.
