скачать книгу бесплатно
– Смотря, кто патрулирует.
Оба Пулемётовых кивают.
– У автовокзала хулиганов отдаём в милицию! А оттуда их тут же на волю! И, на тебе, кто-то убивает милиционера! – Вдруг умолк: ну их, примеры отваги. – А я люблю доводить дело до конца.
– Упорный вы, – поддакивает Вадька.
– Правильно! Я и упорный, и… праведный! И вера в бога у меня! Такого другим, ох, как не хватает! – Оглядывает, будто не только тюрьму, – город, не говоря о Пулемётовых и об этом Кокшарове (Кошмаров для него идеальная фамилия). – Я тут за веру страдаю.
Давление на религию, гонения. Так говорят американцы, англичане. Ха-хи-и-ха! В это Пётр не верит, как и в бога. Кого эта религия волнует! Но образ выгоден. К тому же верует иногда так, как никто другой. Не дают молиться, мать твою, Петру! А «Голос Америки» голосит много вранья. Уломает пытателей и на аудиенции одну фразу выпалит дяде Аристарху. Тот – в Ригу… И далее выход в эфир свободных голосов. Органам не в кон адепт (только о погромах проорали), которого пытают в тюрьме. Правда, секту прихлопнут. Жертва дядьки ради «брата Петра», вернувшего органеллу, минуя печать милиции на двери, вытащившего в окно и втащившего в квартиру.
Ходит и ходит. Маятник, метроном. Сидеть в тюрьме куда удобней, чем стоять в ней, а тем более бегать от окна до дверей и обратно. Но напротив другого, сидящего, невольно ты в диалоге, будто в коварном омуте.
– Вы вроде директор, Пётр Сергеевич. – Уверенность опытного агента.
– Зам.
– Начальник, партийный. И верите в бога. Как терпят по партийной линии вашу веру?
Не намерен докладывать: беспартийный, завхоз.
– Никто об этом не догадывается на работе. – «Невольное» откровение с «товарищами».
– Так вы в церковь не ходите?
– Верить можно и так.
– А вот моя бабка в храм…
Опять от двери до окна: метрономос, метрономос.
– …религия удивляет индивида умного. Не тёмную бабку. – Кивок на Вадьку Кокшарова, внука таковой. – Например, нет второго пришествия. Что там, на небе? Наверное, бог-отец уговорил бога-сына на Землю ни ногой? Итог для божественной родни непредвиденный. Ради кого парень муки терпел? Ради людей! Долбят в ворота не первый век, но им не отворяют. И никто не идёт к тем воротам…
Замер. Весь (и ходьба и речь). Видит ворота, калитку в них, тропу, деревья как память о приятных деньках, которых там не будет.
В камере тихо: не нормальные уголовники, не орут, не кроют матом; кукушата[13 - Кукушка – осужденный, оказывающий помощь оперативникам (арго преступников).] добывают информацию.
Он недавно и ребёнку лекцию… Как он там, бедный? От грандмаман мало проку, так, болтает по-французски, не более… Как нянька и бонна она никакая… Мишель: танцы с племянником – два клоуна в цирке… Жанна. Эта, да. Готовить умеет, правдива, эрудированна и ответственна. Ей бы и доверить. Но идеология вредная: декламирует книгу про мента, «друга» детей, метрономос! Варя в тюрьме. Она варит кое-как, молитвы, неграмотна, но мать. Мать твою! Он, что ли, у ребёнка отнял его маму! Виноват подлый советский миропорядок! Жанна наверняка у родителей. И как они едят? Опять макароны, которые то и дело подгорают!?
Он удивит этих троих: воры, бандиты, они не переведутся никогда, так как трудно выйти к богу. И в тюряге голова работает! Не ординарный! Да-да, он не то что эти. То не люди – хлам.
– Обман о второй ходке[14 - Двойной смысл: ходка на арго преступников – тюремный срок.] божьего курьера удваивает зло. Отринутые богом индивиды – уголовники и более никто. Святые – явление редкое.
– Одна тётенька в деревне говорит, в старину попадались. – Этого мелкого хулигана волнует тема религии!
– Ответьте, кто такой Моисей? – оглядывает лектор аудиторию.
– В мифах вроде, – робко Юрка Пулемётов.
Он обычно тараторит как из пулемёта, а его брат Олег будто немой, но и тот о «старине»… Пётр обещает: как из пулемёта будешь отвечать, кто такой Моисей.
– Дело было в Египте. Там жили евреи, потомки Иосифа, проданного родными братьями в рабство. В переводе на наши деньги за тридцать три рубля. Цена нормальная для того времени. Иуда выдаёт Христа за ту же цену. Евреи вкалывают на плантации, их бьют плётками египтяне, коренные жители. Одного убивает Моисей. Он революционер, нетерпелив. Так начал карьеру. Характерно для начала многих карьер…Он народу врёт: ему явился бог. Выпрыгнул из кустов кроликом каким-то. А куст этот терновый горит, но не дотла. Бог не обгорел. Этим небылицам евреи верят. И – молва: один парень – доверенное лицо бога, который у них теперь на связи и у которого план вывода евреев в другие края, но навредив аборигенам. Бог этот прямо бандит. Его ребята «оберут египтян» (цитата, Ветхий завет). Обокрадут их в конфигурации одежды и драгоценных вещей. Бог обучает Моисея некоторым трюкам. Цирковым. Рука выглядит поражённой проказой, но вмиг очищается. В реке не вода – кровь. И так далее. В итоге и природные аномалии того времени – град, падение скота, обилие оводов, легионы лягушек – считают делом рук талантливого парня. Евреи и их бог не могли тихо свалить…
В камере хохоток.
– «Ветхий завет», глава «Исход», – правила для людей, данные богом Моисею, и переходят в Евангелии как «Нагорная проповедь» Иисуса: не убий, не кради и так далее. Клеймится гомосексуализм, скотоложство…
– Его бы в лагеря, – реплика Кокшарова.
Опять хохот.
– «Кодекс строителя коммунизма»… Его автор тот же.
– Вы прямо лектор! – оценивает Юрка Пулемётов.
Олег кивает.
– Пётр Сергеевич, вы не верующий, – недоволен Вадим.
– Но знающий, – опять Олег.
Эрудиция, авторитет! Не какое-то уголовное паханство!
– Жена моя – вот кто верует! – И умолк.
Варя дана ему Богом. Третья. Первая – дочка мародёра. А вторая баба – оторва неуправляемая, хотя с виду великолепная… Накануне его выхода говорит: «Как отбыл парень, так будто для меня умер». В этой истине много печали для фельдшера Зойки Зиновьевой, младшего лейтенанта внутренних войск.
Эндэ
Утро. Холодно и тихо! Пётр и Варя рано встают. В комнате диван, как днём. Ах да! Пётр и Варя за веру… Долго будут люди муки принимать за эту веру?
Жанна твёрдо:
– И Михаил там.
– Вряд ли… У товарища.
– У товарки.
Эндэ авторитетно:
– Хватают либо дома, либо на службе. Надо в девять ему на работу позвонить.
– Позвоните.
– А теперь ты к родителям?
– Ладно, не уеду. До Вари. Ребёнок требует внимания.
Холод (нет Петра!). Придётся им печи топить. Мишель наверняка у Светланы, ведь там дочь.
– А тебе на когда?
– Я не имею никакого отношения к делам братьев Крыловых.
Готовит. Вёдра выносит.
Перед уходом на работу:
– Следите за электроплиткой: жаркое, щи… А когда пойдёте, проверьте электроприборы.
Будто с больной!
– Ну, что ты, милочка! Я, напротив, сделаю пожар…
На телевидении говорят: «Крылова нет». И Светлана давно не видится с ним. Нет энергии говорить о плохом. «Привет моей правнучке Натали!» Видимо, права Жанна. И куда теперь? Набирает телефон коммунальной квартиры. Архангельский дома. Дело не в этой вере. Те бумаги в книгах, – нелегальная литература! Революционеры! Этим горда. Да, и время неплохое. Убиений не будет.
Телефонирует Коровиным. Так и так, Петя и Варя… Племянница Саша: «Опять религия!» Да-да, ребёнок побудет у них, «тёте Натали» в прокуратуру, тем более, дом от этой конторы неподалёку. Кузина Ольга давно умерла. Её дочь Саша – вдова. А внучка Валя за Валентином, у них маленькая, имя Ольга, как у прабабки. С ними нет как такового общения. Но и другой родни нет.
В кафетерии куплены булочки. Валентин и Валентина на работе. Племянница на пенсии с маленькой Олей.
Кромкинд («Моя фамилия без «д»):
– Вы… мама Крыловых?
И второй внук в тюрьме!
Удивительно. В центре внимания выстрел в конце января. Видимо, ищут тот револьвер. Э-эх! Неприятно. Её отрицательные ответы. Приводят! Не внуков. Немецкий мальчик! И его?
Давно он тут: одет в неновое, но казённое. Такие телогрейки выдают в лагерях. А теперь и в тюрьмах? Он глуповат. А надо хитрить.
Ребёнок доволен: «бабулька Саша» читала им с Олей про Карабаса Барабаса…
С работы Жанна: полная сумка еды.
Она манкировала допросом!
– И Мишель там.
– Видели?
– Нет. Только немца…
– Мельде?
– А ты как жена…
– Я подала на развод.
– Ты плохая декабристка.
– Декабристы не бегают в общежитие на улице Нагорной!
Эндэ чистит морковь на винегрет. Жанна капусту тушит для пирожков. Тесто из «Кулинарии». Пирожки у неё объедение… Неплохо, что не уедет до Вари. А с Мишелем тверда. Вид фарфоровый, характер кремень. Терпелива. Но он, да… канатоходец.
Горностаева отворяет в один момент, как отлипнув от дверного глазка.
– Танечка, твой отец был таким добрым!
– Думаете: я?! Вы с ума сошли!
– Но ты говорила: пение молитв!..
– Это не предлог докладывать в прокуратуру.
Видимо, Брюхановы…
– Мы никуды ничего… – мямлит Брюханиха. – Вот придёт супруг из тюрьмы… Робяты ваши давно не фулюганят, навроде…
Пантелеймоновна:
– Как могли – Варю! Женщину-мать! А проституток полно в гостиницах города!
И она в гостинице. Маникюршей. Отец Пантелеймона (её предание) – командированный интеллигент.
– Жанну – вот кого берегите! В милиции могут надругаться!
У этой глупые фантазии.
Телефон:
– Наталья Дионисовна? Добрый вечер! Ильин. Мишель дома?
– A-а, господин Ильин… Князь? Его нет…
– Всё нормально?
– Не по телефону…
– Вы не против, я к вам подъеду буквально на пять минут?
– Давайте завтра. Буду рада вас видеть.
Радости нет…
«Вена. Унтер-офицер стоящего в Герцеговине полка застрелил в казарме троих и троих ранил. Когда его обезоруживали, он убил четвёртого. После сопротивления унтер-офицер убит». Молодой, у него, наверное, мать, или тётка, или бабка. Родился для того, чтобы умереть. «Философия уходящих», – говорил Пьер. Как у Ницше. Вполне вероятно, унтер-офицер не больной, а ницшеанец. А внуки? И они полны нетерпения. Куплен револьвер! Из него наверняка убит кто-то, и оттого так много арестов.
14 февраля, пятница
