скачать книгу бесплатно
– В музыкальную я, например, ходил бес толку. А какой у тебя репертуар?
– Моцарт, Верди… Армстронг, Эдди Розен…
Пальцы будто давят кнопки на трубе. Голову в профиль «рубильником». Кромкин немало играет без нот, но не так бегло, как во сне накануне дела о трагедии в доме Хамкиных.
– Видимо, Генрих, не ты убийца и грабитель, а твой однофамилец. Повторите, как того бандита?..
– Мельдов Иван Геннадиевич. – Ответ коллеги, который, купируя хохот, глядит в окно.
Там троллейбус мимо стадиона, далее улица Нагорная…
– А я Геннадий Иванович (в русской конфигурации). А в немецкой – Генрих Иоганн. Какой-то неразумный орангутанг болтает, а вы меня – с ног (падают вёдра с водой, одно на ногу), пытаете в подвале…
– Выходит, Генрих, о «банде Мельде» неправда? Так?
– Неумная клевета! – Ухмылка. – Мельдов! Вот его и ловите! Музыкант поймёт музыканта! – надменно глядит на поверженного Карабаса Барабаса.
Тот в борьбе с хохотом. Обнаглевший фигурант этого не видит.
– И какое время будет тянуться эта проверка о том, что я никакой не бандит, а индивид, который и мухи не убьёт?
– Ну, дня два, Генрих.
– Два дня! – брезгливо оглядывает телогрейку (в дырах вата) и наглеет ещё на октаву. – Я не требую белый концертный пиджак, который у меня есть, но одежду другой конфигурации хотел бы иметь.
– Да-да, Генрих. На тебе бумагу. Пиши: начальнику следственного изолятора Тупохвостову Ю. И. от Мельде Г. И. Прошу разрешить мне посылку…
Болтлив, как тот, кому удалось миновать беду:
– Не бандит, но я тот, кто укрепляет волю. Умру под пытками, но не выдам вредных для меня вариаций. – И без перехода: – А колбасы? Сестра купит, она работает на главпочтамте оператором в отделе ценной корреспонденции. – Горд и собой, и роднёй: – У неё имя правильное – Эльза Иоганновна. Я ведь тоже Иоганнович. Но в детдоме каким-то Ивановичем…
– Дополни про колбасу…
Дополняет.
– Генрих, кто твои друзья? Мы должны опровергнуть неверную информацию.
– A-а… У меня музыканты! Фредди, Гарри… Мы играем для комсомольцев, пионеров и других ребят… Э-э… мелодии советские… – И называет русские фамилии этих Фредди и Гарри.
Когда его уводят, Усольцев:
– Мало дел по делу, так ещё и переделывать! В театральном эта скороговорка пригодилась бы.
– А ты бы пригодился в театре для детей. Надо же: «У народа водку отнимал!»
Хохот…
– Вы мама Крыловых?
Старовата. Хотя не первое уголовное дело деток ненаглядных. Воруют винтовки, идут на большую дорогу, грабят (отнятый бумажник фигурирует в деле). Клиенты милиции и в более ранние годы. На вокзале оба карманники. Уличаются в мордобое. Неудивительно: из колонии выходят бандитами. Удивительно другое: более пяти лет тихо. Правда, процент раскрытых дел невелик…
– Бабушка.
…«Гера, умоляю! Отдадим ребёнка на стадион пионеров! С этим Филей он мог утонуть в ледяной воде!» – «Мама! Он мне помог вылезти!» В поликлинике дают добро, но в таком деле необходимо авторитетное мнение. «У Яши друг».
В кабинете фолианты. Натёртый паркет. Песочные часы. Одни огромные. У них дома маленькие, и он любит наблюдать, как песок утекает в нижнюю воронку. Дяденька с бородой рекомендует бег на коньках. Многовато денег берёт, но мнение «настоящего доктора»… «А эти реально, в принципе (так говорит папа) перевернуть?» У доктора улыбка: «Какой умный пациент! Да, «в принципе», реально». Но ни одни не перевернул. Мама делает большие глаза ещё больше, не одобряя любопытного «пациента».
В той квартире доктора, вернее, не доктора, а его внуков никаких таких часов. Да и время в ином ритме. У Кромкина каждая минута на счету, пока старушка и ребёнок вне дома. На кону карьера. И не догадывается: он в квартире «настоящего доктора», тем более что кабинет, в котором они были с мамой, за другой дверью, откуда (ну, и ну!) кукарекает петух, пахнет скотным двором.
Фамилию доктора не упоминают дома. Вот баснописец, о волке, у которого неплохой аппетит… В голове кликухи[3 - Кликуха – кличка – постоянное прозвище преступника в преступной среде (арго преступников).] фигурантов, фигурирующих в агентурных, оперативных докладных как негодяи, вероятно – убийцы, а не интеллигенты в пенсне. Доктор Крылов. И эти Крыловы. Прямые потомки. Тот им родной дедушка.
А это… докторша.
Февраль – враль: капель, а на другой день лёд, на который хитро падает снег, друг грабителя и враг сыщика (мало сыщет на нетронутой белизне). И эта дама двойная. Недаром её день рождения второго февраля. То гордая и бойкая, то болтливая и невменяемая…
…В квартире идёт нормальная работа. Пуля, «иголка», крупица драгметалла в горе дурной породы, но вынута и в кармане кителя. Далее книжки… Молодая, идеально прекрасная девушка и ребёнок за перегородкой. Но не бабка. Монолог: «Верующих хватаете!» Ну, какие гады, думает он, им плевать на матерей.
Наконец, закончен обыск. Бабка идёт к двери. «Пьера арестовали». – «Когда?» – «Летом». А тот визит в марте… Мир тесен. И тесен иногда нелепо. «У вашего прадеда фамилия с буквой “д”: Кромкинд». – «У меня без “д”». – «А какая должность?» – «Прокурор-криминалист». – «В такое время!» – «А, какое… время?» – «Тридцать седьмой год…» Глядит в бинокль с обратной стороны, находясь далеко. «Вы племянник Яши Строкмана. Он погиб на войне. А Евгения с дочкой в новой квартире. А дед ваш Соломон Кромкинд – управляющий на руднике, на Строгановском. Я Строганова в девичестве. А тогда кабинет Пьера в квартире Брюханов, пардон, Брюхановых. Из Вятки они».
Неверный вывод – будет болтать. У неё двойственность натуры.
– Никакого выстрела в квартире.
Приводят Мельде.
– Вы его знаете?
– Пардон, где моё пенсне? – Рытьё в древнем ридикюле.
Очки, какие в аптеках. Одной дужки нет. Внуки удивляют: могли бы новые купить.
Надев окуляры:
– Незнакомый мне джентльмен.
– Внимательней: он одет не так.
– Впервые вижу.
– Мельде…
– Я… не…
– Генрих, ты нам говоришь правду, а мы проверяем твои правдивые слова. Мы ведь найдём (такая работа) и давние твои контакты…
– Ладно, это бабушка Крыловых.
– Дурачок ты, батюшка! Они тебя впутывают в заговор. Пятьдесят восьмая…
– Наталья Дионисовна, вот эту бумагу предъявите на выходе.
– Она думает… другой год?
– Генрих, ты на нервах, но твои товарищи не только музыканты, а Крылов, например, и он, как ты, деятель культуры…
– Да, этот… Но я с ним не так…
– Ладно, выдам тебе как умному индивиду новую информацию: ты не причастен к Мельдову и его банде, но в другом деле мы никак не найдём оружие, а один товарищ (кто – не могу выдать) находился рядом с братьями Крыловыми, когда они про тебя говорили: «Мельде у нас бабахнул!»
– Я в тот вечер дома!
– Двадцать шестого января?
– Ну, да… – нехотя.
– Генрих, верю тебе, правдивому индивиду! Изложи правду об этом инциденте…
– Ладно, в полной конфигурации этого юридического дела… И могу домой?
– Немного проверим.
– С чего начать?
– С Крылова младшего. Где вы познакомились?
– В одном неприятном месте.
– В учреждении номер 1317. Так?
– Давно и нет охоты об этом говорить. А на воле в «Гамлете» он Гамлета играет, я флейту, но на трубе… А инцидент был в понедельник, в кафе дэка Дэзэ. Там я пиво пью, вдруг Крыловы. Ну, и говорят, улыбаясь, что мой друг Мишель…
– …улыбаясь?
– Ну, да, мол, такой он гусар…
– Револьвер какой марки?
– Не револьвер… Не имею понятия!
На бумаге: «Двадцать седьмого января я пил пиво в кафе ДК имени Дзержинского. И вдруг подходят братья Крыловы. И говорят о том, как у них в квартире М. С. Крылов произвёл выстрел из какого-то оружия. И с того дня я с братьями не виделся».
Мельде отправлен в камеру.
Другой фигурант «делает заявление»… Форма – монолог. Эмоций – одуреть! Ну, будто находишься не в кабинете тюрьмы, а в первом ряду партера. Кромкин повидал гадов. Этот немного удивляет.
Громко, не глядя на публику. Наверное, репетировал… на нарах:
– Как меня могли в таком обвинить! Бабушка, Сержик (это дорогие мне люди), недочитанный Кант… Там мальчик! А у меня племянник… Вы думаете, я могу ребёнка убить?!
«Можешь», – готов ответить зритель (этот актёр, не как Усольцев, – дилетант).
– Кровавый пир! Ха-ха-ха! Я не могу убивать! – Энергия ударяет в галёрку (тут её нет). – Я – интеллигент! Мой дед врач. Грандмаман говорит на двух иностранных языках! И на каких фактах вы обвиняете меня в кровопролитии?
Антракт.
– А никто в этом не обвиняет.
Будто вырублен водопроводный кран с горячей водой. Удивление, недоумение…
– В квартире выстрел. Участковый милиционер на тот момент у Брюхановых. Ищем «ТТ». И мы с того дня ведём наблюдение…
Гладит шрам на горле, оттянув ворот «водолазки». И у Кромкина такая, надевает в гости. Не в мундире же идти к родным и товарищам, не говоря о любовнице, которой нет? Этого прямо от любовницы в «воронок»…
– Девятого февраля вы входите в дом в переулке Шнайдера. В подвале в клети находим «ТТ» убитого милиционера, а пулю в квартире.
– Великолепно работаете, – хрипит. Вылитый самурай. Немного – и харакири.
– Миронова ты?
– Я купил!
– Портрет продавца…
– Где теперь его… Что мне будет?
– До одного года или штраф. – (И Филя лелеял этот вариант.) – Фотографии понадобятся у тайника, чтоб дело отправить в суд.
– Будьте добры, ваше имя и должность?
– Советник юстиции прокурор-криминалист Кромкин Семён Григорьевич…
– Ого, какие люди, а дело вроде маленькое.
– Табельный милиционера. Убитого.
– Ах да, продавец наверняка его убийца!
– Вы стрелялись?
– О, нет! Чистил, думая идти в милицию для оформления… Но был напуган, ну, и убрал в тайник от греха… – Доволен.
Довольным бывает иной пленник в тюрьме!
Кромкин добавляет:
– Никто не убит из него… Но так хранить не имели права! – грозит пальцем и велит отправить в камеру.
– До скорой встречи! – Михаил Крылов уверен: публику одурманил.