banner banner banner
Канатоходцы. Том I
Канатоходцы. Том I
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Канатоходцы. Том I

скачать книгу бесплатно

«А ну-ка, девушки, а ну-ка, парни!»

– Комик!

– У Джека Лондона один парень бредёт Аляской… И умирает от холода…

– Я – деревня.

– И в «деревне» библиотека. – Руки – за отвороты тёплого полушубка.

До Вари бельё на пруд отволакивала Фёка. Варя – копия она. А до Октябрьской революции (альзо шпрах грандмаман) для элиты города функционировала китайская прачечная, которой ныне нет, но много других для любого плебея, и ты с ними наравне, элитой, увы, себя не ощущая.

– Мы на Грязновке (вода в ей ключевая) завсегда.

«В ей», «завсегда»…

– Мы благодарны партии родной, что нет у нас водопровода.

– Ой, не могу!

Легко всхохатывают неумные люди.

Вторая куртка…

Киногруппа. Дяденька телеоператор, фамилия Голубь, мирный, как голубь:

– Давай камеру…

Мишель – супер-механик, функция – работяга и более никто.

В «Рафике» (на боку крупно – «Телевидение»):

Мы на пруду полоскали бельё.
Я сильно замёрз, околели ручонки.
Сейчас бы уснуть,
привалившись к девчонке!
Но вряд ли мне светит такое спаньё.

– Ха-ха-ха! Сочиняет на ходу!

– И «неплохо иногда»!

Хохот над ним. Он – клоун, милый персонаж.

Деревня на трёх уровнях: в овраге, на равнине и на холме. Ёлки огромные, угрюмые. Дымки над крышами. Река лентой.

– Питер Брейгель!

Коровник не так мил, как то, что вокруг.

Комментарий для этого сюжета «Теленовостей»: «Кормовые дрожжи, выработанные из опилок, – эффективная добавка к рациону. Впереди рекордные надои молока».

Но его дело маленькое: камеру тащит…

Вернулись.

Телефон набран.

«Давай-ка ты к Артуру… Сыграй эту роль, у тебя получится…»

Бабушка открывает с тирадой:

– Attention Prens garde![17 - – Будьте внимательны, осторожны! (фр.)] В городе орудуют банды головорезов! Убиты люди. У калитки толпа.

– Убитые… в доме? – глупый вопрос.

Таков и ответ:

– А где им быть? Двери – до щелчка!

Родной дом напоминает дурдом.

Шторы, как в дневное время: автомобили на Вознесенской горке, прежде чем миновать, обдают окна фарами. Центр огромного города. Москва огромней, но там не был.

«Комсомольцы, беспокойные сердца,
всё доводят до конца…»

Под радио Пётр корректирует план. С тем же указанием:

– Сыграй эту роль, у тебя получится…

– Explique- moi, s’il te plait[18 - – Объясни мне, пожалуйста (фр.)]: куда? – любопытна их «большая мама» (грандмаман), маленькая бабулька.

– К Артуру.

– На улице холодно, а ты не ел! И какая в том необходимость!

– Я для него метроном… – Пётр выкладывает коробку. – Обыскивайте!

– Пардон, Пьер!

Варя тихая.

Но – не Жанна:

– Артуру – метроном?

– Выменять на этот, как его… сифон. Он умелец, а нам необходима канализация. Никакого оборудования не продают!

– Не критикуй: у дверей уши. – Миролюбивая реплика старшего поколения.

– А я с тобой в гости?

– Нет, брат, я один! – интонация перед уходом в тыл врага.

– Я тебе не брат, а племе?нник.

– Адью, соплеменник!

– Attention! Двери! До щелчка!

У бабушки суетливое лицо. Гордое у её правнука (племе?нник, соплеменник)… Как они глядят на него, уходящего (вдруг уйдёт навек!)

Холод: слёзы тёплые на холодном лице…

На этой равнине нет города, полного людей и транспорта. Тропинка с одного берега на другой… Ба! Утренняя лунка… Затянулась ледком, накрылась коварным снежком.

В голове ритмом рифма:

Я иду через пруд, но не стоит идти…
Не рыбак, не дурак, но вот сбился с пути.
Впереди только мрак… Я иду через пруд.
Я иду по гостям, где меня вряд ли ждут.
Я иду по костям, я по трупам брожу,
я на свой пьедестал восхожу, восхожу…
Я иду через пруд: под ногами вода.
Тихо рыбы плывут, как часы, как года.

– Опять «сочинил на ходу»!

Пётр

«По голове не надо!» Крик мальчика. Электроток. Клеммы – к вискам, и ты – мертвец. Пять утра.

– Бог, молю тебя! – И моментальная тишина. И в Петре, и в городе, и в мире, в космосе, где летают спутники.

Адо крика какая-то падаль назвала… Петрушкой! Его, господина! Дома он Петя (для жены, невестки). Для брата и грандмаман, – Пьер. На работе – Пётр Сергеевич. Имя ему идёт, каменное. Да, «Петруша». Так Варя иногда. Но не Петрушкой! Зубами скрипит.

Ага, вот кто его так… Недавно виденная комната. В серванте – фотография: морда наглая, мундир работника КГБ… «Это ты?» – удивляется Пётр. «Я», – наглое враньё. Фотография другого. Но будто двойник. И хохот: «Ха-хи-и-ха, Петрушка!» Не «ха-ха-ха», а гадко. Далее – крик. Не того, кто в мундире… Обида давит, будто маленькая домовина. В такой не уснуть, хоть одеяло туда, один чёрт: неудобно в маленьком гробу!

– Господи! – (тихо). – Дорогой Бог, у тебя информация, о которой напоминаю. – Шифровка, рапорт агента! Одобрит ли такое адресат? – Уважаемый бог! Я к тебе с мольбой как-то уладить, ведь у меня сын… И далее будет этот крик мальчика? Да и «кровавые в глазах»… Дай наводку, как быть…

И ответ. Не божеский:

– Петя, – руки хлоп-хлоп о кровать, – где ты?

Ткнёт кнопку на лампе и увидит его на коленях! Её ноги у края, и (в темноте не видно) – пяткой ему в бок…

– Будто… крик… ребёнка…

– А чё ты… на полу?

– Тапки…

– Серёжа, наверное…

Варя отодвигает ширму, и – за пределы «спальни», – отделённого от комнаты уголка. Фонарь с улицы вряд ли выдаёт его мимику.

Она обратно:

– Дрыхнет ангел. Правда, тапки?..

Рука (фрагмент ведра с водой, сумки с продуктами) бух ему на грудь.

– Не дави!

– Молился, небось?

Выдало! На коленях! Болтовня непонятно с кем»! Не диалог, игра в одни ворота… Спит Варя крепко, по-крестьянски, по-грязныхски. Не удивительно, – её девичья фамилия Грязных, да и родом из Грязновки.

– Не тапки, на коленях ты! Я обрадела.

С её говора: обрадовалась. «Ну, тупица!»

– Как тогда! В общаге-то ни колен приклонить, ни молитву вознести: вокруг толпа неверных. И тут Наталья Дионисовна! На квартиру берёт! «Я не верую, а вот мой внук Пьер – набожный с детства». Как мне глянулся твой портрет! И вышло счастливо…

Тупица, дура!

– А чё за… крик ребёнка?

– Мы, маленькие, невинно угодили в милицию. И – бьют. Брат: «По голове не надо!» Я – на защиту. И далее бьют только меня…

«Ха-хи-и-ха! Петрушка!» – молнией. И вновь крик ребёнка. Но не так надрывно.

– Петруша, так оно! В этой стране деток бьют! – ну, врёт! – А ты набожный с детства… – Это хоть немного правда.

Пётр топит дровами три печки: две голландки и одну с плитой. Утром за дровами не надо, они в тамбуре. Поленницы более трёх метров. Одновременно встаёт Варя, кухарит (повар другая). Когда по графику надо мыть общие коридор и туалет, она с лентяйкой. А брат меняет воду в вёдрах. Сегодня – Пётр. Мишелю на пруд.

Наконец, чай. «Цвета дёгтя». Also schprach грандмаман (Пётр так назвал в период его интеллектуальных юных дней).

– Бонжур, Пьер!

– Бонжур.

– Ныне мой вещий сон!

Отвратительно! Сны вытесняют дневные впечатления (Фрейд). Вот и «вытесняй» наедине, не докладывая другим! А Варя: «Баня – к выгоде. Огород – к добрым отношениям». У грандмаман – «вещий», и вещает гибель. Кого-нибудь убьют или намедни грохнули. «Ха-хи-и-ха!» И винтом в голове вопль мальца, будто его режут.

– О, увольте!