Командировка

Порадовавшись успехам Продиса в деле контрразведки, я поинтересовался, когда мы сможем присоединиться к покидающим город.

– Думаю, через час подгонят крытый фургон, – ответил он. – Что собираетесь делать?

– Ну, воронка и мерина подарим, пожалуй, на свадьбу Мери и Артэна, мои им поздравления, а сами поедем на Бони, – ответил я, не став посвящать специалиста тайных дел в наши дальнейшие поиски.

Не обидевшись на мою скрытность, Продис улыбнулся и предложил обращаться, если что, а то и просто как-нибудь, с оказией, заехать на чашечку-другую чая и рассказать чем дело кончилось. Пообещав, что не забуду, мы распрощались. Дела служебные звали нашего знакомца к немедленному их выполнению, а нам стоило заняться своей внешностью.

Под прикрытием Глаз Тени, я за каких-то пять минут, преобразился в сухонького, благообразного старичка. А эльф перекрасился в ярко-рыжего молодого человека лет тридцати. Масть Бони стала черной, с белой звездочкой на лбу. Пользуясь моментом, я переделал женскую одежду на милые сердцу штаны и рубашки, правда, ставшее уже привычным оружие, переделывать не стал, лишь убрал с него всякие архитектурные излишества в виде украшений.

Когда с перевоплощениями было покончено, до появления обещанной повозки оставалось еще минут пятнадцать. Я, решив рискнуть, короткой направленной вспышкой передал на спутник отчет о последних событиях, замаскировав это с помощью эльфа, который производил сильные выплески разнообразной доступной ему энергии во все стороны света. Впрочем, на это, в сложившейся неразберихе, вряд ли кто-либо обратил внимание. Потому что по всему городу, как доложила ранее Бони, происходило нечто подобное. По-видимому, все местные маги, способные в той или иной мере передавать на расстояние информацию или телепортировать объекты, испытывали небывалый наплыв посетителей. В царившей над городом магической какофонии ни один, пусть и самый продвинутый маг, не засек бы короткий радиоимпульс, тем более, что все взоры сейчас были прикованы во вне.

Крытый фургон привел мастер Дорн. Не оглядываясь по сторонам, он быстро распряг лошадь и ушел. Не мешкая после его ухода, мы прицепили к Бони повозку и шагом тронулись в сторону северных ворот.

А перед воротами и правда, оказалась весьма приличная очередь, состоявшая из разнокалиберных средств передвижения. От богатого вида карет, до простеньких телег. Пристроившись за изрядных размеров возом, на котором расположились пятеро мордоворотов в крестьянской одежде, мы стали медленно продвигаться на выезд.

Было уже около полудня, когда мы, предъявив заботливо приложенные к телеге, сопроводительные документы, выехали на тракт. И без того размытая дождями дорога, от нашествия такого количества транспорта, превратилась в болото, по которому, проседая в грязь едва ли не до осей, тащились разномастные колымаги, обгоняемые время от времени верховыми, проносящимися по обочине. Бросив прощальный взгляд на город, в котором мне довелось перезимовать, я подстегнул Бони, и мы покатили по развезенной колее, а город меж тем скрылся в серой мгле начавшего моросить дождя.

Глава 25

Два дня мы ехали на север. Поток едущих постепенно редел. В предгорьях, неподалеку от границ Харконского княжества, мы остановились в небольшом трактире. Дальше дороги не было, точнее она превращалась в поток грязи и луж глубиной едва ли не по пояс. До окончания весенней распутицы нечего было и думать о продолжении пути. Кроме нас на постой там остановилась еще одна группа, памятная по очереди у ворот. Трое человек, одетых как купцы, но передвигавшихся на подозрительно пустом возу. Заплатив за постой, мы поднялись в комнатку. Удобств здесь было не предусмотрено. Пара простых соломенных тюфяков на грубо сколоченных кроватях. Окно, завешенное засаленной занавеской, скорее от сквозняков, чем для красоты и придания уюта.

Распаковавшись в предвкушении довольно длительного ожидания, пока дороги просохнут, а невысокие перевалы в горах освободятся от снега, я приступил к детальному изучению ответа из центра. Еще в пути я бегло просмотрел ответ на свой последний запрос. В нем я, помимо прочего, выдвигал идею о коммуникации на частотах Глаза Тени, которые, как было установлено многолетним опытным путем, не могли фиксироваться местными магами. Кроме того, я предложил опробовать пусть и банальную, но первую пришедшую на ум идею, просканировать со спутника поверхность планеты на предмет излучения в том же диапазоне частот. Как ни странно, но самое простое решение сработало. Хотя нельзя сказать, что так уж хорошо.

Местность, в которой обнаружился источник излучения, была определена лишь приблизительно. В центре предполагали, что источник его находится где-то под землей, в глубине горной породы, поэтому снаружи фиксируется только отраженное и искаженное породой остаточное излучение. Впрочем, это все же сужало круг наших поисков до участка местности в полтораста квадратных километров, лежащего где-то между Гарадаром, Су-Аром и Сигуром. В гористой местности, изобиловавшей карстовыми пещерами. Добираться туда через непролазные Су-Арские леса желания не возникало, да и место то было ближе к западной границе Сигурского королевства.

К северу от цепи невысоких, но сильно изрезанных отвесными ущельями гор, являвшейся естественным барьером между Су-Аром и Северными королевствами. Горы эти были населены лишь небольшими племенами или коммунами, живущими за счет мелкой контрабанды или услуг проводников. А то и просто разбоя и грабежа. Наиболее крупные вольницы контролировали торные торговые пути, не слишком страшась конных разъездов, время от времени проезжавших по основным трактам для поддержания порядка и устрашения. Впрочем, жители гор были всегда заранее предупреждены своими друзьями и родственниками, обитавшими на равнинах по обеим сторонам гряды.

Надев для прикрытия амулет, я связался со спутником. Такой способ связи был не слишком удобен, но зато и не обнаруживал нашего местонахождения. Уточнив координаты района поисков Сферы, я запросил долгосрочную сводку погоды и отключился.

Делать было особо нечего. За окном все так же моросил дождь. Сэлли сидел на своей койке и полировал меч, бормоча под нос русские слова вперемешку с эльфийской речью. Видимо, изучение великого и могучего, при поддержке его компьютера, шло полным ходом.

Отключив детоксикацию организма, я спустился вниз, в пропахший застарелым запахом пищи, разлитого вина и нечистот, зал. В такую погоду, в этой дыре, оставалось только одно, напиться и забыться. Я расположился за хлипким столом, в углу. По вечерней поре, я был не одинок в своем решении. Наши «попутчики», работающие бог знает на какую службу, судя по их состоянию, предавались пороку пьянства уже изрядное количество времени, гораздо раньше меня сообразив, что иных развлечений здесь не предполагается, разве что дополнить пьянку небольшой дракой. Не так что б насмерть или с особым членовредительством, а просто для поддержания формы и поднятия духа.

Зал постепенно наполнялся посетителями, стекавшимися в этот «светоч культурного досуга», с окрестных деревень и хуторов. Появились и девицы яркой внешности, обитавшие в доме через дорогу от трактира, наполняя помещение резким ароматом духов и вызывающе громким смехом.

Вечер переставал быть томным. Крепкие деревенские парни и мужики, уставшие от жен и детей, пришедшие сюда пропустить кружку-другую дрянного пива и отвлечься от семейных забот, также как и мордовороты из компании псевдокупцов, были не против скрашивания вечера небольшой пьяной дракой, с последующим братанием. Все ждали только повода, усиленно доводя себя до требуемой кондиции, с помощью разбавленного пива и местного, деревенского самогона. Я тихо сидел в углу, ожидая начала традиционного провинциального турнира по боям без правил.

Началось все в дальнем от меня углу. Взвизгнула одна из девиц, поднялся крик. Из мгновенно образовавшейся кучи-малы, время от времени отваливались отдельные оглушенные фрагменты. Решив, что пролетевший над их головами табурет, вполне достойный повод принять участие в потасовке, ребята из «охранки», двинулись в сторону бурных событий, расталкивая толпу, пока еще только наблюдавших и разогревавшихся зрителей.

Кому-то наступили на ногу, кому-то заехали локтем в нос, вскоре весь зал превратился в поле битвы. В очередной раз пригнувшись, чтобы пропустить очередную пролетающую глиняную кружку над головой, я, не рассчитывая принимать участия в общей начавшейся свалке, решил подняться на галерею, идущую вдоль второго этажа. Но побоище уже разгорелось и временами перекидывалось и на лестницы. Увидев несущуюся на меня сверху тушу почтенного мельника, я, решив, что глупо стоять на пути паровоза, принял в сторону. Пролетев мимо меня, мельник проломил своими упитанными телесами столешницу у стола, за которым я сидел, и с блаженным выражением на толстощеком лице остался лежать, приходя в себя. Поднявшись на галерею, я обнаружил там трех девиц, задорно подбадривающих наиболее отличившихся в побоище, и дряхлого старичка, которому возраст уже не позволял принимать участия в таких молодецких забавах. Впрочем, по озорному блеску в его глазах, я понимал, что в душе, он целиком и полностью с теми, кто там, внизу. Трактирщик же, как истинный капитан, не покинувший своего мостика, точнее барной стойки, привычно уворачиваясь от различных летящих в его сторону предметов, бойко строчил пером в большом гроссбухе.

Выплеснув спустя полчаса избыток энергии, зал затихал, представляя наблюдателю картину полного разгрома. Однако, к моему удивлению, не прошло и пяти минут, как бойкие крепкие ребята половые и официантки привели зал практически к первозданному виду. Заменив проломленные столешницы, принеся из подсобки новые скамьи и табуреты, пополнив длинный ряд глиняных бутылей за стойкой, в зал вернулась атмосфера духовного единения.

В соответствии с традициями пития, застолье переходило к стадии братания и взаимоуважения, с последующим распеванием нецензурных песен, сменяющихся песнями о нелегкой солдатской доле и прочими проявлениями вокальных данных развернувшейся души.

Я вернулся за свой столик в углу. Новая столешница была не в пример чище старой, видимо протиранием поверхности столов здесь не занимались, дожидаясь, когда столешницу разломают и ее можно будет заменить на новую. Да и вообще, подход хозяина к организации процесса обслуживания, меня несколько озадачил.

Улучив момент, когда трактирщик остался за стойкой в одиночестве, я подошел к нему.

– А скажите любезный, – сказал я, – вам не приходило в голову, что если сделать столы, скамейки и табуреты из более толстых и менее прогнивших досок, то это существенно уменьшило бы ущерб, наносимый подобными баталиями. А если еще к этому добавить замену глиняных кружек и кувшинов деревянными, а еще лучше металлическими, то ущерб стал бы вообще минимальным.

Выслушав мое рацпредложение, трактирщик только ухмыльнулся.

– Вы, почтенный, далеко не первый, кто задает мне подобный вопрос, – проговорил он. – И, разумеется, когда-то давно я пробовал сделать именно так. Но, во-первых, компенсации за побитое и поломанное составляют едва ли не половину моего дохода, а во-вторых, подумайте сами, если бы доски у столешницы были бы более прочными, то как бы сейчас чувствовал себя почтенный мельник, от тела которого вы так ловко увернулись. А так, стол в щепы, а у мельника даже синяков поди не останется. А по поводу посуды, так сами посудите, если кого огреют кружкой, а того хуже бочонком по голове? Тут ведь и до смертоубийства недалеко. А так, кружка вдребезги, и все довольны. Согласитесь, ведь гораздо большее удовлетворение вы получите, когда брошенная вами кружка разлетится на мелкие кусочки, чем когда она просто отскочит от стены. А в результате и гости целы, и побуянили на славу, и побили-переломали все, что только можно. Так сказать, сразу видно, что вечер удался на славу. А за мебель и посуду вы не беспокойтесь. Я ж не первый день хозяйство веду, так что грошовые кружки у местного гончара оптом закупаю, я у него основной заказчик, у него вся семья этим кормится, а доски – так это брак с лесопилки, мой тесть там заправляет. И ему пару медяков за бросовые обрезки получить приятно, и я не в накладе.

Оценив вклад трактирщика, в дело травмобезопасного активного отдыха, я стал смотреть на него с гораздо большим уважением. Воздав должное его организационным способностям, я вернулся к себе за столик.

Время шло, а мы, видимо, застряли здесь еще как минимум недели на три, и то если повезет с погодой. Трактирщик, как выяснилось, оказался весьма образованным человеком. В дни своей юности он даже учился в университете, в Харконе, но не найдя себя в городе, он отправился в глубинку, нести свет просвещения селянам. Селяне просвещаться не желали, хотя и посылали к нему детишек набраться уму-разуму, но только зимней порой, когда у родителей не было других планов на них. Отчаявшись привнести изыски культуры в местное общество, он женился на дочке старого трактирщика, а когда она, умерла родами, так и остался здесь. Лет через пятнадцать выдал замуж свою дочь, но уехать так и не уехал. Да и ехать ему уже было особо некуда.

– А еще, знаешь-ли, не могу же я вот так, взять и бросить трактир, – говорил он, когда сидя у камина, мы играли в местный вариант шахмат. – Да и привык я уже к такой жизни. Скажу тебе по секрету, что сюда даже один серьезный вельможа из самого Харкона приезжает, тайно конечно, но раз в месяц-то завсегда бывает, на пару дней. Говорит, что вот так, душевно, по-простому отдохнуть, выпить, подраться, помириться, еще раз напиться и поорать песен, а с утра просто так поговорить за жисть, по душам, в городе такого нигде и не найдешь. Да и подраться-то в другом месте может боком выйти. А тут, вроде и кости целы, и стресс снял. Да и где еще, говорит он, найдешь такое место, чтобы тебя не узнали в лицо и не постеснялись заехать кружкой, промеж глаз, не взирая, как говорится, на личности, – продолжал философствовать трактирщик. – А если и случится чего, то тут и кузнецу-зубодеру да бабке, нашей целительнице, приработок. Кому зуб вставить, кому вывих вправить или челюсть.

Я согласно кивал, потягивая неплохое вино, извлеченное из глубин погребов рачительным хозяином.

К концу недели, наблюдая ежевечернее потешное побоище, получив случайно брошенной тарелкой по лбу, я, раззадорившись, тоже принял участие в битве, предварительно отключив большую часть боевых функций и уменьшив мощность мышечных усилителей до приемлемого уровня. Должен сказать, что я, хоть и не поклонник насилия, однако испытал ни с чем несравнимое чувство, когда «преломив» скамейку об крепкую спину селянина и отбросив обломки в сторону, ощутил себя «настоящим ковбоем» где-то в прериях дикого запада или всеми четырьмя мушкетерами одновременно, в парижском кабачке, полном гвардейцами кардинала.

А еще через два дня даже Сэлли, поначалу пренебрежительно отнесшийся даже к идее подобных забав, начал принимать в них участие.

– Знаешь, – сказал он как-то раз, когда мы утоляли жажду после очередной потасовки, – если бы у нас, в Эрн-Рианоре додумались до такого, то, возможно, я бы и не ушел оттуда. У нас, если уж дуэль, то дуэль, битва – так битва. Просто так не затеешь. А чтобы биться в шутку, до этого никто не додумался, вроде и глупо, и знаешь, что все подстроено, а все равно заводит.

Как-то раз, ближе к концу побоища, на ногах остались эльф и двое ребят из какой-то спецслужбы, я, получив шальным табуретом в грудь, отдыхал в углу. Под действием непрошедшего азарта, они решили все же выяснить, кто же тут лучший. Один из сексотов, отошел в сторону, а эльф и второй «специалист» остались в центре разгромленного зала. Такого профессионального боя этот трактир и местные селяне, видимо, не видели за всю свою жизнь. Все же встреча была «дружеской», поэтому били аккуратно, упирая больше на технику.

Эльф значительно выигрывал в скорости и ловкости, но его противник был, по меньшей мере, килограмм на тридцать тяжелее. Минут пять они кружили, обмениваясь молниеносными ударами, мелькали руки, ноги и время от времени слышались глухие удары. Наконец, Сэлли уклонившись от очередной серии выброшенных в его сторону «молотов» противника, хитрым, казалось взятым прямо из земного айкидо приемом, вывернул руку своего противника и взял его на жесткое удержание. Тот, поняв, что проиграл, не стал дергаться и признал свое поражение.

Пожав друг другу руки, и сорвав заслуженные аплодисменты зрителей, восторженно наблюдавших за поединком, они направились к барной стойке утолять жажду.

Не успел эльф вернуться за наш столик, как его окружили вездесущие девицы облегченного поведения. Видимо, его выступление тронуло не только местных селян. Захмелевший от вина и победы эльф, несмотря на его скептическое отношение к человеческим женщинам, в этот раз не стал противится домоганиям сразу трех девиц. Видимо, на него все еще оказывала влияние горячка боя. Ночевать в номер он не пришел.

Встретившись с ним за завтраком на следующий день, я впервые с момента нашего знакомства, увидел на его лице, слегка туповатое, но прямо-таки блаженное выражение. Уж не знаю, что послужило тому причиной, вчерашний ли бой или ночные старания девиц, но эльф пребывал в состоянии, что называется «полной гармонии со всем сущим».

– Знаешь Алекс, – сказал он негромко, – кажется этой ночью, я, пожалуй, впервые в жизни, ощутил, что значит быть настоящим мужчиной. Нет, не так. Настоящим самцом. Диким и разнузданным. Не утонченным, рафинированным детищем высокой культуры, перепробовавшим все возможные утонченные наслаждения и пресытившийся до потери интереса к ним, а простым и примитивным самцом, победившим в схватке за самку и незатейливо, но зато с настоящей, неподдельной страстью овладевшим ею, ну если точнее, то ими.

– Да, – протянул я, – эко тебя вчера растаращило, ты, главное, не слишком увлекайся этим примитивизмом, а то так и поселишься здесь. Нарожают вот те девицы тебе детишек длинноухих, будешь потом объяснять местным жителям, что ты не исчадье ада и не мутант, а просто эльф, заехавший не в ту степь. А потом еще и алименты платить придется.

На минуту Сэлли задумался, видимо представляя себе картину, как он, окруженный тремя-четырьмя женами-наложницами и кучей остроухих, гомонящих полуэльфят, встречает старость, сидя на веранде простенького деревенского дома.

– Вообще-то, – проговорил он наконец, – я уже лет семьсот-восемьсот как вышел из детородного по нашим понятиям возраста, а какое-либо влечение, не говоря уже о подобной страстности, как у двадцати – тридцатилетнего юнца, я не испытывал уже лет этак пятьсот. Но, видимо приобщение к «природе», творит чудеса.

После последней фразы на лицо эльфа снова вернулось то туповато-блаженное выражение, и остаток завтрака он провел в молчании, умиленным взглядом пялясь на окружавшую нас серую действительность.

Жизнь – штука сложная и противоречивая. Как ни жаль, но все хорошее рано или поздно заканчивается. Подходило к концу и наше «заточение в глубинке». С юго-востока подули теплые ветры, выглянуло солнце. А спустя еще неделю, дороги подсохли и позвали нас в дальнейший путь.

Глава 26

Дорога вилась между крутобоких холмов, все сильнее забирая вверх. Да и холмы постепенно становились все выше, временами обрываясь крутыми скальными выступами.

За три дня, прошедших с того момента, как мы покинули приютивший нас трактир, мы проехали границу Харконского княжества и остановились в деревеньке, на границе Лигорского княжества и ничейных земель. Точнее-то земли были поделены между кланами и бандами, обитавшими в деревнях и деревеньках, разбросанных по горам. Все они занимались тремя доступными здесь способами получения дохода: контрабандой, предоставлением проводников и грабежом тех, кто не захотел оплатить услуги проводника.

Для прохода через горы было три пути, и только два из них вели в Сигурское королевство, лежащее по ту сторону гряды. Можно было нанять проводника в одной из деревень, лежащих в предгорьях. Если же находился достаточно отчаянный или самоуверенный в себе купец, что не делал этого, решив, что и сам сможет пройти по наезженному тракту через горы, то в горах его встречали уже другие люди, предлагая оплатить проезд, но уже дороже. Если понадеявшись на охрану, негоциант упорствовал, то третьего предупреждения обычно не делалось. Просто на караван с высоких склонов местных ущелий, по которым и вилась дорога, обрушивался камнепад или сходила сель, в зависимости от характера товара. А затем незадачливый купец обретал вечный покой, под каменным холмиком на дне одной из многочисленных пропастей, а его товар продолжал свой путь, но уже с новым владельцем.

Впрочем, договор местные обитатели чтили. Если вы заключали договор с одним из местных проводников, то вас избегали обе оставшиеся неприятности.

Решив не рисковать, мы, тряхнув мошной, пошли по наиболее простому пути. Приехав на закате в одну из деревенек и остановившись на ночлег в трактире, я спустился в зал, поужинать и присмотреть провожатого. Зал трактирчика был по совместительству еще и своеобразным вариантом местной биржи труда.

Не успел я сесть за столик, как ко мне подошел вежливый молодой человек и поинтересовался, не требуется ли мне проводник. Еще на подъезде к трактиру я ощутил себя пассажиром авиарейса, вышедшим из зоны контроля, где-нибудь в Шереметьево. Пробираясь по оживленной центральной улице, я то и дело отказывался от заманчивых предложений типа «недорого и быстро, через горы, по кратчайшему пути».

Отказав очередному «проводнику», я заказал нам с Сэлли ужин, а затем стал изучать зал, в поисках «стойки официалов». Обнаружив искомое за столиком в углу, я подошел к компании серьезного вида мужчин и, уточнив у официантки, не ошибся ли я в своих выводах, направился к ним.

Как я и предполагал, цены поддерживались примерно на одном уровне. Услышав в очередной раз сумму в три золотых с воза, я не стал торговаться, согласившись с этим «грабежом средь бела дня». Отправление было назначено завтра на рассвете.

Отужинав с Сэлли, я навестил Бони в конюшне, рекомендовав ей запасти массы, на случай непредвиденных обстоятельств. Покинув кибера, я попросил конюха задать нашей лошадке побольше корму и воды, перед выходом в горы.

В путь выехали, едва заря окрасила алым цветом верхушки гор. Тракт становился все более каменистым. Колеса грохотали по булыжникам.

В провожатых у нас был неразговорчивый старичок. Забравшись на сено, брошенное в повозку, он задремал, едва мы выехали за пределы деревни. Впрочем, пока в нем нужды и не было. Бони шагом тащила наш воз, дорога, петляя, уводила вглубь гор.

Старик-проводник соизволил проснуться, когда солнце стояло уже почти в зените. Тракт змеился по глубокому ущелью, прорезавшему очередную кручу. В конце ущелья уже маячила узкая каменистая долина.

Когда наша повозка выехала на середину долины, старичок настоятельно порекомендовал остановиться на обед, расположившись на берегу бурного потока, в который превратилась горная речушка, напитанная талой водой. Разбив лагерь в небольшой рощице, мы стали ждать неизвестно чего. Проводник же, не проявляя признаков беспокойства, раскурил небольшую трубку с длинным чубуком. Спустя час с противоположного конца долины послышался звук копыт.

Вскоре наш бивуак окружила банда крепких вооруженных ребят. Увидев старика, вожак отряда спешился, и они отошли в сторонку, о чем-то беседуя. Вскоре конники скрылись в обратном направлении, не обмолвившись с нами и словом.

Старик-провожатый, когда затих стук копыт, дал сигнал, что можно отправляться в путь. Бони пустилась рысью, и повозка, тарахтя и подскакивая на камнях, устремилась на север.

За три дня проведенных в горах, мы еще раз пять становились свидетелями подобных переговоров. Впрочем, каждый раз они оканчивались благополучно.

На четвертый день пути, мы, оставив позади основную гряду, выехали в холмистую местность, поросшую травой, и к вечеру остановились в пограничном городке Прентир, выросшем вокруг таможенной заставы Сигура. Здесь нас и покинул наш проводник. Сказав таможеннику, что едем по семейным надобностям, мы предъявили свой пустой воз для досмотра, а затем проехали к центральной почтовой станции, в которой, если верить словам пограничника, сдавались приличные номера для постоя, и можно было отремонтировать изрядно побитые переходом по горам колеса. На полный ремонт повозки ушел еще день.

Выехав из городка, мы около часу ехали по тракту, когда же город и окружающие его деревеньки скрылись из виду, мы свернули на запад, на неширокую дорожку, бегущую по степи. По ней мы и ехали до темноты.

К полудню следующего дня дорожка, миновав пару деревенек, истончилась и пропала. Впереди до самого горизонта раскинулась холмистая степь, подпираемая с юга горной грядой. Понадеявшись на традиционное авось, я тронул Бони, и мы покатили по целинным землям.