скачать книгу бесплатно
С ней, как на каторге, она
мне не давала пить вина,
таскала мясо из борщей,
устал от этих овощей,
на жизнь ссужала мне гроши,
и все зудит: – пиши, пиши!
Притом друзей моих кляня,
короче, довела меня.
Дразнила: «хренов духобор»,
ведь это, право, перебор.
Я прыгнул в поезд и ту-ту!
Позволите остаться тут?
И вперил взгляд свой, что кинжал,
конечно, я не возражал.
Мы мирно ужинали, вдруг,
раздался в дверь негромкий стук.
В глазах Толстого был вопрос.
А женский голос произнес:
– Лев Николаевич, прости!
Софью Андреевну впусти!
Украдкой я подумал вздор:
вам что здесь, постоялый двор?
Но тут, ругаясь и ворча,
писатель задал стрекача,
да так, что след его простыл.
Как это трудно – быть Толстым.
Баденвайлер, душный номер
Баденвайлер, душный номер,
тяжкий кашель, тишина…
– Постоялец нынче помер,
молвит повару жена.
– Врач курорта Шверер Эрик
был при этом у него.
Обошлось не без истерик,
у жены, не самого.
Сам лежал под одеялом
бледен, вымучен и худ.
Не расстроился нимало…
– Все когда-нибудь помрут.
– Высох весь, как ветка вербы,
взяв шампанского бокал,
осушил до дна. «– Ich sterbe» —
произнес и замолчал.
Из бедняги дух и выпер…
– Да, хорошие дела!..
Что супруга, фрау Книппер?
– Ничего не поняла.
Билась бабочка ночная
с шумом о стекло окна,
ее тщетно прогоняя,
время тратила она.
В тишине раздался выстрел —
из бутылки в потолок
пробка вылетела быстро
и упала на порог.
– Он откуда? – Из России.
Там писателем он был.
– Что, еще не выносили
труп из номера? – Нет сил.
Ждет работников хозяин,
недовольный, будто черт:
«– Сей покойный русский барин
испоганил наш курорт,
до конца сезона – точно.
Надо этот труп теперь
отправлять в Россию срочно.
Сколько денежных потерь!»
– Что подать на завтрак фрау,
раз уж все еще не спит?
– Две бриоши и какао,
если будет аппетит.
Баденвайлер, душный номер,
ставшая вдовой жена,
труп писателя, что помер,
мрак, унынье, тишина.
Конец конкистадора
Я конквиста?дор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду…
«Путь конквистадоров»
Н.С.Гумилев
Весь день в тюрьме все было тихо,
вдруг дверь царапнули ключи,
и вот из камеры на выход
тебя окликнули в ночи.
– Мне книги брать с собой? – Не надо!
Ты понял все и побледнел.
На полигон под Петроградом
фургон помчался, полный тел.
Дорогой вспоминал о Ларе —
вступиться б за него смогла,
но та в Кабуле, в Кандагаре
жена советского посла.
Сквозь брешь окна смотрел на небо,
тебя манили, как магнит:
Стамбул, Каир, Аддис-Абеба,
Бейрут, Джибути, Порт-Саид.
Не верил в смерть свою упрямо,
хоть родилась в душе тоска.
Приехали – большая яма,
над ней прокинута доска.
Вот на нее все пять десятков
вставали в очередь свою.
Мгновенья эти длились кратко,
команда: – Пли! И ты в раю,
или в аду, бог в этом волен.
Смерть встретить с твердостью скалы
ты был готов, как рока долю.
Глядел в латышские стволы,
в своих привычках неизменен,
ведь жизнью рисковал не раз.
И взгляд был холодно надменен
расфокусированных глаз.
Нестройный залп был громко слышен,
сверкнув огнем издалека.
В грудь впились пули горстью вишен
При свете фар грузовика.
Пронзило острой болью тело,
нетверд и шаток стал карниз,
и ты, взмахнув рукою белой,
свалился головою вниз.
В Бернгардовке, близ речки Охты,
где Лубьи устье и простор,
там испустил последний вздох ты,
путь завершив, конкистадо?р.
Англетер
Декабрь. Отель Петросовета
холодный, мрачный «Англетер»,
в тяжелом бархате портьер
фигурка русского поэта…
Пред теменью сознав бессилье
короткий зимний день исчез,
Есенин, сам ты в петлю лез,
или тебя в нее тащили?
Не склонен верить я, что мог
себя убить ты прошлой ночью,
ведь ты боялся смерти очень,
и не хотел за тот порог.
Ты только из Москвы бежал
в вагоне, спешно, чуть не стоя.
Искала в Питере покоя
твоя смятенная душа.
Ты в поздний час не ждал вестей,
портье сказав, чтоб не пускали
к тебе чужих, поднявшись, в зале
незваных повстречал гостей.
Наверно ты сопротивлялся:
отбиться, деру дать, уйти
хотел, но встали на пути,
когда из номера ты рвался.
Ударов град тебя свалил,
хотя ты вовсе не был пьяным,
и в миг ремень от чемодана
смертельным галстуком обвил
худую, дышащую шею.
А ты хрипел, ты бил в лицо,
но пара дюжих молодцов
тебя тащили к батарее.
В кромешном номера гробу
метался ты, теряя силы,
ругался, плакал и просил их,
бьясь лбом в горячую трубу.
Исаакия темный силуэт
глядел сквозь окна безучастно
как быстро вздернут был несчастный,
под самый потолок, поэт.
Обмякло тело, стало рыхлым,
кругом ни шороха, ни зги,
и только быстрые шаги
слышны по лестнице. Все стихло.
В гостинице Петросовета
оставлен был, глаза тараща,
Есенин, на ремне висящий,
декабрьского ждать рассвета.
Ларисе Рейснер
Нежная, бесстрашная Лариса,
грозная валькирия любви.
Никогда не шла на компромиссы,
за собой сжигая корабли.
Доблестная муза революций,
