скачать книгу бесплатно
Ожидая худшего, жители заперлись в своих избах задолго до заката. Но ночь прошла тихо. Зато поутру в огороде сквозь густые заросли бурьяна явственно проглядывал клочок выполотой земли: могила. И перекошенный доселе крест, словно в насмешку, стоял на могиле ровнёхонько.
Прошло еще сорок с лишним лет. Деревня опустела. Молодежь разъехалась, старики повымирали, от былого размаха остались воспоминания. Многие дворы поросли бурьяном. И ведьма вернулась.
Молодая, ничуть не постаревшая, она словно явилась из прошлого. Не спеша прохаживалась по соседней от злополучного дома улице, обращала на себя внимание, нарочно медлила, будто бы сомневалась. Сначала никто не узнал ее, не придал особого значения визиту незнакомки. Люди провожали любопытными взглядами гостью, мысленно задаваясь в большинстве своем только одним вопросом: интересно, к кому она приехала?
Но потом она нерешительно остановилась у ограды одного из домов. Окликнула девочку, работавшую в огороде – внучку хозяев. Девочка подошла к калитке, и несколько минут они о чем-то негромко переговаривались через забор. Затем девочка ушла в дом и через минуту вернулась с бабушкой. Женщина настороженно хмурилась, разговаривая с незнакомкой. Но потом женщина вдруг замолчала на полуслове, замерла. Тяжело ступая, она попятилась назад, волевым движением задвинув за спину внучку. Ошеломленная, испуганная, женщина быстро крестилась, не сводя глаз с девушки по ту сторону забора. Так и скрылись бабушка с внучкой в доме, не сказав больше ни слова.
Это был родительский дом, где когда-то давно жил сам Паша.
Ведьма искала его.
3.
На окраине города, вдали от суеты и оживленных улиц, вдали от вечной спешки и кучи дел, мирно существовало четырехэтажное здание из красного кирпича, огороженное черным кованным забором. Вокруг здания имелась небольшая территория – уютный парк с заасфальтированными дорожками, удобными скамейками и долгожителями-деревьями. Летом здесь сочно зеленел газон, и пестрели клумбы. Цокотали птицы. Для человека не осведомленного это заведение внешне вполне могло сойти за санаторий. Никто бы не догадался с первого раза, что это институт психиатрии – научно-исследовательское и лечебно-диагностическое учреждение, специализирующееся на психических заболеваниях.
Зеленую траву забрало с собой лето. Сейчас на ее месте хлюпала и пузырилась грязь. Погода не задалась. Ветер со злостью швырял опавшие листья, ожесточенно срывал тусклые поношенные одежды с деревьев, с холодной яростью набрасывался на прохожих. Массивные тополя, словно провинившиеся дети, ежились в ожидании ледяного ливня. Серое пасмурное промозглое утро.
На четвертом этаже института психиатрии, в дальнем углу длинного коридора, находился кабинет главврача. Каждый рабочий будний день начинался с планерки. Главврач всегда сидел к окну спиной, так у него был расположен стол. Со стульев напротив на него смотрели подчиненные – врачи, профессионалы своего дела. Рассказывали о происшествиях, о нетипичных больных, о выполнении планов. Жаловались на бюрократические механизмы. Спорили насчет назначенных лекарств, их дозировок, насчет обследований и анализов. Обсуждали результаты лечения. Иными словами, посвящали начальника в тонкости размеренной больничной жизни.
Главврач имел за плечами опыт работы в психиатрии более тридцати лет. Человек увлеченный и интересующийся, продолжающий получать знания и не делающий перерывов в профессиональном развитии, при своем положении и статусе мог запросто вести прием первичных пациентов или лично обходить палаты в стационаре какого-нибудь отделения, мог диагностировать больного или наравне с врачами разбираться в непонятном случае.
При всем при этом он был человек деловой и расчетливый. За несколько лет сумел вывести вверенное ему учреждение на другой уровень. Нашел спонсоров, выхлопотал бюджетное финансирование, открыл новые отделения и обеспечил их необходимым оборудованием. Тщательно подобрал персонал. Он привлекал и переманивал ведущих специалистов, опытных психиатров, генетиков и нейрохирургов, зарекомендовавших себя исследователей и новаторов. Он искал их по всей стране, и добился желаемого. Теперь он был уверен, что его учреждение – одно из лучших в своем деле, и что работают здесь самые достойные профессионалы.
Тем временем планерка подходила к концу. Еще несколько нерешенных вопросов, и пора браться за работу. Говорил один.
– Она поступила к нам вчера в одиннадцатом часу вечера. Кричала, что пришла к нам из ада. Ни имени, ни возраста не знаем. На вид – около тридцати. Люди с улицы вызвали полицию. Она неадекватно себя вела, громко смеялась, твердила, что жаждет убивать, терзать, причинять боль. Высказывалась, что ненавидит людей и человечество. Угрожала расправой даже детям. Полиция забрала её в участок, и уже туда была вызвана бригада скорой психиатрической помощи. На протяжении всего нахождения в участке, включая освидетельствование врачом СПП, больная вела себя агрессивно, враждебно, вызывающе. Не скупилась на ругательства. Не позволила провести соматическое обследование, аргументируя это тем, что мнение «старого вонючего убийцы» – то есть врача – для неё не авторитетно. Кричала, что участковый клеймил людей, как свиней, что фельдшер выездной бригады кормил пленных помоями. Врач СПП посчитал, что она опасна для общества, потому они привезли её к нам, здесь и оформили недобровольную госпитализацию. В карте значится: острое бредовое расстройство. В стационаре вела себя гораздо спокойнее, через час смирительные одежды сняли. Без труда согласилась на соматическое освидетельствование, но, пока я её осматривал, вела себя враждебно, криво улыбалась, говорила гадости, желала мне «сдохнуть так же, как они». На вопросы отвечать наотрез отказалась, сказала, будто ей стыдно перед Богом, что приходится жить в этом мире с такими мерзкими людьми. Позже заснула. Спала спокойно, во сне не кричала и не ворочалась. Проснулась в шесть утра.
– Актуальное соматическое состояние?
– Кожные покровы естественной окраски. Тургор, влажность обычные. Тонус глазных яблок не изменён. Дыхание ровное, достаточной глубины. Давление – сто двадцать на восемьдесят, пульс – семьдесят восемь ударов в минуту удовлетворительного наполнения, ритм правильный. Мышечный тонус не изменён.
– Психическое состояние?
– Патологической активности не наблюдается. От еды отказалась. Смотрит на меня волком. Сказала, что никаких дел со мной иметь не хочет, и что будет разговаривать только с главврачом. Когда в палате одна, лежит на кровати и пялится в потолок или ходит по комнате – не спеша, руки за спиной, словно что-то обдумывает. Как только меня видит – сразу напрягается, сжиливается, скукоживается, и смотрит надменно.
– Хм. Она в наблюдательной?
– Да.
– Я могу пойти вместо вас, – предложил высокий худой врач в очках. – Скажу, что главврача нет или он занят.
– Спасибо, Алексеич, я сам к ней зайду. На сегодня всё?
Специалисты начали вставать с мест. Кто-то продолжал обсуждать своих пациентов, кто-то задумчиво постукивал по носу пальцем, кто-то на ходу пролистывал какие-то бумаги. Главврач, не откладывая, направился к неизвестной больной.
Она медленно расхаживала, сцепив в замок руки за спиной. Но, едва он вошел, нерешительно остановилась. Пару минут они смотрели друг на друга в молчании. Она ощупывала его взглядом, напряженно, не торопясь, словно прикидывая, что за человек перед ней и чего от него можно ожидать. Затем, неуверенно обняв себя за плечи, спросила:
– Вы – главврач?
– Я – главврач, вы совершенно правы, – кивнув, он жестом пригласил ее присесть на кровать, сам же, не желая отпугнуть пациентку вторжением в личное пространство, вежливо скомандовал внести стул. – Виктор Аркадьевич. А как вас зовут?
– Ада, – послушно усаживаясь, тихо ответила девушка.
Черные волосы ниже плеч спутаны, черные глаза глядят исподлобья. Он изучал ее, мягко и непринужденно, как нового собеседника, но в то же время внимательно наблюдал за повадками, готовый мысленно фиксировать любые отклонения от нормы.
– Вы пришли к нам из ада? – спокойно и серьезно уточнил врач.
– Нет, – смутилась девушка. – Моё полноё имя Аделина. Вчера я кричала, что Ада пришла к вам из ада, но на самом деле я так не считаю. Сама не знаю, что это было. Мне очень стыдно.
– Такое с вами впервые?
– Да. Вернее – не совсем. Раньше у меня тоже получалось плохо сдерживать свои эмоции, но чтобы так – впервые.
– Как вы думаете, что послужило причиной такого поведения?
– Люди. Я ненавижу людей.
Он отметил, что фраза была сказана апатично, но краем глаза уловил мимолетные движения рук – будто бы она хотела сжать их в кулаки, но не хватило сил. Глаза ее при этом рассеянно смотрели вдаль, сквозь врача, но нижние веки дернулись, напряглись: она что-то вспомнила.
– Как давно это началось? – мирно поинтересовался врач.
– Это давно стало проблемой. Мне нужна помощь, доктор. Моя ненависть мешает мне, она съедает меня изнутри. Я пытаюсь научиться с ней жить, но без результатов. Вылечите меня, я хочу стать нормальной, временами я чувствую себя безумной, больной.
– Мозг – это такой же орган, как и все остальные, который запросто может захворать, и в этом нет ничего устрашающего или постыдного. Раз вы просите помощи, то обязательно её получите. Вы знаете, где находитесь?
– Это институт психиатрии, – кивнула пациентка.
– Совершенно верно. Вы попали в хорошее место, здесь вам действительно смогут помочь при вашем желании. Нам нужно понять, что с вами, и какой болезнью вы заболели, поэтому будет замечательно, если вы согласитесь на все обследования и анализы, а также будете откровенны и постараетесь рассказать всё, что нас интересует.
– Обследуйте, если надо. Но рассказывать всё, что интересует, я буду только вам.
– Здесь работают лучшие специалисты страны, я лично могу поручиться за профессионализм каждого, в том числе и за профессионализм доктора Одинцова. Он имеет большой опыт в своём деле, за всю свою карьеру помог тысячам людей, его ценят и пациенты, и врачи, и часто с ним советуются по разным вопросам. Он как никто другой сможет понять причины вашего недуга…
– Я не хочу с ним иметь ничего общего, – устало перебила пациентка, и руки снова попытались сжаться в кулаки. – Я его ненавижу.
– Почему?
– Он плохой человек.
– Вы поняли это сразу или, быть может, встречались с ним раньше?
– Сразу. Я вижу его насквозь. И всех остальных тоже. Я согласна откровенничать только с вами. Ни с одним другим доктором в этой больнице я не буду делиться своими мыслями, страхами или фактами биографии. Я знаю, что вы тут один нормальный, и мне не надо пытаться доказывать обратное. Я знаю.
– Ну, раз вы знаете, – пожал плечами доктор и зачем-то оглянулся на дверь. – Только… – он задумчиво постучал обратным концом карандаша о дужку очков, после чего деловито продолжил: – Понимаете, я бы с радостью работал с вами один – обследовал на аппаратах, брал анализы, вёл беседы, чтобы оградить вас от контактов с остальными. Но, вот беда, правила запрещают, а правила мы здесь не нарушаем, понимаете меня?
– Понимаю, – без эмоций отмахнулась пациентка. – Я согласна терпеть всех этих людей, но довериться готова только вам. Я видела вас в новостях несколько лет назад, я знаю, что вы хороший человек, это сразу видно.
– Рад, что мы договорились. Я позабочусь, чтобы этот врач был освобождён от контакта с вами. А сколько вам лет, если не секрет?
– Тридцать два.
– Вы замужем?
– Нет.
– А дети? Есть? – расспрашивал врач.
– Нет, – тяжело вздохнула.
– Не хотите ли позвонить своим близким? Они наверняка переживают о вашем отсутствии.
– Некому переживать, я живу одна.
– Возможно, с вами захотят связаться друзья, будут вас искать.
– Нет у меня никого.
– На работе вас не потеряют?
– Я работаю удалённо.
– А родители?
– Их в моей жизни больше нет.
– Понимаю… Но они живы?
– Не знаю. Я прекратила общение с ними восемь лет назад, когда умерла бабушка. Переехала в другой город. Бабушка была единственным человеком в семье, который меня понимал.
– Наверное, она хотела, чтобы вы получили образование?
– Да, она всегда настаивала на высшем, и благодаря ей я поступила бесплатно на факультет иностранных языков. Сейчас я работаю переводчиком через интернет. Получаю задания и делаю переводы дома. Я стараюсь как можно реже выходить из дома и как можно меньше общаться с людьми.
– Сколько лет вы ведёте такой образ жизни?
– Восемь.
– Как часто вы выходите из дома?
– Два-три раза в месяц днём, иногда выхожу ночью – прогуляться или за продуктами.
– Гулять по ночам не страшно?
– Мне ничего не страшно. Не вижу смысла бояться за свою жизнь, когда в этой жизни нет смысла.
– В вашей жизни нет смысла?
– Нет.
– Как давно вы стали так думать?
– Не знаю.
– Почему вы не любите людей?
– Почти все люди грязные. Они хотят это скрыть, но от меня не скроешь. Я вижу их насквозь, знаю всё, на что они способны, знаю их подлость, лживость, лицемерие, знаю даже то, чего они сами не знают.
– Хм. А каким образом вы получаете эти знания?
– Просто знаю и всё. Вот смотрю на этого мерзкого доктора и вижу, что он людей заживо сжигал.
– Вы говорите о докторе Одинцове? – кивая, уточнил врач.
– О том, который меня осматривал до вас. Пытал, сжигал, а потом курил довольный.
– Как именно вы это видите? Перед глазами мелькают картинки или действия происходят в реальном времени?
– Ничего у меня не мелькает, у меня нет галлюцинаций. Я просто смотрю на него и словно всегда это знала. Такая неоспоримая уверенность во мне. Эти знания внутри меня как будто выплывают наружу в нужный момент. Я могу сказать про каждого, вся память человечества во мне.
– Память человечества? – доктор слегка подался вперед. – И она говорит про каждого?
– Нет, – после паузы медленно проговорила пациентка, холодно сверкнув глазами. – Ничего она не говорит, я же не сумасшедшая.
– Разумеется.
– Я понимаю, как абсурдно это звучит, понимаю, что разговариваю с психиатром. Но я верю вам, я знаю, что вам можно верить, мои знания никогда меня не обманывают. Вы – именно тот врач из всех, который попытается меня услышать и сделает всё возможное, чтобы помочь. Я уже говорила, что несколько лет назад видела вас в новостях. Лица я не запомнила, поэтому вас не узнала. Я помню своё первое впечатление, вы хороший человек, и сейчас я тоже это вижу. Не слышу я голосов, не вижу галлюцинаций, просто знаю и всё. Помогите мне не знать, я не хочу знать, я хочу стать обычной.
Пока она говорила, доктор не выказал и малейших признаков удивления, слушал внимательно, серьезно, не кивал и не отводил взгляд.
– Приятно работать с людьми, которые стремятся к выздоровлению, – наконец сказал он. – Успех наших взаимоотношений – как пациента и врача – напрямую зависит от вашего желания помочь себе. Помогите нам помочь себе, не делайте ничего, что могло бы препятствовать этому, и тогда у нас всё получится, мы обязательно разберёмся с вашей уникальностью. Регламент требует, чтобы я ознакомил вас с правовыми аспектами. Дело в том, что вчера вы поступили к нам в остром психическом состоянии, представляющем угрозу жизни и здоровью граждан. Советом психиатров было принято решение о недобровольной госпитализации на сутки. По истечении суток я буду обязан повторно предложить подписать добровольное согласие на врачебное психиатрическое вмешательство. Сразу хочу разъяснить. Если согласие не будет вами подписано – это ещё не означает, что вас выпишут. Дело будет передано в суд, и на основании решения суда, как правило, положительного – поскольку суд будет опираться на мнение комиссии психиатров – вас всё равно принудят к лечению. Если же вы подпишите согласие – удастся избежать проволочек, и мы незамедлительно приступим к обследованию и лечению.
– Меня теперь отсюда не выпустят?
– Как это не выпустят? Отдохнёте, выспитесь, выговоритесь, мы приведём в порядок ваше настроение и мысли, подлечим организм, поколем витамины… Ещё и уходить сами не захотите.
– А если я подпишу согласие, я смогу покинуть ваше заведение в любое время?
– Не совсем. Для этого требуется заключение вашего лечащего врача о том, что вы не представляете угрозы обществу и себе самой. Никто вас просто так не будет здесь удерживать. Состояние стабилизируется, и мы отпустим вас домой. В наших интересах – оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, а не заполнять стационар здоровыми людьми.
– Доктор, я нормальная. Я не сумасшедшая, вы ведь понимаете? Моя беда в том, что я не такая как остальные, поэтому мне так сложно. Уже несколько лет я совсем не отдыхаю от этих навязчивых знаний. Бабушка предупреждала, что как только она умрёт, это начнётся. И после её смерти я стала знать. Она передала мне свою способность видеть. Обследуйте мне мозг, найдите отделы, которые отвечают за эту память человечества, и заблокируйте их таблетками. Мне не нужны никакие витамины, я хочу, чтобы меня лечили настоящими сильнодействующими лекарствами, я согласна принимать их до конца жизни, лишь бы быть как все. Может, обычность принесёт мне счастье.
– Попробуйте описать, что вы чувствуете сейчас?
– Вчера я кричала как бешеная, во мне было столько энергии, столько сил к жизни, я готова была доказывать всему свету свою правоту. А сегодня я чувствую такую усталость от жизни… Не имеет смысла ничего никому доказывать. И сама жизнь не имеет смысла. Всё равно кончится смертью.
Она закусила губу, уставилась в одну точку.
– Часто ли вас посещают мысли о смерти?