Офицеры. Книга первая. Излом

А по одному, всем им известному, Положению – три «двойки» и документы на отчисление на стол. Когда воспитанники вернулись, отгуляв зимние каникулы, Эдик, как ни в чем не бывало, улыбаясь, встречал их в казарме. Лишь после целой кучи дотошных вопросов выяснилось, что скромный юноша, приходится племянником жене Начальника Генерального штаба Министерства Обороны.

Да, долго же конспирировался и маскировался под простого смертного их тихий товарищ.

– Эдик, что ж ты раньше-то молчал? – укоряли его друзья. – Мы же за тебя переживали, волновались…

В отпуске ночами не спали. Сытный и лакомый кусок в горло не лез. Им-то хорошо, а их товарищу…

– Так я это… того… – «герой дня» смущенно потупился, – не люблю я это… про это… словом… говорить…

Ну да, чего понапрасну «понтариться» чужими заслугами, пока своих еще нет никаких, только позорить имя видного человека.

Чтобы воспитать из ребят не только образованных, но и культурных людей ввели дополнительные дисциплины: этику и эстетику. Учили манерам поведения в обществе, нормам морали и права, прививали любовь к искусству, тягу к прекрасному. С большим интересом посещались уроки бальных и современных танцев.

Особое внимание уделяли изучению иностранных языков. Но куда же пойдет будущий выпускник без настоящего знания родного русского языка? Видно совсем не зря опасался Рэм, что все его познания в этой области недостаточно глубоки.

Первые же диктанты показали, что у подавляющего большинства ребят существуют немалые пробелы в знаниях, возникшие в результате низкого и некачественного уровня преподавания этого предмета в школе.

Чему может, спрашивается, научить детей учитель словесности, если сам не знает, где надо писать два «н» в прилагательных и причастиях, а где только одно. Если преподаватель высшей категории на доске пишет: «пинул», а не «пнул», и с пеной у рта доказывает свою правоту.

Если большую часть своего урока занимается демагогией, как следствие, не успевает изложить весь материал урока и все задает «на дом»…

– Товарищи суворовцы! – объявляла преподаватель. – Сегодня мы пишем диктант. Убрать все лишнее со столов.

Если с простыми, адаптированными текстами все, в основном, как-то справлялись, то стоило отойти от школьной программы чуть в сторону, как начинались большие проблемы, о которых их с самого первого дня предупредила Анна Владимировна, суровая красавица, в которую все поголовно были, кажется, влюблены. Сидели на уроках, украдкой кидали томные взгляды и вздыхали.

Правда, тайным воздыхателям приходилось еще хуже, витая в облаках, они многое пропускали, следующие диктанты писали еще хуже.

– Сдать тетради! – как удар хлыстом, следовала команда.

Но трудно было тем, кто со всем вниманием слушал женщину с невыразимо красивыми миндалевидными глазами, удивительно узкой талией восемнадцатилетней девушки, очаровательным голосом. Старающийся изо всех сил Рэм о пятерке в те дни даже и не мечтал, получить твердую четверку, и то было бы хорошо.

– Эх! – тяжко вздыхал он, разбираясь с очередным упражнением. – Грехи наши тяжкие…

Это потом уже у преподавателей начались игры в любимчиков. Не попал в их число – оценки «отлично» уже не видать. Обидно было Рэму. Чувствовал, что знает, по крайней мере, не хуже своих же друзей: Юрки Кускова и Витьки Безрукова. Но, видать, фамилия его своим происхождением слегка подкачала. Даже русские этот язык в совершенстве не знают. Куда уж там им, нерусским. Как-то Анна Владимировна выразилась:

– Мы сами свой язык до конца не знаем, куда уж вам, татарам да…

Потом женщина, осознав, что сказала явно не то, спохватилась, но было уже поздно. Слово – не воробей, вылетит – уже не поймать…

Но… «не суди, и сам судим не будешь…».

Просто ему не надо обращать на это внимание. Делать вид, что так все и положено. Надо научиться прощать.

С началом зимы училище начало превращаться в «цирк на льду». Виной всему стали занятия по лыжной подготовке. Если местные ребята еще были как-то знакомы с таким способом передвижения по местности, то южане, видевшие это разве что только в кино или по телевизору, понимали слова «бег на лыжах» буквально дословно.

– Побежали! – вскидывались вверх лыжные палки.

Многие не скользили, отталкиваясь, на лыжах, а, действительно, пытались бежать, смешно подпрыгивая вместе с плохо прикрепленными к их ногам «деревяшками». А те упрямцы почему-то не хотели сами двигаться вперед, все время крутились, то расходясь, то перекрещиваясь. Выходили парни на лыжах, а возвращались «на дровах» или с ними в руках. А так как училище стояло у реки, то и трассы проходили по ее застывшей поверхности.

– Рота, подъем! Выходи строиться! Форма одежды №3…

Старшина Георгиевский поторапливал сонных еще ребят.

Утро вместо зарядки начиналось с лыжной пробежки. Два раза в неделю после обеда проходили тренировки. И завершалось все в воскресенье кроссом на время. Подполковник Чигирь лично выводил всех своих питомцев на старт трассы длиной в десять километров. Дистанция бега проходила вдоль речного берега, повторяя все его изгибы, затейливо рисуя полупетли, потом делала полукруг, поворачивая в обратную сторону, и, описав неровную кривую, заканчивалась там, где начиналась.

Южане, трезво оценивавшие свои силы, хорошо понимали, что в отведенное на это время все десять километров им не пройти, и пытались всеми возможными способами сократить этот маршрут.

Кто-то срезал одну полупетлю за другой. А кто-то, стартовав и пройдя с километр по лыжне, сходил с нее, перебирался на противоположную сторону и, снова встав на лыжи, с мужественным видом финишировал, высунув от усердия язык, желая показать всем, как трудно ему далось преодолеть эту нескончаемую дистанцию.

– Я смог! – победно вскидывались вверх обе руки. – Я победил!

Существовавший риск попасться стоил того. Тот, кто не укладывался, автоматически исключал себя из списков желающих сходить в увольнение. А там все радости огромного города.

Выходцы с Юга России взрослели в силу некоторых причин несколько раньше своих сверстников с Севера страны. Их уже тянуло к девочкам. Никто, конечно, не хотел лишать себя такого удовольствия. А потому-то многие и прибегали к всевозможным уловкам и хитростям.

Но вот, к радости многих, снег растаял, и пришел конец мучениям участников ледового представления.

Пришла весна, и весь личный состав училища стал готовиться к преодолению новых испытаний. Неотвратимо надвигалась всесторонняя инспекция Министерства Обороны, какой не было уже больше десяти лет. Суворовцы ходили с не проходящим со временем недоуменным вопросом в глазах: «За что именно нам выпало такое наказание?».

Проверка такого уровня, как правило, начинается со строевого смотра, и к нему начали усиленно готовиться. Но оказалось, что у большинства второкурсников шинели по тогдашней моде были «подрезаны» выше колен, в то время, как расстояние от пола до подола не должно было превышать тридцать два сантиметра. А там наблюдались все сорок – сорок пять.

– Да ты линейку не так держишь! – неподдельно возмущался хозяин оказавшегося куцым имущества.

– Тут ее как ни держи… – хмыкали ему в ответ. – Приплыл ты, брат…

Военное училище стало напоминать потревоженное осиное гнездо. В конце концов, выход нашли. Чьи-то шинели, намочив, растянули до нужной длины. А кому и это не помогло, пришлось дошивать полоски определенной ширины, искусно маскируя шов. Как говорится, голь на выдумки хитра.

– Фу, зараза! – вытирал лоб суворовец, освоивший профессию портного.

Строевой смотр училища прошел ни хорошо, ни плохо. Трюк со штопаными шинелями прошел. Где было совсем уж явно заметно, ссылались на то, что некоторые акселераты за два года сильно уж выросли.

– Пришел к нам два года назад цыпленком, – «удивлялись» командиры. – А сейчас-то просто орел!

По выбору комиссии отдельные взводы сдавали зачеты по предметам обучения. Старшекурсники защищались и по разделам военной подготовки.

Во время проверки Рэм в первый раз за все время обучения в училище написал контрольный диктант на пятерку. Наверное, думалось ему, проверяющие были не в курсе того, кто из проверяемых ходит в любимчиках у преподавателей, а кто нет.

Наконец-то, дотошная комиссия уехала, все облегченно вздохнули, и жизнь потекла по обычному распорядку, плавно подойдя к переводным экзаменам, после которых по учебному плану начинался выход на полтора месяца в полевые лагеря.

5

Пролетели переводные экзамены. Их сверстники в школах давно уже разбежались на каникулы, но у них своя, особая программа.

На пороге встал первый в их жизни полевой выход.

– Первое отделение на вещевой склад! – бодро командовал заместитель командира первого взвода Жора Васильев. – Второе на…

Два дня усиленно готовились, получали на складе боевое штатное оружие, осознавая всю серьезность наступившего момента, подгоняли и переодевались в полевое обмундирование.

– Рота, получить оружие, разобрать вещмешки, выходи строиться!

Построение на плацу. Заместитель начальника училища зачитал приказ о совершении марша по маршруту такому-то… в пешем порядке. Вещмешок, набитый до отказа, висит за плечами, на плече – тяжеленный автомат АК, даже не АКМ, не говоря уже про миниатюрный АКСУ, на голове – каска, сзади болтается саперная лопатка, справа спереди на ремне висит подсумок с магазинами для патронов, слева – штык-нож. Короче, полная экипировка солдата-пехотинца – настоящая «советская военная угроза».

– Мужики, а я не дойду! – шутливо присел Рим Абдуллин.

Наверное, чтобы поднять настроение своим товарищам.

– Дойдешь! – Бахтин Сережа втолкнул своего подчиненного в общий строй. – Не дойдешь, мы тебя по запчастям донесем…

Дошли…

Началась максимально приближенная к боевой походная жизнь. Утром подъем по «Тревоге», марш-бросок с полной выкладкой с выходом на войсковое стрельбище.

Практические занятия по разборке и сборке автомата, отработка выхода на огневой рубеж, выполнение команды «К бою!», изучение порядка выбора точки прицеливания, и самое главное – практическое выполнение упражнений контрольных учебных стрельб из автомата. Потом, после обеда, что не всем нравилось, долго и нудно – чистка оружия.

– Ну, и что, хохлы, на меня прищурились?

И снова торжествующая и зловещая улыбочка прапорщика Клинцова с куском трепещущей белоснежной матери в руке. Проведет он пальчиками по деталям разобранного автомата, победно прищурится, обнаружив небольшое потемневшее пятно. Не принимается, незачет…

Особый интерес вызывали полевые занятия по тактике. Сколько десятков километров они прошагали и пробегали, перестраиваясь из походного строя в развернутый и обратно, разворачиваясь в неровную цепь и заново смыкаясь, наверное, никогда уже не подсчитать. Идти ровной цепью, соблюдая равнение и выдерживая установленные интервалы между отдельными бойцами и отделениями, не так легко, как это может показаться с первого взгляда.

– Подтянись! Не отставать! – командой подбадривает их командир взвода.

Опытный наставник по пути объясняет отличия в действиях наших солдат и американских. Наше мотострелковое отделение, наступая в пешем порядке, действует сообща. А американские рейнджеры, как правило, атакуют врага одной группой при огневой поддержке второй, чем во многом и объясняются несоизмеримо высокие по сравнению со старослужащими потери новобранцев во второй мировой войне. Молодняк вынужден идти в первых рядах, прикрывая своей грудью стариков, которые явно отсиживались за спинами первых, не желая рисковать своими жизнями. Что ж, страна с давно устоявшейся демократией. Прав тот, у кого больше прав…

…Первый мотострелковый взвод, в составе которого действовал Рэм вместе со своим отделением, вел наступление на отступающего противника, когда по нему был открыт шквальный огонь со стороны находящейся впереди небольшой высотки.

– Первый взвод, ложись! Окопаться! – звучит команда командира взвода майора Шибецкого.

– Первое отделение, ложись! – громким перекатом дублирует команду командир первого отделения Сережа Бахтин.

Справа от него камнем падают на землю Марат Акчурин и Ринат Аюпов. Леша Абашев и Эльмир Асадуллин пристроили ручной пулемет в небольшой канавке. Рим Абдуллин со снайперской винтовкой занял позицию чуть сбоку от своего командира. Слева прикрывали снайпера Витя Артимошин и Женя Белоусов.

Через минуту-другую Петр Александрович обходит залегшую цепочку стрелков, указывая при необходимости, где целесообразнее всего занять позицию для стрельбы:

– Левее возьми. Сектор обстрела будет больше…

Выполняя команду командира, пехотинцы приступают к отрывке окопов для стрельбы лежа по всем правилам военного искусства, устроившись на левом боку, не поднимая головы и орудуя одной малой саперной лопаткой.

– Вот черт! – ругнулся Серега Гончаров, тыкая лопаткой по камням.

Кому-то повезло – почва песчаная. Другому не очень – земля вся каменистая. А кто-то упал прямо на дороге, укатанной танками, и, озираясь по сторонам, пытается ужом уйти туда, где грунт помягче.

– И чего я, блин, таким длинным уродился! – тихо посетовал Андрюша Введенский, пытаясь окинуть взглядом свою долговязую фигуру.

Тому, у кого рост всего метр с кепкой, и рыть надо намного меньше. А ему – копай и копай окаянную ямищу под себя…

– Не все коту масленица… – философски заметил паренек невысокого роста, Леша Гарбарь.

В кои-то веки и рост помехой оказался. Хотя, кому и как. Витька-то Безруков больше молчит, сопит, но ковыряется. Рядом с ним примостился и изображает из себя землеройного крота Ринат Гайнутдинов.

– Давай-давай, не ленись! – весело подсмеивался над товарищем Сережа Бутко, ловко орудуя лопаткой, словно родился на свет вместе с нею.

– Разговорчики! – строго одернул своих подчиненных командир второго отделения Александр Кателевский.

Прошло полчаса, и окопы в основном готовы, можно передохнуть перед дальнейшим броском вперед. Однако желанная команда все никак не звучит. Приходится усовершенствовать занимаемые позиции, углубляя их и приспосабливая для стрельбы поначалу с колена, а затем и стоя.

– Не лежать! Не сидеть! Не стоять! Рыть окопы в полный профиль!

Ожидаемые с минуты на минуту подкрепления вовремя не подходят, застряв где-то далеко в нашем тылу, и, получив приказ, мотострелковый взвод переходит к долговременной обороне, соединяя отдельные окопы-ячейки непрерывными траншеями, ходами сообщения, оборудуя ровики для укрытия личного состава.

– Да, встряли мы тут ребята… – тяжело вздохнул Рим Абдуллин.

– Тяжело в ученье – легко в бою… – поучительно кидает Бондаренко Игорь, их комсомольский вожак.

За работой проходит день за днем. Только с погодой им не очень-то повезло. Лето выдалось дождливое и холодное. Как назло, палатки в их городке старые и все в мелких дырках. Как дождь, так и текут. Внутри сыро, портянки не просыхают.

Но народ не жалуется.

«У природы нет плохой погоды. Каждая погода – благодать…»

Упорно терпит и отсчитывает дни, оставшиеся до конца, отмечая каждый прошедший день забитой по давней традиции в ствол дерева стреляной гильзой от автомата. Таков обычай. А традиции здесь чтят…

6

Невыносимо долго поначалу длился каждый час. Проходил день. Пробегали недели. Пролетали месяцы. И вот первый год учебы завершился. Вновь испеченные «кадеты» разъехались в отпуск. Вернулись все из дома отдохнувшие, набравшиеся свежих впечатлений, готовые с новыми силами и дальше грызть гранит науки.

За эти недели словно повзрослели, появилось сознание того, что они уже на выпускном курсе. Теперь уже они сами гордо поглядывали на тех, суетливо снующих по городку, явно чем-то напуганных девятиклассников. История повторялась, только на новом витке…

Довольно скоро Рэм и его товарищи ощутили на своих плечах возросшую ответственность. Сводной «коробке» барабанщиков, составленной из выпускных рот, доверили своим прохождением открывать парад, посвященный очередной годовщине Октябрьской революции в городе Куйбышеве. Так же, как и в Москве, военный парад на Красной площади открывает ротная коробка барабанщиков военного музыкального училища.

Огромная страна готовилась к великому празднику, а партия – к открытию очередного 26-го съезда КПСС, на котором стареющий Генсек собирался докладывать о новых успехах в деле строительства коммунизма, по дороге к которому они где-то, по всей видимости, сильно подзадержались.

Все еще помнили обещания Никиты Сергеевича о том, что примерно к восьмидесятому году страна уже будет жить при коммунизме. Да, видать, он сильно ошибался, за что и был снят со всех постов своими соратниками и благодарными учениками.

Никто не мог точно сказать, сколько еще надо будет идти им всем по пути к светлому будущему. Но пока, наверное, в ожидании этого чуда одна из самых богатых республик России ввела у себя продуктовые карточки. Почти как в войну. Полки магазинов опустели. В некоторых из них еще можно было воочию увидеть на прилавках мясо, колбасу и масло, но отовариться можно было только при наличии талонов на руках. Нет местной прописки – значит, нет и карточек.

Постоишь, посмотришь и пойдешь дальше…

В миллионном городе работало всего несколько пельменных, у которых всегда выстраивались «километровые» очереди. Зато почти на каждом углу открылись небольшие блинные. Хлеба и муки в стране пока еще хватало. Впрочем, пшеницу завозили с Канады…

Никак не мог Рэм понять, отчего так получается.

Если, к примеру, у них в районе успешно выполняли и перевыполняли принятые на себя повышенные обязательства до двух десятков колхозов и совхозов, то куда же девалась вся производимая ими продукция?

Где же все-таки находятся они, бескрайние закрома, в которых хранились все их богатства? И почему у них кофе в продаже нет, а на столе для дорогих гостей у каждой хорошей хозяйки всегда найдется?

Что-то, видно, неладное творилось в государстве, где на словах все для народа, а на деле у этого самого народа ничего нет, кроме очередей: на квартиру, на машину, на телефон, на мебель, то есть практически на все необходимое в повседневной жизни.

В сознание вдруг начинало закрадываться крамольное сомнение, что у некоторых руководителей их страны слова начали подменять дело, а очковтирательство стало входить в норму жизни. Неважен сам метод – главное результат. Или действуй по принципу: после меня – хоть потоп.

Нужны примеры? Да их, хоть отбавляй. Куда только ни посмотри…

Спорт в суворовских училищах находился на одном из самых почетных мест. Полтора года Рэм в составе сборной команды по лыжам готовился к Спартакиаде суворовских и нахимовских училищ, проходящей один раз в два года. На этот раз зимний праздник спорта проводился в Свердловске, где, кроме самих хозяев, собрались спортсмены из обеих столиц, Киева и Минска, Калинина и Уссурийска. Приехала на Урал и команда Рэма.

Седой Батюшка-Урал с первого же дня поразил своими небывалыми морозами. Деревянные лыжи не выдерживали низких температур и с оглушительным треском ломались, потеряв всю свою гибкость и упругость. Приходилось их срочно подклеивать, самим производить посильный ремонт. Пластиковые лыжи они берегли как зеницу ока…

– Только на гонки! – безапелляционно заявил майор, начальник команды.

Организация самих соревнований была отменная. Трассы всесоюзного уровня. К таким условиям ребята были непривычны. Откуда в городе на берегу Волги могли взяться крутые горки.

– Есть на Волге утес! – хмыкнул Витька Безруков, почесывая в затылке.

А здесь… бегут-бегут в подъем, сбивая вчистую дыхание и загоняя пульс под небеса, и вот она заветная вершина. Складываются, пригибаясь к коленям, в надежде отдохнуть и хоть немножко отдышаться. Да не тут-то было. Спуск оказывался таким крутым, что это было не самым лучшим временем для расслабления.

– Ой, мамочки! – картинно развел руками Игорь Петров. – Ой, держите меня! Улечу!

Чуть кто зазевается, так его подкинет, что потом мало не покажется. Лицо в снегу, перед глазами круги бегают, и никакого желания бежать куда-то дальше.

– Говорила мне мама, чтобы ехал я на юг…

Но надо вставать, положение обязывает. И встают, проклиная все на свете, особенно тот день, когда в первый раз встал покататься на лыжах, и, стиснув зубы, карабкаются на новую гору…

– Надо больше каши есть! Надо больше каши есть…

Но только сами гонки показали всем нечто непонятное. Хозяева с такой скоростью гоняли по сложным горным трассам, что Рэм невольно думал о возможности явных подстав.

– Лихо девки наши пляшут… – скептически качал он головой.

Ну, не может, пусть даже очень одаренный парнишка их лет показывать такие результаты. Ладно, один вундеркинд нашелся. Но чтобы вся команда? Пусть его извинят, но так не бывает.

«Может быть, у нас инвентарь и не самый лучший, и слегка устаревший, – крутилось в голове у Рэма, – но столичные команды экипированы не хуже свердловчан, однако мы с ними соревнуемся на равных». Эти вопросы волновали и мучили не только его.

– Да не переживайте вы так, ребята, – успокаивал их опытный и много повидавший на своем веку тренер. – Это обычная практика, – продолжал он с иронической усмешкой на губах. – У себя хозяева с блеском выигрывают, а следующие соревнования обязательно провалят. Потому что там их, если что-то не так, быстро выведут на чистую воду…

Поэтому туда они поедут уже с собственными воспитанниками и покажут свой собственный потенциал. Хозяева у них просто не могут не выиграть. Но это все хитрые игры вышестоящих начальников. И их это пока не касается. Пропустить вперед хозяев и три столичные команды они еще могут. А вот проигрывать остальным было бы нежелательно…

Поставленную тренером задачу ребята с честью выполнили, даже заняв в одной из гонок призовое второе место, чем немало удивили всех остальных и заставили относиться к себе с уважением. Ходили именинниками, а соседи-соперники поглядывали на них уже с некоторой опаской.

Спорт спортом, а учеба учебой. Будущие курсанты высших военных училищ настойчиво и усиленно занимались методической подготовкой, готовя себя к будущей командирской деятельности.

Как научиться четко и грамотно командовать?

Вопрос был не из самых легких. Рэм, постоянно исполняя обязанности командира отделения, пытался нащупать свой, только ему одному присущий стиль руководства подчиненными.

У каждого человека, конечно, своя дорога в жизни. В последнее время Рэм почувствовал, что его пути стали вдруг расходиться с дорожками своего закадычного друга Юрки. Все между ними было хорошо, пока новый командир второго взвода не назначил Кускова своим заместителем.

С этого дня дела пошли не так, словно между ними пробежала черная кошка. Юрка начал трактовать некоторые положения устава чересчур однобоко. Выходило, что командир, то есть в данном конкретном случае он, всегда прав. Рэм как-то попытался поговорить с другом:

– Юра, послушай, нельзя же так жестко относиться ко всем сразу. Если ты что-то сказал, то на этом проблема закрылась сама собой. Мне кажется, что к некоторым вопросам службы не мешало бы подходить как-то человечнее, что ли. Вот, если парень не может сегодня заступить в наряд? Болен он чем-то, не в настроении – письмо из дому получил не совсем хорошее. Надо же в этом сначала разобраться. А ты ему сразу: «По графику – ваша очередь!» и точка. Или же взять твое коронное выражение: «Я так решил и все!». А что все-то? Проблема же осталась нерешенной. Может быть, ты, и на самом деле-то, не прав. Выслушай человека, подумай. И, если надо, измени свое решение. Ты же не крокодил, что только вперед ползет, а ходу назад не приемлет. Будь, пожалуйста, чуточку погибче. Надо в каждом, прежде всего, видеть живого человека, а не штатную единицу из списочного состава…

– Нет, – Кускову явно не нравилась тема разговора, – если решение принято, то менять его уже нельзя. Это подрывает авторитет командира. У подчиненных подспудно возникает провокационная мысль о том, что любой приказ можно оспорить, начинаются просьбы, уговоры, пререкания…

– А если человек, действительно, не может?

Друг нахмурился, набычился, выкатил ставшие жестоко-безразличные ко всему серо-зеленоватые, помутневшие от злости глаза.

– В армии нет слова «не могу». Существует четкий и ясный ответ «есть».

Чуть наклонив голову вбок, Рэм многозначительно прищурился:

– Но если приказ отдан заведомо неправильно?

– Командир не может ошибаться, – уперся на Юрка своем. – В армии командир всегда прав…

И баста! Разговор окончен.

– Да ты, Юра, мне тут еще про статью первую дисциплинарного устава расскажи, – Рэм кисло улыбнулся и внимательно посмотрел на закусившего удила друга. – Ту, где написано: «Командир всегда прав» и статью вторую – «…. если командир не прав, смотри статью первую», где ясно сказано, что командир всегда прав.