скачать книгу бесплатно
– Хорошо, предположим, можно согласиться с тобой, когда ты одергиваешь государя, от имени которого грек Юрий будет вести переговоры с римским королём Максимилианом, чтобы твой супруг не продешевил, выдавая замуж наших драгоценных дочек… Подчеркиваешь особое достоинство нашего с тобой брака, Господь с тобой… Вот слушай – здесь… «Ежели спросят, намерен ли великий князь выдавать свою дочь за маркграфа баденского, то надобно ответствовать, что сей союз не пристоен для знаменитости и силы государя русского…
– Дозволь окончить фразу и сделать соответствующие пояснения… – Софья надменно прервала чтение наставительной грамоты Юрию Траханиоту, и продолжила по памяти слово в слово. – …государя, брата древних царей греческих, которые, переселившись в Византию, уступили Рим папам… Понимаешь, что я вложила в слова, отнесённые к тебе: «брат древних царей греческих»?
Государь развеселился и непринужденно расхохотался:
– Ну, скажи, какой я брат древних царей греческих, если у меня братья – обычные доморощенные князья?..
Софья нахмурилась, и всё с той же непреходящей надменностью мстительно пояснила:
– Братом греческих царей ты, Иван, стал через свой династический брак со мной, греческой царевной из знаменитейшего императорского рода Палеологов. Брат древних царей греческих означает, что ты, Иван, равный по значению могущественным византийским императорам, их династический преемник. Именно, твой династический брак на царевне греческой Софье Палеолог, дочери Фомы Палеолога, брата последнего византийского императора Константина Одиннадцатого, даёт тебе законное право называть себя братом великих греческих царей… Запомни раз и навсегда, Иван, не Елене Волошанке и не Дмитрию-внуку принадлежит герб Римской империи, а мне и твоему сыну Василию-Гавриилу… Или ты позабыл видение моё святителя Сергия перед самым его рождением, когда у нас с тобой получались одни только дочки… Одну Елену уже в младенчестве взяли на небеса ангелы… Судьбы взрослых дочерей, другой Елены и Феодосии, мы с тобой уже устраиваем… Но чего стоят жизни и судьбы всех твоих детей, если ты надумал отдать престол не Василию-Гавриилу, а Дмитрию-внуку?.. Ведь молдавские господари не годятся даже для подошв сапог византийским царям…
– Ну, опять ты за старое, Софья… – недовольно покачал головой государь и снова поморщился.
– А как ты думаешь, каково будет положение наших дочек на немецкой земле в Священной Римской империи, если не Василий-Гавриил будет сидеть на престоле, как законный монарх, «брат древних царей греческих», а выскочка Дмитрий-внук, их плебейского рода господаря Стефана Молдавского… Самая жалкая судьба будет у твоих дочерей на немецкой земле, ибо там всегда будут помнить, что «брата греческих царей» Василия ты отстранил от престола, посадив туда Дмитрия на радость иудеям всего мира, в жилах которого течёт иудейская кровь по матери Елене… Или ты, Иван, всё же из Москвы решил устроить не «Третий Рим», а «второй Иерусалим»?
– Хватит нести чепуху! – гневно грохнул государь кулаком по столу. – Хватит…
– Почему же хватит?.. – не унималась Софья с тем же надменным презрительным выражением лица. – Я желаю счастья своим дочерям, а не их погибели в немецкой земле, жалкой участи, если их брата Василия бояре во главе с Патрикеевым и Ряполовским ототрут от престола, куда они подсаживают изо всех сил сморчка-внучка государева Дмитрия… А я назло всем твоим боярам, даже тебе назло, Иван, внушаю своему сыну-первенцу Василию-Гавриилу самое высокое мнение о своём высочайшем происхождении «брата древних царей греческих», своих самых законнейших династических правах и родовых преимуществах над отпрыском Елены Волошанки, Дмитрием-внуком…
Государь только горько качал головой, обхватив голову двумя руками, тревожно думая о том, куда заведёт ненависть супруги к её династической сопернице Елене Волошанке с малолетним княжичем Дмитрием… Чтобы как-то отогнать тяжелые мысли, снова взял в руки наставительную грамоту греку Юрию и решил отыграться на опытной византийской интриганке Софье.
– А вот это уже без моего ведома вставлено… Мы с послом Поппелем договаривались о женихе для Елены – саксонском курфирсте Фридрихе, а вот, оказывается, её мать желает устроить судьбу дочери со зрелым королем Римским, вдовцом Максимилианом, чтобы поближе к любимому Риму оказаться… За вдовых пожилых королей как-то грешно дочек отдавать
Софья надменно передернула плечами и прошипела:
– …Да, король Максимилиан – вдовец, но не старик…
– Ну, конечно, песок ещё не сыпется… – и со смешливыми огоньками в очах стрельнул в скисшую супругу. – …Или уже песочек просыпается у вдовца?.. Впрочем, может, по собственному подобию партию Елене подбирала?.. Ведь тоже выходила за вдовца Ивана… – И уже с дерзким вызовом и злостью ко всему в этом нечистом мире. – Всем миром, что с нашей стороны, жениховской, что с твоей, невестиной, вдовство государю лепили… И вылепили всем миром вдовство государю Ивану… А по моему разумению, не гоже играть со счастьем девичьим дочек наших, устраивая судьбу с иноземными вдовцами… Может, и взаправду, у старого вдовца песо промеж ног уже сыпется, а ты за него дочку-красавицу предлагаешь… И всё под тем соусом, чтобы обойти Дмитрия-внука и посадить на престол «брата царей греческих» Василия… Как с престолом решу, так и будет… А с замужеством как бы осечки не вышло… Не нравится мне идея устроить брак с королем Максимилианом, – одно дело союз с ним, а другое брак…
– Не будет осечки с королём… Юрий знает, как с ним вести, какую политику держать…
– Я бы эти слова из наставления выкинул… Вот, читаю: «А буде император пожелает сватать нашу княжну за сына своего, короля Максимилиана: то ему не отказывать и дать надежду…» Может, шут с ним, с королем-вдовцом?.. Не нравится мне, что мы набиваемся, словно заримся на его королевство устройством брака дочери…
Софья всё же настояла на своём и оставила текст наставительной грамоты неизменным. Уломала супруга необходимостью брака дочери с римским королем, что отвечало её перспективным интригам посадить на престол с помощью «византийской партии» сына Василия и отодвинуть, назло боярской думе и «иудейской партии», Дмитрия-внука…
На «королевские издержки» греку Юрию, доверенному личному порученцу Софьи, были даны 80 соболей и более 3000 белок. Вскоре, отбыв из Москвы в Любек и Франкфурт, Юрий Траханиот был представлен римскому королю Максимилиану. Вручил будущему союзнику и жениху дары великокняжеские: сорок соболей, шубы горностаевую и беличью, множество белок. Суть переговоров держалась втайне от случайных ушей, но есть все основания считать, что по линии своей повелительницы Софьи грек Юрий вёл линию на брак Максимилиана и Елены, а по линии государя Ивана линию на союз против Казимира, аналогичный союзу с венгерским королем Матфеем (который незадолго до этого времени умер).
После смерти славного короля Матфея венгерские вельможи согласны были избрать на его место Владислава, государя богемского, в досаду не только короля Максимилиана, считавшего себя законным наследником Матфея, но также и русского государя. Данное обстоятельство явно способствовало союзу двух властителей: Максимилиан готов был пойти на завоевание Венгрии, а Иван – на завоевание древнерусских земель Литвы своего давнего врага Казимира, который становился и врагом своего союзника и возможного «зятя».
В Москву Юрию Траханиот возвратился с новым послом короля Максимилиана, Георгом Делатором. К радости Софьи и удивлению Ивана посол выразил желание вдового короля стать зятем Ивана и Софьи. Правда государя насторожила лукавая просьба щепетильного вдовца: он хотел лично видеть юную княжну Елену и, даже не сообразуясь с королевскими правилами и государевыми обычаями, спрашивал о размере и цене московского приданого.
Услышав о том, великая княгиня только надменно фыркнула, вспомнив недовольство государя устройством этого брака. А тут ещё – унизительная просьба показывать невесту, да к тому же крохоборская издёвка иноземца справляться о цене приданого невесты. Софья нутром опытной интриганки тоже почувствовала что-то не то…
Ответ «зятю»-королю от тестя и тёщи был более чем достойным и состоял в учтивом отказе «показывать» невесту. Ученые дьяки-дипломаты во главе с Федором Курицыным объяснили послу Делатору, что какой стыд для отца и матери невесты, если бы сват и «зять», посмотрев на невесту, отвергнул бы её.
Софья велела передать послу следующие гневные слова государя:
– Мог ли знаменитый государь московский, «брат древних царей греческих», с беспокойством и страхом ждать, что слуга иноземного властителя скажет о его дочери…
Но и это было не всё. Надменная великая княгтняСофья велела дьякам-дипломатам:
– Изъясните также невежественному послу Делатору, что венценосцам неприлично торговаться о приданом… Что великий князь без сомнения назначит приданое по царскому достоинству жениха и невесты… Но уже после заключения брака…Что надобно согласиться прежде всего в деле важнейшем, а именно, чтобы русская княжна, будучи супругой короля, не променяла веры греческой, имела бы в той земле короля церковь греческую и православных священников…
Для последнего великая княгиня требовала уверительной записки короля государю, но посол категорически отказался устраивать подобным образом брак, поскольку на подобные дела он не получил соответствующих полномочий. И набрал в рот воды, чтобы речь не заходила о браке
Но союзный договор между римским королем и московским государем был всё же подписан и гласил:
«По воле Божьей и нашей любви мы, Иоанн, Божией милостью государь всея Русии, Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Югорский, Вятский, Пермский, Болгарский и проч. условились со своим братом, королем Римским и князем Австрийским, Бургонским, Лотарингским, Стирским, Кринтийским и проч. быть в вечной любви и согласии, чтобы помогать друг другу во всех случаях. Если король Польский и дети его будут воевать с тобою, братом моим за Венгрию, твою отчину; то извести нас, и поможем тебе усердно и без обмана. Если же и мы начнем добывать великого княжения Киевского и других земель Русских, коими владеет Литва, то уведомим тебя, и поможешь нам усердно. без обмана. Если и не успеем обослаться, но узнаем со стороны, что война началась с твоей или моей стороны, то обязываемся немедленно идти друг другу на помощь. – Послы и купцы наши да ездят свободно из одной земли в другую. На сем целую крест к тебе, моему брату… В Москве, в лето 6998 (1490), августа 16».
Союзный договор такого содержания был подписан в «совсем последних временах», через 5 месяцев после гибели Ивана Младого, за 8 месяцев до ареста Андрея Большого…
Сей первый договор с германской землёй, с Австрией, написанный на хартии, был скреплен золотой великокняжеской печатью. Государь пожалова посла Максимилиана, Георга Делатора в «золотоносцы», то есть в знатную персону, имеющую знаки отличия в виде золотых украшений, дал ему золотую цепь с крестом, горностаевую шубу и серебряные шпоры, в знак рыцарского достоинства.
Посол, словно что-то зная наперед, набрав по-прежнему в рот воды, когда его возвращали на брачные круги, поднес великой княгине Софье, «тёще» от «зятя» в дар весьма странный символический королевский подарок: серое сукно и попугая.
Не исключено, что подарок попугая «тёще» был посольской импровизацией остроумного посла Делатора, подчеркивавшего вторичность суждений римлянки и говорящей то, что надобно государю Ивану. «Попугаем» и в заморских странах неодобрительно называли тех, кто повторяет чужие слова и мысли, не имея собственного мнения и суждения. «Попугайничать», по мысли посла, вообще было «болтать зря»: вот и «теща» Софья «болтала зря» о династическом браке дочки, а посол на этот счёт предусмотрительно набрал воды в рот. Подарок-то символический «тёще» был, оказывается, ещё с подначкой и издёвкой.
Как-то, сразу после отбытия из Москвы королевского посла с союзным договором», проходя мимо покоев своей супруги, государь услышал нечеловеческий голос озорного попугая:
– Зять Макс – король!
Государь не знал, кто такой штучке научил попугая – посол или супруга венценосная, но весело и от всей души расхохотался. Но своим хохотом заставил опечалиться великую княгиню, денно и нощно пекущуюся о том, как бы выдать дочку за короля и посадить на престол своего сына Василия на, законного «брата древних греческих царей».
Только через значительное время государь услышал из покоев великой княгини другой выкрик ученого попугая:
– Зять Макс – дурак!
Хотел было рассмеяться государь, да саданула под сердце лихая мыслишка: «Чего смеяться-то?.. И с браком дочки, и с союзническим договором кинул их «зять Макс-король», совсем не дурак оказался, за дураков других держа, требуя невесту показать и узнать цену приданого… Прав ты был, государь, на корыстную римлянку, позарившуюся на тверское приданое и пошедшую на подлог византийский, найдётся ещё более корыстолюбивый и наглый… Хорошо хоть на корону не купился по дешевке государь, брат древних греческих царей…»
Несколько ещё было посольств от государю Ивана к королю Максимилиану и ответных… От доверенного Софьи, грека Юрия Траханиота, на нескольких языках говорящего, отвезшего дары великого князя и великой княгини – 80 соболей, камку и кречета – и договор, для одобрения и клятвенного утверждения узнали следующее. Римский король поначалу завоевал многие места в Венгрии, договор готов выполнять, но о сватовстве уже не говорит ни слова.
Дальше – больше… Посол Юрий вернулся в Москву 30 августа 1491 года с подписанной королем Максимилианом союзной грамотой, которую государь тут же приказал отдать в хранилище государственное. Однако с глазу на глаз Юрий передал государю, что до него дошли слухи, что вдовец Максимилиан, долго не имев ответа от великого князя, в угождение своему отцу-императору Фридриху уже помолвился с княжной бретанской…
Государь пересказал Софье содержание этого разговора с Юрием и в сердцах бросил:
– Какого же ответа же ждал король, коли посол Делатор сказал, что не уполномочен вести переговоры о браке…
– Как в рот воды набрали что посол, что «зять»-король… – презрительно цыкнула великая княгиня. – …Но мы их выведем на чистую воду…
– Как ты их выведешь на чистую воду?.. – устало и безмятежно спросил государь.
– …Заставим лгать и объясняться… объясняться и лгать… это унижает и уничтожает королевское достоинство… – с угрозой в голосе промолвила Софья.
Действительно, государь на этот счёт ничего не предпринимал, но Софья по своим каналам через греков и латинян вынудила всё-таки объясняться «короля Макса».
Король римский вторично прислал посла Делатора. Посол в извинительных выражения умолял великого князя и великую княгиню не досадовать за помолвку «зятя Макса» на принцессе бретанской и рассказал длинную историю в оправдание недостойного королевского поступка.
– Король римский Максимилиан… – закатывал мученически глаза хитрый посол. – весьма желал чести быть зятем великого князя; но… – посол выдохнул со стоном раненой души и поверженного ниц сердца. – …Бог не захотел этого… Разнесся в Германии слух, что я и послы московские год тому назад, отплыв на двадцати четырех кораблях из Любека, утонули в штормовом бурном море…Король наш думал, что государь Иван не сведал о его намерении вступить с княжной московскою. Дальнее расстояние не дозволяло отправить нового посольства, и согласие великого князя было ещё не верно. Между тем время текло. Князья немецкие требовали от императора Фридриха, чтобы он женил своего сына-короля, и предложили в невесты Анну Бретанскую. Фридрих убедил Максимилиана принять её руку. Когда же король узнал, что мы живы и что княжна московская могла быть его супругою, то искренне огорчился и доныне жалеет о невесте столь знаменитой…»
Вряд ли сия справедливая или выдуманная повесть посла удовлетворила государя. Он не проронил после этой «печальной повести» ни слова королю или послу, но исполнил клятвенный обет заключения договора. Иван Великий сделал то, что сделал и король Максимилиан: целовал крест перед его послом, который изъявил публично совершенное удовлетворение и устную благодарность короля.
Однако Софья пожелала отдать должок и послу, и королю. Она обратилась к послу:
– Я хочу, чтобы королевский посол дал слово чести, не взирая ни на какие обстоятельства, он будет всемерно способствовать союзу между королем и государем…
Тот, естественно, дал клятвенное слово чести… Взяв с него слово, великая княгиня спросила:
– Хочет ли посол полюбопытствовать о состоянии подаренного королем ей попугая?..
– Непременно, государыня… – ответствовал посол. – Я передам всё королю о попугае.
– А вот этого не надо делать… – жестко осадила посла Софья с язвительной улыбкой тонких поджатых губ в заготовленной заранее византийской местью.
Когда они подошли к ученому говорящему попугаю, Софья обратилась к нему с пустяковой просьбой:
– Что ты хочешь передать королю Максимилиану после тех душещипательных историй короля-жениха, которые нам поведал его велеречивый посол.
Попугай победно взглянул на посла и заорал на него с сумасшедшим взором в очах, полных гнева
– Зять Макс – дурак старый! – и уже повернув голову к ошалевшему от неожиданности послу Делатору рявкнул тому в лицо. – Пшел вон, врун хренов!
После обмена посольствами уже в конце 1491 году после ареста Андрея Большого король Максимилиан некоторое время соблюдал союзнический договор с Москвой, но вскоре пошел на заключение мира с сыном Казимира Владиславом, королем Богемии и Венгрии…
Деликатный ответ государя, сообщенный королевскому послу дьяком Федором Курицыным, был таков:
– Я заключил искренний договор с моим братом Максимилианом! Хотел помогать ему всеми силами в завоевании Венгрии моего друга и союзника, покойного короля Матфея, готовился сам сесть на коня, но слышу, что Владислав, сын Казимиров объявлен там королем и что Максимилиан с ним примирился: следовательно, мне теперь нечего делать… Я не изменю своей клятве. Если брат мой решится воевать, то иду немедленно на Казимира и сыновей его, Владислава и Альбрехта. В угодность Максимилиану буду добровольным посредником его союза с господарем молдавским, Стефаном Великим…
Государь Иван тут же вызвал своего ближнего дьяка Курицына и в сердцах бросил тому:
– И договор вроде союзнический есть на бумаге… Всё скреплено клятвой… Только заметались немцы, под короля Казимира легли… Пусть лежат… И король Макс – союзник хренов, ещё тот… Хорошо я их с короной отправил на все четыре стороны…
Дьяк Курицын не был настроен шутить; сказал то, что и должен сформулировать опытный дипломат:
– После мира Максимилиана и Владислава союз короля Максимилиана с Москвой не имеет для тебя, государь, никакого значения…
– А подписанный моей рукой договор и скрепленный клятвой и крестоцелованием?..
– Договор просто не вступил в силу… – тихо, без лишних эмоций ответствовал дьяк посольский.
– Вот так-то, друг ситный, только крымский хан Менгли-Гирей оказался для Москвы единственным полезным союзником в противостоянии с королём Казимиром Литовским…
– Но ведь есть же и господарь Стефан Молдавский, о котором ты всё же упомянул, государь, в достойном ответе римскому королю… – вежливо поправил государя дьяк…
– К сожалению сват Стефан имеет больше ума и мужества, нежели сил, истощаемых им в войне с османами… – горько и сокрушенно посетовал государь… – Только не слова о моём мнении Елене… Она и так, как на иголках, сидит в Софьином враждебном окружении… Потому пока вся надежда на союзника хана Менгли-Гирея…
– Тем более, как я наслышан, от наших иудейских агентов в Крыму и Литве, хан решил построить сильную крепость на северной стороне днепровской дельты, – сказал Курицын.
– Расскажи-ка поподробнее, Федор, об этой затее хана… Не на Киев ли союзник нацелился… Может снова решил оттуда прислать дискос с потиром… например, на свадьбу дочки Елены… Хватит, не надо… Ивану младому с Еленой Волошанкой прислал – как сглазил сына… – тяжело вздохнул государь. – Ну, что там насчёт крепости хана…
– Действительно, новая цитадель Очаков – весьма удобное место для будущих походов на Литву и Польшу. К тому же известие о её возведении уже вызвало большое волнение в Польше и Литве и огромную радость литовских и польских иудеев из анти-королевской партии…
Государь раздумчиво поскрёб затылок и поделился сомнениями и смешанными чувствами относительно затеи хана:
– Да, действительно, цитадель Очаков укрепит положение хана в отношении Казимира, врага Москвы… Только тот же Очаков следует рассматривать и как постоянную угрозу Киеву и другим древнерусским землям, на которые Москва имеет свои собственные виды… Боюсь, что турки вынудят хана отдать им эту крепость… А заупрямится он или его дети, так османы силой овладеют и Руси будут кулак оттуда показывать… И бить этим кулаком долго будут, пока их оттуда не выкурят русские Иваны…
Государь всё же рассказал с постным выражением лица о конце союза с римским королем.
– Сначала помолвка с римским королем сорвалась… Вот теперь и союз… Всё один к одному… Ненадежные женихи и союзники эти твои «римляне… – поглядел сверху вниз на римлянку с таким недовольством, словно побыстрее хотел скинуть с плеч тогу с чужого плеча «брата древних царей греческих»
«Тёща» Софья, выслушав государя и по-византийски проникшись его болью властителя, остроумно и тонко отомстила королю и его послу за то, что те посчитали её не царевной и государыней, а попкой. Государь часто слышал из покоев тихо ненавидимой им великой княгини гневный и злой выкрик ученого попугая насчёт неудавшегося союзника государя, короля Максимилиана:
– Макс – не зять, не союзник и не король! Макс – дурак старый!.. А ещё жениться вздумал на молоденькой княжне, вдовец-дурак …
4. «Конец света» в 1492 (7000) году
Вот и кончились «последние времена», только вместо запланированного ортодоксами «конца света» в июне 1492 года в Литве случилась не менее значимая для Руси Московской большая перемена: в Гродно скоропостижно скончался старый 65-летний враг её, король Казимир, правивший Литвой 52 года, а Польшей 45 лет…
Казимир оставил после себя несколько сыновей. Старший из них, Владислав был королем Богемии с 1470 года, а с 1490 года стал королем Венгрии; через полтора года он удовлетворился условиями выгодного Польше и Литве заключенного мира с римским государем Максимилианом, заставив того забыть о северном союзе с Москвой и употребить все свои усилия против Франции.
Что же касается других младших сыновей Казимира, то Яна Альбрехта сразу же после смерти Казимира избрали королём Польши, а следующий по старшинству 32-летний Александр волей судеб стал великим князем литовским. В результате династическая связь между Польшей и Литвой прервалась почти на десять лет. Эта связь на радость литовских иудеев возобновится только в конце 1501 года, когда после скоропостижной смерти Яна Альбрехта королем Польши станет Александр Казимирович, оставаясь великим князем литовским, а через два года – во время победы консервативно настроенного православного духовенства над жидовской ересью! – наконец-то, в Литве были отменены все антисемитские законы… Причём здесь радость иудеев от династического объединении Польши и Литвы под началом одного властителя?.. Дело в том, что Александр, став великим князем Литвы, сразу же запретил жить иудеям в Ковно, а после своей январской женитьбы в 1495 году на Елене, дочери московского государя, изгнал всех проживающих иудеев из Великого княжества Литовского, поскольку считал чуть ли не все иудеев агентами Москвы, конфисковал всю их собственность, вынудив большинство их перебраться в Польшу.
Польша даже при покойном короле Казимире не оказывала Литве ощутимой поддержке в её противостоянии с Москвой государя Ивана и Крымом хана Менгли-Гирея; теперь же, в результате разделения двух государств Литва как противник государя и хана стала значительно слабее. Правда, несмотря на старую взаимную ненависть между государем Иваном и королем Казимиром, ни одна из сторон не хотела «большой войны». Иван Великий был хитер и расчетлив в своих многоходовых комбинациях против своего соперника, а старый малодушный Казимир в последнее время уже просто боялся своего удачливого соперника, твердого и деятельного, увенчанного чередой славных побед и на востоке, и на западе.
Казимир, испытавший на собственной шкуре давление в Литве на свою хрупкую власть сдвоенной грозной силы – «русской православной» и «иудейской» партий, что страшней возбуждаемых ими набегов крымчаков Менгли-Гирея – сумел внушить сыну Александру, что все беды в литовских землях от этих зловредных партий.
Собственно, антисемитский запрет нового великого князя Александра иудеям на проживание в Ковно – всего за три года до их полного изгнания из Литвы – совпал с резким демаршем русской партии, в лице родича князя Ивана Андреевича Можайского, верховского князя Семена Федоровича Воротынского.
Семён Федорович и его племянник Иван Михайлович Воротынские вместе с другими князьями, терпели подчинение достаточно сильному королю Казимиру, признавали его своим властителем, обязывались платить ему налоги с тем, чтобы тот был в состоянии оборонять их отчины сначала от войска хана Ахмата, а потом от крымчаков хана Менгли-Гирея. Но когда литовские великие князья фактически после смерти Казимира продали могущество объединенного Литовско-Русского государства за престол польский, то многие князья «русской православной» партии в лице самых первых – знатного рода Воротынских – решили искать себе другого защитника-господаря. Таким, естественным образом стал для них русский православный государь Московский Иван Великий.
Когда-то король Казимир сделал непростительную промашку: не поддержал претендента на московский престол Ивана Можайского, за которого ходатайствовал перед королём его тесть Федор Львович (отец воротынского князя Семена Федоровича). На эту обиду наслоились многие другие, что король отказал князьям Воротынским в защите их земель от войск ханов Ахмата и Менгли-Гирея. После того, когда великий князь Александр отказал им в поддержке в их землях, послав ему «прощальную грамоту» и сняв с себя клятвенное крестное целованье дядя и племянник Воротынские отъехали в Москву, где били челом государю Ивану своею отчиною. Чтобы показать свою преданность Москве и Ивану Великому, они заняли приступом на имя государя литовские города с русским православным населением: Серпейск, Опаков, Мещевск.
Александр Казимирович Литовский попытался разыграть «родственную карту»: с помощью родича Воротынских, сына Ивана Можайского, князя Семёна Ивановча, вместе со смоленским воеводой Юрием исправить ситуацию, отбить у Воротынских занятые ими земли и города. Действительно, Семён Можайский прогнал свояков, дядю и племянника Воротынских. Но государь Иван уже вошел во вкус «царской привычки: не любил уступать кому бы то ни было занятых на его имя городов и земель; он послал сильное московское и рязанское войско, которое отбило у Семёна Можайского города Серпейск с Опаковым. А Мещевск, так и не дождавшись подкрепления от великого князя Александра, сдался на милость государя без боя.
Семён и Иван Воротынские были не первыми отъезжими князьями в их роде Москву. Еще при Казимире, враждовавший с королем их свояк, князь Воротынский отъехал в Москву. Его примеру тут же последовали князь перемышльский и князь белевский с двумя братьями. Но то были «тихие» отъезды, когда государю московскому не доставались отчины литовские русских православных князей. Отъезд же Семёна и Ивана Воротынский из Литвы был громкий, они чуть ли не впервые в истории заняли на имя государя лакомые литовские земли и знатные торговые города.
«Вот тебе и год конца света!» – радостно воскликнул государь Иван, обнимая дядю и племянника в Москве, отломивших ему от Литвы первый знаковый кусочек древнерусской земельки. Сразу же по приезде князей Воротынских в Москву, государь послал своих воевод московских добывать – под кураж! – за можайской границей Вязьму, и воеводы легко её добыли и привели в Москву князей Вяземских. Но государю было очень важно, чтобы русские православные князья, владетели старинных отчин, не боялись московских завоеваний. Потому государь милостиво пожаловал князей вяземских отнятыми у них землями, возвратил их им с клятвенным обязательством служить ему, государю московскому, также, как прежде они служили господарю литовскому…
Такое щедрое великодушие не было без выгоды для Ивана Великого. В год «конца света» явился к нему на службу князь Михаил Мезецкий, приведя с собой в качестве пленников двоих совестливых братьев, хотевших остаться верными Литве, из-за своей клятвенной присяги королю.
Иван Великий тут же послал Александру послание со следующим содержанием:
«Что служили тебе князь Семен Федорович Воротынский, да князь Андрей, да князь Василий Белевский, да князь Михаил Романович Мезецкий, да князь Андрей Юрьевич Вяземский, и они нынеча били челом служити со отчинами: и тобе бы то ведомо было. Чтоб еси приказал своим князьям и всим своим людем, чтобы нашим слугам – вышепоименованным князьям – и их отчинам обиды от них никоторые не было».
Государь знал, что Литва, избрав после смерти Казимира в год «конца света» нового властителя Александра, уже не может располагать силами Польши, которая не имела вражды с Москвой. Потому чуть ли не сразу с вестью о громком отъезде князей Воротынских посла своих послов к своим союзникам хану Менгли-Гирею и господарю Стефану молдавскому, убедить их воспользоваться смертью короля Казимира и княжескими смутами в пользу Москвы, и воевать Литву. Пока союзники собирались, государь начал неприятельские действия против Александра: его отряды взяли и разорили Мценск, Рогачев, Хлепен, причем лично князья воротынские лег и без кровопролития завоевали Мосальск.
Жалуясь на набеги в земли великого княжества Литовского, за «шкоду» там чинимую с ведома государя Ивана Васильевича, Александр Казимирович уже желал долгого мира с Москвой, с юных лет наслышанный о величие и победах её самодержца. Важнейшим шагом на пути мира между Литвой и Москвой казалось ему супружество с одной из его дочерей. Тем более, что великий князь Александр от своих вельмож был наслышан, что устройство брака княжны Елены с королем римским Максимилианом в силу неизвестных никому причин расстроилось.
Именно в «последние миги последних времён», на грани «конца света» или даже уже за гранью «конца света» открылось в Москве гнусное злоумышление и преступление, справедливо или несправедливо приписанное виновнику Казимиру Литовскому, уже истлевающему в гробу в сырой земле.
