Тайбарей

Валерий Бронников

Тайбарей

Какая книга!!! Все дела заброшены, прямо зачитываюсь. Всё наше, северное, всё знакомо. Тут и быт, и любовь, и жизнь оленеводов, охота, рыбалка – всё, как я люблю читать. Прекрасная книга!

Тамара Сараева

Валерий Бронников родился 1 апреля 1949 года в с. Заяцкий Мыс на южном берегу Белого моря. По образованию инженер-механик по самолётам и двигателям, работал по профессии более 50 лет, автор многих произведений прозы и стихов, а также детской литературы. Член творческого объединения «Вашка».

От автора: Крайний Север России занимает огромную малонаселённую площадь, а, если учитывать Северный морской путь – это фактически центр России. Эти бескрайние просторы стремятся осваивать, развивать многие десятилетия, придумывают для северян законы, которые никак не вписываются в образ жизни и уклад коренного населения, давно освоившего эти территории и здесь проживающего, живущего по своим укоренившимся законам, по традициям отцов и дедов.

Возможно, численность населения зависит от внешних условий: лютый холод и снег зимой, короткое лето, болотистая труднопроходимая местность и много-много других факторов, которые трудно понять приезжему человеку, но являющимися родными и близкими для тех, кто здесь проживает. Изумительная красота тундры в период цветения; добрый и отзывчивый народ, живущий по законам природы, без бетона и асфальта, без нагромождений, доведённых до абсурда, автопрома; без суеты и толчеи; огромное число озёр и малых речек, наполненных различной рыбой; весной бесконечные стаи перелётных птиц, заселяющих всю тундру и острова.

Удивительно, но, кто приехал сюда даже на короткое время, прикипает к местным условиям всей душой и порой остаётся здесь на всю оставшуюся жизнь.

Эта книга о жизни коренного населения тундры.

Тайбарей

Пора бы и возвращаться домой, но охота оказалась не такой удачной, как Василий предполагал, поэтому он после трёхдневных блужданий по тундре решил пройтись по пойме небольшой тундровой речушки в поисках добычи. Нельзя сказать, что он никого не видел, попадались куропатки, оказываясь после метких выстрелов в рюкзаке. Видел он и волков, которые охотились на него, но близко не подходили, чуя пороховой запах ружья. Он и не пытался их убить, понимая, что нежелательный груз придётся нести на себе, в тундре не оставишь, где звери, не спрашивая, всё растащат и разорвут в клочья. Хотелось добыть мяса, чтоб кормить свою семью, заблудившегося оленя или лося, но они-то как раз и не попадались.

Предпочтительней, конечно, лось. За оленя хозяева тундры могут наказать, что время от времени в этом белоснежном краю случается. Это только кажется, что на много вёрст вокруг никого нет. На самом деле жизнь в тундре всегда была и продолжается, только её мера здесь совсем другая, понятия не те, что в городе. Хоть люди находятся очень далеко друг от друга, но все и обо всём знают, вести распространяются неведомым образом без средств связи и почты. А на любителя лёгкой наживы за чужой счёт может найтись винтовочная пуля. Никто и никогда в белой пустыне не будет разбираться, кто выстрелил и кого убил, просто случайная пуля, а кочующий народ сменит место стоянки, построит новый чум и будет жить, как прежде.

Обо всём этом Василий знал и старался не нарушать установленных поколениями законов. Так уж заведено: если хочешь здесь жить, подчиняйся общим законам.

Охотничьи лыжи скользили по снегу, оставляя сзади след, похожий на длинную ниточку, который в скором времени исчезал под напором трудяги-позёмки, а она, в свою очередь, вылизывала тундру и делала её сравнительно ровной и гладкой. Можно идти и без лыж, но лыжи Василий взял на случай, если разживётся мясом и тогда использует лыжи вместо саней для перемещения груза.

Речушка сильно петляла, поэтому Василий решил её пересечь, чтобы значительно срезать путь в сторону дома. Лёд на речке имелся, но сейчас он под снегом не видим, нельзя оценить его толщину и прочность. Охотник выбрал наиболее подходящее, по его мнению, место для перехода, снял лыжи и потянул их за шнур за собой.

Осторожно проверяя с каждым шагом прочность льда, Василий двинулся на другую сторону. Через две трети ширины речки подвисший лёд внезапно провалился, и охотник оказался в воде. Он не помнил, как в руке мгновенно оказался его охотничий нож, который он воткнул в лёд и за него держался.

Охотник понимал, что одежда, постепенно намокая, станет непомерной тяжестью, утаскивая тело вниз. Он, не мешкая, держась за нож, подтянулся и, быстро выбросив вперёд руку, снова воткнул его в лёд. Таким образом, помогая ногами, удалось продвигаться вперёд до тех пор, пока он весь не оказался на льду, заледенев сам, ощущая всем телом холод намокшей одежды. Так ползком он и выбрался на берег. Отдышавшись, охотник поднялся, стуча зубами и понимая, что, если он сейчас не двинется с места, тут и заледенеет. Помощи ждать неоткуда, огонь не разжечь, точнее, огонь добыть можно, спички в рюкзаке в упаковке сухие, но дров нет и быстро их не найти. Оставался один вариант: греться на ходу. Близко жилья нет, но чум оленеводов находится всего в каких-то пяти километрах. Об этом он знал и был уверен, что стойбище вряд ли куда-то переместилось.

Намокшие лыжи Василий на ноги не надел и побрёл пешком, согреваясь на ходу за счёт движения, но идти без лыж и в намокшей одежде стало значительно труднее. Выручал охотничий опыт, зная наперёд, что движение в данном случае – это жизнь, а усердия и навыков в переходе ему не занимать. Другой бы, неопытный, путник где-нибудь прилёг для отдыха, но этого делать нельзя, сморит сон. Так люди и замерзают, почувствовав, замерзая, кажущееся тепло.

Человек казался пылинкой в этом безбрежном краю снега, передвигаясь едва-едва в намокшей и подмерзающей одежде, устало запинаясь о снег, потеряв чувство времени, но твёрдо зная, куда он идёт и какова его цель. А цель сейчас впереди имелась только одна: добраться до людей, тепла и не замёрзнуть на своём пути прямо на ходу.

Сознание Василия не покинуло, он твёрдо соображал, что случилось и что он делал, даже свой нож прилежно убрал обратно в ножны негнущимися кистями рук. Охотничья привычка надеяться в одиночестве только на себя работала безотказно. Чум он увидел в сереющих сумерках на своём месте. Осталось до него дойти, но как раз это становилось делать всё труднее.

Выручил Тайбарей, хозяин чума, который, выйдя на улицу, случайно увидел одинокого путника, очень неуверенно передвигающегося по снегу, а ещё залаяли собаки, которые просто так никогда не лаяли, чтобы лишний раз не беспокоить хозяина. Оленья упряжка стояла возле чума, поэтому Илья Тайбарей сел в нарты и поехал навстречу к одинокому путнику.

Василий только и сказал ему:

– Сил не осталось, ты, Илья, вовремя.

Илья не стал ничего говорить, а погнал оленей обратно к чуму. Он не знал, что человек мокрый и усадил его сразу за импровизированный «стол», на почётное место и, как принято в таких случаях, стал хлопотать, готовя для гостя угощения.

В чум вошла в малице женщина и стала хозяйничать возле железной маленькой печки.

– Ты, Акулька, пошто в малице, скинавай, не то изжаришься у печки сама заместо рыбины, – сказал Илья и пояснил, – Моя дочь Акулина, а жена ушла смотреть капканы.

Женщина, не поворачиваясь, привычным движением сбросила малицу и осталась совсем без ничего, мгновенно ослепив задрёмывающего от тепла Василия своей сверкающей белизной тела. Девушка повернулась, сказав:

– Сейчас будет горячий чай, я быстро.

Она снова повернулась к печке, наклонившись, чтобы подбросить в очаг хворост. Акулина нисколько не стеснялась присутствия гостя и вела себя совершенно непринуждённо. Василий заметил, что её грудь свесилась двумя бугорками и была ещё совершенно по-детски не развита.

– Жениха ей нать, – сказал Илья, – А где я в тундре возьму ей жениха? Здесь даже волки и те не частые гости, появляются только тогда, когда совсем оголодают. Так и живём, проблема женихов на первом месте. Нам нужен наследник, внук, а где его взять, если в хозяйстве одна незамужняя дочь? Близлежащие женихи все или женатые, или их нет вовсе, а какие и есть являются нашими далёкими или близкими родственниками. На побережье хозяйничают англичане, скупая за бесценок наше добро, но до нас они не добираются, хотя на судне они все холостые. Ты чего не раздеваешься? – спохватился он.

– Я ещё не согрелся, случайно вымок, – ответил Василий.

– Как же я не заметил? – спохватился Илья и скомандовал:

– Акулька, посуши гостю вещи!

Акулина подошла вплотную к Василию, отчего его бросило в жар, минуту назад дрожащего от холода. Девушка стала буквально сдирать с него мокрые вещи и уносить к печке. Через пару минут он остался в одних трусах, которые категорически не разрешил с себя снимать.

Акулина дала ему меховую безрукавку, пимки и накинула на плечи что-то ещё, чего он не успел разглядеть.

– Сейчас мы с тобой согреемся изнутри, – сказал Илья, достав откуда-то непочатую бутылку спирта, – Настоящий, – на всякий случай уточнил он, – Мне тут праздновать не с кем, а одному алкоголь как-то не нужен, да и собаки этого не любят, лают даже на меня.

Пока Илья отпечатывал сургуч на бутылке со спиртом и разливал его в откуда-то взявшиеся стопки, Акулина расположила на доске, на куске бумаги, нарезанные ломтики мороженой рыбы.

– Нарезана нельма, – сказал Илья.

– Мне не объясняй, я знаю, какое на Севере самое лучшее угощение из строганины, – Василий взял ломтик рыбы.

– А раз всё знаешь, вот и будешь нашей Акульке женихом! Смотри, как она за тобой ухаживает.

– Папа, а ты меня спросил? – подала голос Акулина.

– А кто же тебя будет спрашивать? Я могу тебе предложить найти самой в тундре жениха, посмотрим тогда, как у тебя это получится.

– Ты зря, Илья, на меня рассчитываешь, у меня есть жена и есть дети, – запоздало возразил Василий.

– Я это знаю, но кто же мешает тебе жениться ещё раз, как нашему лучшему гостю? – спросил Илья, сам и ответил:

– Никто не мешает, пока здесь гостишь, будешь Акульке мужем, она тебе и одежду обратно не отдаст, пока не согласишься.

Акулина подошла вплотную к Василию, поднося кружку с налитым чаем и ставя её перед гостем. Она почти всего его обняла в охапку, прижавшись животом к обнажённой руке.

Василий от свалившихся на него забот хозяев, жаркой печки и выпитой стопки совсем разомлел. А ещё эта нежданная молодая раздетая женщина совсем замутила сознание, отчего казалось, что всё ему снится. Глаза сами собой смыкались. Ему приходилось с трудом их открывать, чтобы не стать невежей, хотя держать себя приличным гостем становилось всё труднее. Он перестал ощущать, где сон, а где явь, думая временами, что такое нежданное гостеприимство ему снится.

В чум вошла женщина, она молча скинула малицу, оставшись, как и дочь, без одежды, затем так же молча поставила на стол третью стопку, кивнув мужу, чтобы плеснул спирту и ей. Выглядела она совсем худощаво и как-то сморщено, совсем не сверкая своей смуглой кожей. Её грудь такая же тощая, как и она сама, свисала почти к пупку. Женщина не стала садиться к мужчинам, а выпила свою стопку, взяла шмат подтаявшей рыбы и повернувшись к ним худощавым, по-мужски, задом, отошла в сторону.

– Я вижу ты совсем скис, – сказал Илья, глядя на засыпающего Василия.

– Мне что-то нехорошо и знобит.

– Ничего – это от переживаний и от спирта. Сейчас Акулька уложит тебя спать, а завтра будешь, как огурчик. Мне без напарника скучно, но держать тебя возле себя не буду, понимая, что ты устал, выбился из сил и сейчас от тепла тебя разморило. Утром мы с Матрёной уедем пасти оленей, а ты останешься пока здесь за хозяина.

Мы вернёмся к обеду, а Акулька останется в чуме, присмотрит за тобой и за печкой.

Василий ничего не возражал, но и не соглашался, подчиняясь обстоятельствам. Он чувствовал себя совсем плохо, одолевало желание лечь и забыться. А как только он лёг, провалился в глубокий сон с какими-то кошмарами, чудовищами, оказавшись снова в ледяной воде и никак он не мог выбраться на берег и справится с забирающей его пучиной.

Василий не чувствовал, как Акулина его укрывала, поила каким-то отваром, наклоняясь совсем близко и доступно, но он думал, что это продолжается сон и никак не мог понять того, что, находясь в воде, Акулину видит раздетой возле себя, возле своего лица.

Ночью он ощутил, что девушка легла рядом с ним, сильно прижавшись к его телу. Не в силах побороть естественное желание Василий слился с ней в единое целое.

Всё произошло на уровне инстинкта. Акулина не сопротивлялась, а Василий каким-то чудом преодолел своё бессознательное почти немощное состояние на уровне мужчины-завоевателя. А дальше он провалился снова в сон, но уже без сновидений и кошмаров.

Утром рано Илья с женой отправились на пастбище заниматься своим огромным оленьим хозяйством. Он имел в ближайшей округе самоё большое своё личное стадо оленей, а, следовательно имел и много хлопот. Работников он не нанимал, боясь разориться, не имея в семье мужчин, а только две женщины, причём Акулина с домашним хозяйством справлялась, а к оленям почти не подходила, считая себя ребёнком на попечении отца. Илья не спорил и работать не заставлял, мечтая, если уж не обзавёлся сыном, заиметь внука, который и станет впоследствии наследником. Дело осталось за малым: найти жениха. А где его в тундре найдёшь? Праздношатающихся женихов в белой пустыне не водилось. В хозяйствах мужчины все при деле и при жёнах. Правильно доносит молва, что, заимев женщину, заимеешь и воз хлопот. Акулина, по сути, ещё ребёнок, а проблемы нависли во всей красе. Хорошо хоть Матрёна является незаменимым помощником, понимает и в пастушьем деле, и в охоте, и в рыбалке.

Илья семье ничего не говорил, но всегда надеялся, что появится на горизонте добрый молодец, присмотрит его дочку и приберёт к рукам. Правда, в этом случае семья лишается рабочих рук, но против законов природы не попрёшь.

Внук в данном случае решил бы сразу все его проблемы. Разглядев на горизонте идущего мужчину, Илья поехал к нему, как к долгожданному гостю. Всё, однако, обернулось не так, как он предполагал, но и в этом случае, думал он, можно извлечь пользу. Оленевод знал семью Василия и знал, что у него есть два сына, а это значит, что гость мужик не бесполезный, поэтому он и извлёк заветную бутылку спирта, которую прятал от жены, любительницы приложиться к зелью.

Стадо находилось на пастбище. Собаки зорко охраняли животных, как от волков, так и от ухода с выделенной территории, не давая оленям вольно разбредаться по необъятной тундре.

Илья твёрдо решил забить оленя и угостить гостя, дать ему гостинец с собой, когда тот решит покинуть гостеприимный чум.

Без мяса они не жили, но и не затаривались, оттягивая момент мясного лакомства до устойчивых морозов, чтобы природный холодильник позволял держать небольшие запасы.

Матрёну Илья отправил проверить самодельную мерёжу и освободить её от рыбы, а сам стал высматривать нужного оленя в жертву. Он прекрасно знал, какой нужен олень с самой изысканной мясной тушей. Вырастив каждого оленя самостоятельно, он без ошибки их узнавал, держа в уме все данные от его рождения и до взросления.

Акулина тоже встала рано, ещё в темноте, занявшись выстуженной печкой. Она даже одела малицу, ежась от утреннего холода. Василия она не будила, давая возможность ему выспаться. Её одолевали всевозможные мысли от первого знакомства с мужчиной и превращения из ребёнка во взрослую девушку. Всё произошло как-то машинально и быстро, что она не успела опомниться и что-то понять, а потом Василий сразу уснул, оставив её думать в темноте о произошедшем. Она не знала, слышали ли что-нибудь родители, но ничего не боялась, понимая, что всем надоели бесконечные разговоры о женихе, о её будущем и о будущем семьи. Василия, как мужа, она не воспринимала, но твёрдо знала, что сейчас он её мужчина, а, значит, и заботиться она должна о нём.

Немного справившись с печкой, Акулина подошла к мужчине, наклонилась над его лицом, но, спохватившись, быстро сдёрнула с себя малицу и снова подошла. Он спал, постанывая и учащённо дыша. Девушка положила ему руку на лоб и тут же её отдёрнула. Ей показалось, что она прикоснулась к чему-то раскалённому. Василий как-то осунулся и оброс щетиной. Закрытые глаза спрятались глубоко в глазницы. Акулина засунула руку под одеяло и потрогала его тело, которое также пылало от жара.

Она взяла его руку и положила себе на грудь. Мужчина никак не реагировал, безвольно позволяя распоряжаться своим телом. Девушка подогрела настойку и попыталась его поить, приподняв голову. Василий не реагировал. Тогда Акулина принесла чайную ложку, снова приподняла голову, усевшись вплотную к его изголовью и стала пытаться поить его с ложечки. Он не пил, но вынужденно проглатывал часть жидкости, которая попадала ему в рот.

– Надо пить, – сказала вслух девушка, – Настойка поможет тебе от жара и поможет поправиться. Твоё купание даёт о себе знать, весь простыл, даже меня не замечаешь. Смотри, какая я красивая! – она снова положила его руку на себя.

Кое-как влив в рот немного жидкости, девушка оставила мужчину в покое.

Внезапно Василий что-то забормотал, но речь оказалась такой бессвязной, что понять было ничего невозможно.

Через некоторое время Василий, не просыпаясь, стал раскутываться. Он по- прежнему пылал жаром, но теперь тепло шло и от железной печки. Ещё через полчаса мужчина открыл глаза, водя мутными зрачками из стороны в сторону, очевидно, не понимая, где он и что с ним.

Акулина легла рядом, прильнув к нему комочком под бок.

– Ты со мной, у тебя жар, простыл от купания, надо покушать.

Василий отрицательно качнул головой.

– Я тебе налью чаю с травами, немного надо выпить, – настойчиво сказала она.

– Жарко, – едва слышно прошептал он.

– Я сейчас, – девушка поднялась, намочила какую-то тряпку холодной водой и принялась обтирать его лицо, лоб, а потом и всё тело.

После процедуры Акулина насильно стала поить больного чаем, после чего Василий снова закрыл глаза.

– Я посижу с тобой, заберу твою хворь

Девушка села к нему рядом, стараясь сильно не прижиматься, чтобы не досаждать своим теплом.

– А ты красивая, – прошептал Василий, – Не повезло с женихом, видишь, какой я больной.

– Ничего, я тебя вылечу, – девушка снова взяла его руку и положила на себя.

Василий затих, дыша глубоко и часто.

Родители Акулины приехали к обеду, когда от котла с гусиным супом, стоящим с краю железной печки, исходил непередаваемый аромат, возбуждающий не только аппетит, но и поднимавший настроение. Девушка заварила чай.

Василий не спал. Он водил глазами, осматривая непривычную для себя обстановку. Похмельная память медленно к нему возвращалась. Во рту было сухо, как от похмелья, так и донимавшего его жара.

– Акулька, в санях продукты, надо прибрать, – сказал Илья.

– Накормлю вас, гостя и всё сделаю.

– Теперь это твой гость, корми его в первую очередь.

– У него жар, всю ночь бредил, сейчас немного очухался, пришёл в себя.

– Ещё бы, мужик, глядя на тебя, не пришёл в себя! – пошутил отец, – Я ко всему привык, а любому гостю ты в диковинку!

Акулина промолчала, налила в миску гусиного бульона и поднесла к Василию, который стеснялся показываться из-под одеяла раздетый.

– Я не хочу есть! – сказал он.

– Тебя сейчас никто не спрашивает, а я не хочу, чтобы ты умер с голоду, мы за тебя в ответе, – Акулина дала охотнику кусок хлеба, сама стала кормить его с ложки.

– Я встретил Семёна Лаптандера и передал с ним, что ты болен и находишься у нас, – сказал Василию Илья, – Можешь не беспокоиться, твоей семье передадут, болей здесь, сколько потребуется, здесь ты под присмотром, а Акулька тебя быстро вылечит! У нас много дел в тундре, а тут вы пока будете до выздоровления вдвоём, ты и будешь за хозяина, хотя, какой из тебя сейчас хозяин! Стопку не предлагаю, тебе пока лучше не увлекаться.

Василий созерцал раздетых женщин, непривычный к такой обстановке. Он привык, что в доме все одеты, даже если жарко натоплено. Как только он доел суп, подошла Матрёна и потрогала его лоб, свесив груди чуть ли не в его лицо.

Женщина сказала что-то дочери на ненецком языке.

– Я тебе сделаю компресс, – сказала Акулина, но сначала напою чаем и потом освобожу сани, родители опять уедут, на тебя, кроме меня, никто не будет смотреть. Удивительно, но мама что-то расщедрилась и разрешила употребить спирт не по прямому назначению, не во внутрь. Она предпочитает говорить на своём языке, поэтому не обращай сильно внимание, а русский язык она знает плохо. Сам знаешь, докторов у нас нет и лекарств тоже, лечимся без таблеток. Если уж совсем прижмёт, тогда приходится ехать к фельдшеру, а лучше всего не болеть и питаться здоровой тундровой пищей.

Василий молчал, стесняясь своего больного положения в чужом жилище. Он не смел возражать и что-то говорить, боясь обидеть хозяев, а потом промолвил:

– Я совсем забыл, у меня в рюкзаке дичь, надо сварить или вынести на холод.

Акулина сказала:

– Я всё прибрала, всё будет в порядке.

Её родители засобирались в тундру. Акулина переключила на них всё своё внимание, помогая собирать некоторые вещи, еду. Она же достала из-под шкур видавшую виды винтовку, приобретённую когда-то у басурман, шнырявших безнаказанно и вольготно у русских северных берегов якобы в поисках зверя, а на самом деле скупавших за бесценок у местных жителей меха, мясо, ягоды. Вооружённые до зубов они пользовались при случае местными женщинами и спаивали население, не имевшее в этой пустынной местности спиртное. Наутро местные мужчины не помнили, продали они свою продукцию или подарили, но иногда обнаруживали у себя вещи от обмена, например, как эта винтовка. А иначе откуда брать оружие, патроны, порох и другие товары? Ближайший магазин иногда находился за тысячу километров. Появлялось здесь и кое-что из одежды и обуви, выглядевших в этом снежном краю как-то нелепо. Материал, правда расходился в обиходе быстро. Местные рукодельницы использовали его на одеяла, пошивку малиц и примеряли кое-что на себя. Пользовались спросом и мужчины, чтобы не вырождалось местное население, состоящее из далёких и близких родственников.

Илья зашёл попрощаться:

– Приедем завтра, – сказал он, обращаясь больше к Василию, – Допьём спирт и будем обурдать с тобой строганину. А тебе, Акулька, ухаживать здесь за гостем, чтобы он остался доволен.

Илья выглядел по-походному: в малице, длинных пимах, подвязанных к затейливому поясу с цепочками, бляшками, застёжками и висевшем на нём же охотничьим ножом. Пояс подвязан так, что часть малицы свободно висела на нём вверху, образуя некоторое пространство, сохранявшее тепло для тела и для рук, имеющих возможность перемещаться из рукавов к груди для обогрева или залезания в карман. Головной убор отсутствовал. Вместо него на малице виднелся капюшон.

Нож является оружием, но и одновременно выполняет многие хозяйственные функции по обработке шкур, разделке зверя, приготовлении и поедании пищи, изготовлении деревянных саней-нарт и для многого другого. А Василию, например, он спас жизнь, являясь помощником для утопающего. Приём пищи с помощью ножа вообще отдельная местная достопримечательность. Нож не является столовым прибором, как, например, в ресторане или где-то в какой-то приличной семье, собравшейся за столом в городе. Здесь нож является собственностью хозяина, находящейся при себе и этот нож не используется при разделке пищи на кухонном столе. Он берётся в руку непосредственно при употреблении пищи, например, большого куска мяса и орудуют им непосредственно у самого рта для отрезания нужного куска. Хозяин ножа ловким движением отсекает кусок мяса у самой губы снизу-вверх и это не является каким-то исключением или искусством. Так делают все, даже дети.

Акулина, натянув малицу, вышла проводить родителей, а Василий остался лежать на своём месте.

После отъезда родителей Акулина достала спирт из отцовой заначки и приготовила всё необходимое для компресса. Затем она раскутала Василия, бесцеремонно стянула с него высохшие на теле трусы. Он не успел ничего сказать или воспрепятствовать.

– Поворачивайся на живот иначе сделаю что-нибудь не то, – сказала Акулина.

Василий послушно повернулся, а девушка принялась мужчину растирать спиртом, стараясь расходовать его в меру. Затем накинула на мокрую спину какую-то марлю и накрыла пергаментом, зафиксировав всё это прочно на спине, после этого разрешила повернуться на спину.

– Я бы не стала тебя накрывать, но поскольку ты больной, укутаю, а сама пока удалюсь, чтобы тебя не смущать своим видом.